Kitabı oku: «Мореходка»

Мореходка

Посвящается всем выпускникам ЛМУ ММФ СССР

Мореходка – это слово вобрало в себя всё самое важное, что было в моей жизни до момента, когда я почувствовал себя взрослым. Во-первых, это Мечта, во-вторых, это Юность, в-третьих, это Профессия. Моря я не видел до третьего курса мореходного училища, но мечтать о нём начал с шестого класса школы. Море для меня, в первую очередь, было местом, где всё не так, как на берегу. Там простор, волны, белоснежные чайки в бескрайнем небе над головой, таинственные и манящие дальние страны, огромные корабли, уплывающие в синюю даль, и самые дружные и надёжные в мире люди – моряки!

Вадим Осипов (выпуск РТО ЛМУ ММФ СССР 1981 г.)

Часть первая: «Приказано выжить!»

I.

С книжной романтикой в башке, налитыми силой гребца-перворазрядника мускулами и весьма приличным аттестатом об окончании школы я предстал перед приёмной медицинской комиссией Ленинградского мореходного училища Министерства Морского Флота СССР. Комиссия в лице единственной училищной медсестры проверила моё кровяное давление, вздохнула: «Высоковатое оно что-то у тебя!» (Ещё бы: две бессонные ночи, проведённые в коммуналке у моей двоюродной тётки, где меня с воодушевлением грызли местные клопы, не прошли даром.) И, взглянув на мою фигуру Самсона, разрывающего пасть льву, с жалостью спросила: «Троек–то много?» «Нет у меня троек! – в отчаянии промямлил я. – Спал плохо». «А-а! – обрадовалась медсестра. – Ну, тогда ладно! Иди, поступай!» И, записав в медицинской карточке стандартные, устраивающие всех показатели, благословила меня на мою дальнейшую флотскую жизнь.

В коридоре перед аудиторией, где нам предстояло сдавать математику, переминались несколько десятков нервничавших, ожидающих своей очереди абитуриентов. Все примерно одного возраста. Часть из них до этого уже пыталась поступить в «Макаровку» (ЛВИМУ им. Адмирала Макарова), но там не повезло, и они испытывали судьбу во второй раз. Третьего раза могло уже и не быть: возраст призывной, а в мире неспокойно. Но тогда ещё мы не могли даже предположить, чем нам всем «аукнется» Афганистан! Когда нервное напряжение приблизилось к своей кульминации и повисла тяжёлая тишина, на этаже появился слегка покачивающийся разбитной парнишка, с красными, после вчерашнего «принятия на грудь», глазами и весёлой ухмылкой. «Не ссыте, братва! Всё будет хорошо! Мы вчера сдавали – всё путём! С Донбасса есть кто?»

Все выдохнули, и на душе сразу полегчало! В аудиторию я входил уже спокойный и даже весёлый. На сердце было легко, а голова работала, как отлаженный механизм, выдавая правильные и точные ответы на вопросы билета. Первый экзамен был сдан! Да ещё и на пятёрку! В эту ночь я спал как убитый! Клопы так и не смогли до меня достучаться!

II.

«Ура! Я – курсант!» Согласитесь, это совсем не то же самое, что «Ура! Я – студент!»

Как говорят в Одессе, «это таки две большие разницы!»

Во-первых:

сдача всех экзаменов – это не гарантия того, что ты уже поступил. Вот когда ты сдал все вступительные экзамены. Нашёл себя в списках, где проставлены оценки. Сложил все полученные тобой баллы со средним баллом по школьному аттестату и получил сумму выше 13,5 баллов, вот только тогда, среди остальных 7-8 соискателей на одно место, ты можешь иметь шанс быть зачисленным в курсанты ЛМУ ММФ СССР!

Во-вторых:

господа студенты, вы знаете, что такое «Мандатная комиссия?» Вы не знаете, что такое «Мандатная комиссия»! Это то, на что вы уже никак не сможете повлиять. Все ваши родственники: родители, дяди, тёти, братья, сёстры, внучатые племянники и «седьмая вода на киселе» будут проверены Особым отделом (чтобы в дальнейшем, в случае пребывания за границей, у тебя бы не было повода там остаться). И, если Особый отдел даст «Добро!», твои документы лягут на стол к Начальнику училища.

И вот ты войдёшь в огромный кабинет, где за столом молча будут сидеть незнакомые тебе, очень серьёзные люди в морской форме с золотыми нашивками до локтей. После твоего доклада о прибытии они пронзят тебя насквозь рентгеновским взглядом, заглянут в папочку, которая лежит перед самым солидным среди них человеком, Начальником училища, и зададут тебе пару вопросов, касающихся тебя лично …

Вот только тогда, после слов Начальника училища: «Поздравляю! Вы зачислены в наше училище на второй курс Радиотехнического отделения! Позовите следующего!», ты уже можешь заорать в коридоре во всю глотку: «Ура! Я – курсант!» Но этого делать не надо! В коридоре тебя уже ждёт военный моряк в погонах капитана 3-го ранга и списком, где есть твоя фамилия. Это твой отец-командир, который заменит тебе всех остальных родственников на 3 года и 4 месяца и научит «Родину любить!» А на завтра, в 09.00, ты должен будешь стоять с вещами, в общем строю и гордо нести по жизни звание курсанта 21 роты Радиотехнического отделения Ленинградского мореходного училища Министерства Морского Флота СССР! Хочу пояснить, почему нас принимали сразу на второй курс. В 1954 году в Училище стали принимать абитуриентов, окончивших школу на базе 10 классов, сразу на второй курс обучения. В дальнейшем приём в Училище на базе 8 классов был прекращён и первого курса не стало.

III.

Чувства, которые тебе придётся испытать в последующие два первых месяца «карантина» на территории Училища, будут, в основном, сводиться всего к двум: тебе всё время будет хотеться есть и спать! Причём, к первому чувству ты привыкнешь примерно через полгода! А второе останется навсегда! За решётчатым забором Училища ты оставишь тот мир, который знал на протяжении всей своей жизни. Ему на смену придёт другой мир, где ты будешь подниматься по трапу, а не по лестнице, драить палубу, а не мыть пол, окуная ветошь в обрез, а не тряпку в ведро с надписью «21 рота Палуба». Ты будешь носить «гады», а не ботинки, прикреплять «плевок» на мицуху, а не кокарду с якорем на фуражку. Ты будешь знать, что флотские брюки отличаются от обычных отсутствием ширинки (!), и это позволяет Российскому моряку справлять малые естественные надобности (а так же любовные утехи) без «оскорбления взгляда начальства своим голым задом»! Ты узнаешь, что есть замечательное существо – «Шара»! Что оно мягкое, круглое и пушистое! И, когда оно катится рядом мимо тебя, нужно вцепиться в него со всей своей силы всем, чем можешь, и попытаться преодолеть текущие трудности «на шару» с помощью этого прекрасного, но капризного и непредсказуемого создания. Получаться может не всегда, но к этому надо стремиться! Если не получается, то тогда «Шара не катит!» Из личных вещей у тебя будут зубная щётка, паста, портфель для конспектов, носовой платок, домашние тапочки и часы на руке. Ты будешь жить на втором этаже экипажа № 2, в кубрике с пятью твоими одногруппниками. Хранить зубную щётку и пасту в тумбочке на двоих, иметь личный рундук (шкаф) для верхней одежды и обуви. Табурет, называемый банкой, для аккуратного складывания на него перед отбоем рабочего платья: робы (синей рубахи с такими же брюками), матросского воротника (в просторечие неправильно, но повсеместно именуемого «гюйсом»), тельняшки и ремня с якорем, на начищенной пастой ГОИ бляхе.

Относительной удачей будет для тебя назначение уборщиком кубрика, поскольку ты не будешь принимать участие в общей приборке помещения роты, утюжа шваброй квадратные километры палубы (включая умывальные комнаты и гальюны), а будешь поддерживать порядок во вверенном тебе жилом помещении. При этом сачкануть не удастся, поскольку за порядок ты отвечаешь персонально. Ты убедишься, какие прекрасные, широкие чёрные полосы остаются на плитках линолеума после каждого прохода по ним твоих товарищей. У тебя будет припрятано личное бритвенное лезвие, без которого ты фиг ототрёшь эти полосы с пола, а радио, которое висит в кубрике на стене и играет очень и очень тихо (поскольку кубриков много, а радиосеть одна), можно включить погромче, если закоротить согласующий трансформатор и подключить динамик напрямую. Ты сможешь, наконец, услышать, что происходит во внешнем мире, какой урожай собрали труженики полей и даже послушать классическую музыку! Но радио будет играть недолго, т.к. твои товарищи из других кубриков (которые тоже хотят послушать классическую музыку, но их радиоприёмники ты обесточил своими действиями, и они совсем уже ничего не слышат) возьмут электрическую вилку с двумя оголёнными на концах проводами, воткнут вилку в электрическую розетку (220 вольт), а оголённые концы вставят в радиорозетку (30 вольт). Почти сразу же после этого все «закороченные» в общей сети радиоприёмники издадут звук «Бах!» и появится немного дыма. Причём все обычные радио не пострадают, т.к. для этого и существует согласующий трансформатор! За каждый радиоприёмник отвечает весь кубрик. Стоит радио 5 рублей. Стипендия курсанта – 9 рублей. Её вполне хватит на покупку нового радиоприёмника (возможно, что на всё остальное денег у курсанта может не хватить, но это уже совсем другая история.) Новое радио должно быть куплено и установлено на прежнее место. О чём и должно быть доложено отцу-командиру. Изучайте электротехнику, друзья, в жизни пригодится!

А для любителей классической музыки есть курсантский анекдот:

«Пошли курсанты в увольнение. Стоят два старшекурсника перед училищем и решают:

– «Ну, куда сегодня? По пиву или по бабам?»

Один предложил монетку кинуть:

– «Если “орёл”– то пойдём по пиву, “решка” – по бабам!»

Тут к ним подходит второкурсник:

– «Ребята, а когда же вы в театры, в музеи ходите?»

–«А-а, салага, это когда монетка на ребро встанет!»

IV.

Если вы думаете, что главным для радиста на флоте является приём и передача радиограмм, то вы ошибаетесь! Главным для радиста является обеспечение безопасности жизнедеятельности человека на море! Поэтому он должен уметь слушать! Слушать радиоэфир два раза в час с 15-той по 18-тую и с 45-ой по 48-ю минуты на частоте вызова и бедствия. Это периоды тишины. Именно в эти минуты прекращается радиообмен на этих частотах и можно без помех услышать сигнал SOS от терпящего бедствие морского судна или летательного аппарата.

Слушать звуки могут все, но слышать морзянку дано не каждому! Есть люди, слух которых не позволяет им различать тире и точки, передаваемые в эфире. Способность воспринимать морзянку на слух выявляется на первых занятиях курсантов по ЭРС (эксплуатации радиосвязи). Тем, кто оказался «профнепригодным», предлагали сменить специальность, выбрав между тремя оставшимися отделениями Училища: судоводительским (СВО), эксплуатационным (ЭКО) и загадочным АХО (отделением административно-хозяйственной службы на судах.) К «судоводам» было не пробиться: всё занято «под завязку». К «мешкам» идти было «западло», т.к. они после окончания Училища работали диспетчерами в порту – «сухопутные моряки». Они в отместку называли нас «паяльниками». АХО же осуществляло свой первый набор, и никто практически не знал, кого оно будет готовить. Наш товарищ, отчисленный по профнепригодности с РТО (радиотехнического отделения), перевёлся на АХО. Беседуя с ним на переменах между лекциями, мы узнали, что АХО готовит пятых помощников капитанов на пассажирских судах и ледоколах. Там есть такие должности в штатном расписании. В подчинении у пятого помощника находятся все буфетчицы, камбузники и уборщицы. А также, артельщик, который заведует судовой лавкой (артелкой), где члены команды судна могут покупать некоторые товары для личного пользования. В общем, не жизнь, а сказка! Всегда сыт, пьян и нос в табаке! Да ещё и должность командная! А занятия на АХО проводятся по предметам: приготовление пищи на судах, ассортимент продуктов, закупка продовольственного снабжения и т.д. «Ну, ладно, мне пора на лекцию, – прощался с нами бывший однокашник. – Сейчас нам будут читать «котлету по-киевски», а на втором часе – коньяки и шампанское!» Мы тихо сползли по стенке и отправились изучать Азбуку Морзе.

V.

Человек привыкает ко всему. Два месяца мы привыкали подчиняться: начальнику училища, его заместителям, начальнику отделения, начальнику строевого отдела, дежурному по училищу, дежурному по учебному корпусу, дежурному по экипажу, командиру роты, старшине роты, его заместителю, старшине группы, его заместителю, дежурному по роте и всем старшекурсникам. Поскольку каждый мог тебя «припахать», совершенно не считаясь с твоим мнением. Ты и курсантом-то только назывался, а официально ты был – никто. Так как приказ о твоём зачисление в училище будет подписан начальником только после окончания карантина. Это было связано с тем, что на всех нас, как на радиоспециалистов был Государственный заказ. Через 3 года и 4 месяца Училище должно было подготовить определённое количество радистов, которые в соответствии с Планом очередной пятилетки будут трудиться на важных Государственных направлениях, как молодые специалисты. План – закон! Он будет выполнен любой ценой! Поэтому, с учётом будущих «естественных потерь», курсантов набирают больше, чем будут выпускать!

На 150 мест было принято примерно 178 человек. Эти 28 были человеческим резервом в предстоящей битве за выполнение Госплана. Эти ребята жили в городе, ходили «по-гражданке», но посещали занятия вместе с нами. И были для нас живым напоминанием, что «борьба за выживание» уже началась. Задачей «минимум» для нас было остаться в Училище, а для них – попасть в Училище. Поэтому руководство с нами особо не церемонилось. Любой «залёт» мог стать для тебя «вылетом»! Система работала чётко и отлаженно. Только тогда мы поняли, почему большинство курсантов называет Училище – Системой. Принцип «Живи по уставу – завоюешь Честь и Славу!» мы прочувствовали с первого дня. Старшин назначал командир роты из числа отслуживших срочную службу. Эти «дембеля» быстро показали нам, что говорить мы можем только с их разрешения, а приказы должны выполнять качественно и «бегом». В противном случае шёл доклад командиру роты, тот вносил тебя в «расстрельный» список, и в течение последующих суток ты уже за воротами. Прощай, море!

Но, и сами старшины были в таком же положении. Многие из «дембелей» (не поняв, что дембелями они были до поступления сюда, а здесь они не дембеля, а «салаги»), расслабились, позволяли себе то, что позволять было нельзя, и со скоростью пули вылетали за ворота. «Неприкасаемых» среди нас не было, и все это поняли. Поэтому чувство «жопливости» стремительно развивалось у всех новоиспеченных курсантов и превращалось в инстинкт. Ты знал, что если в коридоре ходит кто-либо из начальства, то в коридоре тебе делать нечего. Что если твои руки свободны, в них нет швабры, ведра или лопаты, то ты – праздно шатающийся оболтус и подлежишь мгновенному привлечению к выполнению какой-либо особо грязной, тупой и неотложной работы, которую необходимо срочно сделать и доложить начальству о выполнении. Что все передвижения по территории Училища нужно осуществлять только в строю. Индивидуально можешь перемещаться только с повязкой дежурного на рукаве или с запиской от командира роты, что ты выполняешь его поручение. Поэтому понятие «зашхериться» быстро вошло в наш лексикон и подразумевало, что ты должен был найти себе «шхеру»: использовать любые складки местности или окружающей обстановки, чтобы остаться незамеченным. А если тебе поручена работа, то не торопись её выполнять до конца, так как после доклада о выполнении ты будешь тут же «озадачен» начальством новым поручением. Согласно «Распорядка дня Училища», личного времени у курсанта было 45 минут в сутки, которое нужно было потратить на приведение в порядок обмундирования и личную гигиену. По истечении двух месяцев все кандидаты в курсанты успешно заменили «убитых и раненых», и все «оставшиеся в живых» были внесены в приказ о зачислении в Училище и получили курсантские билеты.

VI.

Наступил ноябрь. Нам выдали форму №3: тёмно-синие форменные рубахи из шерстяного сукна (мы их называли «фланками») и чёрные форменные брюки. Из верхней одежды нам полагались бушлаты. Вот теперь мы выглядели как заправские моряки! На левый рукав фланки и бушлата пришивался погон с курсовыми знаками (шевронами), якорем и латунными буквами МФ ЛМУ. Круглая кокарда с якорем выгибалась в овальную форму и занимала место на фуражке. Старшинам разрешалось носить вместо неё вышитый «краб». Воротник (гюйс) отглаживался так, что на нём были три «стрелки». К бушлату полагался так называемый галстук (который все называли «сопливчик»). С внутренней стороны галстука обязательно должен был быть подшит белый подворотничок. И, поскольку выдаваемый белый материал очень быстро заканчивался, подворотнички вырезали из краёв простыней. В результате к концу года простыни получались изрядно укороченными и весьма разнообразной формы.

Те, кто хотели выглядеть в увольнении бывалыми мореманами (как-никак уже две «сопли», т.е. две галки на рукаве), вшивали в брюки клинья, и получались брюки «клёш». Но данное усовершенствование беспощадно пресекалось администрацией, и виновник должен был собственноручно вырезать клинья перед бдительным взором офицера училища. Поэтому брюки «клёш» шились на стороне и полулегально одевались в увольнение. Первое увольнение после двух месяцев «заточения» было праздником, но не для всех. Те, кто умудрился получить за время учёбы два балла по какому-либо предмету и не исправил их до субботы, попадали в список неуспевающих и лишались увольнения в город. Эта была трагедия жизни! Касалось это абсолютно всех, и даже старшины, которые до этого момента чувствовали свою «исключительность», в учёбе сравнялись со всеми «рядовыми». «Дурбат» (дурацкий батальон – неуспевающие курсанты) оставался в училище и вместо увольнения шёл в учебный корпус на самоподготовку. Причём дежурный офицер обходил все аудитории со списком, и отсутствие на самоподготовке приравнивалось к самовольной отлучке со всеми вытекающими последствиями. Поэтому все взялись за учёбу всерьёз.

Вернусь к понятию «зашхериться»: «прикинуться ветошью и не отсвечивать» было нормой. Но вершина мимикрии была достигнута пареньком из нашей группы, который умудрялся засыпать где угодно и когда угодно.

Как-то вечером в субботу, когда все были в увольнении, я сидел подвахтенным в кубрике, а Толик Стеценко (мы звали его «Стэц»), закончив самоподготовку в составе «дурбата», вернулся в кубрик, залез в коечку под матрас, не расправляя кровати, так как до отбоя было ещё далеко, и заснул. Телосложения он был тонкого, много места не занимал. Кровать сверху выглядела пустой и абсолютно ровной. Спал он тихо, не шевелясь. Дежурный офицер, совершая обход училища, забрёл на наш этаж и вошёл к нам в кубрик. Я доложил, что нахожусь в наряде подвахтенным. Он окинул взглядом пустые кровати, кивнул, и собрался уходить. И тут Толик шевельнулся! То есть совершенно пустая застеленная кровать вдруг громко зловеще заскрипела и стала двигаться, как в фильме ужасов! Офицер аж подпрыгнул от неожиданности! Волосы у него под фуражкой встали дыбом, и он от ужаса заорал: «А-а-ай! Это что?!» В то время были модными разные слухи про Барабашек и полтергейст, и, видно, дежурный офицер тоже был в курсе. Вместо Барабашки из-под матраса высунулась заспанная физиономия Толика и заморгала глазами на побледневшего Дежурного по училищу. Дежурный офицер выдохнул, слегка порозовел, вытер со лба пот и, так и не найдя, что сказать, крякнув, покинул помещение. Толик уставился на меня: «Это чего было?» Я, просмеявшись наконец, сказал ему: «Стэц, ложись как человек! Хватит людей пугать!» Больше в тот вечер к нам никто не заходил.

VII.

Праздник Великой Октябрьской Социалистической Революции отмечался в то время повсеместно и широко. Мы готовились к нему заранее. Тренировки проходили как на территории Училища, так и на улицах Невского района. Когда мы научились «тянуть носок» и впечатывать ровную стопу в асфальт, при этом не нарушая ровной линии шеренги из восьми человек, когда смогли все вместе, одновременно во всю глотку проорать: «И-и-и, раз!», синхронизируя действия всего строя, и останавливаться по команде «Стой!» на раз-два, то тогда общий строй училища возглавила Знамённая группа. За ней следовал наш духовой оркестр, а потом мы. И под «Славянку», в окружении флажковых, парадным маршем личный состав ЛМУ ММФ СССР следовал по улицам Невского района, завершая периметр прохождения с другой стороны Училища.

И вот настал день 7 ноября! Нас подняли не в 7.00, а в 6.00. Одевшись по форме №3, мы отправились на завтрак. По случаю Праздника на каждый стол была дополнительно к маслу, белому хлебу и сахару выдана нарезанная варёная колбаса. Бутерброд с колбасой взбодрил наши силы, и на построении в помещении роты в бушлатах и фуражках от нас приятно пахло чесноком, гуталином и праздником! На автобусах нас довезли до Площади Александра Невского. Всем были розданы флаги и транспаранты, и мы встали в общую колонну Невского района. Начало демонстрации было в 10.00. И все мы в ожидании начала движения стояли на Старо-Невском проспекте. Отстояли час, пошёл второй. И тут выпитый за завтраком чаёк на прохладе попросился наружу. Место для этого было совсем не подходящее. Ну, вот не было там туалетов! Парадные домов и решётки подворотен были закрыты намертво. Так как жильцы окрестных домов прекрасно знали, что Праздничная демонстрация – это стихийное бедствие, и жёлтая волна цунами из мочи захлестнёт все подворотни и подвалы да так там и останется. А людям здесь ещё жить! Не хорошо-с!

Нам предстояло решить задачу из разряда: «Что могут сделать одновременно четыре мужчины, но не могут сделать две женщины?» Ответ был сравнительно простым: « … в одно ведро!» Но ведра у нас не было, а количество мужчин было гораздо больше четырёх.

Поэтому, исходя из закона больших чисел и курсантской смекалки, было принято вынужденное решение: флот не опозорить, а, прикрыв собой страждущих товарищей, провести операцию по увлажнению мостовой Старо-Невского проспекта праздничным поливом. Создав зону полива путём сплочения наших рядов по краям зоны, передовые отряды успешно справились с задачей, поменявшись затем местами с арьергардом. Операция не вызвала демаскировки, была проведена успешно и вовремя, так как сразу же после её окончания поступила команда: «Начать движение!» И все мы, с радостными лицами, лёгким сердцем и транспарантами в руках, в едином порыве со всем прогрессивным Человечеством, стройной весёлой колонной проследовали по всему Невскому проспекту до Дворцовой площади, где нас приветствовало партийное и городское руководство, а также многочисленные заслуженные и уважаемые граждане города Ленина и трёх Революций! После успешного прохождения личный состав был доставлен в расположение Училища, накормлен праздничным обедом и отпущен в увольнение до 23.00.

К любимой тётушке я прибыл во всём флотском блеске. Её коммуналка находилась у Балтийского вокзала, в помещении бывшей бани. Представляла она из себя длиннющий коридор с комнатами жильцов, двумя туалетами, ванной комнатой, сводчатыми потолками и огромной общей кухней. Тётушка встретила меня в дверях весёлой и уже «принявшей» участие в общем празднике. «Ой, как хорошо! – расцеловала меня она. – А мы тут все вместе празднуем! Идём с нами за стол!» Всех жильцов я знал ещё по тому времени, когда поступал в Училище и останавливался у тёти. И меня все знали, но вот в форме видели впервые. Пришлось мне почувствовать себя «свадебным генералом», но это ощущение быстро прошло, поскольку все были искренне рады моему приходу. Отмечать праздники всей квартирой была давняя здешняя традиция. Все собирались за большим круглым столом на кухне, который ломился от всяческих простых, но разнообразных закусок, салатов и пирогов. Горячая картошка с укропчиком в большой кастрюле распространяла дивный аромат праздника, а соления и грибочки просились с тарелок на вилки, чтобы быть затем мгновенно поглощёнными после завершения очередного праздничного тоста! Вино и водка употреблялись в меру и исключительно для поднятия настроения. В то время я ещё не пил алкоголя, и тётушка, зная об этом, решительно пресекала все попытки соседей налить мне праздничную чарку: «Вы мне парня не портите, ему ещё в училище возвращаться надо будет!» Потом мы все смеялись, наперебой рассказывали кучу разных интересных историй, танцевали под магнитофон, детская мелюзга прыгала вокруг стола, играла в прятки и каталась по коридору на велосипеде. Все были друг другу родными и близкими, как весь наш, отмечающий

Праздник, великий и могучий Советский народ!

VIII.

Освоение учебной программы было нашей главной, неуклонной и наиважнейшей задачей. Краеугольным камнем, определяющим наше «бытие». Никого не волновало, каким путём ты достигнешь результата, но результат обязан был быть положительным.

Интерес к изучаемому предмету был в прямой зависимости от личности преподавателя.

И в этом нам повезло: такого количества выдающихся личностей, профессионалов своего дела, как сказали бы сегодня – «Звёзд», в нашем училище было невероятно много! Простое перечисление их имён ничего не скажет стороннему человеку, но те, кто «в теме», знают, что именно эти люди сделали ЛМУ «брендом», «фирмой», авторитетнейшим учебным заведением с престижной репутацией.

Про выпускников ЛМУ ММФ в пароходствах говорили коротко: «Ребята пьют, но дело знают!» Не раз я потом встречал лично или слышал от коллег по работе рассказы о выпускниках ЛМУ. Наши парни, работая на судах, после немыслимых возлияний, даже в состоянии «полного аута», будучи усажены за пишущую машинку, осуществляли радиообмен, принимали сверхважную на тот момент корреспонденцию, распечатывали её на бланках радиограмм, давали подтверждение приёма и тут же «вырубались» окончательно. А, проспавшись, с удивлением узнавали, что вся необходимая работа ими сделана, всё принято, и у капитана нет никаких претензий к радиослужбе в отношении радиосвязи. Есть радисты, на слух принимающие быстродействие (250 знаков в минуту), которое обычным порядком сначала записывается на магнитофон, а потом на пониженной скорости расшифровывается оператором. При этом вся информация принимается таким радистом сначала без записи на бланк радиограммы (РДО), а потом безошибочно восстанавливается по памяти и распечатывается. Так вот, преподавателями этих людей были «суперпрофессионалы». Слова: «Я окончил ЛМУ ММФ» имеют вес в каждом морском уголке нашей необъятной Родины.

Но всё это будет потом, а пока ты сидишь в классной аудитории и ждёшь, когда придёт преподаватель. И вот стремительно распахивается дверь, в аудиторию влетает и со страшной силой, точнёхонько на преподавательский стол плюхается солидный преподавательский портфель! Ба-бах! Следом за ним появляется и сам преподаватель. Старшина подаёт команду, и все встают, приветствуя его. Как говорится, чтобы завоевать уважение курсанта, его надо или удивить, или напугать!

Курсанты, бойтесь преподавателей с тихим голосом, плавными манерами и скучным изложением материала! Обстановка в аудитории, которую создаёт такой преподаватель, ввергнет вас в сон, вы попадёте в объятия Морфея, как муха в паутину кровопийцы-паука. Тогда ваша голова соскользнёт с подпирающего её кулака и рухнет в бездну, навстречу очень твёрдой поверхности стола, и вы, дёрнувшись, как от удара электрическим током, судорожным движением, в последний момент сумеете избежать травмы лица! И вот именно в этот момент, когда вы счастливо избежите лёгких косметических неприятностей, вы будете застигнуты этим тихим и интеллигентным преподом, снявшим очки и внимательно смотрящим на вас детскими ясными глазами, в которых будут проступать слёзы. Он обидится на вас до глубины души, посчитает ваше поведение на лекции личным оскорблением, занесёт вашу фамилию в чёрный список своих заклятых, подлежащих ликвидации врагов и превратится в ваш постоянный «Ужас, летящий на крыльях ночи!», который будет преследовать вас до вашего полного и безоговорочного распятия на алтаре Науки! И только в случае, если вы испытаете все муки Христа, пройдёте все круги ада, будете зазубривать, как «Отче наш», конспект лекций, купите учебник этого преподавателя и перед экзаменом попросите подписать его вам на память, то тогда, возможно (повторяю: возможно!!!) вы будете прощены и получите свою положительную оценку на экзамене!

А вот тот Преподаватель, который у доски объясняет вам устройство трансформатора, и со словами « … что хорошо – обмотка не горит!», оборачивается и видит вас спящим на его лекции, а затем отточенным движением руки запускает кусок мела вам точно в лоб, – это в дальнейшем ваш любимейший педагог! Который, (как и первый преподаватель), тоже окончил ЛМУ пару десятков лет назад, прошёл все моря и океаны и вернулся в стены родного Училища, научить тебя, оболтуса и лентяя, разбираться в электротехнике так, что ты будешь всю дальнейшую жизнь в День Радио пить за его здоровье и вспоминать эти дни обучения как самые счастливые дни в твоей жизни!

IX.

В учебном корпусе существуют два вида учебных помещений: аудитории, которые являются фактически классными комнатами, и кабинеты, специально оборудованные различной радио– , электро– и навигационной техникой. Вся техника и приборы действующие и идентичны тому оборудованию, на котором в дальнейшем придётся работать на судах. (Имеются ещё лаборатории, мастерские и физкультурный зал, но пока речь не о них). В аудиториях, которые в основном закреплены за каждой учебной группой, курсанты находятся на занятиях и к ним приходит преподаватель. В кабинетах же находятся преподаватели, а курсанты приходят к ним на занятия. При каждом кабинете есть особое помещение – лаборантская. Там находятся учебные пособия, различные материалы, необходимые на уроке и много чего ещё. Штатных лаборантов было мало: я помню только одного. Все звали его «Рука», поскольку вместо одной руки у него был протез. Он был закреплён за кабинетом Радиотехники. Во всех остальных кабинетах были общественные лаборанты из числа курсантов нашего отделения. Преподаватели сами выбирали себе лаборантов, каждый год новых. В обязанности лаборанта входило поддерживать порядок в кабинете, следить за исправностью оборудования и учебной документации, выполнять всяческие мелкие ремонтные работы и оформлять кабинет наглядными пособиями. Предметы изучались в основном в течение года обучения, после чего все сдавали экзамен, а на следующий год рота переходила на следующий курс, и к этому преподавателю приходили новые учебные группы. Поэтому стать лаборантом была большая удача!

Во-первых: преподаватель выбирал себе самого толкового, разбирающегося в его предмете курсанта, доверял ему брать ключ от кабинета и (самое главное) лаборантской комнаты! Пятёрка на экзамене лаборанту была гарантирована, если преподаватель был доволен его работой!