Kitabı oku: «Наблюдатель. Фантастическая правда, или Второе пришествие Христа», sayfa 4
Картина девятая
Солнце Эйна, набрав предельный размер и густоту красно-бордового цвета, повисло на линии горизонта, ожидая повелительного распоряжения Иисуса. Оно молчало, потому что способность говорить в нем не была заложена. Но оно слышало. И теперь ждало команду. Иисус подал сигнал, но не солнцу, а в институт истории Земли. Откликнулся тот же комментатор, который когда-то демонстрировал ему картины истории планеты.
– Можешь ли ты переправить блок информации в мою избушку, ну, в тот мой уголок? Надеюсь, ты знаешь, что я имею в виду?
– Разумеется, могу. Но что именно тебя интересует?
– Период жизни на Земле, начиная с убийства Каином Авеля. Нет, раньше… С момента зачатия Каина.
– Информацию в сжатом виде?
– Нет, с деталями.
Иисус подошел к берегу и, не снимая сандалий, забрел в воду по колено. Прохладная вода скользила по ногам, ее ласка передавалась выше, и Иисус почувствовал, что все разогретое его тело нуждается в омовении. И он, забросив сандалии на берег, не сняв шорты и льняную майку, решительно направился вглубь. Течение было не сильным, он поплыл вверх, к изгибу реки, а изгиб тот возник из-за невысокой, метров десять-пятнадцать, отвесной скалы, стоящей на пути потока. У скалы течение усилилось; поток, встретившись с преградой, резко менял направление и устремлялся в левый бок фарватера. Иисус постарался нырнуть как можно глубже, а когда всплыл, поддался воле потока.
– Распугиваешь мою рыбу? – услышал он голос. Ну, конечно, Гавриил, кто еще кроме него придет сюда на вечернюю рыбалку?
– Хочешь еще порыбачить? Задержать светило? – Иисус вышел на берег, стряхивая воду с одежды и нарождавшейся бородки.
– Напротив, я ждал, когда оно покинет нас. Я намерен выловить тайменя, – встал навстречу Иисусу Гавриил. Они крепко обнялись, прижавшись щеками друг к другу. – Ведомо ли тебе, сын Саваофа, способ ловли тайменя ночью? – торжественно произнес Гавриил.
Иисус, наконец, дал команду солнцу, и оно устало скатилось за горизонт.
– Откуда мне знать такие премудрости? – Он отступил на шаг назад и с любовью смотрел на Гавриила. – Слышал, что ты в какой уже раз встречался с Люцифером? Что ему надо?
Гавриил махнул рукой:
– Как всегда, явился с предложениями, начиненными пакостями и хитростью. И ведь сам прекрасно знает, что все они легко прочитываются, а все равно старается. С этакими улыбочками, ужимками, анекдотами, насмешечками над Саваофом, Меоном. Цинизм беспредельный!
– Да, умен…
– Скорее хитер, чем умен, – подтвердил Гавриил. – Но что это мы о неприятном, а между тем я еще не рассказал о способе ночной ловли тайменя. На языке рыболовов это звучит так: ловля тайменя на мышь на лунной дорожке. Если пожелаешь разделить мое удовольствие, покажу, как это делается.
– С удовольствием. Но прежде спрошу тебя: ты переночуешь в моей хибаре?
– Иисус, я сам хотел попросить об этом.
Гавриил взглянул на небо. Искусственная Луна, не торопясь заливала серебристым светом окрестности, но еще не выкатилась полностью из-под листвы могучего дуба, еще не бросила свой свет на реку. Оставались минуты, и Гавриил стал готовить спиннинг. Впрочем, что его готовить, он и без того готов, предстояло лишь прицепить блесну.
– Смотри, я цепляю мышь с крючком-тройником…
– Ты мышью называешь этот лоскуток кожи, покрытый ворсом?
– Ну, конечно же, это не настоящая мышь. Я, кстати, не переношу всяких этих мышей, крыс. Брезгую. Проблема заключается в том, чтобы как можно дальше забросить блесну. Новичку это редко удается, нужна сноровка. Потому что блесна без грузила. А затем вести блесну по поверхности воды, имитируя мышь.
– Чего настоящей мыши взбрело в голову плавать по ночам?
– Скорее всего, случается какая-нибудь катастрофа. Например, подмыло берег, а там было ее жилище. Ну, и бухнулась в воду…
Гавриил мастерски забросил блесну на лунную полоску; блесна шлепнулась о воду, издав мягкий, едва слышимый звук. Гавриил не дал ей утонуть, повел по поверхности воды. Иисус, как ни старался, не смог разглядеть движение блесны, но опытный рыболов чувствовал ее по натяжению лески. И только когда блесна оказалась в метрах десяти от берега, Иисус обнаружил ее. Лоскуток ворсистой кожи и, правда, очень напоминал попавшую в беду мышь.
– Заброс первый и пустой, – весело прокомментировал неудачу Гавриил.
– А ты уверен, что тут водится таймень?
– Я же видел его днем! Вон с той скалы, откуда ты приплыл сюда. Я сверху любовался водой, течением, смотрю, а он лениво плавает по кругу. За ним, как за ханаанским царьком, свита: ленки, омули, мелочь разная.
– Может, я его спугнул?
– Вряд ли. Место пригожее для него. Течение быстрое, сносит с деревьев всякую снедь. Сама, как говорится, в рот лезет.
– А что ты делаешь с уловом?
– Чаще всего отпускаю. Иногда отдаю Серафиму.
– А ему-то рыба на что?
Гавриил заулыбался:
– Так ведь у него стая кошек, разве ты не знаешь?.. Он всем, кто у него бывает, демонстрирует их.
– Кошек я видел, и не раз. Просто не задумывался, что их надо кормить.
Гавриил вновь сделал заброс, и вновь – пусто.
– Уснул, что ли? – пробурчал он недовольно. – Вроде бы рано спать-то. А может быть, облопался. – Давай так, Иисус… Пять бросков – и на покой.
Но пять бросков не понадобились. Таймень выплыл наверх, не весь, спину лишь показал, изловчился, ударил по наживке хвостом. Гавриил потянул леску, помогая «мыши» выплыть наверх и сразу же почувствовал удар, катушка начала стремительно раскручиваться, Гавриил подсек рыбину. Таймень резко крутанул влево, затем рванул к берегу, да так резво, что Гавриил не успевал скручивать леску на катушку.
– Хитер: пытается выплюнуть блесну, – взволнованно прошептал Гавриил.
– Как это выплюнуть?
– А так… Опережает движение блесны, освобождается от натяжения и, если крючки еще не вонзились, откроет пасть и – поминай как звали. А щука, например, может перекусить леску. Я как-то вытащил такую, с ржавым крючком и остатком лески.
Между тем, таймень бесновался, бросался то влево, то вправо. И все же Гавриил медленно, но настойчиво приближал его к берегу. Он попросил Иисуса приготовить сачок. Таймень был килограммов на восемь, на берег просто так не вытащишь, леска оборвется. У берега рыба глотнула воздуха и присмирела. Иисус помог зацепить тайменя сачком и, наконец, он оказался на траве.
– Ну, вот, полюбуйся на красавца, – наслаждался Гавриил, аккуратно извлекая крючки из нёба. – Не переживай, дружок, – обратился к рыбине, – сейчас вновь обретешь свободу. И больше не попадайся, а то скормлю кошкам.
Иисус помог рыболову подтолкнуть ошалевшего тайменя к воде; тот, оказавшись в своей стихии, все же не торопился покинуть мелководье. Огромная голова его наполовину была в воде, наполовину на поверхности, и рыба словно бы размышляла, стоит ли продолжать жизнь или уж покончить с ней, чтобы в будущем избежать подобные испытания.
– Ну-ну, – пробурчал Гавриил, – извини, брат, жизнь такая, что тут поделаешь. Мне тоже кое-что не нравится, Иисусу, вон, гляжу, тоже несладко. Давай, плыви… – и Гавриил еще раз подтолкнул тайменя. Таймень процедил порцию воды, проверил, что у него с хвостом. Хвост действовал исправно. Не торопясь, рыба отплыла на метр-два от берега, передохнула в глубине и, уже более энергично двинув туда-сюда хвостом, окончательно скрылась в темной воде.
Иисус несколько слукавил, назвав свой кров хибарой. Это была пятистенка, выстроенная из толстой лиственницы, пропитанной растительными маслами. Плотники, у которых, кстати, он в детстве обучался мастерству, использовали при сборке сруба в качестве мха между бревнами травы, которые источали разные запахи в зависимости от наружной температуры и влажности. В жару от стен веяло свежестью и тончайшим запахом ночной фиалки, в прохладные и дождливые дни – мятой и чабрецом. В светлые и сумеречные часы запахи менялись: то преобладал запах индийской розы, то ладана, то палестинской миры. Необычность микроклимата усиливалась еще и струями воздуха из сада, где преобладали сирень, сливы, вишня, яблони. Десятки различных оттенков превращали сад в место, схожее с мелкими кучевыми облаками, освещенными закатным солнцем.
– Хорошо у тебя тут, – вздохнул Гавриил. – Уж так хорошо, что ничего лучшего не может быть.
– А Михаилу не понравилось. Предлагал поставить терем, – с улыбкой заметил Иисус. – А сам, между тем, живет в келье.
– Это он от любви к тебе. Думает, молодой еще, пусть пороскошничает.
Иисус тонкими смуглыми пальцами поглаживал бородку, и заметно было, что хочет расспросить Гавриила о чем-то своем, сокровенном. Наконец, решился.
– Скажи, ты хорошо знаешь Люцифера? Мне говорили, что вы раньше были друзьями.
– Да с первых же дней, как осознал себя, знаю. Люцифер выделялся среди нас. Он же первенец, к тому же красавец!.. Подвижен, весел, остроумен. Большой выдумщик, запевала во всем. Игры разные затевал, и нас увлекал. Мы все любили его, хотя Михаил порой поглядывал на него с настороженностью. Я, честно признаюсь, считал, что Михаил ревнует Саваофа к нему. И были основания ревновать. Саваоф выделял первенца, чаще, чем любого из нас, хвалил. А начал я менять свое отношение к Люциферу после одного случая… – Гавриил пожал плечами. – Случай пустячный, скоро бы забылся, но вот не забывается: я до сих пор вижу взгляд Саваофа.
– Что за случай?
Гавриил усмехнулся:
– Не знаю, покажется ли тебе это наблюдение серьезным… Но послушай. Мы сидели за столом и ждали Саваофа. Он вошел в нашу обитель с кувшином нектара и вазой персиков. Персиков было по одному на каждого. Сверху выделялся один, крупный, сочный. И Люцифер первым потянулся к вазе и взял лучший. Но каково же было его разочарование, когда в самом низу оказался персик и сочнее, и крупнее. Он достался Михаилу. Саваоф видел все это, но ничего не сказал; он как-то ссутулился, во взгляде стояла горечь, и, показалось мне, растерянность. Люцифер почувствовал его взгляд; он не доел персик, выбросил остаток в урну и весь день с нами не общался. После этого случая не то чтобы избегал нас, но и прежнего куража, веселья не стало. Часто задумывался, мог ни на что, ни про что разозлиться, обидеть, надсмеяться. А когда появился ты, он совсем озлобился. Замкнулся; в основном, стал общаться с ангелами второго, третьего звания. Те восхищались им. И ему это очень нравилось.
– Как думаешь, почему он так ненавидит меня?
– Наверняка не знаю, Иисус. Думаю, причина в ревности. По крайней мере, так было вначале. А теперь?.. Теперь, возможно, опасается тебя. Пожалуй, даже больше, чем Саваофа, опасается. Он ведь, действительно, и умен, и хитер, далеко заглядывает в будущее. Может быть, когда-то Саваоф приватно посвятил его в то, что неведомо нам. И он теперь пользуется прежними знаниями. В любом случае, Иисус, ухо с ним следует держать востро. Он не способен на компромиссы. И каши с ним никто и никогда не сварит. Он и Меона заложит не раздумывая.
– Многих он увел с собой?
– Треть архангелов. Но из первого круга воинства – никого. Никто из нас не оставил Саваофа. – Помолчав, Гавриил продолжил. – Иногда приходит такая мысль: а, может, таков замысел Саваофа – согреть на своей груди змея? Я долго, особенно в первое время, думал об этом. Спрашивал себя: как мог Саваоф позволить первенцу и любимцу отделиться от него, Отца?
– Дар считает, что в созданном мире просто обязано быть противостояние. Это – принцип, опара, из которой, и только из нее, может быть испечен хлеб. А хлеб – это жизнь. А скажи, ты бывал на Земле?
– Был. Кстати, я с группой первых ангелов – тогда мы были еще юношами – летали туда под приглядом Саваофа. И Люцифер с нами летал.
– А давно это было?
– Ну, как давно?.. По нашим меркам, миг назад. А по земным… Планета тогда была заселена динозаврами. Мне помнится, Саваоф, наблюдая за ними, был чем-то недоволен. Хмурился. Тогда он и вознес на небеса смертных – Эйна, Дара, Берда… И поручил им организовать лаборатории. Насколько я знаю, именно эти мужи по согласованию с Саваофом провели бомбардировку планеты, после чего динозавры погибли. Изменился климат, джунгли стали постепенно уступать степям и саваннам, появились приматы. Второй раз Саваоф летал туда, но летал один. Вероятно, тогда и был сотворен человек.
Картина десятая
На заповедной территории вдали от Центра миротврения был выстроен из драгоценных камней и плит розового мрамора с искусной резьбой детский комплекс. Здесь они проводили дни, а на ночь разлетались по домам. Тут и хозяйничал Серафим, архангел с подбитым крылом. Он приметил Иисуса, когда тот был еще далеко, и вылетел навстречу. В небесном эфире звучал слабый отголосок Большого Взрыва, ближние звезды стремительно удалялись в бездну, но не становились от этого меньше: так ничтожно было расстояние до них в сравнении с бесконечностью, куда они устремлялись. Глядя на них, Серафим сравнил звезды с разноцветными шарами, которые он запускал с детьми и которые уносились вдаль, гонимые ветром; они вращались, сближались, но никогда, или почти никогда, не сталкивались. Иные уплывали так далеко, что глаз уже не мог их различить, другие, достигнув критической высоты, лопались и умирали. И в которой раз Серафим восхитился созданным миром. Он видел и далекие галактики, но не отдельные ее звезды, а густой серебристый туман. Абсолютно все способен был обозреть только Саваоф, Автор и Творец всего живого и неживого.
Серафим и Иисус обнялись прямо в полете.
– Тебя очень ждут дети, – с упреком сказал Серафим. – А тебя нет и нет.
– Я не могу выполнить данное им обещание. Отец строго-настрого запретил экскурсию на Землю. Знаешь причину?
– Откуда мне знать… Я безвыездно сижу здесь, гости бывают редко, если вообще кто-то бывают, – сварливо отозвался Серафим.
– Я тоже не знаю. Когда попросил Отца разрешить экскурсию, он замахал руками: нет и нет!
Серафим задумался:
– Могу предположить, что реакция его связана с активной деятельностью Люцифера. Сатана там днюет и ночует.
– Чего он хочет, как думаешь?
– Ну, чего?.. Определенно можно сказать одно: он продолжает производить и вносить в душу человека отраву. Его конечная цель – по меньшей мере, исказить тварное создание Саваофа, а по большей – придать ему противоположный образ, направить на противоположный путь. Ходят слухи, что Саваоф в свое время привлек его к разработке и реализации земного проекта. И теперь Люцифер будто бы использует тайну творения. Конечно, разговоры разговорами, но лично я считаю, что они недалеки от истины. Раньше он действовал грубее…
– Раньше – это когда?
– Ну, например, во времена, когда он вместе со своими подонками устроил на Земле планетарный публичный дом. Тучей спустились на Землю, безжалостно истребляли мужчин, а потом тридцать земных лет брали дев, кто какую пожелает, якобы, в жены, Люцифер сам подавал пример в соблазнении. Итог ты, наверное, знаешь: на планете появились исполины. Они способны были творить только зло. Зверь, которому было разрешено питаться живой плотью, не совершал таких злодеяний, какие совершали исполины. Саваоф тогда сказал: «Люди стали всего лишь плотью, Дух, которым я их одарил, утрачен ими». Он сказал это на расширенном совете, где присутствовали Михаил, Гавриил, я, а также руководители направлений академии. И он спросил: «Кто за то, чтобы остановить земной проект? Слушаю ваши мнения». Мы молчали. Не то, чтобы мы испытывали сильную жалость к людям, так далеко отошедшим от заложенного в них идеала. Нет. Разочарование было глубоким, болезненным. Но и закрыть проект…
Я тогда сказал, что закрытие проекта будет расценено Меоном и Люцифером как наше поражение. Гавриил согласился со мною. Михаил промолчал. Эйн проголосовал за закрытие проекта, заявив, что он с самого начала оценивал проект как несвоевременный. Усилия должны быть сосредоточены на обеспечении развития материального мира, убеждал он. Недоумевал: зачем нужны эти мотыльки? Разве нам не хватает других забот? Дар так эмоционально защищал проект, что обвинил Эйна в отсутствии Духа у него самого. Кажется, именно его замечание и повлияло на решение Саваофа. Он не закрыл земной проект. Но сказал: «Похоже, я им дал слишком долгую жизнь. Я рассчитывал на то, что они используют ее для собственного совершенствования и благоустройства Земли, а они только копят и копят грехи. Отныне их век – сто двадцать лет».
– А что стало с исполинами?
Серафим глазами показал на свое левое крыло:
– Саваоф направил огромное воинство на подавление и истребление этих ничтожеств. Меня он назначил командующим. Мы легко справились бы с ними, поскольку Люцифер и его банда, прознав о наших намерениях, улетели в свои, труднодоступные нам, края. Точнее, сделали вид, что удрали. А на самом деле затаились вблизи, чуть ли не на Марсе. Когда мы приступили к истреблению исполинов, Люцифер ударил нам в тыл. Битва длилась сто земных лет. Тогда я и был ранен. Дело в том, что он знал о моем уязвимом месте. Родовом. Это было маленькое перышко, чуть выше левой лопатки. Он напустил на меня стаю своих головорезов, и один из них ухитрился вырвать перышко зубами. И левое крыло повисло как плеть. Так закончилось моя военная карьера. Исполины были истреблены. Все, до единого. Но след их в людях остался. Люцифер, в сущности, и в этот раз своего добился. Не в полной мере, но очередную дозу яда люди получили.
Картина одиннадцатая
Перед тем как повстречаться с Даром, Иисус заглянул в демонстрационный зал. Во время первого просмотра истории Земли он обратил внимание на эпизод перелета птиц с юга в холодные широты. Тогда в голове застрял вопрос: ради чего они преодолевают огромные расстояния, испытывая лишения?
И перед визитом к Дару он решил еще раз прокрутить этот эпизод. Величественна и прекрасна была картина! Миллионы и миллионы разных пернатых летели на север с рассвета и до вечерних сумерек, лишь на час-другой опускаясь в долины рек, озер, болот. Съемки стай вели и сверху, с высоты пяти-десяти километров, и снизу, с поверхности Земли. Покормившись и отдохнув, стаи медленно и, кажется, неорганизованно набирали высоту; иногда среди них возникал спор по поводу выбора маршрута. Был запечатлен момент, когда группа журавлей-вожаков дала сигнал стать на крыло, но поднялся гомон несогласных, и вожаки вынуждены были вернуться назад. И среди несогласных, видимо, не было единства; десяток вожаков из их среды также вернулся. Только с пятой попытки стая, выстроившись клиньями, скрылась за хребтом, со склона которого велась съемка.
Иисус кликнул комментатора, запросил объяснение поведения птиц.
– Ничего необыкновенного, – отозвался тот, усмехнувшись. – Это их родина, здесь они вылупились из яиц своих предков. Здесь сформировались как вид. Это произошло миллионы земных лет назад. Но они свято блюдут традицию – рождаться именно здесь, в родительском доме.
– А почему они в свое время покинули родные места?
– Раньше эти места напоминали известное тебе Двуречье, Абиссинию, Палестину: пальмы, оливы, кипарисы… Но после того, как была сдвинута ось Земли, а в результате землетрясения образовался хребет между Европой и Северной Америкой, перекрывший доступ атлантических теплых вод в северный океан, последний замерз. Погибала растительность, вымирали многие животные. А птицы улетели. Все просто, Иисус. Другой вопрос, почему это допустил твой папаша. Я не имею ответа на него, поинтересуйся или у Отца, или, в крайнем случае, у Дара. Дар все знает.
Кто и зачем сдвинул ось Земли – с такого вопроса началась беседа Иисуса с Даром.
– Визиту Саваофа на Землю, о котором я хотел тебе поведать, предшествовали именно эти события. Мы получили задание разработать проект, реализация которого позволила бы превратить северный азиатский материк в замерзшую пустыню. Мы предложили чуточку сдвинуть ось Земли, устроить подводные взрывы в северных широтах Атлантики. Саваоф согласился с предложениями. Все это было осуществлено одномоментно. И теплое течение наткнулось на преграду, перестало разбавлять северный океан теплыми водами. Он стал Ледовитым. Косые лучи Солнца большую часть года не согревали поверхность Земли. Там все замерзло. Или почти все. Тогда и полетел туда Саваоф.
– Но что он там делал?
– Потерпи, все узнаешь. Визит Саваофа не Землю был вызван, как я полагаю, разочарованием африканскими племенами. Напомню, они были прямыми потомками исполинов, то есть, наполовину потомками Люцифера и его банды. Из их памяти стараниями Сатаны был стерт, абсолютно стерт момент творения их предка в райском саду из космической пыли. Саваоф готов был уничтожить их род. Но, как я уже говорил, нет предела его терпению. И он придумал еще один вариант. Он решил повторить акт творения, но в совершенно других, экстремальных, условиях. Вот с этой целью он и прилетел в северную Азию. Что творилось там тогда? Давай вместо слов покажу тебе заснятые ролики.
Дар встал с плетеного кресла, потер пальцем правое ухо, включил дайджест. Несмотря на то, что аппарат, скорее всего, был его ровесником, качество и съемок, и воспроизведения оказалось отличным.
Иисус, не отрываясь смотрел фильм Дара. Он видел райскую обстановку дремучих третичных лесов, где человекообразные обезьяны блаженствовали на деревьях. Ничто не предвещало беды. Обезьяны резвились, ухаживали друг за другом, без стеснения вступали в половые отношения и лишь сторожевая группа, с завистью наблюдая за жизнью братьев и сестер, детей, демонстративно позевывала, при этом не спускала глаз с окрестностей. Эта идеалистическая картина заворожила Иисуса: так естественно и гармонично текла их жизнь! Были нападения, жертвы, но и они воспринимались как подтверждение порядка и вечного устройства отношений между живыми созданиями.
Но вскоре кадры сменились. На закате третичного периода горы поднялись высоко к небу, на их вершинах стали образовываться ледники, которые затем поползли вниз, в долины. Похолодало; леса, растительность отступали на юг. Вслед за ними устремились и животные. Иисус со слезами на глазах наблюдал, как некоторые обезьяны пытались прорваться на юг через Гималаи и другие горные перевалы, но исход для всех был один: погребение в километровых толщах льда. Более осмотрительные пытались отыскать на дрожащей от холода земле пещеры, ямы и, прижавшись друг к другу, коротали ночные часы. Тогда они вынуждены были частично перейти на животную пищу. И так повторялось не раз. Ледники то наступали, то отступали. И когда отступали, земля вновь покрывалась пухом степей и мехом лесов. А когда наступали, все живое откатывалось на юг.
И Иисус окончательно утвердился в замысле Творца, обрекшего свои создания на жестокие испытания. Не подаренный рай нужен примату, чтобы стать близким к Творцу человеком: надо предоставить ему возможность самому создать рай. Своими силами и своим разумом. Дар пояснил, что Саваоф все же не удержался и оказал помощь новым созданиям, пролив на приматов дозу радиации, в результате чего они утратили волосяной покров. Изменился цвет их кожи. А главное, произошли колоссальные изменения в структуре и массе мозга: он приобрел способность видеть и осознавать окружающий мир как творение, а не данность. Тогда же Саваоф провел тончайшую операцию на мозге приматов, разместив в нем систему чипов, хранивших правила и наставления, то есть, то, что стало известно под понятием «нравственный закон».
Да, думал Иисус, и слезы по-прежнему застилали его глаза, да, Отец, наверное, прав, когда погрузил азиатского примата в бездну страданий. Только через страдания эти милые обезьянки стали людьми. И так он исправил свою ошибку на юге. Впрочем, исправил ли?..
Дайджест замигал и померк. Дар сострадательно смотрел на Иисуса. Он будто бы что-то предчувствовал. Наконец, Иисус пришел в себя:
– Что было дальше?
– Какое-то время южные и северные азиатские племена развивались параллельно, не зная о существовании друг друга. Саваоф сам присматривал за ними, но до поры до времени не вмешивался в их развитие. Правда, однажды он приказал нам усугубить положение южан, и мы сделали так, чтобы образовались проливы Босфор и Дарданеллы. Тем самым фактически ограничили миграцию людей-обезьян на юг.
– В той Книге, которую ты мне подарил, рассказывают о том, что Отец якобы посоветовал некому Ною построить ковчег, разместить в нем свою семью, животных, птиц, насекомых и переждать в нем сорокадневный ливень.
– Все перепутано в ней! Никакого отношения Ной не имел ни к потопу, ни к ковчегу. И самого ковчега не было. Как я сказал, южане выживали на вершинах гор. Все – рядом: люди, животные, насекомые, птицы. Там шло взаимное уничтожение. Звери рвали на куски людей, люди расправлялись со слабыми животными. Ной же, вернее, не сам Ной, а его потомки придут на юг значительно позднее. И придут из Азии, с предгорий Алтая. Они – потомки тех, кто сумел выжить в суровых условиях, и не только выжить, но и стать людьми. Позднее их назовут ариями. Переселялись они в течение тысяч земных лет. Тремя потоками. Первую колонну возглавил Хам, вторую – Сим, третью – Иафет. Разумеется, они не сыновья непосредственно Ноя, однако наверняка являются его потомками. И пришли они в Двуречье, на берега Ефрата и Тигра, в цветущую и благоуханную страну. Они назвали себя шумерами.
Андрей Иванович за несколько минут перед пробуждением успел побывать в библиотеке. Библиотекарьm с интересом оглядел его с ног до макушки и вежливо поинтересовался, кто он и откуда прибыл в их края. Из России, – ответил профессор и уточнил. – Подмосковье, Кратово, улица Аристотеля, 34.
– О, – воскликнул хранитель книг. – Там помнят меня? Польщен, польщен… – Вновь оглядев его, но уже с головы до ног, промолвил. – Позвольте подарить вам книгу «Нравственный закон» Сочинения Саваофа.
– Как, – удивился профессор. – Никак нельзя. Подлинник!
Библиотекарь рассмеялся:
– Что вы, что вы! Подлинник и мне не доступен. Это переиздание. И не первое.
