Kitabı oku: «Сыновья Горгоны», sayfa 3
В проливе Карские ворота, гидроакустик U-113, следующей под командованием Майера, услышал шум винтов идущего вдоль побережья судна.
– Классифицируйте цель и ее параметры! – приказал капитан 3 ранга.
– Предположительно сухогруз. Скорость хода шесть узлов, курс по пеленгу 2–6, дистанция три тысячи метров! – доложил акустик.
– Боевая тревога! Всплываем на перископную глубину! – скомандовал фон Майер, и тишину отсеков разорвал звон боевой трансляции, с топотом матросских каблуков и звоном переборок.
Откинув рукоятки управления перископом, командир обхватил их ладонями и приник глазом к пористой резине окуляра.
Сначала в нем возникли прыгающие гребни волн, а затем смутные очертания идущего вдали судна. Это был морской буксир, тянущий за собой тяжело груженую баржу.
– Торпедная атака! Аппараты 1 и 3 к выстрелу приготовить! – не отрываясь от перископа, рявкнул фон Майер. – Механик, увеличить обороты! Боцман, курс 2–6, следовать на пересечение с целью!
В лодке завыли электромоторы, и она рванулась вперед.
Через пятнадцать минут контуры судна прояснились, наплыли на сетку перископа и последовала команда, – пли!
Субмарина дважды вздрогнула, штурман включил хронометр и на десятой секунде, один за другим, раздались далекие взрывы.
– Еще одним коммунистом меньше, – скривив губы, процедил фон Майер. – Боцман, всплываем! Помощник, комендорам приготовиться к выходу наверх!
Когда, вспучив столб воды, черная рубка U-113 возникла на поверхности, охваченные пламенем суда погружались в воду, и с них, в пляшущие на волнах шлюпки, прыгали люди.
Поднявшись на мостик, капитан 3 ранга одобрительно хмыкнул и приказал выскочившим на палубу комендорам расчехлить и зарядить орудие.
– Малый вперед, – бросил он стоящему рядом рулевому после чего, отвернувшись от встречного ветра, закурил бразильскую сигару. Затем, поднял к глазам бинокль и, видя, что первая шлюпка отошла от пылающих судов, приказал расстрелять ее из орудия. С первого выстрела шлюпка была разнесена в щепки и затонула.
– Отличная работа, – пробормотал фон Майер, скрестив на груди руки, после чего приказал таранить вторую.
Слушаюсь, господин капитан! Но на ней женщины и дети, – доложил, обернувшись рулевой.
– Тем более, – ощерился капитан 3 ранга. – Дети, это будущие солдаты!
Кованый форштевень проломил борт шлюпки, и ее пассажиры с криками и плачем посыпались в воду. Субмарина прошла по ним, рубя винтами обезумевших от ужаса людей. Молодой женщине, с грудным младенцем в руках, удалось каким-то чудом уцепиться за один из шпигатов лодки, и она, оцепенев от ужаса, долго тащилась за кораблем. Когда он исчез в пучине, на поверхности остался розовый детский чепчик…
Глава 3
На островах Новой Земли
Полярная ночь накрыла своим темным крылом все арктическое побережье. В ночном сумраке, изредка освещаемом сполохами северного сияния, по его водным пространствам дрейфовали ледяные поля, а на суше призрачно маячили заснеженные сопки вперемешку со скалами и пуржила сливающаяся с небом бескрайняя тундра.
На берегу одного из многочисленных фиордов Северного острова Новой Земли, в причудливом нагромождении скал, неприметно расположился пост Службы наблюдения и связи Северного флота.
Этот арктический архипелаг, затерянный между Карским и Баренцевым морями, растянувшийся на девять сотен километров, состоял из двух больших (Северный и Южный), а также ряда мелких островов. Первые два разделялись между собой трехкилометровым проливом Маточкин Шар, а с юга Новую Землю омывал пролив Карские Ворота.
Архипелаг был открыт в одиннадцатом веке первопроходцами-ушкуйниками* из Великого Новгорода, однако до девятнадцатого века, острова оставались практически необитаемыми. У их побережий рыбачили поморы и норвежцы. Впоследствии, российскими властями, туда были переселены несколько ненецких кланов, эвакуированных с началом Великой Отечественной войны на Большую землю.
Пост был далеко не единственным из числа таких же малых гарнизонов, разбросанных на дальних подступах к обороняющемуся от фашистов Мурманску.
В небольшом бревенчатом доме, с расположенной рядом сигнальной вышкой, на которой были укреплены корабельный прожектор и антенна, бессменно несли службу пятеро молодых матросов, под командованием «огребавшего полундру*» шестой год, главного старшины Георгия Юркина.
На жилой половине дома, с ярко пылающей буржуйкой, за деревянным столом сидел чубатый старшина в накинутом на широкие плечи ватнике и, наклонившись к керосиновой лампе, заполнял вахтенный журнал. В дальнем углу, на двухъярусных нарах, храпели два матроса, а из-за тонкой дощатой перегородки, за которой находилась радиостанция, слышался частый писк морзянки – шел очередной сеанс связи.
Через несколько минут он закончился, и в дверном проеме возник радист – старший матрос Александр Вихров.
– Ну, и чего передают? – сунув ручку в чернильницу и закрыв журнал, воззрился на него старшина.
– У острова Вайгач фрицы утопили наш транспорт, – сказал радист и положил перед Юркиным радиограмму. – Приказано усилить наблюдение и повысить бдительность.
Старшина бегло просмотрел написанные каллиграфическим почерком строки и, вздохнув, отложил бумажку в сторону.
– Наблюдение у нас и так круглосуточное, а вот бдительность усилим. Завтра, с утра, занятия по огневой подготовке, а после них стрельбы. Надо потренировать салаг*.
Старшина с радистом были почти одного призыва и успели повоевать.
Юркин в морской пехоте под Новороссийском, где был ранен, вывезен на Большую землю и после госпиталя попал на Северный флот, а Вихров в Архангельске, на морском охотнике, который погиб при сопровождении конвоя.
Остальные трое – Виктор Ларин, Сергей Папанов и Петр Вылко, были первогодки, и попали на пост после окончания Соловецкого учебного отряда.
По распределению обязанностей старшина являлся командиром поста и организовывал несение вахтенной службы, радист, в установленное время выходил на связь со штабом, передавая и получая радиограммы, а остальные матросы посменно несли службу на вышке, наблюдая в бинокль за водной акваторией.
Один раз в месяц к посту причаливал базовый морской тральщик, обходящий побережье и завозил туда продукты, запасное питание для рации и почту. Вместе с тральщиком, моряков навещал их непосредственный начальник – капитан-лейтенант Пшеничный. Он внимательно просматривал журнал наблюдений, проверял несение вахтенными службы и рассказывал о положении на фронтах.
После этого Юркин неизменно доставал из кармана бушлата заранее приготовленный, сложенный вчетверо тетрадный лист и протягивал каплею.
– Опять? – хмурился тот, и брал бумагу из рук старшины. Потом внимательно прочитывал ее содержание и неодобрительно хмыкал.
– Послушай, старшина, я тебе говорил, что б с такими рапортами ты ко мне не совался?
– Говорили, – набычивался Юркин.
– Так какого хрена ты снова суешь мне эту бодягу?*
– Хочу на фронт. Надоело тут припухать*.
– Твой фронт здесь! – багровел Пшеничный и тряс бумагой перед лицом старшины. Затем успокаивался, аккуратно складывал ее и прятал в нагрудный карман кителя.
– Я доложу командованию.
После этого капитан-лейтенант убывал на очередной пост, и в очередное его появление все повторялось с завидным постоянством.
На следующее утро, после приборки и завтрака, состоящего из надоевшей пшенки с лярдом* и чая с ржаными сухарями, Юркин приступил к занятиям.
На чисто выскобленную крышку стола он положил один из стоящих в пирамиде карабинов, извлеченную из ящика, стоящего под нарами, гранату Ф-1 и по обе стороны, на лавках, рассадил стриженных «под нуль»* подчиненных.
– Матрос Папанов, доложите боевые характеристики и порядок применения гранаты в бою, – обратился старшина к сидящему с краю, веснушчатому парню.
Тот встал, взял в руки ребристую «феньку» и, закатив глаза под лоб, зачастил:
– Оборонительная граната Ф-1, образца 1939 года, предназначена для поражения живой силы противника в обо…
– Реже, реже, Папанов, что ты спешишь, как голый в баню, – недовольно прервал его Юркин. – Отвечай не спеша, четко и ясно, время у нас есть.
– Слушаюсь, товарищ старшина, – шмыгнул тот носом и, в течение нескольких минут толково изложил остальной материал.
– Всем понятно? – спросил Юркин.
– Точно так, – вразнобой ответили моряки. – Понятно.
– Ну и ладушки. А сейчас матрос Вылко доложит нам тактико-технические характеристики боевого карабина. Давай, Вылко.
Теперь из-за стола поднялся приземистый крепыш, с раскосыми глазами и смуглым лицом. Он взял в руки карабин, любовно его погладил и с тоской воззрился на старшину.
– Чего уставился как мышь на крупу? – пробурчал тот. – Давай, докладывай.
– Моя не знает, – обреченно пробормотал Петр, опустив глаза и шмыгнув носом.
Все заулыбались. Коренной житель Севера, бывший охотник и меткий стрелок, Вылко не воспринимал ничего, что касалось теории. Он жил в своем материальном мире где пост, на котором служил – был его жилищем, старшина – начальником, которому следовало подчиняться и высказывать знаки уважения, а карабин – обычным ружьем для охоты. В учебном отряде, куда попал молодой ненец, сразу поняли, что рулевой-сигнальщик из него не получится, и списали от греха подальше, на дальний пост.
– Ну, так что, Вылко, будешь отвечать? – грозно сдвинул брови Юркин.
– Моя не знает, – робко повторил матрос и тяжело вздохнул. Всем своим видом выражая безысходность.
– Как называется то, что ты держишь в руках?
– Карабин, однако.
– Правильно, молодец. А какой у него калибр?
– Во! – радостно произнес Петр и продемонстрировал всем извлеченный из кармана винтовочный патрон.
– Так, допустим, – пожевал губами Юркин. – А прицельная дальность стрельбы?
– Тысячу шагов, однако! – воскликнул матрос.
– Ну, вот, почти все рассказал, – хмыкнул старшина, – а говоришь, не знаю. Молодец, садись.
Вылко утер ладонью вспотевший лоб и сел на место. Старшина благоволил к нему.
Время от времени, когда приедались надоевшие консервы и крупы, Юркин отправлял Петра на охоту в тундру и тот неизменно возвращался с добычей. Это были жирные полярные гуси, куропатки и зайцы. А однажды, взвалив на лыжи, невозмутимый Вылко притащил на пост тушу молодого оленя, мясо которого очень понравилось морякам. Как в жареном, так и вареном виде.
Завершив теоретическую часть, старшина приказал всем одеться, взять карабины и построиться у поста. Погода способствовала проведению стрельб. Бушевавший ночью на море шторм стих, небо прояснилось, и началась оттепель.
Проинструктировав переминающихся с ноги на ногу моряков, Юркин отдал команду, вслед за чем короткая цепочка в сапогах и черных шинелях, двинулась в сторону ближайшей сопки. Там, у ее подветренной, стороны, моряки быстро оборудовали импровизированное стрельбище, водрузив на обломок скалы десяток консервных банок из прихваченного с собой вещмешка.
Потом Юркин отвел всех на пятьдесят метров в сторону и приказал оттоптать небольшую площадку в снегу.
– Стрельба по неподвижной цели из положения лежа! – скомандовал старшина, когда она была готова. – Матрос Ларин, на огневой рубеж!
– Есть! – звонко ответил тот, после чего сделал два шага вперед, плюхнулся в снег и передернул затвором.
– Матрос Ларин к стрельбе готов!
– Огонь!
Через секунду грянул выстрел, затем, с небольшими промежутками, еще четыре. Все банки оставались на местах.
– Хреново, – процедил Юркин. – Палишь в белый свет как в копеечку. Матрос Папанов, на рубеж, – кивнул он радостно ухмыляющемуся Папанову. Все повторилось в той же последовательности.
– Стрелки, мать вашу! – выругался старшина и обернулся к Вылко. – Петро, покажи этим салагам, как надо!
Тот сдернул с плеча карабин, косолапо шагнул вперед и ловко занял позицию.
Затем, с равными промежутками, стали греметь выстрелы, после которых число банок на скале уменьшилось на пять.
– Видали караси? – похлопал Юркин по плечу, вставшего и смущенно переминающегося с ноги на ногу Вылко. – Вот так должен стрелять советский матрос! А теперь продолжим. Ларин, подмени Вихрова!
Выстрелы у сопки гремели до обеда (результаты стали много лучше), после чего раскрасневшиеся матросы с песней вернулись на пост.
Сделав запись в журнале о проведенных стрельбах, Юркин захватил бинокль и отправился к вахтенному на вышку, остальные занялись чисткой оружия.
Остаток дня прошел в обыденных делах, а вечером, после отбоя, когда все свободные от вахты улеглись на жесткие топчаны, старшина свернул самокрутку, закурил и обратился к лежащему рядом Вихрову.
– Сань, – травани чего-нибудь на сон грядущий.
– Это можно, – чуть подумав, ответил тот. Радист отличался неиссякаемым чувством юмора и в свободное от вахты время развлекал друзей всевозможными морскими байками, которых знал великое множество.
– Наш «охотник» зашел тогда в Полярный, – закинув руки за голову, начал рассказчик. – Ну, и что б братва не бузила, (в увольнения не пускали) замполит решил устроить соревнования с моряками из подплава. Рядом с нами, на пирсе, стояла «щука». Он сходил на нее и поговорил там со своим коллегой. Тот и предложил перетягивание каната. Как самый популярный вид спорта на флоте. После «козла», естественно. Оговорили все вопросы и определили приз – десять банок сгущенки.
Утром, после завтрака, все наши, кроме вахтенных и команда лодки собрались на пирсе.
Боцмана притащили мягкий швартов и растянули по пирсу. Затем с разных сторон за швартов ухватились по десять крепких мореманов и, по знаку судьи, стали тянуть его в разные стороны. А мордовороты еще те, многие «огребали полундру» по седьмому году.
Канат натянулся как струна и с переменным успехом стал ползти то в одну, то в другую сторону. Все это время толпа собравшихся на пирсе болельщиков, подбадривала спортсменов и оглушительно орала. Большинство прочило победу подводникам. Ребята там были поздоровше.
Но ни тут-то было, мы пошли на хитрость. Еще до сигнала судьи, трюмный с «охотника» – Вовка Ландик, находившийся среди болельщиков, незаметно захлестнул конец швартова позади нас, за неприметную «утку» на пирсе. И всякий раз, когда победа клонилась на сторону противника, она стопорила ход каната. Это давало нам несколько секунд передышки, и мы тащили его обратно.
В один из таких моментов, когда противник чуть выдохся, наш боцман дал отмашку и, чуть попустив швартов, мы резко рванули его в сторону. Не удержав равновесия, подводники, в полном составе, повалились на пирс и были утащены за роковую черту. Мы уж предвкушали радость победы, но не тут-то было. Ландик не успел освободить швартов и судья засек, что он привязан к «утке». Дело едва не дошло до драки, но помешали офицеры. В итоге Вовку отправили на «губу» и приза нам не досталось.
Но самое интересное то, что «утку» подводники своротили почти напрочь. И это при том, что она рассчитана на удержание корабля!
– М-да, – задумчиво пробормотал старшина, покуривая самокрутку – это все от нервов.
– Как это? – спросил кто-то из молодых.
– А очень просто. При нервном напряжении, сила удваивается. Я сам знаю один такой случай.
– Расскажите, товарищ старшина, – попросил сверху Папанов.
– Стрелять ты Серега не горазд, а байки слушать любишь, – хмыкнул Юркин.
– Да, ладно, Жора, чего там, расскажи, – поддержал матроса Вихров.
Ну, так и быть, слушайте.
Было это в Новороссийске, в самом начале войны. Я тогда служил комендором на эсминце, и мы вышли в море для постановки минных заграждений.
Только пришли в квадрат, а тут из-за облаков тройка «фокке-вульфов»* и прямо на корабль. Делать нечего, командир стал маневрировать, и мы приняли бой. Я был первым номером на зенитном автомате. Ну, гвоздим изо всех калибров по немцам, они по нам. Бомбы ложатся почти у борта, вода кипит, по надстройке то и дело чиркают осколки.
А на корме у нас, под брезентом, снаряженные для постановки мины. Один осколок туда, и пиши пропало. При очередном заходе, одного «фоку» мы сбили, стало чуть легче. И тут вижу, что этот самый брезент горит. И торпедист Лешка Цаплин, пытается его с мин содрать. Не помню, как, но я рядом оказался. Сорвали мы брезент кое-как и в сторону оттащили. А на одной из мин краска пузырится и изнутри дым валит, вот-вот рванет. Что делать?
Схватили с Лехой ее за рымы*, подняли и сбросили за борт. После возвращения командир нас лично поблагодарил и предложил показать на месте, как мы это все проделали. И такую же мину мы не то, что поднять, сдвинуть с места не смогли. Такие вот дела.
– Да-а, – протянул, радист. – Это точно все от нервов.
– Товарищ старшина, – раздался с нар голос Ларина. – А «Отвага» у вас за тот бой?
– Нет, – ответил Юркин. – Ее я уже в морской пехоте получил. А теперь отбой. Всем спать. Утро вечера мудренее.
Через неделю Вихров, ведающих помимо прочего выдачей продуктов, сообщил Юркину, что их в обрез.
– Осталась только крупа, чай и сухари. Хватит дня на три, – заявил радист. – Что-то старлей к нам не торопится. Может дать в штаб радиограмму?
– Пока повременим, – ответил старшина. – Там без нас забот хватает. Завтра с Вылко сходим на охоту, он в соседнем заливе нашел лежбище нерп.
– А разве этого зверя едят?
– Вылко говорит едят, и мясо у них будь здоров. Питательное и вкусное.
– Петька, – подошел Вихров к ненцу, который сидя на корточках у печки, подбрасывал в нее плавник, – а нерпу шамать* можно?
– Ну да, – кивнул тот стриженой головой. – Молодой нерпа очень вкусный. Почти как цыпленок.
– А как ее готовить?
– Мал – мал варить или жарить.
– И все?
– Все. Потом можно кушать. И лучше всего со спиртом, – хитро прищурился матрос.
– Так и быть, дам тебе грамм пятьдесят из «НЗ», – сказал Юркин. Если подстрелишь ее. Эту саму нерпу.
– А почему нет? Подстрелю. Был бы спиртяшка.
На следующее утро, старшина и Вылко, потеплее одевшись и прихватив карабины, на лыжах отправились в сторону невысокой гряды скал, за которыми находился залив, где предстояла охота.
Спустя час их темные фигуры чернели на заснеженном склоне. Поднявшись на гряду, моряки передохнули и, оттолкнувшись палками, заскользили вниз. На берегу, у россыпи скал, они сняли лыжи и, оставив их у приметного валуна, пешком двинулись вперед. Шли осторожно, у самой кромки прибоя. Обходя нагромождения молодого льда, в котором изредка встречались плавник* и водоросли.
Через некоторое время шедший впереди Вылко обернулся к Юркину и указал рукой на открывшуюся перед ними, вдававшуюся в залив, галечную косу. На ее дальней оконечности, в воде, резвился десяток блестящих нерп, а примерно столько же, неподвижно лежали на камнях, время от времени издавая рыкающие звуки.
– Старшина, ты пока оставайся здесь, – прошептал ненец, – а я подойду ближе. Юркин молча кивнул, прислонившись к обломку скалы, а Вылко, сняв с плеча карабин и прячась за камнями, неслышно стал красться к стаду. Вскоре он исчез из виду, и спустя полчаса оттуда донесся хлесткий выстрел, эхо которого гулко прокатилось над водой.
Когда, оскальзываясь на мокрой гальке, старшина подбежал к месту лежки, Вылко, стоял у туши небольшой нерпы.
– Совсем молодая, однако, – обернувшись к Юркину и довольно щуря узкие глаза, сказал он. – А значит вкусная.
– Молодец, Петро, – улыбнулся старшина, похлопав еще теплого зверя по коричневой шкуре. – Упитанная, килограммов на тридцать потянет.
Затем, ухватив нерпу за хвост, они оттащили ее с косы на берег. Пока Вылко, умело орудуя охотничьим ножом, освежевал тушу, старшина, насобирав поблизости сухого плавника, наладил костер. После этого, вывинтив из карабинов шомпола, они насадили на них по куску печени и поджарили ее над огнем.
– Ничего, – одобрительно констатировал старшина, прожевав сочный кусок. – Есть можно.
Подкрепившись, моряки скрутили по «козьей ножке» и с наслаждением закурили.
– Товарищ старшина, а когда все-таки тральщик придет? – поинтересовался Вылко. – Нерпы нам надолго не хватит, однако.
– Когда надо, тогда и придет, нахмурился Юркин, сплюнув горькую слюну. – Кончай перекур, давай собираться.
Они аккуратно разделали зверя и, сложив уже подмерзшее мясо в «сидоры»*, медленно пошли вдоль прибойной черты обратно. На середине пути, откуда-то издалека донесся приглушенный расстоянием взрыв.
Моряки резко остановились.
– Никак от поста? – прислушался старшина и тут же заорал. – Живо вперед! Там что-то случилось!
Побросав тяжелые мешки, моряки рванули к скалам…
Проводив взглядами исчезнувших за грядой Юркина с Вылко, оставшиеся занялись текущими делами. Ларин сменил на вышке Папанова, и они вместе с Вихровым отправились на берег за плавником. Сделав несколько ходок, матросы нарубили дров, раскочегарили печь и водрузили на нее ведро со снегом.
После этого Папанов, утомленный предутренней вахтой, завалился спать на угловые нары, а Вихров, насвистывая, стал готовить рацию к очередному сеансу связи.
В это время от двери сильно потянуло сквозняком, старший матрос обернулся и замер. В проеме стоял человек в чужой форме, с направленным на него автоматом.
– Хенде хох! – гортанно произнес он, шагнув через порог. Сзади появились еще двое и тоже вошли в помещение.
Подняв руки, и пятясь от них, Вихров прыгнул к пирамиде с карабинами, и тут же прогремела очередь. Радиста отбросило к стене и, хватая руками воздух, он рухнул на пол. А еще через секунду, к ногам стрелявшего, из угла комнаты покатилась противотанковая граната, и оглушительно прогремел взрыв. Разворотив все внутри и размазав тела непрошенных гостей по стенам…
Когда Юркин с Вылко, обливаясь потом и загнанно дыша, подошли к посту, он был наполовину разрушен. Рядом с вышкой, в забрызганном кровью снегу, лежал, разбросав руки Ларин, глядя мертвыми глазами в небо. А в сторону фиорда уходила цепочка следов. Четко отпечатавшаяся в проталинах.
– Фрицы, – прохрипел старшина и вытер ладонью заливавший глаза пот. – Разведка.
– Человек пять, однако, – добавил Вылко, внимательно разглядывая следы.
– Идем за ними, на пересечку – выдохнул Юркин, и моряки бросились к расположенной чуть в стороне, каменистой низине.
Немцев они обнаружили, когда те, следуя друг за другом, спускались по осыпи к приткнувшейся у берега резиновой шлюпке. Четверо последних тащили на плащ-палатках два недвижимых тела.
– Своих выносят, гады, – скрипнул зубами старшина. – А ну, давай за мною. И, стараясь не шуметь, по пластунски пополз вперед. Петр следом. Метров через сто, у большого, поросшего лишайником валуна, моряки затаились и приготовились к стрельбе.
– Товарищ, старшина, а в море корабль, однако, – прошептал Вылко.
– Где?
– А вон там, гляди вперед и чуть вправо.
В нескольких сотнях метров, в глубине залива, в сгущающемся мраке действительно неясно просматривалась подводная лодка.
– Ну и хрен с ней, к нам она все равно подойти не сможет. А этих, что приходили, мы сейчас кончим. Значит так. Стреляем по моей команде и только по шлюпке. Понял?
– Угу, – промычал Вылко, прильнув обветренной щекой к прикладу.
Между тем, немцы погрузились в надувную шлюпку и, действуя короткими веслами, стали удаляться от берега.
– Огонь! – приказал Юркин и плавно нажал на спуск. Рядом грохнул карабин матроса.
На шлюпке раздались дикие крики, и она завертелась на месте.
– А! Не нравится, суки! – выматерился старшина, всаживая пулю за пулей в тонущих диверсантов.
В глубине залива блеснули вспышки, и в сторону берега понеслись огненные трассы. Затем они прекратились, и хищная тень растворилась во мраке.
Спустя три дня, хмурым утром, на пост прибыл базовый тральщик с капитан-лейтенантом.
– Да, дела, – хмуро сказал Пшеничный, сойдя на берег вместе с его командиром и выслушав доклад Юркина, рядом с которым переминался замурзанный Вылко с нацепленным на шею немецким шмайсером. – Трофей? – покосился на автомат.
– Воде того, – товарищ капитан – лейтенант, – ответил старшина. – А у меня вот, – похлопал по висящей на поясе треугольной кобуре с парабеллумом. – Когда мы расстреляли лодку с диверсантами, труп одного выбросило прибоем.
– Так значит, говоришь, они были с подлодки? – задал очередной вопрос командир тральщика – худощавый старший лейтенант в штормовых сапогах и канадке.
– Именно, – кивнул чубатой головой Юркин. – Мы с Вылко ее отлично видели.
– Ну да, – подтвердил матрос. – С нее, однако, по нам стреляли из пулемета.
– Неспроста немцы здесь появились, – переглянулись офицеры. – По возвращению доложим командованию. А где похоронили ребят?
– Вон там, – показал старшина рукой в сторону ближайшей гряды за постом. В братской могиле.
– Ведите.
У одной из гранитных скал, рядом с карликовыми ивами, была выложена невысокая пирамида из камней, припорошенная снегом.
– Светлая вам память, ребята, – сдернул с головы мичманку с просоленным крабом* капитан-лейтенант, а остальные молча сняли шапки.
После осмотра разгромленного помещения поста требовавшего основательного ремонта, Пшеничный вместе с Ворониным, так звали командира корабля, приняли решение временно оставить на посту еще пятерых моряков с тральщика, а при очередном заходе доставить сюда новое пополнение и рацию.
Спустя еще час, оставив на берегу усиленную команду, снабженную недельным запасом продуктов, а также пулеметом Дегтярева, сторожевой корабль снялся с якоря и, дав прощальный гудок, ушел в море.
