Очень высокие горы. Восхождение

Летом 15-го приезжал Дьяков… И они: Ванька, Юра и Андрей Перов – ещё один их давний приятель, вместе работали на Севере, – встретились в «Траттории на Чеховской». Юра с упоением рассказывал о восхождении на Эльбрус в июле 14-го. Ванька вежливо улыбался, восхождениями его не удивить, а вот Андрей слушал внимательно… И через пару дней перезвонил Серову: он, значит, тут прикинул… И… В общем, мол, тоже хочет на Эльбрус.

На Эльбрус Юра не собирался, но уже второй год мечтал о Килиманджаро, о чём и уведомил товарища. «Килиманджа-аа-аро?» – протянул Андрюха. Но ещё через неделю снова перезвонил и спросил, не будет ли Палыч сильно возражать, если к ним присоединится третий, а точнее, третья? «Да хоть четвёртая!» – согласился Серов. Чем больше народу, тем дешевле. «А как она?». «Десятку бегает!» – ответил Андрюха, правильно поняв вопрос Юры.

Да. Если вы собрались в горы, (если вам уж так приспичило, если что-то там в голове хрумкнуло и до невозможности хочется своими глазами увидеть и своими руками потрогать снежные вершины!), то для начала неплохо было бы пробегать каждый день километров по пять. Именно пробегать! Не проходить, не проползать, а про-бе-гать! И если «товарищ» пробегает десять, то он для Килиманджаро точно готов.

А в начале августа на работе к Серову в кафе вдруг подсели молодые коллеги и стали соблазнять поучаствовать в «Гонках героев». (Умеют же у нас давать названия! Впрочем, за Западе с этим ещё хуже: одна шоколадка «Snickers» чего стоит!). «Гонки» эти проводятся с 2014-го в семи городах России. В Москве, точнее в Подмосковье, они проходят на танковом полигоне «Алабино». Трасса десять километров (десять!): горки, лужи, колючая проволока, водные преграды, альпинистские стенки, заборы, сетки… По заверениям организаторов, состязания проходят интересно, весело и задорно, под аккомпанемент автоматных очередей и пулемётной стрельбы из БТР, под последними ещё нужно ползать.

Юра подумал-подумал и, несмотря на возражения Сони («Тебе, дураку старому, сколько лет?!» – ругалась супруга), согласился. И в команду, в которую теперь уже сам Юра пригласил Андрея Перова, Перов тогда пригласил Анну Холодову, ту самую «третью». Такие вот перекрёстные ссылки.

Соревнования прошли успешно, вся команда выдержала испытание… Только на предпоследнем участке вдруг неожиданно исчез Перов: он рванул, оставив товарищей. Юра такого не ожидал. По всем понятиям так не должно было быть, так неправильно! «А как же Анна? – кипел про себя Юра. – Пригласил же. И вообще, команда же!»

– А вы чё так долго копались? Там же препятствия плёвые! – веселился Андрей на финише. И Юра не сдержался и подвзорвался. Он ругался, кричал и плевался, пытаясь донести до Перова: мол, так нельзя, неправильно, не по-товарищески! Андрей ничего не понял. Соревнования же, или нет?

«А как же в горах? – думал Юра в машине Холодовой: Серов с Анной уезжали с гонок как родные. – Там же все вместе…» «Это не я поднялся, и это не ты поднялся, это мы поднялись!»

Но теперь Юра знал, кто идёт «третьей».

А в октябре, уже когда выкупали тур на Килиманджаро, их с Анной вдруг осталось всего двое. Андрей от поездки отказался. «Денег нет», – буркнул он в телефон. Но у Юры появилось стойкое ощущение, что ему просто скинули женщину – с рук на руки. Как на «Гонках»…

Юра думал поехать в Африку за закатом с кем-нибудь из опытных альпинистов: с Ванькой, например, или Котом. На крайний случай это мог быть и неопытный… Но хотя бы мужик! Тот же Перов. Но с женщиной! В горы! Даже сама – идея о таком – уже сильно озадачивала его. А тут ещё и сама Анна стала раздражать, особенно когда упёрлась с этим дурацким Босфорским мостом.

Надо сказать, что Анна расстроена была не меньше, да и обозлена тоже. Не об этом она мечтала, совсем не об этом! Она же изначально хотела уехать в горы с Андреем. А Юра – это так, необходимое дополнение к восхождению.

Но человек предполагает, а наверху всегда знают, как лучше.

Про горы Анна, страстный любитель горных лыж, что-то знала и до этого. К тому же она читала дневник Серова о восхождении на Эльбрус, тогда же и загорелась: забраться куда повыше (понятное дело, с Андреем!), а тут ещё и фильм «Эверест»…

Но вот что я вам скажу, дамы и господа. «Забраться повыше» – идея, конечно, замечательная. Но это всё же только идея – фантазия, так сказать… Желать – одно, реализовать – совсем другое. Сколько людей говорило Серову: «Еду с тобой!», а осталась одна Анна.

Кстати, Анна – бабушка. Сорокапятилетняя, спортивная, совсем ещё молодая бабушка. У неё замечательный внук. А Юра – пятидесятилетний дедушка. У него – замечательная внучка. Собрались в горы бабушка с дедушкой, а Соня дедушку и отпустила. С бабушкой. Святая у Юры Сонька! Свя-та-я!

…К завтраку они спустились уже одетые на восхождение. Трекинговые брюки, трекинговые ботинки, рубашки и майки с длинными рукавами, солнцезащитные очки. У Анны – кепи с пологом. У Юры – шляпа, а на шее ещё и платок от тёщи, (ещё на Эльбрусе носил, уже в некотором роде талисман!).

Вчерашний день прошёл без приключений. Удалось сделать всё по максимуму: и накупить сувениров, и погреться под экваториальным солнцем, и накупаться в бассейне, и отправить открытки с зебрами… А главное, (и это самое главное!), за прошедшие сутки удалось отоспаться и отъесться. Теперь туристы были готовы идти в горы.

В половине девятого во двор гостиницы въехал микроавтобус. Из кабины выпрыгнул невысокий, коренастый, жилистый, подвижный, как ящерица, африканец и энергично зашагал в гостиницу. Юра сопроводил его долгим, внимательным взглядом.

– Думаешь, за нами? – Анна короткими глотками допивала кофе, завтракали они на лужайке перед отелем.

Юра пожал плечами.

Через пару минут парень вышел, некоторое время озирался, а потом взялся названивать с мобильного. «Холодоф», – явственно услышали путешественники. Юра поднялся и направился к африканцу.

– Холодоф? – встретил тот вопросом, внимательно разглядывая Юру, глаза его выдавали значительную примесь монголоидной крови, танзанийцы сильно перемешаны.

Юра представился и, развернувшись вполоборота к своей спутнице, кивнул:

– Это Холодова. Анна Холодова.

– Александéр – ваш гид. Именно так, с ударением на последний слог.

– Рад… Александéр! – Юра протянул руку. – Наши вещи там, наверху… Едем в офис? – Серов говорил по-английски медленно, подбирая (и вспоминая) слова, стараясь, чтобы гид его понял.

– Йес! – кивнул Алекс и затараторил. Юра обречённо вздохнул.

Нет, конечно, Серов говорит на английском, на таком… несколько специфичном: «твоя моя не понимай». В 2014-м он даже «переводчиком» на Эльбрусе «работал»³⁰. Но там его фактическое незнание было некритично… А тут целую неделю общаться… Александер внимательно посмотрел на Юру, всё понял и махнул чёрным парням из автобуса: «Загружай!».

В офисе «Альтезы» у Сергея путешественники оставили ненужные при восхождении вещи, документы и нужные – как позже выяснится – деньги. Зная о сложностях с питанием у Серова, Сергей объяснял Александеру, что для Юры готовить. Тот кивал и писал в блокноте, а потом просто спросил Юру:

– Варёная курица и рис тебе хорошо?

Юра только руками развёл… Спрашивает ещё. Он готовился к жаренной на костре антилопе и перчёной слонятине… А тут – варёная курица, да ещё с рисом!

– А тебе, Энн? – Александер улыбнулся Холодовой.

Та кивнула. Юра помнил, ещё когда собирались, она декларировала Серову: «Как тебе. Я всеядная». Юра это оценил.

– Тогда с едой решили, – Александер сложил записную книжку в карман и ушёл командовать загрузкой.

– А не многовато народа? – осторожно осведомился Юра, наблюдая в окно, как чёрные парни грузят мешки, баулы, газовые баллоны, канистры с водой.

– Одиннадцать человек…

– Ско-о-о-олько?!! – хором пропели путешественники.

Сергей посмотрел на туристов с вызовом:

– Одиннадцать. Два гида, повар, официант и семь носильщиков…

Анна присвистнула:

– Картина: «Белые господа вышли на прогулку в горы»…

– Тут по-другому нельзя. Требования администрации парка, и… – помолчав, Сергей негромко добавил: – Они тут так решают вопрос занятости. Тут работать негде…

– И все с нами?

– Нет! С вами только двое. Алекс и помощник. Остальные сами. Алекс! – крикнул в дверь Сергей. – Познакомь с Джа́мой.

Старший привёл невысокого тощего африканца. Тот оглядел туристов, широко улыбнулся и вдруг по-русски без акцента выдал:

– Пошли?

«Здорово! – оценил про себя Юра, пожимая руку помощнику. – И имя правильное, настоящее – африканское! Не то что… Александе́р…»

…Въезд в расположенный на высоте 1890 метров лагерь Маранга охраняется вооружёнными людьми. В Танзании с восхождениями строго. По сию пору маршрут Маранга-раут известен как «Кока-кола-раут»: в первые же годы массового туризма на Килиманджаро его буквально за пару лет завалили пустыми пластиковыми бутылками чуть не по щиколотку. Бутылки убрали, порядок навели – и на гору теперь с пластиком не допускают под страхом немедленного исключения из восходителей. Хотя не из-за пластиковых бутылок дежурят автоматчики… Браконьеры. Бич всей саванной Африки!

Кстати говоря, Маранга-раут не единственный маршрут на вершину, есть ещё как минимум пять. Друг от друга те отличаются сложностью и длительностью подъёма, но все они палаточные. И только у Маранги базы стационарные (с домиками, туалетами и столовыми). Базы три:

Мандара-Хат, высота 2720 метров;

Хоромбо-Хат, 3720. Крупная «узловая» база, от неё, по сути, начинается восхождение, в неё же возвращаются с Горы, там же передержка для тех, кто взял лишний день дополнительной акклиматизации, (как, например, наши путешественники);

и высокогорный штурмовой лагерь Кибо-Хат, 4720.

На всё про всё, с Горой и обратно – пять дней. У Анны и Юры – шесть.

Пока Александер бегал оформлять разрешения, пропуска, пермиты, уведомления и прочую бумажную канитель (в Танзании тоже любят бумажки), чёрные парни неторопливо разгружали машину, знали – Алекс будет бегать долго. А тот временами возвращался, качал головой, цокал, чертыхался, поминал «факин» бюрократию и снова убегал, едва утерев пот. Погода в Маранге влажная, жаркая, несмотря на почти двухкилометровую высоту. Экваториальный лес! Очень дождливый. Через него путешественникам предстоит идти восемь километров, что по расчётам администрации парка около трёх часов, о чём туристов уведомляют деревянные таблички-баннеры. Восемь за три. Долго? Возможно. Но на Килиманджаро нет акклиматизации в привычном её понятии, когда восходители идут челноком: «повыше поднимешься – пониже поспишь», и где ежедневно набирается высота не более пятисот метров. На Килиманджаро акклиматизация достигается медленным, монотонным подъёмом. Ме-э-э-э-дленным, ме-э-э-э-дленным. «Поле-поле», – не уставая, раз за разом будут повторять чёрные гиды, что значит «тише-тише» – «не торопись».

Наконец-то бумаги оформили. Портеры груз унесли. Джама явился за туристами и махнул рукой:

– Пошли!

– Откуда слово знаешь, Джама? – спросил его Юра, пристраивая палку к руке. – Часто водишь русских?

– Часто. Была группа, всё время повторяли его.

И Джама, смутившись, улыбнулся. Юра кивнул: догадался, что не одноэто слово повторяли, значит…

– Тогда тебе ещё одно, – предложил Юра, они уже начали подъём. – Хорошее. У нас в России есть народ татары…

– Та-та-ры?

– Да. У них есть слово «айда».

– Ай-да?

– Да. Означает то же, что и «пошли». Мы часто им пользуемся.

– Ай-да! – кивнул повеселевший Джама, и они вошли в дождливый лес. И тут Юра сразу пожалел, что надел тёмные солнцезащитные очки. Анна шла без них, а Юра снять очки не мог – они же у него с диоптриями, без них он вообще не увидит ни шиша, что под ногами.

А под ногами вились толстенные корни. А наверху шелестела густая листва. А за листьями обезьяны, и вроде бы их даже видели, но близко они к себе не подпустили.

В целом тропа была лёгкая, дыхание не сбивала, и путешественники, в пределах своего знания языка, знакомились с гидами. Оба родились на побережье. Обоим чуть за тридцать. Оба окончили университет, но, не найдя работу по специальности, устроились простыми гидами в русскую компанию. В целом живут неплохо, но с нетерпением ждут перемен (в России их тоже когда-то ждали, помнится, даже песни пели…).

В Танзании выбрали нового президента, и теперь все надеются, что он возьмёт, да и победит коррупцию – этого неубиенного трёхголового Змея Горыныча… Даже не Змея, Гидру! Срубишь ей две головы, а на их месте четыре вырастают! Снесёшь четыре, а там уже – восемь! Восемь снесёшь, а там шестнадцать! Коррупция. Вот с кем боролся Геракл³¹! А то «с Гидрой… с Гидрой»… Какая такая Гидра? Обыкновенные взяточники. Но новоиспечённый президент Танзании обещает бороться. Он, конечно, молодец. Штаны бы только не упали. Но парни на него надеются: а то, говорят, жить совсем невозможно. Зря они так категорично. Оптимисты говорят, ещё как возможно… Мы-то в России это знаем.

К четырём вошли в Мандару. Отметка: «2720 метров». Возле базы лес перекинулся из экваториального в типичный для средней полосы. Деревья проредились. Похолодало. Путешественники прошли регистрацию и заселились в двухместный скворечник – строение вроде деревянной палатки на сваях. Сменили влажные рубашки и майки, надели флиски и свитера, а тут – раз! – тёплую воду принесли. Вода… Тёплая… После трёхчасового перехода… Счастье!

Ополоснув лица, туристы пошли изучать базу. На площади, равной площади футбольного поля, приблизительно как у эльбрусской «Гарабаши», уместилось довольно много: административное здание, столовая, десяток домиков-скворечников и туалет.

О, туалет! Своей стерильной чистотой туалеты будут поражать и восхищать наших путешественников на протяжении всего подъёма. Это не туалеты, это музеи какие-то, медицинские учреждения.

Пока изучали туалеты и домики, читали на них надписи – с незапамятных времен люди рисуют и пишут на стенах – подошло время ужина. А после него? А после – медосмотр!

«Доктор Килиманджаро», он же Александер, он же Алекс, он же главный гид, мониторил многое – пульс; насыщенность крови кислородом; чистоту дыхания (нет ли хрипов, не дай Бог, отёк легких!). А между делом интересовался: принимают ли путешественники лекарственные препараты? И какие? Как чувствуют себя по десятибалльной шкале? В общем, настоящий медосмотр! А после медосмотра портеры принесли горячие грелки, обшитые плюшем, и жестами показали, мол, в спальники их, в ноги. Благодетели! Кормильцы!.. Грелки в ноги… А-а-а-а…

Забравшись в спальники, туристы долго с непривычки устраивались, ворочались и, не заметили, как разговорились. Слишком много всего произошло за день, слишком много набралось впечатлений, чтобы вот так просто взять и уснуть. И Серов принялся рассказывать Анне про жизнь, про брата, про то, как жили на Севере, как работали, как брат умер и как говорил: «Береги скафандр, Юра! Он – «казённый»…», (умолчал лишь о том, при каких обстоятельствах услышал это!). А потом, вдруг резко сменив тему, взялся вспоминать Эльбрус. И уже совсем было собрался рассказать о «встрече» с братом на Седловине, как услышал тихое и ровное сопение: Анна крепко спала.

«Ну вот, – расстроился Юра. – А говорит, бессонница…»

За стенами домика в темноте о чём-то своём горестно и надрывно кричала африканская птица. Юра послушал-послушал, повернулся в спальнике на один бок, потом на другой, накрыл голову курткой и сокрушённо вздохнул: «Уснёшь тут… ага… как же…»

…По результатам утреннего медосмотра у Юры – высокий пульс. Почему? Хороший вопрос. Зато у Анны – как секундная стрелка. И тут как раз удивляться нечему. Ведь, Анна – не просто бегает десять километров, она их бегает мастерски, Анна – марафонец! Юра узнал об этом только перед самым отлётом, на «Гонках» Анна скромно умолчала о своих способностях. Поэтому в спокойном состоянии у неё пульс сорок пять! Всех врачей пугает. «Брадикардия!» – мечутся эскулапы, думая, как начать спасать пациентку. «Предсмертное состояние!» – даже кричат они. А у человека – просто такая норма.

На Юру посмотрели, ещё раз смерили пульс, пощёлкали пальцем перед носом, (Юра при этом захихикал), и признали годным. У Юры просто нервы. Такая вот он нервическая натура.

Почти сразу после выхода кончились леса. Теперь вокруг простиралась альпийская степь-саванна с редкими кривыми деревцами, горным вереском и цветущими протеями. А на горизонте незаметно вырос Он – величественный пик! Округлый, со срезанной наискось вершиной и совсем маленькой снежной шапкой набекрень. Скоро снега Килиманджаро станут такой же легендой, как хороший клёв на Волге. Странно, но уменьшение снегов Килиманджаро не связывают напрямую с глобальным потеплением, как теперь делают по любому поводу. На Гору уже более ста пятидесяти лет выпадает осадков меньше, чем требуется вулкану для поддержания приличной шапки из снега и льда. Может статься, лет через двадцать на вершине и вовсе не останется глетчеров. Жаль! Шапка из снега и льда весьма к лицу Килиманджаро…

Или нет… Не Килиманджаро… А, может, Кибо?

Да, точно, Кибо!

Или нет…

Так, пора определиться!

Килиманджаро – вулкан с тремя вершинами-кальдерами. (Кальдера – это такой кратер с острыми краями и плоским днищем.) Западная вершина – Шира, самая низкая, высотой всего 3692 метра. Восточная, ощерившаяся крутыми скалами, – Мавензи, значительно выше: 5150 метров. (На Маранге-раут она сопровождает восходителей повсюду.) И центральная – Кибо. Её высшая точка, на самом краю кальдеры – пик Ухуру, 5895 метров. Туда-то и идут наши путешественники. Ширы с Маранги не видать, справа от путешественников – Мавензи, впереди – Кибо. Остатки блистающей под солнцем снежной шапки на Кибо.

Впереди – Кибо со снежной шапкой. Под ногами – дорога, выложенная крупным жёлтым булыжником… Солнце, лёгкий ветерок, теплынь. И туристы шли, бодро вышагивая, Джама даже напевал.

– О чём поёшь? – Анне стало интересно, пел Джама явно не на английском.

– О Килиманджаро, – улыбнулся тот белоснежной улыбкой и громко пропел куплет самой известной в тех краях песни, «Килиманджаро сонг», завершив жизнеутверждающим: – Акуна ма-та-тá!!!

Юра с Анной переглянулись и вдарили: «Мы в город Изумрудный идём дорогой трудной…» Тропа из жёлтого камня навеяла. А чёрные парни не сплоховали, тут же подхватили мотив.

«Напевный народ африканцы, – восхищался про себя Юра, маршируя – музыкальный, добрый, весёлый. Хороший! И вообще, хорошо всё и весело. Господи! Как хорошо-то! А как весело… И погода… И дорога… И люди… И весело…»

«Стоп! – поймал вдруг себя Серов. Кажется, эйфория от „горняшки“… Не сбрендить бы! „Горняшка“ – она такая³², коварная».

Чтобы отвлечь себя, Юра снова завёл разговор с Джамой:

– Помнишь, я рассказывал тебе про народ, который живёт в России?

– Та-та-ры?

– Да. У них «о‘кей» – будет «якши»!

– Як-ши? Хорошее слово, вкусное! Якши! Айда?

Они шли, а Александер не переставая удивлялся: дожди на носу, а тут погода как в разгар сухого сезона.

«Смотри, Джама! – говорил он. – Какие хорошие русские нам достались, даже погода понимает». Юра нечаянно это услышал и кстати рассказал анекдот про бабье лето («Какие бабы – такое лето»). Рассказал, как смог, на ломаном английском, сдобренном жестикуляцией, но все всё поняли и долго смеялись. Юмор у человеков – везде одинаковый: хоть ты белый, хоть чёрный, хоть зелёный в крапинку; хоть христианин, хоть мусульманин, а хоть последователь африканских национальных тотемных верований. Люди всегда могут друг друга понять. Если люди. И если хотят…

…Время в горах съедается быстро, не прошло часа, а уже шли вровень с облаками. Температура падала. Обычные деревья исчезли совсем. Но появились килиманджарские эндемики: гигантские пятиметровые сенецио (древовидный крестовик) и высоченные лобелии с шишкоподобными цветками. Из-под лобелий на край тропы погреться выскакивали мелкие и юркие чёрно-бронзовые ящерки, но поймав тень человека, тут же прятались обратно. Разряжённый воздух терял запахи, дышать становилось труднее, путешественники почти перестали разговаривать. К пятому часу показались антенны Хоромбо-Хат, главной высокогорной базы Килиманджаро. Высота 3720.

У обрыва, на площадке размером сто на сто: две столовые, два больших туалета, несколько бараков для носильщиков и обслуживающего персонала и пара десятков домиков-скворечников. От домика – лишь одна крыша, стены, двери и пол со щелями в палец толщиной, (если залетит ветер, то стены ему не помеха!). В один из скворечников к двум шведам запихнули наших восходителей. Скандинавские туристы этому несказанно «обрадовались», просто пришли в восторг! Впрочем, нашим тоже это «понравилось». Особенно Анне… К Юре она уже вроде стала привыкать, а тут ещё какие-то мужики. Скандинавские. Викинги.

Неуклюже копошась на четырёх квадратных метрах, туристы пытались устроиться, Анна при этом беспрестанно дёргала компаньона: «Скажи им, что я хочу переодеться, пусть выйдут…» – «Сейчас!» – отмахивался Юра, стараясь пристроить свой большой рюкзак. Куда его, заразу? «Would you… а, нет! Could you… А ччч-чёрт… Еxcuse me!» Четыре человека, четыре больших и четыре малых рюкзака на четыре квадратных метра…

А может, всем лучше летать? Не то обязательно кто-нибудь кому-нибудь отдавит ногу или, того хуже, руку – три лежанки на полу, и только четвёртая поднята на второй ярус.

– Скажи им, что я хочу переодеться!!!

– Ну, щас!!!

И тут пришёл Джама и всех спас. Юру и Анну переселили в другой, отдельный скворечник.

– Наш повар… Эдвард! – Александер привёл в столовую симпатичного молодого африканца. Путешественники пришли туда сразу после второй попытки заселения – успокоить нервы и напиться душистого танзанийского чая с джемом, жареным арахисом и воздушной кукурузой.

– Эдик! – переиначила кока Анна на русский лад, прихлёбывая кипяток. – А чем ты, Эдик, будешь нас кормить на ужин?

– Боржч! – Эдвард улыбнулся во все свои сорок восемь (ну, так показалось!) блестящих, как жемчуг, зуба.

– Чем?!! – не поверили путешественники.

– Боржч. Вы русские, и я вам приготовлю боржч!

Только чёрные умеют говорить и широко улыбаться…

– …Представляешь, борщ они нам приготовят! – восхищался Юра, копаясь в вещевом рюкзаке, (нужно же и переодеться, и переобуться!) – Кому расскажешь, не поверят. Ты как?

Анна, брезгливо морщась, обнюхивала свою майку, тринадцать километров по горам – это, скажу я вам…

– Я как? Я тут в туалет поднялась по тропинке… Чуть не сдохла!

– Чего же ты хотела?..

– Ничего я не хотела! Меня это беспокоит! (Господи, зачем я сюда припёрлась…) Я нигде и никогда не сдыхала! Слышишь, Серов? Ни-где! И ни-ког-да! А как на 5895 будет?!

Она зло сунула майку в пакет для грязного белья. Нет, не так она себе представляла этот поход, совсем не так.

– Чего молчишь?! Помыться бы…

– Не-е-е-е. У меня лёгкая головная боль. «Лёгкая и ажурная…» Бред какой… Болит, но не сильно. И одышка… Помыться, говоришь…

Помыться – проблема. Но Юра сэкономил на себе тёплой воды и отдал её Анне. Интересно, размышлял Серов, умываясь в ручье, а как ощущали себя те девчонки из Тольятти на Эльбрусе, живя в палатках целую неделю³³?

Вечером до заката они гуляли по базе. Усердно старались акклиматизироваться. Фотографировали. Красота же кругом! Юра пару раз примеривался снять закат, но ракурс был не тот.

И всё-таки горы не из этой реальности, не из нашей. В нашей – всё обыденно и грустно: серый асфальт, серые многоэтажки, серый смог, толпы хмурых, невзрачных, серых и грустных людей… А в горах… В горах – всё не так!

Солнце закатилось быстро, и, как обычно бывает в горах, тут же стало темно. Буквально на ощупь добравшись до столовой, Юра и Анна там встретили русских девчонок, они только пару часов назад вернулись с вершины. Уставшие, с тёмными кругами под глазами, но – победители! Девчонки шумели, веселились и были счастливы. «В Непал! – кричали они и хохотали. – Снова в Непал!» Юра с Аней молча завидовали.

На ужин действительно принесли борщ. Вполне приличный. Даже вкусный! Сметаны только не хватало. В Африке, за экватором, на высоте 3720 – вкусный борщ… То ли сон, то ли коллективные галлюцинации… Анну, кстати, уже с головой накрывало «горняшкой», аппетит у неё пропал, но Юра пока ещё ел и нахваливал.

– …Борщ! Кому расскажешь… – дожидаясь медосмотра и ковыряя в зубе зубочисткой, Юра разглагольствовал и тормошил зеленеющую на глазах Анну. – Холодова, а Холодова, ты умеешь готовить борщ?

– Отвали, Палыч! Тошнит…

– Да ладно. Стошнит – полегчает… И вообще, «горняшку» нужно переживать активно! Вот тебя от неё тошнит, а меня, может, на разговоры тянет… Терпи. – (Аня закатила глаза.) – Не закатывай глаза, не закатывай… Варил я как-то борщ в Киеве… – (Аня легла и закрыла уши руками.) – Слышишь? Не слышишь… В Киеве, говорю, варил! С Софико в 84-м летом летали. К Славке на квартиру. Он до Чернобыля в Киеве жил. Сами старшие тогда в отпуске были, в Самаре, а мы в пустую квартиру нагрянули. Неженатые были. Сама понимаешь… Но по ресторанам не ходили… Студенты… Денег ни фига нет. И вот в один из вечеров в качестве, так сказать, праздничного блюда я придумал борщ! Как потом выяснил, это у нас фамильное, от бати…

Пошёл, значит, на рынок, купил свинины с костью. Настоящий украинский борщ, Холодова, только из свинины. Запомни! Взял, значит, свежей капусты, морковки, свёклы, картошки, лука, чеснока, красного болгарского перца. А ещё два здоровенных – вот таких! – сочных помидора и кучу зелени. Сметаны тоже взял. И сала! Да-а-а-а…

Мясо на борщ варится часа полтора, не больше. Свинина же. Пока варится мясо, готовишь зажарку. Режешь соломкой свёклу и на сковородке с разогретым растительным маслом обжариваешь. Слегка. Потом морковку. Ещё обжариваешь и заливаешь несколькими ложками бульона, накрываешь и, пусть всё тушишься на медленном огне.

Пока варится мясо и тушится свёкла с морковью, чистишь картошку. Картошка должна быть старая. Обязательно! Новая в борщ не пойдёт. Не то! Режешь молодую капусту, картошку. Чистишь лук. Лишняя жидкость тем временем из зажарки выкипает, добавляешь лук. И тут внимательно! Следи, чтобы лук не подгорел! Не дай Бог! Всё испортишь. Как лук слегка обжарится, добавляешь чищенных помидоров… Точнее, один помидор! Если нормальный, крупный – то всего один. Я взял крупных. И столовую – а можно даже две ложки! – сахара: чем-чем, а сахаром борщ не испортишь. Опять накрываешь и оставляешь тушиться.

Не спишь ещё? Холодова! Или спишь? Ну, спи-спи… Зажарка, Холодова, в борще главное! Мясо и зажарка. Пока зажарка тушится, мясо уже сварилось. Достаём его, отделяем от костей, и чистое мясо отправляем обратно в бульон. Добавляем картошку и варим минут двадцать. Кстати, картошку можно не резать, а варить целиком, тогда её нужно положить в бульон раньше. А когда картошка сварится, растолочь и вернуть бульону, добавив капусту.

Тем временем зажарка опять выкипела! И к ней можно добавить пару столовых ложек томатной пасты, и, помешивая, обжаривать всё вместе ещё минут пять.

Когда зажарка готова, капуста тоже уже сварилась… Остаётся всё быстро заложить: зажарку, резаный красный перец, давленый чеснок, перец горошком, соль по вкусу. И оставить всё кипеть ещё минут десять.

И всё, Холодова! Борщ почти готов! В последний момент высыпаем рубленую зелень, кладём лавровый лист, ещё чуть ждём… и отключаем, не дав закипеть.

А пока борщ настаивается – пока он доходит! – готовим стол. Достаём сметану из холодильника, накладываем в розетки. Достаём и нарезаем замерзшее сало (тонко нарезаем, на один укус!). Из морозилки достаём бутылку водки. Она, стерва, прости Господи, сразу испариной покрывается… Открываем… Водке подышать нужно. Пока водка дышит – слышишь, Холодова? – разливаем по тарелкам борщ, добавляем сметаны, рубленой зелени, чёрного перца. И… Наливаем в рюмки ледяную водочку, говорим добрые слова… Пару минут всего говорим – не больше: чтобы водка не согрелась и борщ остыл ровно настолько, чтобы не обжечься. Выпиваем залпом, занюхиваем корочкой чёрного хлеба, закусываем ма-а-а-ахоньким кусочком сала – и тут же, не пережёвывая сало! – первую ложку борща! И вторую… И третью. И… наливаем вторую рюмку…

– Палыч! – (Холодова не выдержала.) – Ну что ты врёшь?! Ты же не пьёшь…

Юра сглотнул и осёкся. Почесал затылок и вздохнул.

– Не пью. Теперь не пью. А тогда, в Киеве, пил. Молодой был, здоровый. Перебила ты меня, Ань… Ну, ладно, отдыхай! Я тоже покемарю, пока наши эскулапы не пришли.

Юра не пил. С тех самых больничных времён. Сначала было нельзя. Потом вроде стало можно, и мужчины-врачи, подмигивая, интимно понизив голос, выдавали индульгенцию³⁴: «Грамм сто хорошей водочки – запросто!». Но Юра морщился и качал головой: «Сто грамм не стоп-кран, дёрнешь – не остановишься! Пачкаться только…»

Хотя больше имело значение именно «нельзя»: что-то сродни игре в русскую рулетку, в которой непонятно, сколько патронов осталось в барабане. А потом это дело вдруг стало безразлично. Что-то такое произошло с организмом-скафандром Юры, (а, по всей видимости, в первую очередь – с психикой!), но только он вдруг перестал ощущать потребность в алкоголе. Нет-нет-нет… Положа руку на сердце, иногда «стресса ради» водка блазнилась. Причём именно она! Не джин, не виски, не даже так полюбившаяся текила. Водка! И так, чтобы сразу полстакана! С солёным огурцом! А минут через пять – второй! Но пятикилометровая пробежка развеивала подобные фантазии напрочь, да и возникали они всё реже.

Теперь Юра уже даже во сне не пил. Но когда кто-нибудь спрашивал, совсем ли он завязал, только пожимал плечами и отвечал: «Никогда не говори никогда», а сам про себя думал: «Кому-то наверху стало нужно, чтобы я не пил – вот и не пью». В том, что он завязал сам, что хватило личной воли – сильно сомневался. У Славки же не хватило, а он чем лучше? Ничем.

Ближе к девяти, после очередного медосмотра, они окончательно устроились спать. На ночь Анна, (ей вроде немного полегчало!), вдруг затеяла спор про тот самый «скафандр». Оказывается, вчера она всё же что-то услышала, и теперь взялась нервно и страстно высказываться. Видите ли, не нравится ей сама идея казённости «скафандра»! Видите ли, «скафандр» (она абсолютно уверена!) выдан в личную собственность, и человек имеет полное право делать с ним всё (всё!), что заблагорассудится! Ну, то есть абсолютно всё! Что угодно! Ибо человек, и только сам человек, а никто иной – сбоку там, или особенно сверху (сверху особенно!) является творцом своего счастья! – митинговала Холодова.

– Понимаешь, Серов! Всё это фигня! Ещё Лабковский говорил…

Спор угас неожиданно. Анна снова уснула на полуслове.

Не спит, да?.. Ну, не спит и не спит… Как возьмётся не спать и… Бессонными глазами Юра уставился в тёмный потолок. А вообще интересная она. Книжки читает. Кто сегодня читает книги? А она читает… Жить, говорит, без книг не могу! И идея «скафандра» её заинтересовала… «Горняшка» долбит… Даже борщ не ела. Эх, Аня, Аня…