Kitabı oku: «Без определённого места жительства», sayfa 3

– Моя милиция меня бережёт, – засмеялся Володя. – Сейчас вряд ли Маяковский это сказал бы.

– Ну да, она убережёт, – поддакнул Слава, – только от денег. – Но вообще-то менты всякие бывают.

– Что-то я хороших не встречал.

– Мало с ними сталкивался.

– Да уж миловал бог. А вытрезвители, они во всех городах одинаковы.

– Это точно. Да за такие-то деньги могли бы и по домам развести.

– Могли бы. Но зачем ты дома пьяненький нужен? Они же о семейной нравственности пекутся. А в вытрезвителе очухаешься, и придёшь домой трезвеньким.

– И обобранным, – хихикнул Слава. – Ну, давай прощаться, а то снова в воронок попадём. Одного моего знакомого три раза подряд забирали. Правда, у него денег не было.

Они ударили по рукам и разошлись в разные стороны.

По пути домой Мыльников зашёл в свой закреплённый магазин и, предъявив новый паспорт, получил на всю семью талоны. О работе уже не думалось. Ничего не случится, если он сегодня не поедет. Он не виноват, что менты испортили всё настроение.

Ему повезло, в магазин только что завезли продукты. Отстояв в очереди, купил яиц, колбасы, хлеба. На него и жену полагалось четыре бутылки в месяц. На несовершеннолетних детей талонов не давали. Сначала он хотел взять две бутылки, но искушённый сосед по очереди предложил брать всё сразу, пока есть. Месяц кончится, и талоны пропадут.

Дома пересчитал оставшиеся деньги. Не густо, едва ли хватит до следующей зарплаты. Вопрос о возврате долга соседке отпал сам собой. Ничего, подождёт. А если будет настаивать – перезайму у кого-нибудь. Успокоив себя этой мыслью, он приготовил яичницу с колбасой. Есть хотелось зверски. Ну, как не выпить сто грамм под такую закуску. Слава откупорил бутылку, налил половину стакана и поднял. И в это время зазвонил телефон. Отставив водку в сторону, пошёл к телефону. Глянул на часы: одиннадцать. Кто бы мог звонить в такое время? Может с работы? Конечно. Он же должен быть в аэропорту. Сейчас снимет трубку и что скажет? Чем объяснит своё отсутствие? Тем, что был в вытрезвителе? Слава стоял и слушал звонки. Телефон не умолкал. Конечно, это звонят с работы. Не стоит снимать трубку. И он вернулся на кухню.

Через десять минут больше половины бутылки было выпито. Утолив голод, закурил. Забылась ночь, проведённая в вытрезвителе, голова приятно кружилась. Затушив сигарету, хотел лечь и выспаться, но на глаза попалась недопитая бутылка. Ну что на неё смотреть, – подумалось,– нужно допить. Осталось в ней ни туда, ни сюда. И он вылил остаток в стакан.

Проснулся Мыльников вечером. Встал, сел на кровати, тупо озираясь по сторонам. Кажется дома. Какой сегодня день? Он посмотрел на часы. Стрелка замерла на цифре семь. Пора ехать на работу. Нетвёрдой походкой прошёл на кухню, включил чайник. Пока он нагревался, успел побриться. Сухой и шершавый язык с трудом двигался во рту. Слегка мутило. Налив чай, обнаружил, что нет сахара. Открыл холодильник, чтобы взять банку с вареньем и обнаружил три бутылки водки. Про них он совсем забыл. А не похмелиться ли? Но ему ведь сдавать зачёты. А, да что будет со ста грамм? Только лучше станет. Быстрее придёт в себя. Налив полстакана, выдохнул воздух и резким движением выплеснул водку в рот. Фу, ну и мерзость! Запил сырым яйцом, вяло пожевал колбасы с хлебом. Потом выпил остывший чай. В голове, наконец, прояснилось, и Слава ощутил какое-то непонятное беспокойство, причину которого не мог определить.

Подойдя к окну, закурил. Беспокойство усилилось. Что это, чёрт возьми? Солнце, которое обычно по утрам светило из-за соседнего дома, висело за противоположным домом на другой стороне. Слава мысленно ахнул. Да какой сегодня день? Ничего не понятно. Он напряг память и стал вспоминать. Вчера утром их с техником Володей выпустили из вытрезвителя. Потом они пили в сквере. Потом… Что было потом? Ах, да он же отоварился в магазине и пришёл домой. Потом выпил, пообедал. А потом? Потом – провал в памяти. Ясно, что спал. Всё верно, сейчас утро. Но что случилось с солнцем? Он ещё раз выглянул в окно и убедился, что светило находилось на западной стороне. Не может быть! Он проспал целые сутки! За два дня прогула могут и с работы попереть.

А в этот момент диктор радио на кухне произнёс: московское время семнадцать часов тридцать минут. «Всё точно, – похолодел Слава, – я проспал всю ночь и весь день и прогулял два дня. Хорошо ещё на работу сейчас не попёрся. Придётся завтра на коленях перед шефом ползать».

И тогда он решил устроить себе праздник живота. Начистил и нажарил картошки, открыл прошлогоднюю банку солёных огурцов, нарезал хлеба и уселся на кухне. Перед собой раскрыл конспект по двигателю вертолёта. Завтра нужно всё-таки сдать эти зачёты.

Но всухую ужин не лез в глотку. Минут десять он мужественно боролся сам с собой. Даже вспотел от этого. Но три бутылки в холодильнике не давали покоя. Смысл читаемого текста не воспринимался, он машинально перелистывал страницу за страницей, не переставая думать, что, пожалуй, стаканчик водки под такой ужин не повредит. Скоро Слава окончательно утвердился в этой мысли, и рука сама потянулась к горлышку.

Уже через десять минут половина бутылки была пуста, ужин съеден, конспект отодвинут в сторону. Спокойствие и уверенность снизошли на него, как благодать божья сходит с небес на избранного своего. Да что он, чёрт возьми, салажонок какой-то что ли? У него же первый класс – эталон высшей квалификации. Неужели он не сдаст эти поганые зачёты? Конечно, сдаст. И рука снова потянулась к бутылке.

Утром с опухшей физиономией и красными глазами он предстал пред своим непосредственным начальством.

– Почему вчера не прибыл на зачёты? – спросило начальство.

– Замок на входной двери сломался, – почесался Слава, – пришлось менять. До обеда провозился. А потом надо было конспекты почитать. Главный инженер-то у нас зверь.

– Зверь, – подтвердил начальник. – По тебе видно, какие ты конспекты читал. От тебя кроме перегара ещё какой-то гадостью воняет.

Слава и сам иногда ощущал тлетворный запах перегоревшей синтетики, которым пропиталась вся квартира, все вещи и одежда.

– Я ещё раз предупреждаю тебя, Мыльников, завязывай со спиртными делами. Не умеешь ты пить. Затянет в болото – не вылезешь. Мне кажется, что у тебя работа мешает пьянке. А если так – бросай работу.

– Но у меня действительно сломался замок на двери. Не оставлять же было квартиру открытой.

– Ну ладно, ладно. Чтобы сегодня и завтра сдал все зачёты. Не сдашь – будем говорить иначе.

– Завтра? А…

– А тебе неделю надо? У меня техников не хватает, самая напряжённая пора, а ты уже почти месяц прохлаждаешься.

– Нет, но завтра же выходной.

– Завтра пятница, – устало возразил начальник участка. – Иди, сдавай зачёты. И чтобы завтра вечером получил заключение у начальника авиабазы.

Только сейчас Слава понял, что сутки выпали из его памяти. Он повернулся и молча вышел из кабинета.

К главному инженеру он не пошёл. Сначала завернул в комнату инженера по технике безопасности. Тот сидел за столом и с сонным видом перебирал какие-то бумаги.

– Что тебе? – спросил он Мыльникова. Слава молча протянул ему зачётку.

– Но зачёты по технике безопасности сдают весной и осенью. Ты же сдавал. Чего летом пришёл?

– У меня свидетельство в командировке украли, – пояснил Слава. – Вот теперь класс подтверждать нужно.

– Да кому оно нужно твоё свидетельство? – удивился инженер. – Наверно сам потерял по пьяной лавочке. Не ты первый.

Слава живописал всё, происшедшее с ним две недели назад, но в другой интерпретации.

– И даже ботинки сняли?

– И даже ботинки.

– Сволочи, – сказал инженер и расписался в зачётке. – Документы могли бы и оставить. А как ты без пропуска проходишь?

– А кто его спрашивает, если в форме, – махнул рукой Слава.

Эту историю пришлось рассказывать инженерам по радио и электронному оборудованию вертолёта. Они тоже расписывались в зачётке без лишних вопросов, ибо Славу хорошо знали. Не новичок какой-то, ветеран.

К главному инженеру он пошёл после обеда.

– Ну что подготовились? – вежливо спросил тот, доставая билеты. – Как ваше здоровье?

– Нормально, – улыбнулся Слава. – Вчера вот до полночи с конспектами сидел. А потом долго заснуть не мог.

– У вас бессонница?

– Вообще-то нет. Наверно это из-за боязни снова уйти от вас ни с чем.

– Но я не требую ничего не положенного, – удивился главный инженер, – чего же меня бояться? Берите билеты.

На этот раз ему повезло. О помпаже двигателя и действиях при этом он знал всё. Вопрос практический. Без труда ответил и на другие вопросы. Хозяин кабинета даже не стал задавать дополнительных вопросов.

– Чувствуется, что готовились, – сказал он, выводя в зачётке отличную оценку. – Давайте поговорим о планере. Что там у вас первым вопросом? Автомат перекоса? Вообще-то это больше к двигателю относится, но в управлении составили почему-то такие билеты.

Об автомате перекоса несущих лопастей и принципе его работы мало у кого из техников было полное представление. Чтобы хорошо знать принцип его работы, необходимо было иметь представление об аэродинамических силах, влияющих на лопасти. А в этих силах запутались, наверное, и учёные-аэродинамики. По крайней мере, никто из техников и инженеров не мог доходчиво объяснить, почему вертолёт может летать боком или хвостом вперёд. И Слава «поплыл». На другие вопросы ответы были тоже не совсем точны.

– По этой дисциплине я не могу вам поставить отличную оценку, – сказал главный инженер. – Вы согласны на оценку четыре?

– Но меня лишат первого класса.

– Возможно, и не лишат. Это будет зависеть от начальника базы.

– Я согласен, – махнул рукой Слава.

К вечеру он сидел в кабинете начальника базы.

– Не могу я тебе выписать свидетельство первого класса, – посмотрев зачётку, сказал он. – По основным предметам у тебя должны быть отличные оценки. Поработаешь со вторым классом, через полгода пойдёшь на МКК и подтвердишь первый класс.

Мыльникову ничего не оставалось, как согласиться.

– Неужели всё сдал? – удивился начальник участка, когда он доложил ему об этом. – Молоток! Завтра подпишу приказ о твоём допуске. Получишь свидетельство и готовься в командировку. Будешь работать на другом вертолёте и с другим командиром.

– Сдал все зачёты за один день? – не менее удивился его друг аккумуляторщик Лёша. – А почему трезвый? Почему не обмываешь?

– Наливай, обмоем, – осклабился Слава. – Вафа-то есть?

– У нас всегда есть, – гордо ответил Лёша, – не то, что у некоторых, привыкших к халяве.

– Кто эти некоторые? – дёрнулся Слава. – На кого намекаешь?

– Не будем пальцем показывать. Пей! – плеснул Лёша всё в ту же мерную кружку.

Слава поднёс кружку ко рту, содрогнулся, отвернулся, выдохнул воздух и, закрыв глаза, стал выливать в рот вонючую жидкость. Допив до конца, оторвался от сосуда и, выпучив глаза, заработал ртом, как выброшенная на берег рыба. По щекам потекли слёзы.

– Запей! – подвинул банку с водой Лёша.

Слава схватил банку двумя руками, сделал несколько глотков и со свистом втянул в себя воздух.

– Ну, как?

– Ох, и гадость! – часто дыша, ответил Мыльников.

– Зачем пьёшь, если гадость? – меланхолично спросил друг, наливая себе в ту же кружку.– Зато халява, да и голова не болит. Ну, да сгинут все наши враги! – произнёс он тост.

Продолжение на этот раз места не имело. Лёша пить больше в рабочее время отказался, и Слава уехал домой.

– Плевать я хотел на эту гадость, – сказал он Лёше на прощание. – У меня дома полный холодильник водки.

Прибыв домой, сделал яичницу, открыл бутылку, с намерением выпить ровно половину. Но уже через полчаса бутылка опустела.

«В холодильнике ещё есть», – подсказал ему внутренний голос. Но на этот раз Слава его не послушал. «Что-то я быстро косеть стал», – подумал он. Это была его последняя осознанная мысль в этот день.

––

– Вот что, Мыльников, – сказал ему в первый день командировки новый командир. – Я тоже люблю выпить, но норму знаю. А в рабочее время не пью и тебе не позволю. И потому предупреждаю: засеку на аэродроме поддатым – поедешь домой в этот же день. Надерёшься вечером до поросячьего визга и не вовремя утром подготовишь вертолёт – поедешь домой. Будешь сливать налево бензин за самогон, водку, спирт, одеколон, туалетную воду и прочее – поедешь домой. А по радио передам, что ты отстранён за пьяные дела. Это автоматически повлечёт твоё увольнение по статье. Усёк ли смысл произнесённого мной?

– Да усёк, усёк, – обиженно надул губы Слава. – А за деньги можно?

– Что?

– Бензин налево сливать за деньги можно?

– За деньги всё можно. – И добавил в качестве оправдательного аргумента: – Вон страну направо и налево распродают и разворовывают – и ничего. Значит им можно? – ткнул палец вверх. – А раз им можно, то и нам можно.

– Да что же мы, кривые что ли? – поддакнул механик.

– Но уговор такой, – продолжал командир. – Все деньги отдаёшь мне. По прилёту на базу я делю их на всех поровну.

– А чем им у меня будет хуже? – возразил Слава.

– А тем, что они тебе покоя давать не будут, – улыбнулся командир. – И не пытайся меня обманывать. Я не хуже тебя знаю, сколько у нас бензина.

И для славы наступила ураза.

– Чего-то и пить-то не тянет, – сказал он за ужином после почти двухнедельного воздержания.

– Через день вздрогнем, – пообещал командир.

– Почему именно послезавтра?

– Потому что будет день авиации. Я уже с заказчиками договорился. Столик в местном ресторане за их счёт.

– Халява? – улыбнулся Слава.

– Халява. Потом несколько полётов им сделаем бесплатно.

Дни трезвой жизни пошли ему на пользу. Он посвежел, разгладились на лице морщины, изменилась даже походка, вернулась прежняя энергичность. Выпить, конечно, иногда хотелось, и он даже дважды едва удержался от соблазна взять вместо денег спирт за сливаемый налево бензин. А спирта в этом городе было море, так как тут имелось целых два спиртовых завода. Сколько спирта растаскивалось – никто не знал, но каждый уважающий себя мужчина этого города считал несерьёзным делом покупать водку в магазине, даже если бы её продавали и без талонов.

На день авиации они хорошо посидели в ресторане. Для них нашли ужасный в то время дефицит – армянский коньяк и шампанское, а ресторанный ансамбль исполнил для них несколько песен на авиационные темы. Когда уходили домой, Слава заканючил:

– Командир, а на завтра-то что-нибудь попроси. Похмелиться ведь надо будет.

– Никаких похмелий, – заявил тот. – Завтра рабочий день.

– Голова же не чугунная, болеть будет. Намешали водку с шампанским и коньяком.

– Чаем похмелишься.

Командир был непреклонен.

В конце месяца они вылетали санитарную норму, и их сменил другой экипаж. Они же уехали рейсовым автобусом на базу.

– Едем в аэропорт, сдаём все документы, получаем указания и командировочные, а уж потом всё остальное, – сказал командир.

Им повезло. Они получили не только командировочные, но и зарплату за прошлый месяц. К тому же командир извлёк из кармана приличную сумму денег и разделил на три части. Моториста на этот раз в экипаже не было.

– Вот теперь можешь пить, сколько хочешь, – улыбнулся он Славе.

– Отметить надо, – расплылся в ответной улыбке Слава.

– Что отметить?

– Приезд домой. Такова традиция.

– Я эту традицию не поддерживаю.

Слава только вздохнул. Какой-то нестандартный ему командир попался. Почти не пьёт, традиций не соблюдает.

Им дали неделю отгулов. Открыв дверь, Слава почувствовал не выветрившийся запах сгоревшей синтетики. Холодильник, как всегда, был пуст. Но это его не беспокоило. Деньги есть, сейчас сходит в магазин, отоварит талоны за текущий месяц и устроит себе ужин в честь прибытия. «К семье надо трезвым приезжать», – мысленно передразнил он командира. А если дома, как говорят в Одессе, нет никто?

Он отсчитал сумму, которую был должен соседке и постучал в соседнюю дверь.

– Спасибо, тётя Катя, возвращаю с процентами, – весело сказал ей.

В магазине отоварил талоны на продукты, а вот водки не было. Пришлось прибегнуть к услугам знакомого грузчика.

– С водкой напряги, – сказал он. – Сколько у тебя талонов?

– Четыре.

– А сколько водки надо?

– Четыре и надо.

– Не выйдет. Только две могу. Так директриса распорядилась. А талоны придётся все отдать.

– Чёрт с ними, неси две.

Грузчик обернулся быстро.

– Вот, бери. Оно, если с переплатой – можно и четыре.

– Пока двух хватит.

Возвратившись в квартиру, первым делом открыл бутылку и налил пол стакана. Чуть подумав, добавил ещё. Залпом выпил и почувствовал, как по телу разошлось приятное тепло. В голове зашумело. И начал готовить ужин. «Как всё-таки хорошо, когда редко пьёшь, – подумал он. – Вкус водки ощущается совсем иначе. И кайф такой приятный». Покурив, он тонкими ломтиками нарезал мяса, которое им дали заказчики, и разложил на сковороде, плеснув туда масла. Когда мясо подрумянилось, кольцами порезал две головки лука, покрошил укроп, нарезал хлеба. Ужин был готов. И рука снова потянулась к бутылке.

«Ты же выпил двести грамм, – вдруг проснулся внутренний голос. – Мог бы больше и не пить». Слава даже на минуту замер. Не пить? А почему? Да под такой-то закусь и не выпить! «Утром ведь болеть будешь», – сказал внутренний голос. «А может и правда не пить? – подумал он. – Нет, приезд всё же надо отметить. Такова традиция. А голова? Да чего ей болеть, высплюсь завтра, как следует – и всё. Торопиться мне некуда».

Второй стакан он пил не спеша, смакуя, растягивая удовольствие. Водка казалась нисколько не горькой. И он снова поймал себя на мысли, что всё же хорошо, когда редко пьёшь.

Утолив голод, сел у окна и закурил. Мысли порхали в голове легко и свободно, словно чайки над морской зыбью. Он подумал, что скоро должна приехать семья, ведь не за горами первое сентября и детям нужно идти в школу. Но почему-то он по ним не соскучился. Вероятно оттого, что отвык от них. Это виноваты вечные его командировки. На глаза попался тетрадный листок с наказом жены. Он так и лежал на столе. Слава перечитал его. Ого, что-то буковки двоятся. «Ещё бы, ты выпил почти бутылку, – сказал внутренний голос. – Допивай уж всё, там не больше ста грамм осталось».

«То говорил – не пей, теперь пить заставляет», – усмехнулся Слава. А что там пить? Две столовых ложки осталось. Чего пачкаться, закуски ещё вон сколько! И рука потянулась за второй бутылкой. «Ого! – удивился внутренний голос. – Болеть ведь будешь».

Болеть будешь… болеть будешь. Голос звучал всё тише и тише. Больше в этот вечер он на связь не выходил. А может, и выходил, но Слава его уже не слышал.

Уснул Мыльников прямо за столом. Уже во сне он задвигался, пытаясь устроиться удобнее, и соскользнул со стола, смахнув на пол сковородку с остатками ужина. Падая, ударился головой об угол газовой плиты, но так и не проснулся. Подёргав конечностями, вытянулся на полу кухни и захрапел.

Когда стемнело, из-под мойки выполз таракан. Это был разведчик. Он остановился, пошевелил усами и несколько мгновений смотрел на спящего Славу. Не усмотрев для себя угрозы, таракан прямиком двинулся к валявшимся на полу кусочкам мяса. За ним, уже не останавливаясь, побежали другие. Почти целый месяц они были единственными жителями квартиры, их никто не беспокоил, и жилось им вольготно, хотя и голодно. Некоторые совсем осмелели и, взобравшись на Мыльникова, бегали по рукам и лицу. Особо отчаянные пытались заглядывать в приоткрытый рот, но что-то их останавливало. Вероятно, запах перегара и храп.

Проснулся Слава после полуночи в полной темноте от ощущения, что кто-то бегает по лицу. Он резко тряхнул головой и чуть не застонал от боли. Где это он? Пошарил вокруг себя руками. Всюду было скользко и мокро. Резко пахнет мочой, как в общественном туалете. Вспомнил, что вчера приехал домой. Но где он сейчас? Приподнялся и сел на полу, ощупал себя. Брюки и рубашка были мокрыми. «Кажется, не выдержал мой мочевой пузырь, – с трудом провернулась мысль. – Но где это я? Неужели опять в вытрезвителе?». Ага, вот же свет. Он встал сначала на четвереньки, потом медленно разогнулся и, шатаясь, направился к окну, по пути больно ударившись бедром об угол стола. Нащупал стоящий в углу холодильник и сообразил, что находится на кухне. На ощупь пробрался к выключателю.

Едва включил свет, как пирующие тараканы бросились в разные стороны, и глазам предстала неприглядная картина. На полу – размазанные остатки ужина, плавающие в какой-то жидкости. Это была моча. Линолеум не дал ей никуда просочиться, и она растеклась по половине кухни. Там же валялась сковорода, разбитая тарелка и несколько кусков хлеба. А вот бутылка – о, счастье – стояла на столе, но в ней почти ничего не было.

Чёрт, как болит голова! Он приложил руку ко лбу и почувствовал, что рельеф его не такой, как всегда. Шагнув в ванную комнату, посмотрел в зеркало и не узнал сам себя. Чья-то лохматая оплывшая физиономия с громадной шишкой на лбу тупо смотрела на него. «Ты кто?» – хотелось спросить её, но Слава догадался, что это и есть он сам. Ну и вид!

Под мокрой рубашкой вдруг что-то защекотало и он, приподняв края, резко тряхнул её. Несколько тараканов упали на пол и быстро скрылись под ванной. Мыльников содрогнулся и снова тряхнул рубашку. Мерзкие твари! Он стащил с себя брюки, рубашку майку и выбросил в ванну. Подумав, снял трусы и отправил туда же. Потом забрался под душ. Вода немного освежила. Мокрыми ногами, шатаясь и скользя по линолеуму, прошёл к шкафу и долго рылся в поисках чистых трусов. Кое-как одев их, снова прошёл на кухню. Надо было прибираться. Наведя относительный порядок, закурил.

Часы показывали четвёртый час ночи. Ах, чёрт возьми, как трещит голова. А ведь сначала водка показалась такой хорошей. Взгляд остановился на недопитой бутылке. Подобное лечится подобным, вспомнил он. Придётся допить. И прислушался к себе. Внутренний голос молчал. Поморщившись, он медленно выцедил сквозь зубы содержимое стакана. Водка казалась горькой и противной, и его едва не вырвало.

––

Следующие три дня Слава пил, как говорят, по чёрному. Пил с какой-то жадностью, как путник в пустыне долго не имевший воды и добравшийся, наконец, до оазиса.

Водкой его исправно снабжал знакомый грузчик. С переплатой никаких талонов не спрашивали. Он перепутал дни и числа, путал утро с вечером. На кухне стояла батарея пустых бутылок. На четвёртый день утром при попытке очередного похмелья переходящего в загул, организм не выдержал и его начало рвать. Он стоял на коленях над унитазом, содрогаясь всем телом от рвотных позывов. Рвотных масс уже не было, и из него текла какая-то зелёная слизь, а из глаз лились слёзы. Так продолжалось минут пять. Потом наступило облегчение. Он умылся и вскоре пришёл в состояние, при котором стал способен критически мыслить. «Отравился, – решил он. Надо завязывать с водкой».

Весь день он ничего не ел, только пил чай и холодную воду из холодильника. На водку глядеть не хотелось. А внутренний голос, как назло, соблазнял, утверждал, что будет лучше.

А к вечеру приехала из деревни жена с детьми. Оглядев пропылившуюся и провонявшую квартиру, она только вздохнула, а, увидев прогоревший диван, заплакала. И тогда у них в первый раз зашёл разговор о разводе. Слава утверждал, что пил от одиночества и теперь, с их приездом, завяжет. Все оставшиеся деньги отдал жене. А поскольку это была приличная сумма – жена успокоилась довольно быстро. Скоро дети пошли в школу, а Славу вместо очередной командировки отправили вместе с экипажем в отпуск.

Все талоны на продукты теперь получала жена, а водочные, несмотря на Славины бурные протесты, она просто уничтожала.

По нескольку дней он не выходил из дома, занимаясь с детьми после школы. А по воскресеньям ездил с женой на рынок, исполняя роль носильщика. В магазинах и на рынке цены росли почти ежедневно, денег не хватало, и жена снова устроилась работать в заводскую столовую, откуда увольнялась на летний период.

Отпуск прошёл быстро, и он снова отправился в командировку. Работал он в экипаже того же командира, который когда-то установил ему сухой закон. И нарушил Слава его только несколько раз, да и то по причине, считавшейся уважительной. Ну, как не выпить в день 7-го ноября или в день рождения старшего сына? Или в день рождения собственной супруги? Уж не говоря о своём собственном. Конечно, поводов выпить, как и раньше, было предостаточно, но он, сжимая всю свою волю в кулак, пить отказывался. И в аэропорту среди друзей и знакомых даже прокатилась молва, что Мыльников закодировался. А Слава сам иногда поражался своей силе воли, а иногда стал гордиться этим. В семье воцарились тишь и спокойствие. Кажется, даже дети стали учиться лучше.

Так продолжалось до Нового года. В самом начале января он улетел в командировку уже с другим экипажем. Как раз началась ельцинская экономическая вакханалия. Цены взлетели, как реактивный истребитель на форсаже. Начали закрываться предприятия, повсюду сокращали рабочих и служащих. Жену отправили без содержания в бессрочный неоплачиваемый отпуск. В столовые люди ходить перестали – дорого. И Слава остался один кормилец в семье.

Как и во всей стране у них тоже стало меньше работы, а значит и меньше зарплата. Цены на услуги вертолёта тоже выросли, и заказчики стали отказываться от многих видов работ, оставляя самые необходимые. Вахты, например, стали перевозить автобусами. Экипажи, которых раньше не хватало, сразу стали лишними. Многие не летали неделями и больше.

В феврале они вернулись на базу, получили деньги за январь и…

– Как же с такой зарплатой домой ехать, командир? При таких ценах её и на неделю не хватит.

– Не знаю, Слава, – ответил командир.

По традиции они тогда посидели в пустой столовой, которая ещё не закрылась, и с мрачным видом разошлись по домам. Настоящее было мрачным, но будущее казалось ещё страшнее.

Две недели они просидели на базе и не летали. Ранее запланированные работы отменялись, заказчики расторгали заключённые ещё в прошлом году договоры из-за отсутствия денег. Все планы и графики трещали по швам. Никто не знал, что будет делать завтра, через неделю, месяц.

От безделья многие начали ежедневно закладывать за воротник.

Как и раньше Слава по утрам уезжал на работу. Потолкавшись до обеда, уходил домой, как и другие, кто не планировался на полёты. Да полётов почти и не было. Казалось, жизнь в авиации замерла. Через месяц почти прекратили полёты самолёты местных линий, осуществляющие связь с соседними областными центрами, а вскоре их совсем отменили. Часть самолётов продали, часть списали. Та же участь постигла и большинство вертолётов. За несколько месяцев авиация была отброшена в начало пятидесятых годов. Начали поговаривать о сокращениях лётного и технического состава, которого в былые времена никогда не хватало.

От безделья, вернувшись из аэропорта в город, заходили в какую-нибудь полуподпольную забегаловку, которые также стали плодиться, как в сырую тёплую погоду поганки. Но горячительное стало дорогим, особо не разгуляешься. Ограничивались двумястами граммами мерзкой «палёной» водки и расходились по домам. Иногда некоторые оставались раскручиваться на всю катушку. В стране разваливалось всё, но вытрезвители работали исправно. Правда, побывавшие там клиенты, утверждали, что в них стало холоднее, и ещё меньше комфорта. Удивительная страна!

Деньги на такие мероприятия у Славы пока были. В январе, когда бурно попёрли вверх цены, они хорошо подработали на бензине. Их зарплата за январь по сравнению с этим наваром оказалась мизерной. Ему почему-то казалось, что теперь так будет всегда. Поэтому он тратил деньги, не задумываясь, ведь в марте-то уж точно они снова улетят в командировку. А там, известно, жить легче, так как питание идёт за счёт заказчика.

Но и весь март они провели на базе, работы на точках – так называли полёты в отрыве от базы – почти не было. Заначка незаметно закончилась, даже «палёнки» хлебнуть стало не на что. И тогда техники перешли на старый испытанный метод – вафу. Её выписывали всеми правдами и неправдами, якобы для всяких работ на вертолёте, утверждая, что когда машина не летает, то расход этой жидкости для поддержки консервации увеличивается. Доказывали это виртуозно и первое время им верили.

– Ко мне не зарастёт народная тропа! – восклицал аккумуляторщик Лёша, наливая другу по блату. – Хотя, труднее стало, – чесал он затылок. – Это Ельцин во всём виноват. Зря я за него голосовать ходил. Сейчас бы не пошёл.

– Кто бы за него сейчас пошёл! – соглашался Слава и с отвращением глотал огненную жидкость. – Ох, гадость!

Всю февральскую зарплату Слава отдал жене, но её едва хватило на питание и квартплату. А весной цены взлетели ещё.

Жена пыталась искать хоть какую-нибудь работу, но безуспешно. Новыми хозяевами вдруг стали востребованы только молодые кадры, до тридцати лет, не больше. А если тебе около сорока – гуляй, старуха! Тебе пора кладбище искать, а не работу.

В те дни Слава случайно попал на соседнюю частную автостоянку, где отрегулировал одному знакомому систему зажигания его «Жигулей».

– Слушай, а у меня клапана стучат, – сказал сосед по стоянке. – Не сможешь сделать?

– Смогу.

– Сколько возьмёшь?

– Меньше, чем в сервисе.

В тот день Слава проработал там до вечера, обслужив четыре машины. Двигатели внутреннего сгорания он знал превосходно и понял, что эта стоянка для него – Клондайк. Скоро о специалисте по двигателям знала вся автостоянка. Его искали, звонили домой. Но расплачивались в основном водкой. А когда давали деньги, он, возвращаясь домой, заходил в соседнюю забегаловку принять на грудь. Но перепадало и семье. Лишние деньги Слава всегда отдавал жене. Бывало, что некоторые водители угощали просто так, когда не было надобности в его услугах. Но машины, особенно отечественные, имеют свойство ломаться в самый неподходящий момент и его услуги так же могут понадобиться.

– Говоришь, нет денег, а ежедневно приходишь на подсосе, – возмущалась жена. – Дважды привозили тебя со стоянки, словно мешок.

– Угощают, – гордо отвечал Слава. – Таких специалистов, как я, раз-два – и обчёлся. Когда деньги дают, то я же тебе приношу. Но не у всех есть деньги.

– А водка есть у всех?

– Говорю же тебе, угощают. Не за работу наливают, а просто из уважения.

– В чём-то ещё, а уж в этом мужики проявляют невиданную солидарность, – вздыхала жена, но особо не ворчала. Она была рада любым деньгам.– Как только дети закончат учиться – уеду с ними на всё лето в деревню. Там жить проще и денег почти не надо. Только на одежду.

– Конечно, – соглашался Слава. – Что тут летом делать? Я всё лето буду в командировках. Работа у нас будет.

– Может, что-то к осени накопим, – мечтала она. – Растут парни-то, им новая одежда нужна к школе.