Kitabı oku: «Господь и покойник», sayfa 5

Про любовь

Мне кажется, я узнаю себя

В том мальчике, читающем стихи;

Он стрелки сжал рукой, чтоб не кончалась эта ночь,

И кровь течет с руки.

Борис Гребенщиков «С той стороны зеркального стекла».

Наступает время нам на пятки, на горло и на хвост,

Бери свои манатки – нас кинули, нам кинули кость.

Играет музыка в прятки, бежит во все лопатки вода,

Бьют часы по морде словами «сейчас» и «никогда».

Ольга Арефьева «Мама-Мама».

0

– …девочка моя, радость моя, солнышко мое милое, дуреха моя ненаглядная, счастье мое, красотуля моя, капризуля… – шептал он, нежно едва касаясь губами, ее лица, глаз, щек, уголков рта, плеча, шеи…

Они лежали уставшие и счастливые после бурных ласк, после страстных объятий, после долгой, прекрасной любви…

Они – это:

Он – Сергей Петрович Власов. Психолог. Кандидат наук. Высокий, склонный к полноте сорокалетний мужчина, скорее, симпатичный, чем нет. Нелишенный интеллекта.

Она – Елена Владимировна Пшеничная. Риэлтер. Сорок три года. Среднего роста красивая, не полная, но и не модель, женщина. Выглядит намного моложе своих лет.

Он целовал ее, нашептывая те известные всем ласковые слова, которые наполняются смыслом только наедине с любимым или любимой. Он целовал ее, а она ласково гладила его свободной рукой (на другой руке лежала его голова) по спине по волосам, по лицу. Она отбросила все свои социальные маски и щиты, и была рядом с ним абсолютно близкой, доверчивой, беззащитной, родной…

– Я тоже люблю тебя… люблю так сильно… люблю…

Она по-детски обхватила его руками и крепко прижала к себе.

– Я люблю тебя… люблю, как никогда не любила… никогда…

Ее глаза стали мокрыми от слез. Он не мог этого видеть, но, как обычно, почувствовал перемену в ее настроении. Они практически с самого начала умели чувствовать друг друга, ловить малейшие нюансы и колебания настроения, узнавать желания еще до того, как те успевали созревать для словесного выражения. Подобная близость исключала возможность лжи, недомолвок, утаивания, поэтому (но не только поэтому) одним из краеугольных камней их любви была абсолютная искренность без тайн и секретов. Тем более что за все десять лет, что они были вместе, ни у кого из них ни разу не появилось причины или повода для лжи.

– Что с тобой? – спросил он.

– Что? – переспросила она.

– Ты плачешь…

– С чего ты взял?

– Я же чувствую тебя, или ты забыла?

Он немного отодвинулся от нее, чтобы было видно ее лицо.

– Все хорошо, малышка…

Он вытер слезы с ее щек.

– Не знаю… Я не знаю, что со мной. Я тебя так сильно люблю, что без тебя…

– Дуренушка. Я с тобой, я твой, собственный, навсегда…

– Навсегда, – прошептала она.

Он прижал ее к себе, положил ее голову на свое плечо…

– Расскажи что-нибудь, – попросила она.

– Хочешь сказку на ночь?

Она чуть кивнула головой.

– Хорошо, я буду рассказывать, а ты слушай и засыпай…

1

Несмотря на то, что была средина июня, Сергей спал, укрывшись с головой теплым пуховым одеялом. Сплит-система была выключена. Окно закрыто, но не зашторено, чтобы не лишать высокое, почти ростом с него вьющееся растение, – оно стояло в двухведерном горшке под окном, – утренних солнечных лучей. Часы показывали 08—00.

Право спать вот так в летнюю жару, а зимой врубать на полную электрообогреватель он добыл в результате жестоких сражений и мирных переговоров, отдав за него полцарства и многое-многое другое.

Проснувшись, он не стал сразу открывать глаза. Вместо этого он сладко несколько раз потянулся, после чего попытался обнять Лену, которая, по крайней мере в его мыслях, должна была лежать рядом. Не обнаружив ее рядом, он открыл глаза, сел на край кровати и с третьей, наверно, попытки попал ногами в тапочки.

– Леночка! – громко позвал он, – Лена! Ленуся!

Ответа не последовало. Словно Фома неверующий он обследовал свою трехкомнатную квартиру «хрущевского» образца, не забыв заглянуть в ванную и туалет, чтобы убедиться, что ее нет дома. Скорее всего, – решил он, – она отправилась показывать квартиру какому-нибудь особо трахнутому на голову клиенту.

Он вернулся в спальню, взял с тумбочки мобильный телефон, нашел ее имя в записной книжке…

– Абонент временно недоступен, – сообщила на двух языках труба.

– Ладно, – сказал он себе, отправляя ей СМС: «Я тебя люблю».

После этого он перебрался на кухню готовить завтрак. В то утро его вдохновения хватило лишь на кофе с гренками. Гренки он предпочитал соленые с мелко порезанным чесноком. Ему нравился вкусовой оттенок, который придает чеснок яйцам, и жарил без чеснока разве что только глазунью.

Когда-то давно, еще в прошлой жизни, он добавлял чеснок и в кофе, когда варил его с медом и чесноком, но Леночка приучила Сергея к максимально крепкому кофе без сахара, сливок и чего бы то ни было еще.

Позавтракав и приняв душ, он надел огромные, размера на три больше чем нужно, семейные трусы, преклонного возраста футболку и шорты, затем включил ноутбук. В целях рекламы он вел колонку психолога в одной из городских газет. Для этого надо было пару раз в неделю отвечать на письма читателей, причем только на те письма, которые отбирала для него редакция.

Ожил мобильный телефон.

«Ленуля!» – обрадовался он. Но радость тут же сменило разочарование, когда, взглянув на дисплей, он увидел незнакомый номер.

– Да, – недовольно буркнул он в трубку.

– Алло! Алло! Сереженька! Это я, баба Женя. Узнал? – услышал он слишком громкий старушечий голос. Баба Женя во всю глотку вопила в трубку, словно пыталась докричаться до него без помощи средств связи.

– Да, конечно, тетя Женя, – ответил он, убирая трубу на безопасное расстояние от уха.

– Вот и хорошо, что узнал. Как мама?

– Ничего, терпимо. Как вы?

– Спасибо! Храни вас господь, Сереженька, ты извини, что я позвонила.

– За что извинять-то?

– Как за что? Ты что-то делал, чем-то занимался, а я звоню, отрываю тебя…

– Да нет, ни от чего вы меня не отрываете.

– Не отрываю? Вот и хорошо. Я чего звоню. Мне тут газ провели, отопление паровое. Думала, дом развалят, но ничего, с божьей помощью обошлось, а я уже думала, не доживу. Теперь котел мне житья не дает. Пыхает, твори молитву. Ничего-ничего, а потом как пыхнет! Жутко делается. Днем еще не так, а вот ночем… (говорят они так: ночем, в церкву, для себе.) Когда-нибудь пыхнет так, что и проснуться не успею, твори молитву. Что я только с ним ни делала. И молилась ему, и уговаривала, и святой водой брызгала. После святой воды он вроде тише стал, а потом опять. Пошла я в церкву, чтобы, значит, свечку ему поставить, да чтоб батюшка за него помолился, а он говорит, что котлам свечи не ставят и за здравие им не служат. Нет у них души, твори молитву. А как нет, чего он пыхает, чего ему надо? Я уже с ним и по-хорошему пыталась, говорила с ним, просила, свет ему оставляла, а он хоть бы что. Приходил газовщик, а что ему, котел-то не его. Ничего, говорит, он не пыхает, а работает как надо. Где же, как надо, когда горит-горит, потом затухает совсем, а потом как пыхнет! Ярко-ярко и шумит. Я в первый раз, когда увидела, что он затух, думаю, посмотрю, что он там, так он дождался, когда я голову в поддувало засунула, и прямо в лицо мне как пыхнет! Назло ведь. Сын приезжал. Это, говорит, автоматика. Я понимаю, автоматика, когда работает и работает, а он пыхает. Может порча у него или сглаз? Сказали мне, что есть бабка хорошая, чудеса творит. Может сходить, пусть почитает?

– Какая еще бабка, теть Жень, что вы как, в самом деле.

– Что? Не надо бабку?

– Не надо вам никаких бабок. Нет у него порчи, и быть не может.

– У него не порча? Ага. А что?

– Все нормально. Пусть пыхает. Если бы не пыхал, то хату бы спалил.

– Тогда конечно пусть пыхает, так ему и скажу, твори молитву. Спасибо тебе, Сереженька, пребольшое. Успокоил ты меня, храни тебя господи. А то я уже не знала, что и делать…

Поговорив по телефону, он набрал номер Лены.

– Да, – сказал хрипловатый мужской голос.

– Могу я услышать Елену Владимировну? – спросил он.

– Таких здесь нет даже за деньги.

– Извините.

Решив, что произошел сбой в записной книжке, он набрал ее номер вручную.

– Что еще? – спросил тот же мужской голос.

– Извините, я звоню… – он назвал номер.

– Правильно.

– Мне нужна Елена Владимировна. Это должен быть ее номер.

– Тебе она дала этот номер?

– Да.

– Не парься. Они часто дают левые номера, если не хотят, чтобы им звонили…

– Хрен знает что, – растерянно сказал Сергей, набирая ее рабочий номер.

Трубка ответила короткими гудками.

– Наши поезда самые поездатые поезда, – проворчал он, убирая телефон.

Пора было собираться на работу. Он снял со спинки стула светлые брюки, но, решив, что они слишком мятые, бросил их на сиденье. Альтернативой были старенькие джинсы, правда, слишком теплые для стоявшей погоды. Гладить брюки было лень, а идти на работу в шортах… Прежде, чем надевать джинсы, он надел высокие до колен черные носки (более короткие или иного цвета носки он не признавал). Обул он светлые летние туфли, настолько удобные, что ногам в них было почти как в тапочках.

На работу он именно ходил – одно из достоинств жизни в небольших городах заключается в том, что на работу можно ходить пешком. Большая часть маршрута проходила через частный сектор с его свежим воздухом, зеленью, запахом цветов и практически отсутствием машин. Такая прогулка, а на работу он добирался минут за тридцать средним шагом, была не только приятной, но и полезной, тем более что тратить время на однообразные движения в тренажерном зале ему было лень.

В практически никогда не пересыхающей луже за соседним домом плескалось трое детей: мальчик и две девочки. Они сидели посреди лужи в еще совсем недавно чистой одежде и с поистине детским самозабвением поливали друг друга водой из пластиковых бутылок. Воду они набирали здесь же в луже, а бутылки, скорее всего, нашли на мусорке.

– Вы чего это делаете? – еле сдерживая смех, спросил он.

– Купаемся, – ответила одна из девочек.

– В луже?

– А где нам еще купаться, если родители не хотят нас возить на пляж? Лето же проходит, – философски заметила она.

Логика была железной, хоть и немного хармсовской.

– Это точно, – согласился он.

Поликлиника частной больницы, в которой он работал психологом, занимала здание и территорию бывшего детского садика. В девяностые садик закрыли, и здание вместе с территорией передали районному управлению милиции. Блюстители порядка установили на окнах добротные решетки и воздвигли вокруг бывшего садика высоченный забор, который венчала колючая проволока. На этом реконструкция территории закончилась. В результате вместе с колючей проволокой, вооруженными людьми и людьми в наручниках мирно сосуществовали детские кораблики, лошадки, песочницы и прочие составляющие детской площадки.

Позже милицию перевели в более удобное место, а бывший садик выкупили владельцы больницы. Они сняли колючую проволоку с забора, сделали перепланировку здания и восстановили детскую площадку, чтобы маленьким пациентам было чем себя занять.

В одной из беседок три дамы в белых халатах пили чай.

Самой старшей из присутствующих дам была Александра Ивановна, сорокапятилетняя пышных форм крашеная блондинка. Она была скорее крупной, чем толстой. Ее вполне можно было назвать симпатичной, но, несмотря на это и на поистине ангельский характер, она несколько лет была одинокой. Она сама воспитывала двух дочек, красавиц, и, судя по результату, воспитывала неплохо. Работала она физиотерапевтом и была знаменита тем, что с ней постоянно что-либо случалось. Из-за того, что, везде, где она появлялась, случалось что-либо экстраординарное, она с легкой руки Сергея получила прозвище Мисс Марпл.

Следующей по старшинству была Альбина Сергеевна, настоящая русская красавица чуть старше тридцати лет, с толстой русой косой до пояса. Она была знаменита тем, что вила из мужа веревки и при каждом удобном случае добавляла новую ветку к его и без того роскошным рогам. При этом она даже не пыталась скрывать свои проделки. Зато мужу запрещалось даже смотреть на других женщин. Такой сукой она была исключительно с мужем, которого презирала за его бесхребетность. Если бы он держал ее в руках и временами даже поколачивал, она была бы без ума от счастья, но муж оказался слабовольным и бесхарактерным, неспособным даже толком на нее накричать, одним словом, настоящим интеллигентом. С другими людьми она была ласковой, приветливой и надежной. Так что на нее всегда можно было положиться не только в буквальном смысле. С Сергеем у них была похожая на платоническую любовь дружба. Кстати, Сергей был единственным мужчиной, к которому, несмотря на отсутствие малейших намеков на секс, ее ревновал муж.

– Его ты любишь, а меня нет! – упрекал он Альбину.

– Ты прав, его я люблю, – с вызовом отвечала она.

Лена тоже буквально зеленела от ревности от одного ее имени, хотя ни причины, ни повода для ревности Сергей ей не дал ни разу.

Работала Альбина невропатологом, причем была неплохим специалистом.

Самой юной была Яна Викторовна, двадцатипятилетняя барышня романтических взглядов на жизнь. Ее идеей фикс было желание выйти замуж. Она была настолько сильно зациклена на замужестве, что отпугивала этим парней. Работала она терапевтом.

– Три девицы под окном пили водку вчетвером. Привет девчата, – поздоровался он, – что слышно?

– Александру Ивановну сегодня ограбили, – сообщила Альбина.

– Да вы что?! – слишком уж наигранно удивился он. – Как же так, Александра Ивановна?

– Да вот, надо было в поликлинику заглянуть, так решила сократить путь, – начала она охотно рассказывать.

Путь в поликлинику… Конечно, можно было бы пойти нормальной дорогой, по относительно благополучному тротуару, мимо лавочек, приспособленных предприимчивыми бабульками под прилавки для своих незатейливых товаров, мимо ларьков, торгующих пивом, мимо… Но это далеко. К тому же возле ларьков наверняка вертелся тот тип, который с выражением глаз бездомного пса (распространенное явление среди профессиональных алкоголиков) вечно клянчит деньги на бутылку. Алкоголики вызывали у нее ощущение, которое обычно возникает после посещения инфекционного отделения больницы или грязного общественного туалета, когда испытываешь желание принять ванну. Да и стоит такому хоть раз дать взаймы…

Другой путь лежал через полузаброшенную подворотню, почти безлюдную, которую обожали совсем еще юные парочки и желающие облегчить мочевые пузыри граждане. Удобное место для зажималочек и несанкционированных распитий или накуриваний. Правда, там всегда воняло мочой и еще чем-то неприятным, но трудностей в нашей героической стране бояться люди не привыкли.

В подворотне невзрачного вида тинэйджер самоотверженно терся о такую же малоприятную на вид пигалицу. Она глупо хихикала и делала вид, что пытается сопротивляться. Видно, это возбуждало ее верного рыцаря.

Александра Ивановна всегда чувствовала себя неловко, когда становилась свидетельницей подобных сцен. Хотелось прибавить шаг, отвернуться, не смотреть… Хотя, какого черта… она же не в замочную скважину подглядывает. Александра Ивановна целиком и полностью ушла в анализ собственного состояния, и опомнилась только после того, как парень выхватил у нее из рук сумочку и скрылся со своей Дульсинеей в неизвестном направлении.

– Украли много? – с деланным сочувствием спросил Сергей.

– Целую банку анализов, – ответила за нее Альбина.

– Аля, – смутилась Александра Ивановна.

– Хотелось бы взглянуть на их рожи, когда они увидят, что кроме банки с мочой и коробочки с калом в сумке ничего нет. Да и сумка такая, что давно уже по ней мусорка плачет.

У кабинета его ждали немного заторможенный мальчик дошкольного возраста и излишне издерганная мамаша. Несмотря на то, что до назначенного времени было еще минут десять, она ежеминутно бросала взгляд на часы.

«И ходят по дорогам слоны и носороги», – пронеслось у Сергея в голове.

Увидев его, она закричала чуть ли не за километр:

– Здравствуйте, доктор! Я опаздываю на работу… Артурчика заберет бабушка.

Затем пулей вылетела из коридора.

– Привет, как дела? – спросил он у мальчика, когда тот уселся в кресло для клиентов.

– Нормально.

– Чем занимался?

– На выходные мы, а это я, мама, папа, сестра и бабушка ездили на дачу… – рассказывал он, словно читал заученный текст.

Зазвонил мобильный телефон.

– Привет, – услышал он голос Вадика, – когда освобождаешься?

С Вадиком они были знакомы еще со школьных времен. Периодически их пути то сходились, то расходились, то сходились вновь. Когда-то Вадик был трагически женат, потом, спустя, наверное, год он благополучно развелся, после чего стал героем кобелистического труда. Работал он то в налоговой, то в юстиции, то в администрации, то еще хрен знает в какой конторе. Месяца за два до описываемых событий он устроился в администрацию полномочного представителя президента. При этом, несмотря на довольно-таки специфические должности, он умудрился остаться, мягко говоря, законченным разгильдяем. Он забывал данные обещания, имел не семь, а четырнадцать пятниц на неделе и постоянно занимал и не отдавал какие-то деньги, что не мешало ему быть прекрасным собеседником, великолепным организатором досуга и просто человеком, с которым не скучно проводить свободное время.

– Минут через двадцать. А что?

– Как насчет пожрать?

– Да можно.

– Тогда через полчаса в «Баклане».

– Ну там плюс-минус…

«Баклан» был замечательным рестораном, позиционирующим себя как традиционное балканское заведение. Неприметный снаружи, внутри он был уютным, но без лишних понтов. Готовили там вкусно, а цены были ниже, чем в недорогих кафе для молодежи и студентов.

В отличие от мамы, бабушка Артурчика оказалась очень разговорчивой и любознательной женщиной раннепенсионного возраста. Она хотела знать все о своем внуке в мельчайших подробностях, включая его психологический портрет и дальнейшую судьбу, точно Сергей был астрологом или гадалкой. Интересно, с чего это народ взял, что психолог должен буквально видеть клиента насквозь чуть ли не с первого взгляда?

– Извините, у меня совещание, – выдал он бабушке Артура в ответ на ее тысячу и один вопрос и, пока она не опомнилась, поспешил на улицу.

В двух-трех шагах от поликлиники была автобусная остановка, возле которой всегда толпились невостребованные такси. «Баклан» находился в пяти остановках от поликлиники, но время… Оно не то, чтобы поджимало, но на лишнюю раскачку его не было. Поэтому после мимолетного раздумья Сергей взял такси.

Вадик ждал его внутри.

– Сегодня познакомился с одним интересным мужиком, – рассказывал Вадик, уплетая за обе щеки мусаку. – Он профессиональный маг.

– Поклонник Блавацкой и Грабового? – язвительно спросил Сергей, налегая на пасту с морепродуктами и в чернилах кальмара.

– Я тоже сначала так думал, а потом мы поговорили, оказался вполне разумным мужиком. Собирается открывать у нас тут бюро эзотерического туризма, чтобы каждый желающий за умеренную плату мог бы приобщиться к поискам Шамбалы или поучаствовать в охоте на атлантов и лемурийцев. При этом он не скрывает, что это не более чем завернутый на мистике досуг для богатых любителей эзотерических тайн и «Секретных материалов».

– И какое это имеет отношение к магии?

– Эзотерический туризм? Никакого. Магия, как он мне объяснил, условно делится на практическую и магию собственной трансформации. Практическая магия – это что-то вроде дополнительного элемента, улучшающего быт мага.

– О собственной трансформации мы вроде бы как наслышаны…

– Практическая магия, по его словам, является братом-близнецом прикладной науки. И если научное мышление основано на вере в причинно-следственную связь, то в основе магического мышления лежит такая же вера в связь синхронистическую. Другими словами, если ученый пытается создать необходимый комплекс причин для достижения какого-то результата, то маг в мельчайших деталях создает сопутствующее результату событие. Обычно такую сопутствующую последовательность действий принято называть ритуалом. Ученые и сами далеко не брезгуют использовать ритуалы. Взять те же традиции космонавтов, которые неукоснительно соблюдаются от старта к старту. Та же хрень, которую пишут в ныне популярных магических книгах, имеет такое же отношение к магии, как кухонные рассуждения пьяных пролетариев о «есть ли жизнь на Марсе?» к науке.

– Тебя подвезти? – спросил Вадик, когда с обедом было покончено.

– Подвезти, – согласился Сергей.

Будучи настоящим автоненавистником, он садился за руль исключительно в особо экстренных обстоятельствах. Обычно он предпочитал пешие прогулки. На втором месте у него была езда на пассажирском сиденье рядом с водителем. Благо, Лена обожала водить машину, и если им предстояло ехать куда-то вдвоем, а по одиночке они ходили только на работу, никогда не возникал вопрос, кто сядет за руль. Самым смешным было то, что это он преподал ей уроки вождения, а потом отдал в вечное пользование свою «Мазду». На третьем месте в списке предпочтений было такси, за которым шел уже общественный транспорт.

Вернувшись в кабинет, Сергей первым делом набрал ее рабочий номер.

– Агентство недвижимости «Пилигрим», – сообщил приятный женский голос.

– Мне нужна Пшеничная Елена Владимировна.

– К сожалению, ничем не могу вам помочь.

– Вы давно работаете в агентстве? Может, вы еще не знаете весь персонал?

– Да нет, я здесь с самого начала.

– Это Сергей Власов.

– Простите, но мне это имя ни о чем не говорит.

– Ничего не понимаю… Скажите, а вы единственное агентство с таким названием?

– По крайней мере, в нашем городе точно.

– Извините.

Выпроводив, наконец, за дверь своего последнего клиента, Сергей вскочил на ноги и принялся ходить из угла в угол, затем, резко остановившись, он набрал свой домашний номер. Паузы между гудками казались ему вечными. Выждав минут, наверно, пять и, не дождавшись ответа, он позвонил в диспетчерскую службу такси.

– Пришлите, пожалуйста, машину по адресу… Да, это поликлиника. Спасибо.

Сев в такси, он назвал ее адрес. Несмотря на то, что уже несколько месяцев они жили вместе в его квартире, иногда, когда ей надо было побыть одной, она уходила на несколько дней к себе. Это не было результатом скандала или объявления войны. Скорее всего, это как-то было связано с изменением ее гормонального фона, но буквально с самого начала их отношений примерно раз в один-два месяца у нее появлялась на него аллергия – противнейшее состояние, когда ее раздражало в нем практически все. Дня через три аллергия уступала место любовной страсти. Он все еще надеялся, что ее исчезновение было связано с одним из таких внеплановых обострений.

– Подождите, – попросил он таксиста, выходя из машины.

– Ожидание платное, – предупредил тот.

– А что нынче даром?

Вместо обычного в наши дни домофона на двери подъезда был кодовый замок. Дрожащей рукой он набрал комбинацию из четырех чисел. Замок открылся. По крайней мере, здесь все было как раньше. Лифт как обычно медитировал где-то между этажами и отвлекаться на какой-то там жалкий вызов не собирался. Ждать у Сергея не было сил, поэтому он помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Благодаря бушевавшему в крови адреналину он не заметил, как оказался на шестом этаже, где была квартира Лены. Входная дверь была та же самая. Металлическая, с чуть заметной царапиной на левом наличнике.

Молясь всем богам и никому конкретно, он нажал на кнопку звонка.

– Кто там? – услышал он незнакомый женский голос.

– Я ищу Пшеничную Елену Владимировну.

– Здесь такая не проживает.

– Может, она проживала здесь раньше? Вы давно здесь живете?

– Всю жизнь. И никогда о такой даже не слышала.

– Извините…

Он даже не попытался вызвать лифт, а сразу бросился бегом вниз по лестнице.

– Давай быстрее, – сказал он таксисту, назвав свой адрес.

Он еще не понимал, что происходит, его психика еще отказывалась признавать, что случилось что-то непонятное, экстраординарное, невозможное, а инстинкты уже заставили организм перейти на форсированный режим работы.

Сунув таксисту какую-то купюру и не дожидаясь сдачи, он помчался к себе в квартиру. Ключ попал в замочную скважину только с третьей попытки.

– Лена! Леночка! – позвал он, даже не рассчитывая, что она ответит.

Дома ее не оказалось. Тогда он бросился к шкафам и тумбочкам. Ее вещей не было нигде. Они исчезли, причем не так, как исчезают вещи, когда их забирают, – тогда вместо вещей остается хотя бы пустота, – а исчезли без следа, словно их никогда в его доме не было.

– Ну не могла же ты мне присниться! – закричал он и принялся переворачивать все в квартире, надеясь обнаружить хоть какие-то ее следы. На кухне на стене за микроволновкой он нашел еле заметное красное пятно. Винегрет!

Как давно это было…

Они сидели тогда на кухне втроем. Он, она, Вадик. Сидели, разговаривали ни о чем, ели винегрет, пили чай…

Какой черт его тогда надоумил бросить в нее спичку. Она всегда достаточно бурно реагировала на подобные посягательства на свою персону, и успокаивалась только, когда ей удавалось ответить «огнем из всех орудий».

Она схватила коробок, вытащила из него все спички и бросила их ему в лицо. Следом за спичками полетел коробок. В ответ он бросил в нее сигареты из лежавшей на столе пачки. В следующее мгновение пепельница оказалась у него на голове. В нее полетел винегрет…

Вадик пулей вылетел из кухни, словно кот из комнаты, где включился пылесос.

– Я пойду! – крикнул он из прихожей, но им было не до него. Винегретная баталия была в самом разгаре.

И все из чистого ребячества и азарта. Они словно дети, визжа от восторга, швырялись винегретом.

Когда закончились боеприпасы, они заключили друг друга в объятия.

– Ты грязный фу! – игриво сказала она, во время короткой паузы между поцелуями.

– На себя посмотри.

По дороге в ванную они срывали друг с друга одежду, а после купания больше похожего на ласки перебрались в постель…

– Ну где же ты?! Где?!

На негнущихся ногах он перешел из кухни в зал (функциональное разделение комнат в оставшихся от советских времен квартирах – вещь более чем условная), сел в кресло. Он сидел, не включая свет, и наблюдал, как коллапсирует его психика.

Никогда, разве что в раннем детстве, он не мечтал о приключениях, предпочитая тихую спокойную жизнь, желательно, чтоб без каких-либо событий и новостей. Он даже телевизор старался лишний раз не смотреть.

И надо же было, чтобы это случилось именно с ним, не с каким-то придурком, который жить не может без адреналина, не с тем, кто от скуки готов лезть в петлю, а с ним, с человеком, которого больше всего устраивала в жизни именно ее будничная непримечательность, однообразие и постоянство.