«Битва железных канцлеров (рассказ)» kitabından alıntılar, sayfa 5
В пустой редакции их было только двое. Скудная обстановка идейного притона слабо освещалась тихо гудящим газом.XD
Наивный лепет о любви и дружбе он относил к числу застарелых химер. Гнев – вот подлинная его стихия! В гневе он непревзойдённый мастер, и если бы Бисмарк был актёром, игравшим Отелло, то в последнем акте ни одна Дездемона не ушла бы от него живой… Бисмарк не знал меры ненависти, которую считал главным двигателем всех жизненных процессов. Он не просто ненавидел – нет, он лелеял и холил свою ненависть, как чистую голубку, как светлое начало всех благословенных начал. Бисмарк ощущал себя бодрым и сильным, когда ненавидел, и он делался вялым, словно пустой мешок, когда это чувство покидало его…
Небеса над Галицией зловеще высветлило заревом тысяч и тысяч бивуачных костров, зелёные холмы огласило протяжным пением: это русская армия встала у границ Австрийской империи.
Канцлер Буоль в панике вызвал к себе Балабина:
– Каково отношение Петербурга к этой войне?
– Нейтральное.
– А к этим разбойникам… к Пьемонту и Франции?
– Видит бог, мы ко всем нейтральны.
– Но правительство моего императора не понимает, ради каких целей ваша армия собралась возле нашей Галиции?
Ответ Балабина прозвучал как нотация:
– Русская армия вправе совершать любые маршруты внутри своего государства, и я не понимаю вашего волнения…
История личности - это история её предков...
Австрия – это зловонный труп, который разлагается посреди дороги немцев к объединению. Ты посмотри, приятель: после каждого сильного дождя у многих немцев всё их отечество прилипает к подошве башмака…Бисмарк
Европа считает нас азиатами. Но мы принадлежим Европе в такой же степени, что и Азии. Всем своим громадным телом Россия распростёрлась по азиатским просторам, выставив босые пятки на Алеутские острова, но голова нашей отчизны извечно покоилась в Европе… Сейчас Россию хотят публично отлучить от большого европейского концерта. В давние времена папа римский отлучил от церкви германского кесаря Генриха Четвертого, и тот, прибыв в Каноссу, посыпал главу пеплом, покаянно разорвал на себе одежды, неделю простоял на ногах под дождями и солнцем, со слезами умоляя папу не отвергать его. Но ежели Европа надеется, что Россия тоже пойдёт в Каноссу на покаяние, то она заблуждается… не пойдём!Горчаков
В политике, как и в любви, всё возможно.Горчаков
Мир, основанный на унижении побежденного, это не мир, а лишь краткое перемирие между двумя войнами.
Бисмарк воткнул в рот дешевую сигару:
- Недавно в Париже нашумел бракоразводный процесс одного графа с женою, бывшею цирковой наездницей. Чудак обратился в суд не сразу! До этого он двадцать четыре раза заставал свое сокровище в постели с какими-то обормотами и двадцать четыре раза делал жене кроткие и благонравные внушения. Адвокаты на суде рыдали, как зайцы, до небес превознося своего кроткого подзащитного, как образец философского мученичества и небывалой галантности...
- Бисмарк, к чему вы мне это говорите?
- А к тому, что этот выживший из ума рогоносец мог бы еще немало поучиться галантности у Берлина, который прощает Вене любое коварство политики австрийского кабинета...
Рассказывать о прошлом заманчиво, но нелегко...
При этом я вспоминаю, как английский историк Юм, сидя возле окна, писал очередной том истории человечества, когда с улицы вдруг послышался отчаянный гвалт. Юм послал горничную - узнать, что там случилось, и та сказала, что ничего особенного, просто поссорились прохожие. Но пришел лакей, сообщивший, что на улице произошло злодейское убийство. Затем прибежал почтальон и сказал историку, что сейчас была на улице большая потеха - подрались две голодные собаки, заодно покусав одного мужчину и двух женщин.
Юм в раздражении швырнул перо на стол.
- Это невыносимо! - воскликнул он. - Как же я могу писать историю прошлого человечества, если не в силах выяснить даже того, что творится у меня под самым носом - напротив моего дома!
