Kitabı oku: «Древнерусское предхристианство», sayfa 3

Медведь-собрат

Давно отмечена «несомненная архаичность мифопоэтических представлений о медведе и связанных с ним культов и исключительная устойчивость взгляда человека на природу медведя и его сакральное значение»; у многих народов существовали верования в небесное происхождение медведя, наделенного божественными качествами.⁶² Бурый медведь с русым отливом шкуры, обладавший огромной силой и хитростью, казался сородичем людей, «лесным человеком», каждую весну воскресающим из-под земли. Он жил оседло и достигал сравнимого с человеческим возраста в 30–50 лет. При ходьбе опирался на всю ступню, отпечатки его пятипалых лап походили на след босой ноги. Круглая голова, морда с хитрыми глазами и способность передвигаться на задних конечностях усиливали его «человекоподобие».

Упоминания в древнейших, в частности, хеттских текстах, о «людях-медведях» отсылают к широко распространённому среди народов Евразии мифу о кровной связи медведя с человеческим родом: «медведь – предок людей, их старший родственник, наконец, тотем», известны «медвежьи» имена валлийского царя Arthge (от *аrto-genos, «сын медведя») и первого польского князя Mieszko. Лесной богине Артемиде-Медведице (от древнегреческого Ἄρτεμις «медвежья богиня») приносили в жертву медведя, при её храме находился приручённый медведь, а жрецы во время праздника облачались в медвежьи шкуры и исполняли культовую пляску медведя. Нимфа Каллисто, спутница Артемиды, была обращена ею в медведицу, после чего перенесена Зевсом на небо в виде созвездия Большой Медведицы.⁶³

Отдельными чертами древнейший образ медведя может быть сближен с эллинским Орфеем. Античный герой покорял богов и людей пением и игрой на форминге, древним русам в медвежьем рычании слышались речения божественного первосущества. Представления о «божественности медведя» проявлялись в ряде в восточнославянских верований: превращение человека в медведя «в наказание за провинности», «происхождение медведя из человека», сожительство медведя и человека, существование медведей-оборотней и «колдунов, принимающих медвежий облик».⁶⁴ Сибирские старообрядцы до середины XX столетия сохраняли предание о превращении Христом человека в медведя за непочтение.

Васильковский курганный могильник. Владимирская область. Х – XI вв.

Древнерусские погребальные обереги в виде медвежьих лап и кольцевидных обережных даров – «баранок».

Археологические находки в Верхнем Поволжье, Приладожье и Ярославской области погребальных сосудов со следами медвежьей крови, амулетов из медвежьих клыков, когтей и когтевых фаланг, глиняных медвежьих лап и морд, подтверждают существование стойких обрядов почитания медведя со времён Фатьяновской культуры III–II тысячелетий до н. э. В древнерусских Владимирских курганах VIII–IX веков вместе с прахом сожжённых хоронили медвежьи лапы.⁶⁵ Часто их заменяли изображения лап вместе с которыми погребали глиняные кольца – «символическое подношение медведю».⁶⁶ Они воспроизводили солнцевидный оберег проторусов и их потомков: бо́ронь, оборо́нь. Его выпекали в виде обрядового печенья, сохранившего древнее название баранка (на болгарском абара́нак, на польском obarzanek). Вероятно, по праздникам подростки носили этот оберег на запястьях наподобие съедобных обережных поручей.

По всей видимости, медвежьи черепа в древнерусских святилищах соотносили с подземным, земным и небесным мирами.⁶⁷ «Медвежьим» по происхождению являлось древнерусское название Плеяд (Волосыни). Имена Велес и Волос сближаются по смыслу с «волосатым» медведем. Связанное с почитанием медведя жилище прарусов (землянка с плоской или насыпной крышей) разительно отличалось от юрты кочевников или бревенчатого дома и воспроизводила образ берлоги или ещё более ранний – погребального кургана. Об этом свидетельствует само её название хата, родственное авестийскому kata «дом, яма» и нижненемецкому kate «хижина». В противоположность хате могильные сооружения прарусы называли дом, домовина.

Медведя отождествляли с Велесом,⁶⁸ считали покровителем охоты, оставляли ему на пнях и стволах деревьев часть добычи. Он являлся единственным из лесных зверей, которого упорно и почти безуспешно пытались приручить. Медвежьи клыки, когти, лапы, шкура, шерсть, а также кровь, жир, мясо считались важнейшими оберегами людей и скота. Череп медведя хранили в пчельнике для оберега пчёл. В свадебных обрядах жениха с невестой усаживали на медвежью шкуру и именовали «медведем» с «медведицей», а дружку (родственника жениха) «медведником», в древнейшую эпоху он являл собой медведя-собрата, кума. В предсвадебном причитании невеста иногда называла свёкра со свекровью «медведями». На Руси веками сохранялось убеждение, что «медведь – от Бога». В Средневековье для преодоления остатков медвежьего культа вводились запреты на употребление в пищу медвежатины и ношение медвежины «одежды из медвежьей шкуры».⁶⁹

Русская устная словесность свидетельствует о стойкости почитания медведя. В сказках «Ивашка Медвежье Ушко», «Царь-медведь», «Миша косолапый», «Девушка и медведь» и др. кровная связь медведя и человека считается естественной, даёт невиданную силу и неизменно служит ко благу. В сказке «Иванко Медведко» герой предстаёт всесильным лесным «родичем» и полноправным членом семьи – человеко-медведем. Память о «воскрешающей» силе медведя сохранилась в полусказочной былине «Михайло Поток». Она повествует о том, как богатырь спускается в могилу вместе с мёртвой женой, избавляет её от смерти, побеждая подземного змея, и вновь выходит на волю. Имя Михайло намекает на очеловеченный образ медведя, победителя смерти, а прозвище Пото́к (Потык) истолковывается как «заточник» – от старорусского пото́къ «изгнание, заточение», родственного глаголу точить. Это прозвище родственно слову по́ток (в северных говорах «топот, топотня»),⁷⁰оно сближает имя героя с обережным прозвищем медведя «Потап», «Потапыч». Название сказки «Михайло Поток» следует понимать, как «Михайло Заточник», «Михайло Топтыгин» – «тяжелоходящий».

В сказке «Про волшебную мельницу», записанной в Пудожском краю, медведица помогает героям в противостоянии черту, даёт свою кровь, чтобы помазать ею и исцелить заболевшую, вручает людям своего «медвежонка-сынка» для спасения жизни, и тот хитростью сжигает черта в бане. В конце сказки именно медведь оживляет раздобытой живою водой главного героя и его спутников-животных.⁷¹ В русских сказках медведь является несокрушимым победителем змея, однако сюжет их поединка отсутствует.⁷² Роль змееборца в сказках играют «медвежьи дети» (Иванко-Медведко, Иван Медвежье Ушко и др.), в качестве их противника выступает змея-ведьма «из-под камня», подземный «мужичок с ноготок» и Баба-яга.

А.Н. Афанасьев сближал образы человеко-медведя и сказочного богатыря Зорьки, прозванного Светозором, утверждая, что их следует воспринимать, как «различные прозвания громовика», сокрушителя туч.⁷³ Если принять это предположение, то индоевропейский Первомиф о битве небесного громовержца со змеем превращается у прарусов в поединок со змеем медведеподобного порождения Сварога-Перуна. Следами его молниеносных ударов считались рассыпанные по земле «громовые стрелы» (белемниты).

Почитание прарусами и их потомками медведя в качестве священного существа и старшего собрата объясняется убеждением в небесном происхождении этого первого сварожича, которого всемогущий световидный бог наделил сверхчеловеческой силой и способностью преодолевать смерть.

Медвежье коло

Трёхчастный год

В доисторические времена наиболее глубокое воздействие на сознание вызывали явления, в которых проявлялся закон умирания и возвращения к жизни. Идея метемпсихоза, свойственная религиозным представлениям народов юга Евразии с тёплой зимой, во время которой всё живое продолжало жить, в северных землях сменилась верой в ежегодное осенне-зимнее умирание и весенне-летнее оживание природного мира. Человек чувствовал себя частью природы, но существом особым, обладающим даром мысли, слова и созидания. Превосходил его лишь медведь, способный каждую весну «воскресать от смерти». В СевероВосточной Европе он оживал и восставал из-под земли после самой жестокой зимы. Ему поклонялись, с ним старались породниться, чтобы стать бессмертными. Круговые движения солнца и луны были важны куда менее, нежели чередование жизни, смерти и воскресения под землёй – в медвежьей берлоге и в первобытной родовой пещере.

Восприятие «круговращения бытия» древними охотниками и собирателями воплотилось в доземледельческом трёхчастном вычислительном календаре, условно называемом медвежье коло. Он существовал в эпохи неолита и ранней бронзы и соответствовал архаическим представлениям о годовом чередовании периодов яви и сна. Счёт времени вёлся пятидневками (по пальцам) и «лунами», разница между полным лунным кругом в 29,5 суток и шестью пятидневками, или одной «луной» составляла половину суток. Год делился на три части по 120 дней, по четыре «луны» или по 24 пятидневки. Остаток в пять дней, исключался из счёта и воспринимался как особое время «конца-начала» годового круга. При исчислении времени «лунными кругами», от новолуния до новолуния, погрешность в месячном счёте оказывалась незаметной, а в годовом круге, состоявшем из «двенадцати лун» или 73 пятидневок, она сводились лишь к четверти суток, как и в современном календаре.

О древнейшем трёхчастном делении года свидетельствуют археологические находки медного и бронзового веков. Жизнь человека и природы была религиозно осмыслена в чередовании трети и двух третей года. В культурах италиков, кельтов, скандинавов, германцев, славян были распространены украшения с мотивами трёхлучевой звёзды (с прямыми, загнутыми или ломаными лучами), трилистника, триквестра, треугольника в круге, треугольной плетёнки и др. В лунном календаре древних кельтов сменялись две неравные части (по стюл. ст.): треть года с 1 мая по 1 августа считалась «тёплой», а две трети с 1 августа по 1 мая «холодными», обе части делились ровно пополам 1 ноября и 1 февраля.⁷⁴

В русской устной словесности сохранилось предание о сказочном Лукоморье, жители которого обмирали на зиму и оживали весной. Их сон и явь проходили «между двумя Егориями» – Егорием-зимним (26 ноября) и Егорием-вешним (23 апреля). Это значило, что более трети года (149 дней) они спали, а около двух третей (216 дней) бодрствовали. В более тёплых краях Западной Европы сходные поверья относили к медведю. Считалось, что он засыпал 28 ноября, с наступлением католического Адвента (Рождественского поста), а просыпался 25 марта на Благовещение и таким образом проводил в берлоге около трети года: 117 дней или 13 древних девятин. Уборка летнего урожая на земледельческом юге Европы по обычаю также завершалась через одну треть года после весеннего сева. Древние греки считали это время «сроком Деметры». Образ античной богини земледелия и посевов являлся олицетворением зерна, которое треть года находится в земле, затем прорастает из «царства мёртвых» и оставшиеся две трети года существует в виде стебля, колоса и сжатых хлебов. Медвежьи обряды у народов Юго-Западной и СевероВосточной Европы соответствовали либо южной, либо северной версиям медвежьего коло. Возникавшие при этом календарные различия не считались важными и в обоих случаях оставались связаны с природным круговрвщением и верой в чередование жизни и смерти.

После перехода к солнечной религии древние европейцы перенесли начало годового счёта на весеннее равноденствие, когда свет побеждал тьму, а из-под снега и земли «воскресала» медведица. На Масленицу в западноевропейских странах совершали обряды «поисков лесного человека», «пробуждения медведя» и его «вождения» по деревне. В Германии чествовали «лесного человека» (Waldmann), который «просыпался» в берлоге и затем выходил из неё, «воскресал», в Пиренеях сохранился обычай «охоты на медведя», в Швейцарии «майского медведя» наряжали в зелень, в Словакии устраивали пляски с медведем, сулившие плодородие, в Македонии ряженого «медведя» «звали на ужин», а в Восточной Польше на второй день после Пасхи рядились медведем, который «болел», но «оживал», после того, как его поливали водой.

По русскому средневековому (старостильному) календарю на Сретенье (2 февраля) отмечалось «первое пробуждение медведя», а на церковную Масленицу (февраль – начало марта) совершали обряды «встречи» и «вождения» медведя. Считалось, что на Благовещенье (25 марта) он «просыпается», на св. Егория-вешнего (23 апреля) или на Радоницу (1 мая) «встаёт» из берлоги и выводит из улья пчелу, из земли – змею и червя-щура, а из воды – лягушку. В Воздвиженье (14 октября) медведь «начинает укладываться» на зиму (и с ним засыпают его спутники), а на Кузьминки (1 ноября) или на св. Егория-осеннего (26 ноября) «крепко засыпает». Считалось также, что на св. Спиридона-солноворота (12 декабря) он «поворачивается в берлоге с боку на бок».

Несмотря на смещение в народно-церковном календаре старинных вех, он позволяет представить основу медвежьего коло, которое предполагало деление года на три поры (по стюл. ст.) с условными названиями: медвежий кресень, с 22 марта по 21 июля (от выхода медведя из берлоги в дни равноденствия и «нагуливания сил» после зимы); медвежьи яри, с 22 июля по 21 ноября (от зачатия медведицей детёнышей до осеннего «жирования» и «обмирания», близкого ко дню св. Егория-осеннего (26 ноября); медвежья спячка с 22 ноября до весеннего равноденствия 21 марта. К этому времени, через семь лунных месяцев или 30 седмиц, медведица рожала детёнышей в берлоге.

Кумы

Из-за строжайших запретов имена медведя-первопредка заменялись различными прозвищами: велес/волос, волохатый, барин/парень, леший, хозяин, дедушко, зверь, космач, мохнач и др. В северных диалектах медведицу называли лобаста, впоследствии так стали именовать нечистого духа женского рода, наподобие злыдней и лешачих. Важнейшим среди медвежьих имён являлось прозвище коума, коумъ, возникшее в эпоху шаманизма. Со словами кумъ «родич, покровитель» и кумление «обряд породнения» соотносятся кумир «божок» и, возможно, кума́рить «дремать, быть в полусне (первоначально – о медвежьей спячке)». В них от праславянского дифтонга *оу сохранилось лишь – у-.⁷⁵ Обережному прозвищу кумъ соответствовала древнеевропейская основа *com-, к которой греческое κομήτης «волосатый, косматый», латинские comes «спутник, товарищ, наставник» и comans «покрытый волосами, косматый». Общеславянский корень *kmotr- сближает древнерусское коуметра «кума, крёстная мать» с немецким Kommater «восприемница» и соответствует латинскому церковному compater «крёстный отец». В нём угадывается вероятное прозвище родовой кумы-матери проторусов, имевшей медвежьи черты, наподобие древнегреческой Артемиды. Весною медведица-кума «воскресала» и выводила из подземного мира души предков, которых также называли кумами.

В Белоруссии до начала XX века сохранялся обряд Комоедицы, совершаемый накануне Благовещенья, а в прежние времена – в дни «пробуждения» медведя на новолетие в Масленицу. О древности Комоедиц свидетельствует вероятное родство их названия с греческим κωμῳδία, происшедшего от κῶμος «весёлое шествие, шумное гуляние; песнь, славословие». Это слово относилось к празднествам умирающего и воскресающего Диониса, по преданию, проводившего треть года в подземном мире в поисках своей матери Семелы. Его изображали в виде косматого козла, но в предшествующую эпоху Диониса сопровождал медведь. Оба существа походили друг на друга косматостью, были связаны с культом плодородия. Козёл, не являвшийся хтоническим животным, со временем заменил грекам редкого и опасного медведя. Во время славянских Комоедиц вместе с медведем иногда шествовали козёл или коза. Другими заместителями могучего зверя для славян стал волк, на которого медвежье человекоподобие было перенесено лишь в виде способности к оборотничеству – превращению в волколака, а также яростный и косматый вепрь «дикий кабан», древнее название которого происходит от индоевропейской основы *per- «рождать; переть (лететь, двигаться)».

Медведь и коза пляшут на Масленицу. Лубок. XIX в.

Этнограф П.В. Шейн оставил описание белорусских Комоедиц, сохранивших следы обряда «пробуждения-оживания» медведя: «В этот день приготавливаются особые кушанья, именно: на первое блюдо приготавливается сушёный репник в знак того, что медведь питается по преимуществу растительною пищею, травами; на второе блюдо подаётся кисель, потому что медведь любит овёс; третье блюдо состоит из гороховых «комов», отчего и самый день получил название «комоедица». Сам обряд заключался в том, что после обеда все – стар и мал – ложатся, не спят, а поминутно самым медленным способом перекатываются с бока на бок, как можно более стараясь приноровиться к поворачиванию медведя».⁷⁶

Празднество Комоедиц восходило к древнейшим обрядам Кумаедиц – поедания всей общиной медведицы-кумы для получения её воскрешающей силы. Голову, лапы, клыки и когти разносили по домам и хранили в качестве оберегов. Медвежат приносили из леса живыми и приручали. Обряд хождения с медведем-кумом на Масленицу сохранялся веками. В христианскую эпоху обычай Комоедиц был изменён и стал пониматься, как «еда с кумами», с духами предков, или попросту поедание «гороховых комов». Постепенно в народном сознании произошло смешение слов «кум» и «ком».

Некоторые черты Комоедиц можно представить по свидетельствам о праздновании Масленицы. Оно начиналось с обряда «угощения медведя», для которого приносили в лес и оставляли на пнях «в жертву» блины и мёд. Ему, Барину, «боронящему» людей и скот, куму-покровителю и посреднику между живыми и умершими, полагался на Масленице «первый блин». Предков, явившихся под предводительством «воскресшего медведя», изображали скоморохи в скуратах «масках из шкуры». В честь этого гостя совершались обряды «встречи и породнения»: кормление блинами, зерном, подношение пива, подражательные «медвежьи» пляски ряженых с притоптыванием, кулачные бои силачей и пр. Со временем древние священнодействия превратились в потехи с «учёным» медведем, пляшущим под звуки дудок и бубнов, в его «вождение» медведчиками по селу⁷⁷.

Комоедицы. Потехи с учёным медведем. Литография. XIX в.

Медведя считали покровителем рожениц и новорожденных, помощником во всех земных делах. Его заочно «приглашали» на свадьбы и похороны, он незримо участвовал в пахоте, севе и жатве, и потому ему полагалась «доля» в урожае. Считалось, что после солнцестояния, в самую жаркую летнюю пору наступало время медвежьих ярей. Лесной кум в образе Ярилы давал людям и всему живому родильную силу. Медведь (а прежде медведица) считался проводником умерших «на тот свет» и всесильным воскресителем их душ. Его называли «дед», «дедушко», отводили ему особую роль в дни поминовения умерших на Масленицу, Радоницу, Русальницу. Медвежий культ вобрал в себя почитание Волоса/ Велеса, «скотьего бога».⁷⁸ Его чтили как охранителя домашних животных, «пастуха» лесных зверей и помощника в охоте на них.⁷⁹

Со временем первобытную куму-матерь, а затем кума-медведя сменил жрец-шаман, которого прарусы также называли коумъ. Он стал новым покровителем общины, посредником между живыми и мёртвыми, людьми и природными стихиями, животными, птицами и пр. С помощью распеваемых заклинаний, ударов бубна и «вертимого плясания», упоминаемого в раннесредневековых русских источниках, кум впадал в экстаз, был способен обмирать под слоем земли на длительное время и затем «воскресать», он пророчествовал, исцелял словом от страха и болезней, отгонял злых духов.

Возможно, в средневековую эпоху произошло перенесение черт древнего покровителя, человеко-медведя на некоторых святых. С именами св. Михаила, св. Михея, св. Николая, св. Никиты, св. Власия были сближены созвучные прозвища медведя-Велеса: Миша, Мишка, Михай, Михайло, Михаль, Миха, Мишута, Микута, Микола, Никула, Влас и пр.⁸⁰Несмотря на упорную борьбу с почитанием медведя, крестьяне продолжали считать его своим заступником и упорно полагали, что медведь «сильнее» чёрта и Бабы-яги, помогает «изгонять водяного», а в доме «чует ведьму».

Пятинный календарь

Трёхчастный вычислительный календарь в течение веков сменился более совершенным пятичастным, также возникшим на основе медвежьего культа. Следы такого деления года сохранились в солнечном календаре восточных славян и в русском народно-церковном календаре. Пятичастному делению года у древних европейцев, также как и трёхчастному, соответствовал ряд священных изображений: пятипалая медвежья лапа, ожерелье из пяти клыков или когтей, пятилопастные подвески, пятичастные, пятиконечные или пятилучевые «знаки благоденствия»: звезды, пальметты, розетки, пятиугольники и пр. Пятеричный «ручной» календарный счёт объясняет столь широкое распространение в Древней Руси пальчатых фибул, «пяточисленных» узоров, женских подвесок, пятиугольных лесных срубов, деление земель на «пятины», существование пятиструнных гуслей и гудков (скрипок), свирелей в пять тонов, музыкальной пентатоники. Пять пятин по 72 дня полностью сочетались со счётом годового времени сороками и девятами. Такой календарь, как и трёхчастный, содержал 360 и еще пять дней, добавляемых в конце годового круга. При исчислении времени «по пятницам», в каждой годовой пятине их оказывалось восемь, а в году ровно сорок.

Следы пятичастного календаря различимы в мифологии древних греков. Считалось, что Персефона находилась в царстве мёртвых с 1 ноября (стюл. ст.), ставшего у католиков днём всеобщего поминовения умерших, до кануна весеннего равноденствия 20 марта (стюл. ст.). Этот срок в 140 дней почти равнялся двум пятинам года (144 дня). На земле, среди живых Персефона пребывала с 21 марта по 31 октября (стюл. ст.) – 225 дней, то есть чуть дольше трёх пятин (216 дней). Этот образ супруги Аида, бога подземного мира, воплощал представления о природном бытии в южном восприятии: с короткой зимой и длинным летом.

В эпоху обитания прарусов на околокарпатской родине весеннее равноденствие оставалось для них началом отсчёта и в трёхчастном, и в пятичастном календаре. На юге пора «подземного сна» или пребывания в царстве мёртвых длилась две пятины года, а пребывания на земле – три пятины.⁸¹ В северном восприятии годового круга с длинной зимой и коротким летом периоды сна и яви менялись местами. Прарусы такой счёт времени связывали с временем умирания и воскресения медведя.

Поначалу считалось, что он «обмирал» в ночь на осеннее равноденствие 23 сентября (стюл. ст.), выходил из-под земли через 219 дней 1 мая (стюл. ст.) и опять впадал в спячку спустя 145 дней. Время «смертного сна» медведя продолжалось 216 дней (221 минус 5), а время «земной жизни» 144 дня – ровно три пятины и две пятины года по 72 дня. После перемещения древних русов на северо-восток Европы, временем пробуждения медведя стали считать не весеннее равноденствие, а начало девятидневных Окличек-радений перед Радоницей (21 апреля, стюл. ст.), позже приуроченных ко дню св. Егория-вешнего (23 апреля). Временем засыпания на зиму был принят день св. Егория-осеннего (26 ноября). Таким образом, медведь по-прежнему пребывал под землёй 216 дней (24 девятины), что соответствовало трём годовым пятинам, а «гулял» 144 дня (16 девятин), что соответствовало двум пятинам.

По народным поверьям, св. Егорий-вешний отмыкал ирий, воду и землю. С этого времени начинали выпас скота, отмечали появление свежих трав и цветов, прилёт кукушки, начало тёплых дождей, рос и первых гроз. Считалось, что реки открыты три пятины года: вскрываются на св. Родиона-ледолома (8 апреля), а замерзают через 216 дней на св. Иродиона-ледостава (10 ноября). «Ключи» Мать-сырой-земли открываются на св. Егория-вешнего, а закрываются через 145 дней на Сдвиженье (Воздвиженье, 14 сентября), этот срок почти соответствовал двум годовым пятинам (в 144 дня или 16 девятин). Такое же время, по народным наблюдениям, проходило от пробуждения до засыпания земли, медведя и пчёл, которые, как полагали, были неразрывно связаны друг с другом. Вместе с ними оживали и обмирали бабочки, а также змеи, лягушки и прочие гады. Ровно в две пятины года на Руси исчисляли время от появления на Семик и опадания на Покров листьев почитаемой берёзы. Приблизительно три пятины года (весна, лето и осень) или 216 дней обычно длились сельские работы.

В соответствии с пятинным календарём, северная кукушка, а не южный гусь весною «отключала» а осенью «заключала» ирий⁸² и потому считалась «небесной ключницей». Она первой улетала на зиму, закрывая небеса в осеннее равноденствие 23 сентября (стюл. ст.) и последней возвращалась на Радоницу 1 мая (стюл. ст.). Небесный мир считался открытым две пятины (145 дней или 29 пятидневок) и закрытым три пятины (220 дней или 44 пятидневки). Связь кукушки с медведем говорит об одновременном «открывании» и «закрывании» небесного и подземного миров.

В двенадцатимесячном народно-церковном календаре остались следы древней пятинной основы, что объясняет его многочисленные неточности и противоречия. Период между весною и летом являлся по преимуществу обрядовым и получил название пролетия – предвестия лета, которое позже стали называть «весной». Это противоречие сохранилось в поговорках: «На Еремея-запрягальника (1 мая) – проводы весны, встреча пролетия», «На Кирилу (9 июня) конец весны – начало лету»⁸³, при этом последние проводы весны совершались 30 июня, на «Полу-Петра» – сразу после праздника свв. Петра и Павла. Лишь затем, как считалось, наступало лето.⁸⁴ Временные рамки между первыми и последними «проводами весны составляли почти два месяца (с 1 мая по 30 июня). Завершением лета народный календарь считал июльское время жатвы, после чего солнце постепенно поворачивало к осени. В день пророка Илии (20 июля) говорили: «Илья зажинает, лето кончает», «на Илью лето до обеда, осень после обеда».⁸⁵

Для облегчения счёта годовые пятины могли делить надвое, а год на десятины по 36 дней. Был удобен и бытовой счёт времени пятками, которых в году насчитывалось 72+1. Пять дополнительных дней относили сначала к летнему, затем к зимнему солнцестоянию, что привело к смещению в годовом счёте на 1–4 дня и стиранию старинных пятинных и полупятинных вех. И всё же многие из них сохранились в позднейшей календарной обрядности. Их последовательность выявляет суть предполагаемого пятинного коло, вписанного и в солнечный, и в народно-церковный календари. Все пятины и полупятины приурочены к солнечным или православным празднествам (по стюл. ст.) и носят условные названия:⁸⁶

I. Весенняя пятина (22 марта – 31 мая). Начиналась в день св. Василия-солнечника, весеннего равноденствия и Масленицы, что соотносилось с Благовещением 25 марта, включала кресильные и посевные обряды. Завершалась в день св. Еремея-распрягальника вместе с окончанием сева;

– полупятина 27 апреля. Падала на середину Окличек родителей и соотносилась с днём св. Егория-вешнего 23 апреля и Радоницей 1 мая;

II. Летняя пятина (1 июня – 17 августа, длилась 72+5 дней). Начиналась в день св. Устиньи-красная-рожь, включала «ярое» время года, покосы и пору летних свадеб. Завершалась накануне Конского праздника 18 августа;

– полупятина 7 июля. Падала на день св. Фомы, соотносилась с Ярилиным днём 5 июля.

III. Осенняя пятина (18 августа – 29 октября). Начиналась в день свв. Фрола и Лавра, или Скотьего дня (праздника приплода скота), включала уборочную страду, праздник урожая и осенние свадьбы. Завершалась сразу после дня св. Параскевы 28 октября, что соотносилось с празднеством в честь Пятницы;

– полупятина 23 сентября. Падала на день осеннего равноденствия и соотносилась с днём св. Фёклы-заревницы 24 сентября;

IV. Зимняя пятина (30 октября – 9 января). Начиналась накануне Великих помин 1 ноября, включала последние в году поминальные обряды. Завершалась через «двадевять» дней после зимнего солнцеворота, что соотносилось с днями Перезимья 7–8 января;

– полупятина 4 декабря. Падала на день св. Варвары и древний Зимник;

V. Медвежья пятина (10 января – 21 марта). Начиналась в день св. Григория-летоуказателя, включала «медвежьи обряды». Завершалась в канун весеннего равноденствия;

– полупятина 15 февраля. Падала на день св. Анисима-овчара, начинала девятину «окличек медведицы».