Kitabı oku: «Нектар небес»
Вадим Плугов
Нектар небес
Посвящается всем авторам фанфиков.
Дорогие друзья!
Чтение фанфиков было для меня чрезвычайно увлекательным и во многом подвигло на написание этой истории.
Очень надеюсь и на обратное: прочтение моей книги будет интересно и вам!
Глава 1
Гул двигателей над крышей, от которого дребезжат стекла в наших потрескавшихся от времени деревянных рамах, заставляет меня очнуться от тягостного забытья и открыть глаза. Даже не смотрю на циферблат своего здорового старенького будильника, потому что и так знаю: сейчас без одной минуты шесть утра, или, как на моих наручных электронных часах, 05:59. Значит, мое время уже настало и я вступила в самый страшный в нашей стране возраст. Что должно было случиться в этот момент? Гром и молнии? Разверзнувшиеся небеса? Всемирный потоп? Нет. Ничего подобного. Все как и было до этого. Вижу в предрассветной полумгле только край подушки, стенку ящика моего тоже далеко не нового письменного стола и штору. Усилием воли сажусь на кровати. Через одну минуту позвонит здоровяк будильник с семейством медведей, идущих на водопой, изображенным на циферблате, официально известив: «Подъем!» – но этой ночью мне так и не удалось уснуть ни на секундочку, сколько ни ворочалась в постели с закрытыми глазами.
Нахожу на ощупь свои заношенные спортивные штаны, лежащие на стуле перед столом, надеваю их, затем спускаю ноги на пол и нащупываю тапки большими пальцами. Вставляю в них ноги. В этот самый момент жутким звоном, который у нас дома называют «термоядерным», звонит будильник. Я ловким, отточенным движением рук хватаю его и выключаю. Не успела выключить заранее из-за своих мрачных раздумий! Пора вставать! За окном еще не рассвело. В щели между шторами видны уже гаснущие в прорезях облаков в еще темном предрассветном небе звезды и крыша дома напротив, засыпанная листвой. За спиной за стеной слышу, как пошевелился дед. Он, конечно же, уже услышал будильник и готовится встать.
Возвращаю будильник на его место на столе и иду в ванную – точнее, в наш совмещенный санузел: ванна, умывальник, туалет. В дополнение к санузлу еще там есть стиральная машина. Дед обычно встает раньше и будит меня. Но только не сегодня. Сегодня я прекрасно встану сама, потому что за всю ночь не смогла заснуть. Похоже, дед и сам прекрасно понимает это. Стоя перед освещенным лампой зеркалом, «любуюсь» заспанной физиономией с нерасчесанной копной темных волос. Красивое лицо – гордость и счастье для любой девушки, да еще в сочетании со стройной спортивной фигурой, но в моем случае, как и множества других девчонок до меня и сегодня, и, наверное, потом, эти две важнейшие детали внешности – причина тяжелейшего психологического гнета и, возможно, страшной трагедии. Обладательница таких лица и фигуры – я, Кристина Журавлева, проживающая вместе с дедом в городе Платонин в государстве под названием Евразийская Конфедеративная Республика, возникшем на ядерном пепелище Последней мировой войны. Кто с кем воевал и, самое главное, из-за чего, никто так и не знает. Точнее, кто-то, конечно, знает, но подробности нам не говорит. Школьные уроки истории исчерпываются исключительно этой информацией. Различные регионы нашей страны, которые смогли восстановиться когда-то, после Последней мировой, были суверенными государствами – федерациями, со своими национальными валютами и собственными армиями, на разных частях погибших в войне стран, которые надо было как-то объединить, чтобы выжить, всем вместе в те тяжелые послевоенные годы. Вот их в такую страну и объединили, со столицей в Центросибирске – самом процветающем городе нашей необъятной конфедерации, которую мы между собой, в повседневном общении, называем Е-Кон. Просто и понятно. Те федерации, что существовали, давно утратили свои суверенитеты, национальные валюты и армии. Теперь все это есть только у Е-Кона, субъектами которого они стали, а название – лишь формальность. Такое знают даже дети.
Наш город является закрытым территориальным образованием, поскольку занимается созданием авиакосмической техники. Его население составляет сто пятьдесят тысяч человек, которые живут в стареньких двухэтажных кирпичных домах поблизости от градообразующего предприятия – научно-производственного комплекса «Гротель». «Гротель» – гигантская аэрокосмическая корпорация, чьи научно-исследовательские, опытно-конструкторские и экспериментально-производственные подразделения находятся здесь, у нас, на огромной и хорошо охраняемой его территории и называются научно-производственным комплексом. Под комплексом понимается объединение различных видов научно-технической деятельности в одном предприятии. Штаб-квартира корпорации находится, конечно же, в столице, но штаб-квартира этого самого комплекса располагается тоже здесь, в нашем городе, в огромном девяностоэтажном небоскребе, который острым шпилем вонзается в небо, делая при этом весь остальной город неким подобием шляпки канцелярской кнопки или тонкого гвоздика, острие которого устремляется ввысь. В ясный день небоскреб очень красиво сверкает в лучах солнца, а ясной ночью от него отражается лунный свет. Концерн производит авиакосмическую технику всех типов, а у нас в городе ее конструируют и испытывают. Целыми днями воздух дрожит от гула могучих двигателей гравилетов, один из которых столь любезно пролетел над нашим домом несколько минут назад. Только это был регулярный рейс транспортного гравилета, а не испытательный полет экспериментального. Эту любезность он совершает каждое утро, и по нему можно сверять часы, что я иногда, в частности сегодня, и делаю.
Мой отец был летчиком-испытателем этих самых гравилетов, погиб два года назад. Моя мать умерла сразу после моих родов, а бабушка, папина мама, через два месяца после папы. Не смогла принять смерть сына, обострились старые болезни, и она ушла из жизни. Ее муж и отец моего папы, мой дед, и я остались одни. Дед, один из известных в городе конструкторов авиакосмической техники, занимается тем, что создает на компьютере, или, как он сам говорит, «вычерчивает», трехмерные модели будущих гравилетов и ракет. Когда я вырасту, мне бы тоже хотелось стать как папа – летчиком-испытателем, но дед, услышав это, сказал: «Только через мой труп!» Еще он потом добавил: «Да еще в такой стране, как эта!»
Вот здесь он прав. Насчет страны. Папа погиб при испытаниях одноместного палубного гравилета-истребителя, в двухстах пятидесяти метрах от борта атомного авианосца, и все, кто был на его взлетно-посадочной палубе, и некоторые из тех, кто был в палубной надстройке, включая, разумеется, руководителя полетов, руководителя испытаний, командира авианосца и даже командира авианосной ударной группы, какого-то там контр-адмирала, прекрасно видели крушение испытуемого летательного аппарата и гибель отца. Но разрушенный пожаром и последующим взрывом гравилет упал в море и ушел под воду вместе с папой, который до последнего момента уводил его подальше от корабля, а катапультироваться уже не успел. И поскольку его тело не было найдено, он был сочтен пропавшим без вести, а значит, возможно, еще живым, что лишило нашу семью единовременной материальной компенсации по потере близкого родственника и выплат по утрате кормильца. Не хочу показаться циничной, когда речь идет о смерти отца, но деньги весьма и весьма серьезные. По крайней мере, для нас. Это окончательно добило бабушку и привело ее к смерти. Дед выдержал, а она нет. Порой мне кажется, что дед выкован из стали.
Он не оставляет попыток восстановить справедливость, доказать геройскую смерть моего папы, его сына, что в случае успеха даст нам все права на материальную компенсацию и пенсию. Успехи у деда пока отсутствуют, но он собирается попасть по этому вопросу на прием к министру авиакосмической промышленности. Однажды я сказала деду, что все его усилия ни к чему, на мой взгляд, не приведут. Дед разозлился и накричал на меня. И мне стало стыдно. Получается, что я лишаю деда памяти о сыне, моем отце, как о герое. Я, конечно же, извинилась перед дедом, и он меня простил. Он вовсе не злой. А папа лежит на глубине более пятисот метров на дне Баренцева моря, но поскольку гравилет-истребитель, на котором он погиб, был новый и, соответственно, секретный, то место его обнаружения на морском дне было еще «обработано» тяжелыми глубинными бомбами, в каждой из которых по полтонны взрывчатки. Шансы после этого найти хоть что-то оставшееся от гравилета и его пилота на том самом морском дне и хоть как-то это идентифицировать практически нулевые. Однако дед не сдается, он у меня не из таких.
Но это еще далеко не самая мрачная сторона жизни в нашей стране. Самое интересное дальше. Когда-то, еще до моего рождения, какой-то ученый изобрел способ замещения сознания в человеке. Это когда у одного человека с помощью специального прибора полностью удаляют его сознание – все-все, что он знает, думает и чувствует, оставляя чистый головной мозг, а у другого человека его сознание, то есть все то же самое: знания, мысли и чувства – этот же прибор копирует и в тот самый, им же очищенный мозг и помещает. Таким образом, из одного человека его личность удаляется безвозвратно, а личность другого помещается в его тело. Изначально так хотели продлить жизнь умирающему премьер-министру Е-Кона, который занимал тогда эту высшую в нашей стране государственную должность, чтобы не оставлять нацию без любимого ею вождя и продолжить его драгоценное правление как можно дольше. Какие только ученые не участвовали в этом: микробиологи, физики, химики, биофизики, биохимики, генетики, вирусологи и даже ботаники. Врачи были все, какие только можно, вплоть до психиатров и, разумеется, ветеринаров, потому что начинали эксперименты, как всегда, на зверюшках. Мыши, крысы, кошки и собаки вроде бы выдержали замещение сознания друг друга. А вот с людьми начались серьезные проблемы.
Выращивали клоны взрослых людей, экспериментировали над ними, и их новое, помещенное в них сознание начинало разрушаться после процедуры помещения, а старое, казалось бы уже удаленное, начинало возвращаться, поскольку не удавалось его полностью удалить, и оно давало о себе знать в жутких и чудовищных формах. Подопытные сходили с ума либо превращались в полнейших дебилов. Но клоны – очень дорогое удовольствие. Тогда экспериментировать стали на самих взрослых людях и брать для этого приговоренных к смертной казни осужденных. Результат тот же самый. Подопытных как побочный продукт просто уничтожали. После этого ученые перепробовали клоны всех возрастных групп и с удивлением для себя обнаружили, что для перемещения сознания больше всего подходят тела юношей в возрасте шестнадцати лет и семи месяцев и тела девушек в возрасте пятнадцати лет и восьми месяцев. Или самое большее на три месяца старше в обоих случаях, но не более, иначе произойдет вышеупомянутое разрушение сознания. Младше тоже нельзя. Рано еще – опять же разрушение сознания. Так родился критерий для отбора кандидатов, чьи тела могут быть пригодны для перемещения в них сознания, – «шестнадцать – семь, пятнадцать – восемь». Разумеется, стареющий премьер-министр не мог позволить себе переместить свое сознание в тело юноши в возрасте шестнадцати лет и семи месяцев, и уж тем более в тело девушки в возрасте пятнадцати лет и восьми месяцев, и в таком несколько необычном, прямо скажем, облике предстать перед народом, так же как и его министры и все их последователи.
Но зато чиновники поменьше и богачи прекрасно оценили новое изобретение и уговорили стареющего премьера создать специальную клоноферму под названием Научно-экспериментальное предприятие «Олимп совершенства», которую все называют просто «Олимп», где стали клонировать идеальной красоты лиц и фигур юношей и девушек по образу и подобию имевшихся на тот момент юных моделей и спортсменов. А их внешность генная инженерия уже тогда могла несколько изменять, чтобы не были все одинаковыми. После чего стареющие сильные мира сего просто стали заказывать себе новые тела, которые выращивали как скот на убой, но в отличие от скота за ними тщательно ухаживали и не допускали никаких физических или душевных повреждений до их «передачи» заказчику, которая происходила в специально возведенном для этих целей научно-экспериментальном комплексе с патетическим названием «Нектар небес», который все называют просто «Нектар». Говорят, тот самый премьер, при котором это все было создано, лично эти названия придумал. И ферме, и комплексу. Почему – неизвестно. Там под комплексом понимается тоже совмещение различных видов научно-технической деятельности, но главная из них – замещение сознания у одного человека с молодым телом, именуемого «изделие», сознанием другого человека со старым и (или) больным телом, именуемого «заказчик». Все это так и называется – операция замещения сознания, или сокращенно ОЗС. Молодое тело предварительно тщательно проверяется врачами на предмет отсутствия болезней и (или) повреждений. Производится это замещение при помощи двух специальных установок, напоминающих гробы или большие пеналы для помещения в них обоих тел: они герметичны, в них перед началом операции подается снотворный газ для погружения в сон находящихся в них людей, а после нее удаляется и заменяется обычным чистым воздухом. Все это управляется компьютером под строгим надзором врача-оператора, чтобы новый обладатель или обладательница юного тела был доволен или, соответственно, довольна. Мы, «простые смертные», так и зовем их – заказчики или клиенты. Сознание молодого человека и тело старого и (или) больного человека при этом уничтожаются безвозвратно. Последнее просто убивается путем мгновенного отсечения головы специальным гидравлическим ножом уже на другой установке и сжигается вместе с отсеченной головой в электропечи, чтобы не было двух людей с совершенно одинаковым сознанием. Все эти подробности рассказывали в передачах по центральному телевидению Е-Кона. Счастливый заказчик или заказчица получает новую молодую, здоровую жизнь в юном прекрасном теле, готовом ко всем, каким только можно, радостям на свете и навсегда лишенном его исконного хозяина, ну а наша страна – очень хорошие деньги за это. Но это только для очень богатых заказчиков, поскольку клон, которого надо еще выращивать, очень дорого стоит. А новую, здоровую молодость хотят и очень многие толстосумы победнее, которым надо где-то брать здоровые молодые тела подешевле.
И они берут нас. Обычных юношей и девушек возраста «шестнадцать – семь, пятнадцать – восемь», чьи тела становятся своего рода сосудами для сохранения их сознаний, их личностей, при этом наши сознания, наши личности погибают – естественно, навсегда, а заказчики продолжают жить в наших телах нормальной полнокровной жизнью со всеми радостями, присущими молодости. Новые собственники тел остаются полноправными родственниками всех своих близких, владельцами всех своих банковских счетов и всех своих материальных ценностей.
Тот самый премьер, при котором это все было создано, возвел такую деятельность в ранг закона, и с тех самых пор это стало неотъемлемой частью нашей жизни. Сам он через несколько месяцев после всего этого умер от неизлечимой болезни, которая и была изначально причиной всех научных изысканий в этой области, но дело его живет и процветает по сей день. Согласно этому закону требуется проводить регулярный отбор лиц, достигших соответствующего возраста, для улучшения национального генофонда. Все дети в школе, начиная с первого класса, заносятся в базу данных, содержащую исчерпывающую информацию об их личностях. Чтобы их лица и тела были хорошо развитыми и находились в целости и сохранности, существует целая программа Министерства здравоохранения Е-Кона.
Любое физическое насилие между детьми строжайше запрещено, нарушителей порют розгами на глазах у всего класса по голым задницам. Девочкам исключений не делают, и они в случае провинности получают наказание наравне с мальчиками. После подобных воспитательных мер желающих похулиганить не остается вовсе. Все это делается не ради приучения детей к порядку и поддержания дисциплины, а из боязни, что мы повредим наши тела и они станут непривлекательны для потенциальных заказчиков. Выпоротые задницы заживут, а вот шрамы, вывихи и переломы могут остаться, и хорошее для продажи молодое тело может потерять в стоимости и даже вовсе обесцениться, а это убыток. Но этого властям мало. Обычные уроки физкультуры у нас раз в неделю, зато в тренажерный зал, который рядом с физкультурным и не уступает ему по площади, мы ходим каждый день после уроков, как на работу. Попробуй пропусти! Там мы сгоняем лишний жир на велотренажерах, беговых дорожках и с помощью банальных скакалок. Немного занимаемся гантелями, гирями и штангой. Даже девочки! По очереди садимся друг другу на ноги и качаем пресс. Почти у всех в классе, кроме самых толстых и неуклюжих, на животах появились «кубики». У меня, скажу не без гордости, одни из лучших.
Раз в четверть проводится тщательная медкомиссия, которая выявляет недочеты в нашей внешности и дает рекомендации по их исправлению. Наш школьный физрук, по фамилии Доходин и кличке Доход, внимательно к ним прислушивается, когда говорится о телах, и ответственно им следует. Несмотря на смешную кличку, он классный специалист и один из самых высокооплачиваемых учителей в школе. С ним не растолстеешь! На медкомиссии, ближайшей к рубежам «шестнадцать – семь, пятнадцать – восемь», нас заставляют выбривать подмышки, лобки, промежности и ноги и фотографируют совершенно голыми, фотографии эти также идут в базу данных Минздрава, в дополнение к уже имеющимся на всех нас документам. Ощущение мерзкое, будто ты какой-то товар на прилавке, хотя, наверное, так оно и есть. Еще медкомиссии строго следят за целостью и сохранностью наших тел. Однажды одному мальчику вывихнули мизинец мячом во время игры в футбол. Медкомиссия обнаружила это, когда мизинец уже сросся в немного искривленном виде. Тогда они отправили мальчика на операцию, где под местным наркозом сломали палец, привели его в нормальное, первоначальное положение и наложили гипс. После чего вызвали в школу родителей ребенка, строго их отругали за то, что те «недоглядели» за сыном, и им пришлось оплатить стоимость операции и еще какой-то там штраф за ненадлежащее, по мнению медкомиссии, исполнение родительских обязанностей. Чтобы избежать подобных случаев, на физре играем только в бадминтон – и только в защитных очках и вполсилы.
У нас школьные занятия длятся с восьми утра до восьми вечера. Половину дня занимает учеба, а другую половину мы под неусыпным присмотром учителей делаем домашние задания, так что они не такие уж и домашние, потом урок, а иногда и два воспитания и этичного поведения. Нас учат, как не надо себя вести, а как надо: быть вежливыми, никого не обижать, не драться, не ругаться, не мусорить, ничего не рисовать и не писать на стенах и заборах – и прочей ерунде. Потом малышей забирают родители, а старшие идут по своим делам. На них отводится два часа, и в десять вечера наступает комендантский час для лиц моложе восемнадцати лет. За этим власти зорко следят. Нарушителей задерживают и строго наказывают силы защиты правопорядка, сокращенно СЗП, они же «сизы». Наша полиция, армия, ВМС, ВВС и космические войска одновременно. Их бы, наверное, называли «сизыми», вот только форма у них серого цвета. У них воспитательная работа другого характера. Они надевают на голову задержанному противогаз с герметично закрытым клапаном поступления воздуха в фильтр и ждут, пока человек не начнет задыхаться, а потом дают ему подышать. Эта весьма оригинальная процедура и, наверное, не лишенная драматизма, в отличие от банальной порки, оказывает весьма серьезное воздействие на задержанного, вызывая у последнего невероятную тягу к соблюдению закона. Вот такими экстравагантными методами у нас в городе, да и, наверное, по всей стране, поддерживается порядок среди молодежи. Обнаруживаются нарушители с помощью открытых и скрытых телекамер, которые откуда угодно могут получить изображение высокой четкости. В них встроены микрофоны направленного действия, подслушивающие разговоры даже на улицах. С наступлением темного времени суток телекамеры автоматически, по сигналам установленных в них датчиков, переходят в режим ночного видения. От них не скроешься. Есть даже шутка, что у «сизов» больше телекамер и микрофонов, чем патронов в оружии.
Так что у нас любой здоровый ребенок, не принадлежащий к семейству толстосумов, живущих в закрытых анклавах, расположенных преимущественно вокруг столицы и в ней самой, с рождения обречен попасть под процедуру отбора людей, обладающих пригодными по медицинским и эстетическим требованиям телами. Анклавы богачей охраняют не только «сизы», но и маленькие частные армии, подчиненные самим богачам и состоящие из самых опытных бывших «сизов». Дети богачей и высших должностных лиц государства, то есть занимающие должности, позволяющие решать задачи в масштабах всей страны, как и дети бывших и действующих «сизов», под процедуру отбора, естественно, не попадают. Дети последних, как правило, занимают достойные места, сменяя своих родителей в рядах доблестных СЗП. Живут «сизы» в закрытых гарнизонах. Есть такой и в нашем городе.
Процедура отбора, или просто Отбор, заключается в том, что по достижении требуемого для перемещения сознания возраста юноша или девушка может получить извещение о своем зачислении в ряды скилпов. Скилп – название, придуманное неизвестным широкой общественности автором, в переводе, найденном в металлургическом словаре, с какого-то языка какой-то довоенной страны означает «лист или узкая полоса проката со скошенными боковым кромками для сваривания в трубу, штрипс». Что ж, подходит, пожалуй. Другой перевод этого слова – шлепок. В официальных документах такого человека обозначают ЛиДУТ – лицо, добровольно уступающее тело. Но это обозначение как-то не прижилось в повседневном языке. Скилп – явно звучит лучше. Скилпом становится юноша или девушка при прохождении Отбора, если его телом кто-то из богачей и (или) влиятельных людей заинтересуется и внесет за него солидный задаток. Скилп получает вместе с извещением предписание предоставить свое тело сотрудникам СЗП для его доставки в «Нектар небес», что «сизы» с радостью и делают, получая за это надбавку к заработной плате. Иногда скилпы-счастливчики возвращаются, потому что их тела забраковали (так бывает, если, например, заказчик выбирает сразу два тела, что стоит намного больше задатка, чем за одно обычное тело, но все же меньше задатка, чем за одно роскошное тело из «Олимпа совершенства», к тому же среди богачей это считается дурным тоном, поэтому практикуется редко). Или по каким-то другим причинам. Но это единицы. Отбор длится три месяца, и по достижении юношами возраста шестнадцати лет и десяти месяцев, а девушками возраста пятнадцати лет и одиннадцати месяцев Отбор прекращается, и молодежь, пережившая его без попадания в ряды скилпов, может дальше жить спокойно. На смену рубежу «шестнадцать – семь, пятнадцать – восемь» приходит рубеж «шестнадцать – десять, пятнадцать – одиннадцать», за которым следует обычная жизнь, но строгости школы и комендантский час за ее пределами продолжаются до восемнадцати лет, чтобы молодежь от радости не натворила никаких бед, а такие неприятные ей организации, как не имеющий к ней прямого отношения «Олимп» и имеющий к ней самое прямое отношение «Нектар», становятся лишь неприятным воспоминанием, чем-то далеким, с чем столкнутся их здоровые дети через много лет, – у тех из них, естественно, у кого они будут. Но до этого всего еще дожить надо.
Совсем другая ситуация у тех, кто все же попал в ряды скилпов. Те, чьими телами заинтересовались, почти никогда больше не возвращаются домой. Кроме тех единиц, забракованных уже в самом «Нектаре». В их родных городах и поселках никто после этого их не видит, а их внешностью наслаждаются жители столицы и анклавов богачей. Столицу защищают элитные бронепехотные дивизии «сизов», а не небольшие по сравнению с ними личные войска. Семьи этих скилпов получают приличную материальную компенсацию – хватит на два-три года обычной семье, но это, конечно же, не может ни в коей мере сравниться с потерей ребенка. Среди скилпов из «Олимпа» забракованных нет. Если вдруг заказчик по какой-то причине не принимает тело, его в тот же день или самое позднее на следующий продадут со скидкой какому-нибудь другому клиенту «Нектара». В желающих купить молодое шикарное тело подешевле недостатка, разумеется, нет. Все деньги, полученные от продажи тел скилпов из «Олимпа», поступают, естественно, также государству, поскольку и «Олимп» и «Нектар» являются государственными организациями. Частным фирмам такую работу не доверили. Такова официальная информация по этой самой деятельности. Вот, собственно, и все, что имеет отношение к ОЗС. Кроме одного.
Сегодня в пять часов сорок пять минут утра пятнадцать лет и восемь месяцев исполнилось мне.
Глава 2
Покончив с утренними процедурами, слышу скрип половиц в комнате деда, выхожу из нашего совмещенного санузла, или попросту ванной, и вижу в коридоре самого деда – высокого крепкого мужчину шестидесяти семи лет, мускулистого и в прекрасной для своего возраста физической форме. Широкое вытянутое лицо, заканчивающееся лысиной на макушке в обрамлении коротко стриженных седых волос, темно-карие глаза, всегда смотрящие острым, цепким и пронзительным взглядом одновременно, сейчас просто заспанные. О наступающей, не побоюсь этого слова, рубежной для меня дате, обведенной моей рукой черным кружочком на нашем настенном календаре на кухне, дед, разумеется, прекрасно знал – и за прошедшую ночь, как мне кажется, тоже мало спал. Дед и я одеты одинаково: в старых футболках и спортивных штанах, а на босых ногах потертые тапки. Мы здороваемся, и я пропускаю деда в ванную, где уже включен мною свет. Дед заходит и закрывает за собой дверь, а я иду на кухню по прямому коридору с выцветшими желтыми обоями и скрипучими досками под потертым темно-коричневым линолеумом. Полы в нашей стране скрипят даже у успешных конструкторов.
Захожу на кухню, которая является небольшой, но очень уютной комнаткой в углу дома, так что оба окна, прикрытые желтыми маленькими, опять же выцветшими занавесками, выходят на разные стороны света. Справа от входа – белый здоровый холодильник, старенький, но надежный, за ним вдоль правой стены столешница с ящиками снизу, посередине которой электроплита с вытяжкой сверху, над столешницей также ящики, прикрученные к стене, напротив входа – окно, сквозь занавески которого угадывается наступление утра. Светает. Справа от окна в дальнем углу стены стоит шкаф, забитый всякими вареньями да соленьями, оставшимися от бабушки. Мы с дедом всего этого не едим, а выбросить жалко. Такой вот чемодан без ручки. На этом шкафу стоит небольшой старый телевизор.
Напротив шкафа в левом дальнем углу комнаты огромный деревянный сервант, почерневший от времени, слева от входа раковина и краны с холодной и горячей водой, а за ней – вешалка с полотенцами, отгораживающими раковину от сушилки для белья, стоящей в левом ближнем углу. Между старым черным сервантом и сушилкой стоит кухонный стол с четырьмя табуретками, по две с каждой стороны. Перед столом еще одно кухонное окно с точно такими же занавесками, что и на том, что напротив входа на кухню. Вся кухонная мебель бледно-желтого цвета. Все шкафчики, кроме того, что с соленьями-вареньями, и сервант забиты всякой кухонной утварью. Стены кухни отделаны желтыми кафельными плитками, а пол – темно-коричневыми. Оттенки такие же, как и у обоев в коридоре, но плитка не выцветает. С белого потолка с абажуром приятного на вид оттенка оранжевого цвета свисает люстра с негорящей лампочкой, которую я включаю, наполняя кухню светом.
Заливаю холодной водой из-под крана электрический чайник, втыкаю его штепсель в розетку и включаю кнопку нагревания. Достаю из холодильника продукты, ставлю сковородку на электроплиту, включаю ее и начинаю готовить завтрак – нашу любимую яичницу с кусочками курятины, луком и сыром.
Электричество в нашей стране совершенно бесплатное. Вообще. Наш научный мир умеет не только делать гадости молодому поколению, но и создавать весьма полезные вещи. Они смогли повторить исследования какого-то ученого, действовавшего давным-давно, еще задолго до Последней мировой в какой-то другой стране, который умудрялся получать электричество прямо из окружающей среды. Но наши ученые мужи пошли дальше. Они, как просто, но доступно объяснил мне дед, могут передавать электроэнергию на огромные расстояния беспроводным способом, о чем тот великий, но, увы, давно умерший гений мог только мечтать, – но это в государственных масштабах, от огромных станций добычи электроэнергии по всей стране до Рубежа Отражения Вторжения, который сокращенно называется РОВ и является нашей государственной границей. Одна из таких станций питает и наш город. А в самом городе вообще и в нашей квартире в частности все электричество передается по проводам.
Заканчиваю приготовление завтрака и накрываю деду и себе на стол: ставлю две тарелки, две металлические кружки – деда, с взмывающей вверх старинной ракетой, и свою, со смешным енотом в цветочках, выкладываю ножи и вилки. Нарезаю белый хлеб и выставляю рядом с дымящимся чаем и яичницей.
Дед, глава нашей семьи, приходит, переставляет красный квадратный «бегунок» на настенном календаре, висящем над сушкой, на сегодняшнее число, уже обведенное мною в черный кружок, и мы садимся завтракать. Он зорко следит за соответствием даты на календаре наступившим суткам. Вообще-то у нас с дедом перед завтраком есть своеобразная зарядка. Дед поклонник восточных боевых искусств, как он их сам называет. Когда, где именно и кем они были изобретены, я понятия не имею, кроме того, что на востоке. Тот человек, который научил деда, по словам последнего, уже умер, а деду я верю. У нас в городе рукопашный бой не практикуется, чтобы мы не повредили тела, так что дед и я занимаемся этим тайком. Дед хороший тренер, который называется сенсей. Но это единственное слово, которое по-настоящему восточное. Все остальные слова самые обыкновенные. В этих искусствах большое количество бросков, подножек, подсечек, ударов руками, ногами и даже головой, болевых и удушающих приемов, и я много чему уже научилась. Дед говорит, что я хорошая ученица, ничуть не хуже отца, но здесь, как мне кажется, он просто мне льстит. Сама себе я кажусь очень неповоротливой и неуклюжей. После таких зарядок, проводимых нами в одной из комнат нашей «трешки», после гибели отца окончательно опустевшей и превращенной нами в тренировочный зал, на которых не даем себе потеть, как после обычных тренировок, но хорошо разминаем мышцы, мы быстро съедаем последующий за этим завтрак, и я даже иногда готовлю вторую порцию. За завтраком разговариваем о чем-нибудь и смотрим телик.