Kitabı oku: «Наложницы ненависти», sayfa 4
Что еще нужно, чтобы отдохнуть от праведных трудов?
Недавно перестроенная спальня занимала самую большую комнату второго этажа. Правда, правильнее было бы сказать, что весь второй этаж представлял собой огромную спальню, все окна которой выходили на ровную гладь водохранилища. В ней не было ничего лишнего: вдоль стены вытянулись зеркальные дверцы шкафа-купе, один угол отдан под низенький столик и несколько изогнутых кресел, ковер с длинным ворсом, ласково щекотавший голые пятки, и невысокая кровать, на которой могло разместиться приличное количество гостей. Но предназначалась она только для двух человек.
– Инга портал построила, а у меня только одна мысль: сейчас мы из него выскочим, а «Ламборджини» или «Випер» въедут нам в бампер, – негромко рассказывала Яна, уютно устроившись в объятиях Кортеса. – Скорости дикие, мы от них отставали прилично, портала едва хватило.
Девушка рассмеялась и задумчиво отхлебнула сок из высокого бокала. Она никак не могла успокоиться и продолжала делиться впечатлениями:
– Я железку до отказа вдавила, до ста тридцати разогнались… Надо будет «Ауди» на техосмотр отвезти…
– И прикупить машинку порезвее, – пробурчал Кортес, поцеловав девушку в плечо. – На следующий год тебя будут воспринимать всерьез.
– Нет, – тряхнула головой Яна. – В ближайшее время я свою Тотошку никому не отдам. Она это заслужила. – Темные глаза девушки скользнули по стоящему на полу серебряному кубку. – А перед следующей гонкой посмотрим. Давай кубок в офисе поставим? Пока мы с Ингой не передрались, у кого он будет храниться.
– Завтра прикажу сделать стеклянный шкаф, – согласился Кортес.
– Классно! – Яна нежно провела рукой по щеке наемника. – А что мы будем делать сегодня?
– Сегодня? – Кортес зарылся лицом в густые черные волосы подруги. – Сегодня мы будем праздновать.
Яна снова рассмеялась, вытянулась в струнку под сильными руками наемника и блаженно закрыла глаза. Ей было хорошо и спокойно. Ей было просто чудесно. Самый лучший на свете мужчина был рядом… и неважно, что он еще ни разу не сказал ей, что любит.
Она и так это знала.
* * *
Третьяковская галерея
Москва, Большой Толмачевский переулок, 3 августа, пятница, 00:51
По обывательским меркам в Третьяковской галерее собралась очень странная компания.
Нет, не так.
По обывательским меркам в Третьяковской галерее собралась ОЧЕНЬ странная компания.
Мало кто из нормальных людей, исправно платящих налоги и знакомых с криминалом только по телесериалам, может представить себе, что лидеры практически всех крупнейших уголовных группировок могут собраться вот так запросто. Не для раздела сфер влияния, не для выяснения отношений, не для того, чтобы стрелять или взрывать, а просто так, попыхивая сигарами, дружелюбно улыбаясь и даже подшучивая друг над другом. Что ни говори, а все-таки настоящее искусство облагораживает, заставляя даже отпетых уголовников соблюдать приличия, принятые у нормальных людей.
А собравшиеся очень хотели походить на нормальных. Поэтому зал Третьяковки не оскорбляли разноцветные, с восхитительными золотыми пуговицами пиджаки, спортивные штаны и золотые цепи от шеи до ширинки. Собравшиеся были одеты в достойные костюмы, причем некоторые даже воспользовались галстуками, ухоженная растительность на черепах ничем не напоминала пресловутые «ежики», а нашейные украшения уступили место элегантным золотым часам и разумных размеров перстням. Попахивало хорошим табаком и дорогим парфюмом. Блатная феня практически исключалась, нецензурные выражения тем более.
Они очень хотели походить на нормальных.
А еще они знали толк в искусстве.
– Шагал, – хмыкнул один, разглядывая выставленную картину. – До сих пор в моде.
– Любишь ты всякую муть, Автандил, – вздохнул второй ценитель. – Нет ничего лучше русских классиков. Только они могут передать…
– Шагал ценится дороже, – усмехнулся первый.
– Спекулянт, – небрежно бросил еще один бандит, важно попыхивая толстой сигарой. – Тебе лишь бы прибыль, Автандил, лишь бы прибыль. О душе бы подумал.
– Ну, не понимаю я ваших русских классиков, – рассмеялся первый. – Ну, деревья, ну, грачи, чего на это пялиться?
– Красота, Автандил, вечная красота.
– Она у тебя на стенке висит, а в окно смотришь – то же самое. И в чем смысл?
– В вечности. За окном можно и баньку пристроить, а картину не перепишешь.
– Вах! Какой знаток!
– Господа, господа, – маленький мужчина с унылым носом нервно потер потные ладошки, – пора начинать, господа. Прошу рассаживаться.
Бандиты послушно разместились в креслах, расставленных в небольшом зале Третьяковки, и восемь пар глаз нетерпеливо уставились на маленького. Тот подошел к первому из пяти треножников, расставленных вдоль стены, и сдернул с него покрывало:
– Наш первый лот, господа. Поленов…
Давид Давидович Пьянтриковский занимался искусством всю жизнь. Выходец из интеллигентнейшей ленинградской семьи (папа – виолончелист, мама – музыкальный критик), маленький Пьянтриковский сызмальства познал прекрасное и по окончании престижного культурного факультета был пристроен родителями на небольшую должность в Эрмитаж. Возможно, в иные времена талант Давида Давидовича и прорезался бы, позволил бы ему сделать внушительную карьеру по линии культуры, усадил бы в теплое кресло соответствующего министерства или комитета, но, увы, в тот самый момент, когда Пьянтриковский только-только приподнялся по служебной лестнице, империя рухнула. Служить специалистом по живописи стало невыгодно и непрестижно, для интеллигентного человека, разумеется. А сомнительная перспектива восхищаться тонкими мазками мастеров без перспективы улучшения материального положения Давида Давидовича не устраивала категорически. Нужна была идея, и она, как это частенько случается с интеллигентными людьми, пришла. Ловкий Пьянтриковский вовремя смекнул, что хаос, в котором пребывал ведущий музей страны после распада империи, может быть необычайно полезен умному человеку. Воспользовавшись своим положением в Эрмитаже, Давид Давидович ухитрился умыкнуть из резервного фонда пару картин и толкнуть их старинному приятелю, давно эмигрировавшему в Америку, но не оставившему в беде несчастную родину. Бизнес завертелся. Огромные и запутанные фонды Эрмитажа не замечали мелких уколов Пьянтриковского, приятель курсировал между Ленинградом и Нью-Йорком, как дворники по лобовому стеклу, швейцарский номерной счет Давида Давидовича приятно зеленел. Пьянтриковский обрастал связями, полюбил высказываться с экрана телевизора насчет бедственного положения русской культуры и метил в директора Эрмитажа. Но приятель подкачал. Влип бывший соотечественник на таможне с поличным, и гореть бы Давиду Давидовичу синим пламенем, но жадность старого друга выручила: за две трети швейцарских сбережений Пьянтриковского он согласился взять все грехи на себя. Счастливо избежав разоблачения и переждав период пристального внимания ФСБ к своей персоне, Давид Давидович скрипнул зубами, задействовал связи и перевелся в Москву заместителем директора Третьяковской галереи, утешая себя тем, что и оставшихся денег скромному человеку хватит до конца жизни. А дети сами заработают. И было бы Пьянтриковскому тепло и сухо, да только вот уголовникам, в отличие от ФСБ улики для суда не требовались, они-то знали, что за кренделя прислала в Москву Северная Пальмира и дождавшись, пока Давид Давидович обживется на новом месте, сделали чисто конкретное предложение. Реально. Насмерть перепуганный Пьянтриковский поначалу даже отказывался, но заложенная родителями тяга к прекрасному взяла свое. Тем более что бандиты лучше его знали, что времена изменились и воровать с прежним размахом не получится. Теперь Давида Давидовича никто не торопил, он сам выбирал удобные моменты, подменивал, списывал или просто крал картины и, поднакопив несколько холстов, устраивал аукцион, зарабатывая весьма неплохие суммы. Банковский счет вновь покрылся зеленью и единственное, что не устраивало Пьянтриковского, было желание бандитов проводить аукционы непременно в стенах Третьяковки – по выпендрежности московские уголовники могли дать фору любому колумбийскому наркобарону. Хотя, с другой стороны, хотят, ну и хрен с ними! Любители, черт бы их побрал, живописи!
Сам Давид Давидович живопись недолюбливал. Он уважал преферанс.
– Теперь, господа, – Давид Давидович в предвкушении потер руки, – главная жемчужина сегодняшнего аукциона! Одно из величайших полотен… – он усмехнулся, – трагически погибшее в подвале Третьяковской галереи во время аварии теплоэлектроцентрали.
Господа, оценив тонкий юмор Пьянтриковского, деликатно заржали.
– На ваш суд предлагается знаменитый шедевр Алира Кумара «Вспышка страсти». – Давид Давидович притворно вздохнул: – Не далее как вчера я имел честь лично общаться с гениальным Кумаром и вынужден отметить, что мастера весьма опечалила гибель этого полотна.
Ржание усилилось.
– Но он обещал поддержать российскую культуру и передать в дар Третьяковской галерее еще одну или две картины.
Бандитское веселье достигло апогея. Давид Давидович умел выстроить мизансцену.
– А пока разберемся с этой.
Пьянтриковский эффектно сбросил ткань, прикрывающую холст. Уголовное ржание заглохло: мастерство художника произвело на них впечатление. На полотне был изображен сонный ночной луг, темное небо прорезалось вспышками молний, одна из них подожгла стог сена, из которого торопливо выскакивали смеющиеся полуодетые любовники. Гениальному Кумару удалось настолько тонко передать сцену, что казалось, разгоряченная, озорно хохочущая девушка вот-вот ворвется в переполненный бандитами зал.
– Отчего же все-таки загорелся стог? – пробормотал Автандил, не отрывая взгляд от картины.
Давид Давидович молча пожал плечами – ему было все равно.
– «Вспышка страсти»! Начальная цена…
– Я же сказал, что если ее нет на месте, значит, ее просто перевесили!
Двери распахнулись, и собравшиеся изумленно уставились на вошедшего в зал невысокого, абсолютно лысого толстяка, наряженного в оливковый костюм, алую рубаху и желтый галстук. Ботинки клоуна были белыми, в красный горошек, а на пальцах, как привычно отметил бывший карманник Автандил, болталось небольшое состояние.
– Вот она! – Пришелец пошатнулся, но удержал равновесие и победоносно ткнул указательным пальцем во «Вспышку страсти». – Я же говорил, что найду! Идите все сюда!
Толстяк рыгнул и по залу деликатно скользнул легкий аромат коньяка, пребывающего в первой стадии переработки. Пьянтриковский таращился на пришельца в совершеннейшем ступоре. Реакция остальных бандитов мало чем отличалась.
– Клянусь потрохами Спящего, пьяный конец всегда найдет то, что ему надо!!
Давид Давидович вздрогнул.
В дверях появились очередные гости: ЧЕТЫРЕХРУКИЙ здоровяк и жилистый, покрытый татуировками коротышка в кожаных штанах, жилетке и красной бандане. Несмотря на крайне неуверенную походку, они умудрялись поддерживать между собой третьего, плотного брюнета в элегантном костюме.
«Не поддерживать, – машинально поправил себя Пьянтриковский, – а тащить».
Передвигаться самостоятельно брюнет был не способен. Замыкал шествие еще один черноволосый: тощий, как спица, мужчина в расстегнутой почти до пояса рубашке. Его заплетающаяся походка показывала, что он пребывает в той же степени опьянения, что и опередившие его гости.
– Я устал, – пожаловался коротышка.
– Цыц! – прохрипел четырехрукий. – Мы пришли.
С их появлением, помимо коньяка, запахло виски, текилой и водкой.
– А почему здесь челы? – проныл обладатель красной банданы. – Птиций, зачем здесь челы?
– Откуда я знаю? – пробубнил толстяк. – Экскурсия у них.
– А они нас не видят? – поинтересовался коротышка.
– Ни черта они не видят, – буркнул брюнет в расстегнутой рубашке. – Инга морок навела.
– А почему они на нас смотрят?
– Они на «Вспышку страсти» смотрят. На кой ляд ты им сдался?
– Зачем они смотрят?
– Нравится.
– А почему они молчат?
– И ты заткнись. – Брюнет вытащил из кармана брюк банку пепси-колы и попытался вскрыть крышку. Неудачно.
– Так, картину нашли, – провозгласил толстяк. – Теперь будите поэта!
Четырехрукий и коротышка закрепили ношу в вертикальном положении и потрепали по щекам:
– Захар! Захар, мы в музее!
Голова поэта мерно покачивалась от одного приятеля к другому, но и только. Просыпаться Треми не желал. Брюнет боролся с банкой, толстяк с сомнением взирал на его вихляющуюся фигуру.
На обалдевших уголовников никто из пришельцев не обращал никакого внимания.
– Какого… вашу… здесь происходит? – первым пришел в себя Автандил. – Вы кто такие?.. И какого… здесь потеряли? Жить надоело?
Все остальные господа резко выдохнули, а кто-то даже нервно хихикнул: гневная, хорошо понятная речь вернула им способность соображать. Все хорошо, все продолжается, это не полиция, это какие-то хулиганы, которым крупно не повезло. А то, что у одного их них ЧЕТЫРЕ руки, так это фокус такой. Хе-хе-хе…
Тем более что… Воздух в зале на мгновение подернулся странной рябью и тут же снова стал прозрачным. Пьянтриковский снова посмотрел на подозрительного здоровяка и убедился, что у того ДВЕ руки. Две! Уф… У страха глаза действительно велики.
– Что, спрашивается, наши телохранители делают на улице? – пробормотал Автандил. – Поубиваю скотов!
– А вы чего заткнулись, кретины? – прикрикнул другой бандит на пришельцев. – Ну-ка колитесь, кто такие?
Нежданные гости переводили ошарашенные взгляды с одного уголовника на другого так, словно только что заметили их.
– Чего молчите?
– Инга! – завопил толстяк. – Инга!!
В дверях зала появилась тоненькая рыжая девушка, которую обнимал за плечи короткостриженый парень.
– Ну, чего тебе?
– Инга, ты же сказала, что навела морок!
– Я навела.
– Они нас видят!! – Толстяк трагически обвел рукой бандитов. – Эти уроды нас видят! Что ты наделала?
– Ты кого уродом назвал, пузо?!
– Опс! – Рыжая слегка покраснела. – Я… я, если честно, навела морок на тот зал, где должна была висеть картина… я…
– Но мы же оттуда ушли! – Толстяк проигнорировал оскорбление кого-то из бандитов, все его внимание было сосредоточено на Инге.
Девушка растерянно оглядела уголовников, Пьянтриковского, картину на треножнике и наконец остановила беспомощный взгляд на своем кавалере.
– А надо было предупреждать! – взял слово короткостриженый. – Взяли моду шляться по всему музею! Что, Инга должна за каждым из вас бегать? У нее своих дел полно!
– Вы о чем базарите, лохи?
– Да заткнись ты!
– Знаем мы ваши дела!
– Не надо было тискаться по углам!
– Я девушку в музей привел!
– Между прочим, впервые в жизни, – быстро вставила Инга.
– Мы смотрели картинки!!
– Да я вас перестреляю к ядрене-фене!
Давид Давидович вытирал быстро потеющий лоб то одной, то другой рукой:
– Господа, пусть кто-нибудь позвонит телохранителям! Пора заканчивать этот балаган!
– О-о! «Вспышка стр-р… асти»!
Все резко замолчали. В наступившей тишине очнувшийся Захар оттолкнул Мубу и подошел к треножнику.
– Великая кар-рт… ина.
Он покачнулся, схватился рукой за треножник и отыскал глазами Ингу:
– Дор-рог… ая, для тебя:
Как поднимающийся с озера туман
Печально тает в небе бесконечном,
Я растворяюсь в восхищенье к вам,
К глазам, таким изысканно прелестным…
///
– Что они там делают? – спросил Крутополк.
Гореслав, отправленный посмотреть, что происходит в зале, задумчиво почесал подбородок:
– Кровосос читает рыжей стихи.
– А челы?
– Слушают.
Крутополк покосился на хмыкнувшего Велемира и решил:
– Подождем.
В отличие от пьяной компании люды не забыли включить наводящие морок артефакты и теперь, не видимые никому, спокойно разместились в соседнем зале.
///
Несколько позже, во время предварительного следствия, и даже на суде, и даже еще позже, на каторге, Давид Давидович не уставал повторять, что пьяный поэт специально отвлекал внимание бандитов, дабы дать возможность своим дружкам подготовить захват. Возможно, остальные уголовники придерживались такой же точки зрения, и, если это действительно так, совершенно напрасно: Захар прочел стих искренне, от души. И на пол упал, едва закончив поэму, тоже от души, а не спасаясь от пуль, как думали бандиты. Треми не был в состоянии спасаться или спасать, он вообще был не в состоянии.
И только в одном они были правы: вольно или невольно, Захар действительно выполнил функции секунданта, и громкий стук, с которым его голова соприкоснулась с полом, вызвал целую волну событий.
У бандитов не выдержали нервы. Как с грустью отметил Давид Давидович, все уголовники, несмотря на клятвенные заверения, были вооружены. В общем-то, оно и понятно – большие суммы наличными подразумевают некоторую страховку, но в данном случае готовность бандитов к непредвиденным ситуациям сыграла с ними злую шутку: Артем и компания ввязываться в драку не хотели.
Но пришлось.
Беспорядочная пальба благородных участников аукциона заставила большую часть компании последовать примеру Захара и броситься на пол. Птиций и брат Ляпсус распластались рядом с мирно посапывающим епископом, Копыто полез под треножник, Артем схватил Ингу за плечи и развернул к стене, закрывая ее своей спиной, и только Муба, несмотря на гуляющие в голове винные пары, сумел достойно представить Тайный Город в заварушке. Собственно, чего еще ожидать от наемного убийцы?
Как доказывают статистики Великих Домов, квалифицированный боевой маг может перемещаться со скоростью от тридцати девяти (люды) до сорока семи (навы) миль в час. Самыми быстрыми в Тайном Городе считались моряны, а вот хваны, с их пятьюдесятью тремя милями, занимали второе место. Впрочем, эти статистические выкладки вряд ли интересны, учитывая размеры помещения, отсутствие возможностей для разгона и многочисленные помехи в виде мебели и бандитов. По общему мнению, Мубе в тот вечер удавалось изредка достигать скорости в двадцать пять – двадцать семь миль в час. Но этого вполне хватило.
Разъяренный хван вихрем пролетел по залу, щедро раздавая удары увесистыми кулаками (всеми четырьмя) и вырывая из рук уголовников оружие. Операция заняла не более трех целых и шести десятых секунды. После чего он выдернул из-под треножника уйбуя, произвел его в помощники и, наконец, остановился.
Выстрелов со стороны бандитов больше не было.
Копыто не понял, как в его руках оказались два пистолета, но сориентировался быстро. Он вскочил на стол и, проорав: «Всех порешу, заразы!!» – пальнул в потолок из обоих стволов. На картины посыпалась штукатурка. Не пришедшие в себя после молниеносных передвижений хвана бандиты замерли. Некоторые оставались в креслах, некоторые лежали на полу, куда их отправил четырехрукий. Но все молчали. Муба поощрительно усмехнулся Копыту и поднял вверх большой палец. На нижней правой руке. В двух верхних конечностях хван сжимал пистолеты.
– Теперь поговорим по-другому.
– Вот именно! – храбро подтвердил Копыто и уточнил: – А как?
Птиций и брат Ляпсус поднялись на ноги. Захар причмокнул и перевернулся на другой бок. Бледный, как известь, Пьянтриковский жался в углу.
– А как? – повторил Копыто.
Свежих идей не было. Что делать с опешившими уголовниками, хван не представлял, а потому победивший всех Муба вопросительно посмотрел на Артема, логично ожидая от самого трезвого компаньона рассудительных действий. Наемник прочистил горло и пояснил любознательному уйбую:
– По-другому.
Затем почесал в затылке и покосился на Ингу. Рыжая, поняв вопрос, слегка кивнула и одними губами прошептала:
– Я навела звуковой морок. Снаружи ничего не услышали.
Значит, визит телохранителей, вооруженных качков, которых наемник заприметил у подъезда Третьяковки и которых подгулявшая компания миновала незамеченной благодаря наведенному Ингой мороку, откладывался. Артему полегчало.
– Ну, что же, господа, раз уж у нас все так замечательно устроилось, давайте, что ли, познакомимся.
– А что с ними знакомиться, мля, – солидно пробасил Копыто. – Этот Автандил Гори, командует бандой Риони после его смерти, наркотики и рэкет. Этот по проституции в основном…
Обширные познания уйбуя в криминальном мире челов не вызвали удивления у собутыльников: свинья везде грязь найдет. Тем более что Красные Шапки, промышлявшие в том числе мелким разбоем, пристально следили за конкурентами.
– Ну, хватит, – остановил словоохотливого Копыто Артем, когда тот начал перечислять заслуги четвертого уголовника. Наемник приятно улыбнулся участникам аукциона. – Вот мы и узнали о вас все.
– Теперь осталось узнать все о вас, – процедил Автандил.
– Ну, я, пожалуй, пойду, – промямлил Птиций, делая маленький шажок к дверям.
– Трусливый хомяк! – расхохотался Копыто.
Бравый уйбуй упивался происходящим. Мало того что он выпивал с такими известными персонами, так он еще и воевал с ними плечом к плечу и одержал победу! Мнение Копыта о самом себе стремительно подскочило.
– Я не хомяк, – с достоинством произнес Птиций. – Я управляющий. А будешь дерзить, недомерок, на порог тебя не пущу и в долг поить не стану. Никогда.
Брат Ляпсус злорадно хмыкнул. Уйбуй прикусил язык.
– Да кто вы такие, вашу…? – не выдержал Автандил.
– Мы? – Артем поковырялся в барсетке и продемонстрировал уголовникам полицейский жетон. Фирма «Шась-Принт» охотно снабжала жителей Тайного Города мастерски выполненными подделками. – Московское управление, господа, специальный отряд по охране культурных ценностей.
– Летучий, – подумав, добавил брат Ляпсус.
– Особый, – гордо выдал Копыто.
– Секретный, – пискнул Птиций.
Подытоживая вышесказанное, Захар, до того мирно лежавший на полу, согласно рыгнул. Муба вздохнул, Инга отвернулась, Артем поморщился:
– Господа, перенесите, пожалуйста, епископа вон на тот диванчик, пока на него кто-нибудь не наступил.
Птиций и эрлиец послушно подняли пьяного вампира и потащили в указанном направлении. В зале стало чуть свободнее.
– Эй, полицейский, а может, договоримся? – неуверенно предложил один из уголовников.
Копыто, до того не выражавший никаких чувств, стал активно подмигивать Артему, указывая обоими стволами на черные чемоданчики с наличными, стоящие у каждого бандитского кресла.
– Может, – легко согласился наемник. – Я как раз собираюсь вызвать нашего главного договаривателя. Господа, надеюсь, никто не будет против, если я окажу маленькую услугу одному приятелю?
Птиций и эрлиец жестами показали, что дальнейшая судьба участников аукциона им до лампочки. Инга согласно кивнула, и только уйбуй горестно посмотрел на Мубу, с робкой надеждой на то, что у главного героя будут свои планы относительно поверженных уголовников и их сбережений. Увы, хван счел предложение наемника приемлемым:
– Правильно, вызывай полицию, все равно мы сами ничего путного не придумаем.
Артем взялся за телефон:
– Алло, майор Корнилов?
///
– Что они делают? – удивленно переспросил Велемир.
– Вызывают полицию, – повторил Гореслав. – Хотят сдать челам их бандитов.
– Зачем?
– Они здесь картины воровали.
– Редкая гражданская позиция, – зевнул Крутополк и перешел к делам: – Где Треми?
– Спит на диване неподалеку от дверей.
– Крепко?
– Как Спящий.
– Вот и отлично. Заберем его, когда в зале начнется суета.
///
Андрей Кириллович Корнилов по праву считался самым известным полицейским страны. Он прославился несколько лет назад, когда возглавляемый им отдел специальных расследований объявил беспощадную войну преступным группировкам, развернувшим в Москве бандитский беспредел. И вышел победителем. Майор сумел отправить на каторгу самых одиозных уголовных лидеров, полностью разгромил несколько банд и теперь подбирался к главарю самого мощного клана – Чемберлену. У Корнилова была блестящая репутация: даже бандиты признавали, что Андрей никогда не пользовался грязными приемами, вскрывая криминальные головоломки исключительно благодаря уму и мастерству. Эти же качества позволили майору в ходе проведения очередного расследования выйти на след Тайного Города, после чего Сантьяге не осталось ничего другого, как пойти на переговоры. Так Корнилов узнал о нелюдях и с тех пор несколько раз сотрудничал с ними. Артему это было известно, а потому он решил, что маленький подарок не повредит столь серьезному человеку.
– Здравствуйте, господа. – Корнилов обвел кислые физиономии уголовников сонным взглядом и, не стесняясь, зевнул. – Догадываюсь, вам так же приятна наша встреча, как мне… – Еще один зевок. – Но что делать? Работа.
Андрей был ярко выраженной «совой», и ранний подъем, который устроил ему Артем, не вызвал у Корнилова особого восторга.
– Хочу сразу предупредить, что телохранители, которые дожидались вас на улице, временно задержаны и доставлены в ближайший участок. Автомобили пока побудут в дорожной полиции, эвакуаторы мы уже вызвали.
Зал постепенно наполнялся оперативниками и полицейскими спецназовцами с автоматами в руках. Муба, Птиций, брат Ляпсус и гордый Копыто уехали, и от всей героической компании полицию дождались лишь Артем, Инга да посапывающий на диване Захар.
– Твой парень не позволил нам вызвать адвокатов, – недовольно бросил Автандил. – Это произвол!
Корнилов покосился на Артема, тот пожал плечами:
– Откуда мне знать, кому они позвонят?
– Логично. – Майор повернулся к бандитам. – В тот момент вы еще не были задержаны, господа, и вам не были предъявлены обвинения.
– А сейчас?
– Сейчас другое дело.
– И что нам шьют?
Корнилов снова зевнул, пригладил неопределенного цвета волосы и вновь посмотрел на наемника:
– Скупка краденого?
– Я бы сказал: организация хищения национального достояния в особо крупных размерах, – предложил Артем.
– Насколько крупные размеры? – осведомился майор.
– Восемь «дипломатов» с наличными, – наемник кивнул на аккуратно расставленную у стены добычу. – Все в целости.
– Кажется, ребята, вы здорово влипли, – повеселел Корнилов и ласково улыбнулся Пьянтриковскому: – Вы тоже. Наконец-то.
Давид Давидович горестно вздохнул.
///
– Неси осторожнее, – попросил Велемир, увидев, что Гореслав слишком резко стаскивает Захара с дивана. – Вдруг он проснется?
– Не проснется, – проворчал дружинник. – Я ему «пыльцу Морфея» в ноздри вдул, будет спать до самой смерти.
– Я хочу, чтобы он видел свою смерть, – напомнил Крутополк.
– Увидит, – пообещал Гореслав. – Доза маленькая, полграмма всего. Действие прекратится часа через три.
– Это хорошо.
Крутополк в последний раз огляделся: наемник и его рыжая спутница болтают с тощим полицейским, мрачные уголовники ждут своей очереди на прием к оперативнику, спецназовцы покачивают автоматами у стен – и вышел из зала. Ему даже не верилось, что похищение кровососа оказалось таким простым делом.
///
– Боюсь даже спрашивать, что вы здесь делали, – пробормотал майор, принюхиваясь к издаваемым Артемом запахам.
– Кто «вы»? – переспросил наемник.
– Вы, вы, – пояснил Корнилов.
– В смысле, ты и все остальные, – подсказала Инга. – Господину майору любопытно.
Корнилов скептически посмотрел на рыжую.
– Ах, мы! – Артем широко улыбнулся. – Так это очень даже легко объяснить. Только вы обещайте, что поверите.
– Я постараюсь, – кивнул полицейский.
– Дело в том, что один мой друг, он как раз спит где-то неподалеку… – Наемник бросил взгляд на диван, пытаясь отыскать Захара, не заметил его и продолжил: – Так вот, мой друг пытался посвятить стихи моей девушке…
– Мне, – уточнила Инга, прижавшись к плечу Артема.
– Но у него вышла проблема с вдохновением, и мы поехали сюда.
– Зачем? – не понял майор.
– За вдохновением, – повторила рыжая. – Захару потребовалось взглянуть на «Вспышку страсти», окунуться, так сказать, в прекрасное.
– Культурный допинг, – добавил наемник. – Мы не нашли картину в нужном зале и побрели искать ее. Ну, а остальное вы знаете.
– Звучит правдоподобно, – признал Корнилов, вертя в руке зажигалку. – Стихи-то хоть написал?
– А как же, – подтвердила Инга. – Причем замечательные. Только я не запомнила ни строчки.
– Понятно. – Майор с сожалением сунул зажигалку в карман и повернулся к пустому дивану: – Ваш друг навел морок?
Артем и Инга переглянулись.
– А где Захар?
* * *
муниципальный жилой дом
Москва, набережная Тараса Шевченко, 3 августа, пятница, 02:17
– Я балдею! Балдею! – прорычал Вовчик, стискивая руками тело Вероники. – Как же с тобой хорошо! Еще! Еще!!
Сидящая сверху девушка чуть увеличила темп. Она чувствовала, что еще чуть-чуть и… Громкие стоны Сокольникова наполнили спальню. Его пальцы судорожно сдавили ребра Вероники, оставляя на смуглой бархатистой коже красные отпечатки, а затем медленно соскользнули вниз. Вовчик откинулся на спину, расслабился, пару мгновений молчал, пытаясь восстановить дыхание, а затем вытер выступивший на лбу пот:
– Класс!
– Это только начало, милый, – пообещала Вероника. – Тебя ожидает масса сюрпризов.
– Надеюсь, – хмыкнул Сокольников. – Пойдем в ванную.
Вот и все. Минуту назад: «Как же с тобой хорошо, класс», и вот теперь суховатое «…в ванную». Девушка ощутила нарастающее раздражение. Впрочем, она ожидала от Вовчика нечто подобного. Вероника послушно соскользнула с любовника, потянулась, продемонстрировав Сокольникову длинные стройные ножки и задорно торчащие вверх полушария груди и вышла из комнаты.
– Похолоднее, – по-хозяйски распорядился Вовчик, забираясь в треугольную гидромассажную ванну и беря в руки душ.
Девушка покорно повернула ручку крана, устанавливая нужную температуру и напор воды.
– Отлично! – Сокольников направил на разгоряченное тело мощную струю. – Отлично!!
Вероника подождала, пока любовник не закончит плескаться под душем, затем выключила воду, тоже забралась в ванну, присела перед Вовчиком на колени, обняла его бедра и тихонько прошептала:
– Я слышала, холодная вода бодрит…
– Еще как, – подтвердил довольный Сокольников. – Продолжим?
– С удовольствием. – Девушка губами приласкала любовника, потом медленно поднялась на ноги, нежно проведя рукой по напряженному телу Вовчика. – Ты не против маленького колдовства?
– Совсем маленького?
– Но интересного.
– Это и есть обещанный сюрприз?
– Первый из них.
– Тогда я не против.
Он попытался прижать к себе девушку, но ведьма ловко выскользнула из объятий и ласково взяла его за руку:
– Закрой глаза.
Все, что ей было нужно, Вероника изучила еще днем, когда Сокольников был на работе. Металлический карниз, на котором висела огораживающая ванну занавеска, крепился к стене надежно, четырьмя длинными шурупами и оторвать его было бы трудно. Почти невозможно. Тем более что и стены в ванной были не асбестовыми панельками, а настоящими, кирпичными, построенными на века. Девушка взяла с полки припасенные заранее веревочки и быстро привязала руки любовника к металлической трубе.
– Что ты делаешь? – Вовчик открыл глаза.
– Ты же хотел колдовства, – тихо засмеялась Вероника. – Сейчас оно будет. Поверь, тебе понравится. – Она легонько провела губами по лицу и шее Сокольникова и открыла дверь ванной. – Я скоро.
