Kitabı oku: «Зеркало Пророка. Том 2», sayfa 3

Потом его куда-то вели, затем везли…

Проснулся он дома. В своей постели. Самочувствие было нормальным, только немного болела голова.

Кто-то настойчиво звонил в дверь.

– Сейчас! – крикнул Роман, вскочил с кровати и побежал открывать.

– Ты? – удивился он, увидев за дверью Раду.

На ней было легкое короткое платье, джинсовая куртка и туфли на высоком каблуке.

– Я могу войти? – спросила она.

– Но разве я не должен был тебя забыть? – спросил он, впуская ее в квартиру.

– Это долгая история, которую лучше рассказывать за чаем, если ты меня им угостишь.

– Да, конечно, проходи на кухню.

– Можно не разуваться? А то туфли потом хрен застегнешь.

– Конечно можно, проходи.

– Ты не хочешь одеться? – спросила она, видя, что он идет следом на кухню, как был, в одних семейных трусах, в которых заметно топорщился его член.

– Да, конечно, – смутился Роман, который только после ее слов вспомнил о своем внешнем виде.

– Не знаю, повезло тебе или нет, но тобой заинтересовался хранитель, который и заставил Игната остановиться.

– Так они не вымысел? – удивился Роман, считавший хранителей частью эзотерического фольклора.

– И да, и нет, учитывая, сколько про них повыдумывали эзотерики, начиная с Блавацкой и Рерихов. На самом деле они не правят миром и не являются учителями. Они лишь следят за тем, чтобы кое-какие вещи случались своим чередом, и горе тем, кто встает у них на пути. Так что Игнату пришлось тебя отпустить, но он не остался в накладе, так как выторговал за тебя защиту хранителя, и теперь ему сам черт не страшен. Правда, кроме тебя ему пришлось лишиться и меня, так как я, по словам хранителя, связана с тобой, поэтому ты и назвал меня своей алой женщиной.

– Ты так и не объяснила, что это значит.

– Для этого я и пришла, так как хранитель приказал рассказать тебе все.

– Если хочешь, можешь этого не делать.

– Никогда не спорь с хранителем, иначе можешь стать таким, как Колесник.

– Так это он его так?

– Не знаю, но хранитель способен и не на такое. Так что нравится тебе это или нет, но мне придется тебе все рассказать, а тебе выслушать.

2

Они познакомились в пятый день ее рождения. Отмечать было решено в субботу. В тот же день, поздравив ее с праздником и подарив подарки, родители сказали, что вечером к ней в гости придет очень важный человек, и что она должна будет при нем вести себя очень хорошо. Они повторили ей это несколько раз, заставив ее заранее невзлюбить особого гостя. Да и как можно любить того, кто нагнал страх даже на папу и маму? Ее родители были не последними людьми в городе. Папа был начальником в исполкоме, а мама занимала высокий пост в облздравотделе, и Рада привыкла к лестно-подобострастному отношению окружающих.

К приходу гостя накрыли в зале стол, сервировав его любимой маминой посудой, а перед самым его приходом родители оделись, как на парад. Папа надел свой праздничный темно-синий австрийский костюм в полоску, французский галстук и немецкие черные туфли, а мама – пошитое у модной портнихи небесно-голубое платье и под цвет ему туфли на высоких каблуках. Раду тоже заставили надеть похожее на свадебное, жутко неудобное бежевое платье и новые белые туфельки.

Несмотря на дождь, открывшая гостю дверь мама категорически запретила ему разуваться, хоть у них, как и у большинства ростовчан, было принято снимать обувь у входа, а перед коврами снимать и тапочки.

Гость оказался высоким, красивым 35 летним мужчиной. Одет он был тоже в костюм, но без галстука. В подарок он принес большущую, ростом с Раду куклу, похожую на настоящую девочку, прямо, как в фильме «Три толстяка».

Сели за стол. Открыли шампанское. Раде тоже налили немного в бокал. Выпили за ее здоровье, и за то, что она уже совсем большая и красивая. После этого начали есть.

Игнат Валерьевич, так звали гостя, оказался совсем не важным, а добрым и смешным. Он много шутил, но не выпячивал себя за столом. Когда Рада наелась, ей разрешили уйти в свою комнату поиграть с новой куклой – у них была трехкомнатная квартира, и у Рады была своя комната.

Через какое-то время в дверь постучали.

– Можно войти? – послышался голос Игната Валерьевича.

– Входите, – ответила она и села на диван.

Он сел не рядом, а на пол у ее ног.

– Мне пора домой, – сказал он, – но перед уходом я хочу рассказать тебе сказку, если позволишь.

Почувствовав себя от такого обращения маленькой принцессой, Рада засмущалась.

– Рассказать я тебе хочу сказку о молодом драконе и музыке. Драконы – очень древние существа. Они появились очень давно, миллиарды лет назад, возможно даже раньше, чем сама вселенная.

– А разве так бывает? – удивилась Рада.

– В сказках бывает всякое.

Живут драконы очень долго, и чтобы им не стало тесно во вселенной, они решили сохранять свое количество постоянным, поэтому, когда погибает один из них, они выбирают родителей будущего ребенка, который вскоре появляется на свет и через пару-тройку тысяч лет становится взрослым.

В первые миллиарды лет своего существования драконы были очень любознательными существами, но со временем, когда они узнали практически все, что только можно узнать, их интерес к познанию угас. С тех пор они лишь хранили полученные когда-то давно знания, а время старались проводить в веселье.

Несмотря на величайший ум, чувства их были беднее, чем у нас. Сильных страстей у них не было, любви тоже. Поэтому искусства, как таковое их не интересовало. А вот игры они уважали, поэтому, когда на Земле появились люди, драконы начали с ними играть, как с забавными игрушками. При этом драконы презирали людей не столько за мимолетность их жизни, сколько за ту глупость, с которой они растрачивают отведенное им время. Поэтому многие игры драконов были настоящим кошмаром для людей. Не удивительно, что люди не любили и боялись драконов. Особенно их пугала способность тех сначала являться в человеческом обличии, а потом мгновенно становиться крылатыми гигантами, стирающими с лица земли целые города, если им было что-то не по нраву.

Был среди драконов один совсем еще юный, не более трех тысяч лет отроду. Собраться считали его не то, чтобы совсем дураком… скорее странным типом. Знаниями он не интересовался – что толку хранить то, чем никогда не воспользуешься, – а обычные драконьи удовольствия нагоняли на него скуку. Тосковала его душа по чему-то такому, что словами не выразишь. Только в уединении переставал он тяготиться своей необычностью, и вскоре ушел от собратьев в лес, где затихала его тоска.

Гуляя однажды по лесу, он вышел к поляне, на которой сидел человек и играл на бамбуковой дудочке простую и в то же время проникающую в самую глубину души музыку. От этой музыки с новой силой проснулась тоска дракона. С новой силой начало рваться на свободу нечто из его бездонной холодной души, но благодаря музыке появилось в томлении и тоске что-то необычайно приятное. Заслушался дракон, и сам не заметил, как сначала исчезло время, потом лес, потом и сам он растворился в музыке. Долго еще играл человек на своей дудочке, а когда закончил, пригласил жестом дракона подойти.

– Садись поближе. Сегодня ты мой гость, – сказал он.

– Как ты узнал, что я здесь? – удивился дракон, умевший при желании быть невидимым для людских глаз.

– Мне поведала о тебе музыка.

– Ты что, смеешься надо мной? – разозлился дракон. – Музыка – это шум для дураков. Она потакает вашим желаниям и страстишкам. Она там, где много людей, готовых расстаться со своими деньгами, желая посмотреть, как кривляются их собратья, ряженые в дурацкие одежды.

– Моя музыка другая. Она только для меня и леса. Иногда она льется из моей флейты, иногда флейта молчит, и тогда мы играем тишину. Эта музыка живет помимо моей воли, и когда она появляется, я исчезаю.

– Откуда твоя музыка меня знает?

– Она была в лесу и была в твоем сердце, а лес хорошо тебя знает. Поэтому он много поведал ей о тебе, а она рассказал все мне.

– Да? И что же она обо мне рассказала?

– Ты между небом и землей.

– Это как?

– Земля – это все человеческое. Это власть, деньги, страсти, нищета, болезни и много-много способов убивать. Земля – это зависть, жадность и множество других страстей, подобно червям разъедающих душу. Но это еще и красота, любовь, дружба. Любовь подобна молнии, и, попав однажды в сердце, она способна перевернуть весь мир. Небо принадлежит вам, драконам. Драконы – это вечность, бессмертие, знания, мудрость, сила и бескорыстие, но это еще и бездушие. Многие люди, продавшись вам, мечтали обрести власть, но вместо этого обретали смерть, многие шли к вам за мудростью, но получали лишь зло.

Есть среди нас отшельники, подобные мне. Мы ушли от страстей человеческих, пытаясь познать мудрость. Мы бежали с земли, но не еще доросли до неба. Сегодня ты открыл мне глаза. Холодная мудрость тоже бедна! Играя, я слушал твое сердце. В тебе есть то, что заставляет тебя бежать от таких, как ты. Ты бежал с неба, но так и не обрел землю, а это значит, что нет тебе места ни на небе, ни на земле, как и мне, как и другим ищущим нечто такое, о чем знает лишь душа, и куда она рвется. К счастью, для таких, как мы, существует путь, который проходит между землей и небом, и рано или поздно музыка покажет мне его.

– Научи меня музыке, – попросил дракон.

– Я могу познакомить тебя только с флейтой, а придет ли к тебе музыка… Это ведомо только ей. К тому же в процессе обучения тебе придется делать все, что я скажу. Готов ли дракон подчиниться человеку?

– Я готов к этому.

Дракон оказался прекрасным учеником. Буквально за какой-то год он научился виртуозно играть на флейте.

– Теперь, когда ты достаточно хорошо познакомился с инструментом, пришло время для главного испытания. Забудь все, чему я тебя учил. Просто сядь и слушай свое сердце.

– Учитель, ты же знаешь, какое у драконов сердце! – попытался возразить дракон.

– Музыке на это наплевать, поэтому и ты не думай об этом. Просто сиди и слушай. Когда в нем родится музыка, сыграй ее, не привнося ничего в то, что родится в твоем сердце.

– А если там ничего не родится?

– Играй тишину. Тишина – это тоже музыка.

Драконы – существа терпеливые. Наш дракон сел на землю, прислонившись спиной к дереву. Он решил не сходить с этого места, пока не родится музыка, или пока он не умрет. Дни сменялись ночами, пришла зима, затем вновь стало тепло, а он сидел и ждал, все глубже погружаясь в свое сердце, туда, где рождалась его странная тоска. И вот однажды, прекрасным весенним днем уже перед самым закатом его сердце проснулось. Сначала это была одна робкая трель. Затем другая. И вдруг хлынуло. Тоска превратилась в удивительной красоты мелодию.

– В следующий раз я расскажу продолжение сказки, а теперь мне пора идти, – сказал Игнат Валерьевич.

– А когда ты еще придешь? – спросила Рада, которой понравилась эта во многом непонятная сказка.

– Когда придет время. До свиданья.

Перед тем, как уйти, он поцеловал ей руку, как настоящей даме.

После ухода Игната Валерьевича к Раде примчалась радостно взволнованная мама.

– Я хочу тебе что-то сказать, – сообщила она, – но ты должна держать это в секрете и никому-никому не рассказывать.

– Никому-никому?

– Никому-никому.

– Даже Наташе?

Наташа была ее лучшей подругой.

– Особенно Наташе и другим друзьям.

– А если я захочу рассказать кому-нибудь секрет?

– А ты представь, например, что твой секрет, как ты с папой разбила вазу, и когда захочешь рассказать кому-нибудь что-нибудь тайное, расскажи об этом. Договорились?

– Договорились.

– Игнат Валерьевич подтвердил, что ты особенная девочка.

– И что это значит?

– Узнаешь, когда придет время.

После этого любимой игрой родителей стала игра в шпионы, во время которой Раду учили, как нужно себя вести, будучи шпионкой в тылу врага, чтобы тебя не вычислили. Помог в этом деле и мамин совет. В результате она прослыла среди подруг легкомысленной девочкой, легко выбалтывающей свои тайны. Выбалтывала она, правда, только ерундовые секреты, благодаря чему никто не подозревал, что у нее есть настоящая тайна, смысл которой она и сама не понимала.

В чем заключалась ее особенность, Рада узнала, когда у нее началась первая менструация после ее совершеннолетия.

– Сегодня важный день, знаменующий твое превращение из девочки в девушку. Игнат Валерьевич нас ждет сегодня вечером, чтобы отпраздновать это событие, – сообщила мать.

– А он тут причем? – недовольно спросила Рада, которой не понравилось, что в ее интимную жизнь посвящен посторонний.

– Сегодня он откроет тебе, в чем состоит твое предназначение.

И вновь родители прожужжали ей все уши о том, что она не должна их подвести.

Как и в прошлую встречу, они вырядились, как на парад. Мать надела сшитое специально для этого дня платье и новые, купленные под него туфли. Отец облачился в свой лучший серый английский костюм, к которому прилагались новая белоснежная сорочка, черный галстук и черные парадные туфли. Раду заставили надеть бардовое платье и на высоком каблуке парадные югославские туфли.

Игнат Валерьевич жил один в трехкомнатной квартире, обставленной не бедно, но и без лишнего нагромождения вещей, которое у советских обывателей считалось признаком богатства. Гостей он встретил в черных вельветовых брюках и темно-серой водолазке. На ногах у него были удобные черные мокасины.

В свои за 40 он выглядел отлично. Моложавый, спортивный, подтянутый. Только в волосах появилась заметная седина.

Гостей он пригласил в зал, сопроводив приглашение словами:

– Ни в коме случае не разувайтесь.

– Помнишь меня? – спросил он Раду, когда они сели за стол.

– Не очень, – призналась она, – но я знаю, что вы тот, кто подарил мне куклу.

– Ну хоть это помнишь.

За столом шла непринужденная беседа ни о чем, потом Игнат Валерьевич подал чуть заметный знак, скрестив определенным образом пальцы на левой руке, и родители засобирались домой. Рада тоже встала, но Игнат Валентинович ей сказал:

– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться.

– У вас будет серьезный разговор, – пояснил отец.

– Будешь кофе? – спросил Игнат Валентинович, когда они остались одни.

– А я потом усну? – спросила Рада.

– Когда-нибудь точно, – ответил он.

– Тогда давайте.

– Составишь мне компанию на кухне?

– Пойдемте.

– Что надо делать? – спросила она, когда они оказались на месте.

– Садись за стол и жди, когда обслужат.

– Я могу помочь.

– Не надо. Я уже достаточно большой, и не настолько старый, чтобы гости ухаживали за мной в моем же доме.

– Если ты помнишь, я задолжал тебе сказку, – сказал он, когда кофе был разлит в чашки.

– Не опоздали? Я уже выросла из того возраста.

– Это сказки для глубин души. Из них не вырастают. И потом, я должен с нее начать нашу беседу, так что послушай, пожалуйста.

– Только если от этого никак не спастись…

– Никак.

– Тогда рассказывайте.

Когда-то давно жили на краю леса волшебник с молодой дочкой. Жители близлежащих деревень волшебника побаивались, поэтому дочки его тоже сторонились. На всякий случай. Предоставленная сама себе, она росла немного диковатой, зато в лесу ориентировалась не хуже любого зверя. Толкало ее в лес томление души. Казалось, что ждет ее там нечто прекрасное, без чего не стоит жить. Настолько это томление было сильным, что все свободное время проводила она в поисках неизвестно чего. Она считала лес своим домом, и это не нравилось ее отцу.

– Не увлекалась бы ты так лесом, – каждый раз ворчал он, когда она подолгу там пропадала.

– Не смеши, отец. Зря я, что ли дочь волшебника? Я к каждому зверю слово знаю, – отмахивалась она от опасений отца.

– Не зверем лес страшен.

– Людей мне тем более смешно бояться.

– Ты забываешь о Колдуне.

Как говорил когда-то волшебнику отец, живет в их лесу некий Колдун, с чьей магией не сравнится ни одна другая. Живет он очень давно. Отцу про него говорил дед, а тому его дед. Играет Колдун колдовскую музыку, и горе тому, кто ее услышит. Забирает колдун душу того несчастного, и становится он сам не свой, а вскоре умирает в муках.

– Да сказки все это, – отмахивалась дочка.

На этом их спор обычно заканчивался.

Вот только Колдун не был выдумкой, и, гуляя как-то по лесу, вышла дочка волшебника к его дому. Колдун сидел на крыльце и играл на флейте простую и в то же время завораживающую мелодию, возникающую, казалось, в той пустоте, что была до начала времен, и уносившую в пустоту, которая будет после их окончания.

– Так вот как ты крадешь наши души, Колдун, – сказала дочь волшебника, подойдя к музыканту.

– Я не колдун. Колдовство – это бредни ваших дураков. А души… Вы с ними слишком носитесь. У любой травинки душа ничем не отличается от вашей.

– В таком случае кто ты?

– Вы называете нас драконами.

– Так ты все знаешь!

– Опять нет. Наши знания мертвы, как и мы сами. Драконы все знают, во всем уверены, для них нет ничего нового. Мы слишком правильные, слишком разумные и совершенно бездушные. Я отказался от таких знаний.

– Я так надеялась на твою помощь! Меня все время зовет жизнь иная, неведомая, совсем непохожая на нашу. Я не могу жить среди людей. Всю жизнь я ищу, а чего – сама не знаю.

– Это потому, что ты между небом и землей. Когда-то этот зов заставил меня покинуть братьев моих и бродить в лесу. Там я встретил человека, который поразил меня своей музыкой и научил играть на флейте. Он был великим учителем. Драконы не любят музыку. Они презирают ее за бесполезность. Им недоступны искусства. Ты слышала душу дракона, пустую и вечную, как сама смерть. Из самой глубокой бездны льется моя музыка. Когда-нибудь она откроет мне последнюю тайну.

– А ты можешь научить меня музыке?

– Не знаю. У меня был великий учитель, а я все еще ученик. И потом, ты не представляешь себе, насколько мы разные. Мы совсем не похожи.

– Может, попробуешь?

– Я постараюсь познакомить тебя с флейтой, но я не уверен, что у меня это получится.

– Получится. Потому что ты моя последняя надежда.

Она училась легко. И хоть играла не так виртуозно, как он, ее музыка была переполнена жизнью и лилась через край. Часто они играли вместе. Тогда их сердца сливались в одной мелодии.

А однажды она сквозь слезы призналась ему в любви.

– Ты же знаешь, мне незнакомы чувства, – ответил он.

– А мне знакомы! Я люблю тебя! Не понимаешь? Люблю! Я с ума схожу… Вам же нравятся земные женщины? Возьми меня, будь со мной. Не можешь любить?… Моей любви хватит обоим. Я так хочу быть твоей!

– Ты не знаешь, чего просишь. Я отравлю тебя. Ты умрешь очень тяжелой смертью.

– Ну и путь! Мне все равно, что будет потом.

– Ты готова умереть, но ради чего?

– Я люблю тебя! Люблю! Люблю! Люблю!

– Так нельзя. Должен быть другой выход. Дай мне немного подумать.

Несколько дней просидел дракон без движения, ничего не видя и не слыша.

– Нам нужен Сказочник, – сказал он, выйдя из этого оцепенения. – Он самый древний дракон. Говорят, он древнее времени. Драконы считают его чудаком за то, что он хранит бесполезные знания.

Они нашли Сказочника не вершине непреступной скалы, где он наслаждался уединением.

– Извини за вторжение, но нам нужна твоя помощь, – сказал ему дракон, почтительно поздоровавшись

– Нам? С тобой точно что-то не в порядке, – ответил Сказочник.

– Ты не прав, но тебе этого не понять. Она…

– Она умрет раньше, чем я ее замечу, так какое мне до нее дело?

– Тебе никакого, но я… Пойми, Сказочник, все это не случайно. Сначала была музыка, теперь она. Она готова умереть ради любви, а ты и представить себе не можешь, с какой силой они цепляются за свои жизни.

– Скажи прямо, чего ты хочешь, и избавь от прочей болтовни.

– Я хочу научиться любви.

– Ты еще более сумасшедший, чем кажешься.

– Это мой путь. К тому же, ты ведь тоже не такой, как все. Эти твои сказки…

– Я старше всех на целую вечность, и видел слишком многое, чтобы быть похожим на других, а ты и жить-то еще не начал.

– Пойми, сказочник. Это нечто большее, чем мы и они, я чувствую это, а сейчас помоги мне.

– Есть несколько строк:

 
Открыв однажды тайну смерти,
Дракон зароет в землю голос,
Откроются врата на небе,
И круг порвется на земле.
Они найдут свою дорогу,
Что между небом и землею,
Свой путь найдут они в любви.
 

– Правда, я сам их до конца не понимаю. В первой строчке говорится, что ты должен стать смертным.

– Как это сделать?

– Ты что, настолько дурак?

– Я буду дураком если откажусь. Мы такие умные, такие правильные, такие вечные. Живые такими не бывают. Мы мертвы, а я хочу жить. Может, со смертью я обрету жизнь? Не зря же ждали меня эти стихи.

– Как стать смертным, я знаю, а вот дальше…

– Дальше я понял.

– Обратной дороги не будет, а ты даже не знаешь, для чего…

– Посмотри на нее. Она за этот день прожила больше, чем я за всю свою жизнь. Ради этого я готов, – сказал дракон, полный решимости обменять вечную жизнь на любовь.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Игнат Валерьевич.

– Прикольно, – ответила Рада, осознавшая только после этого вопроса, насколько сильно изменилось ее состояние.

Ее тело стало каким-то далеким и расслабленным, а еще оно словно бы увеличилось в размерах, покрывшись невидимой оболочкой толщиной от 2 до 5 сантиметров. Оболочка гудела, как трансформатор, и от этого гула Раде было спокойно и хорошо. В голове стало светло и пусто. Мыслей почти не было. Эмоций тоже. Вместо них было состояние ясности и понимания. Зрение тоже изменилось. Рада отчетливо видела лицо Игната Валерьевича, но остальная часть окружающего пространства перестала для нее существовать.

– Теперь ты готова к серьезному разговору, – решил Игнат Валерьевич, оценив глубину транса, в который она погрузилась, пока слушала сказку.

– Не знаю, – сказала она, и ее голос донесся до нее откуда-то издалека.

– Зато я знаю. И еще, в твоем состоянии легко слушать и понимать, но трудно действовать и говорить. Поэтому пока просто послушай. Думаю, ты заметила, с каким уважением ко мне относятся твои родители. Дело в том, что они входят в небольшую группу, которой я руковожу. Я не бог весть какой лидер, но у меня чуть больше необходимых знаний, чем у других. Ты уже, наверно, слышала, что мы используем наш мозг всего лишь на несколько процентов. Однако с древних времен были люди, которым удавалось включить его на полную катушку. Большинство из них не удосужилось поделиться своим секретом с миром, но были и те, кто оставил нам инструкции для достижения этого результата. Некоторые из инструкций могут показаться глупыми. Другие шокируют неподготовленного человека, так как необходимые для их выполнения действия в корне противоречат сегодняшним понятиям о том, что можно, а чего нельзя, хотя и не приносят никому вреда. Используя эти инструкции, мы пытаемся добиться того же, а именно просветления или полной трансформации сознания.

В силу целого рядя причин нам приходится держать свою деятельность в тайне. Поэтому мы тщательно отбираем будущих кандидатов в соратники, и как ты, наверно, уже поняла, одним из таких кандидатов мы видим тебя. Поэтому сегодня тебе предстоит сделать свой выбор.

Я прошу тебя стать моей алой женщиной. Это очень древний, существующий тысячелетия способ приготовления эликсира бессмертия, основой для которого послужит твоя кровь.

– Вы хотите моей крови? – испугалась Рада, но ее испуг был где-то далеко и казался чужим.

– Не бойся этого. Мне нужна лишь та кровь, которая идет у тебя каждый месяц. Надеюсь, тебе ее не жалко?

– Нет, но…

– Но главное то, что я должен ее вкушать непосредственно оттуда.

Для Рады эта мысль была настолько дикой, что будь она в другом состоянии, она бы послала его ко всем чертям и умчалась домой. Тогда же она могла лишь бесстрастно его слушать.

– Поверь, это не извращение, не секс, не любовь. Это настоящая магия, ритуал, согласившись на который, ты окажешь мне большую честь и огромную услугу. Тебе нужно просто сказать «да», и мы перейдем в другую комнату, где совершим это таинство. И тогда я возьму тебя в путешествие к звездам, которые засияют у тебя внутри. А если ты откажешься, ты забудешь этот разговор, и мы больше никогда не увидимся. Так что скажи «да».

– Да, – механически повторила Рада.

– Умница. Давай я тебе помогу.

Тело Рады не слушалось, поэтому Игнат Валерьевич взял ее на руки и отнес в спальню, где положил на застеленную белоснежной, пахнущей свежестью простыней кровать.

– Пожалуй, так мы выпачкаем платье, – решил он.

С платьем пришлось повозиться, так как Рада была не в состоянии ни помогать, ни сопротивляться. Наконец, оно было побеждено и аккуратно положено рядом с девочкой на кровать. Игнат Валентинович снял с нее трусики и положил их рядом с платьем. Затем он стал перед ней на колени, раздвинул ей ноги и начал осторожно слизывать кровь. Рада плохо понимала что происходит, и кроме чуть слышной щекотки не чувствовала ничего.

Процедура заняла минут 10. После чего Игнат Валерьевич одел Раду. Затем быстро провел перед ее лицом несколько раз рукой снизу вверх, в результате она пришла в себя настолько, что смогла сама выйти из квартиры, спуститься по лестнице и сесть в машину. Там она опять поплыла, и Игнату Валерьевичу пришлось чуть ли не на руках нести ее до ее квартиры.

– Ну как она? – спросила открывшая дверь мать.

– Не хочу сглазить, – ответил Игнат Валерьевич.

Оставшихся сил Раде хватило только на то, чтобы дойти до кровати, на которую она и свалилась, как была в одежде и туфлях. Не прошло и секунды, а Рада уже крепко спала. Через пару минут, закрыв за гостем дверь, к ней в комнату вошла мать. Она осторожно, чтобы не разбудить раду, сняла с нее туфли.

– Все хорошо, девочка, – прошептала она, целуя Раду в лоб. – У тебя получится. У тебя все получится.

Проснулась Рада, когда уже начало светать. К этому времени действие транса закончилось, и ее сознание разделилось на 2 половины. Одна из них была в шоке. Она хотела покончить с собой, бежать из дома, подальше от отдавших ее на такое родителей, а еще лучше рассказать все в милиции. Вторая часть была спокойной. Она знала, что произошло лишь то, что должно было произойти, что все нормально, все хорошо, все прекрасно. Что нет повода для беспокойства. И после непродолжительной борьбы вторая часть победила первую. В результате Рада встала с постели, вытерла слезы, разделась, сходила в туалет и вернулась в постель, не забыв поменять марлю в трусах. Специальные гигиенические средства появились в нашей стране во время перестройки.

Уже утром она вела себя так, словно ничего не произошло, и даже сделала вид, что не замечает изучающего взгляда родителей. А когда началась следующая менструация, она почувствовала настолько непреодолимое желание увидеться с Игнатом Валерьевичем, что сама позвонила ему по телефону.

– Конечно, приходи, – ответил он.

На этот раз обошлось без лишней помпезности. Рада пришла в любимых стареньких джинсах и футболке (было начало лета). Игнат Валерьевич встретил ее в спортивном костюме и тапочках.

– Чай? Кофе? – предложил он.

– Потом, – ответила она.

– Я вижу, ты еще не совсем освоилась со своей мистической ролью, – сказал Игнат Валерьевич, видя ее нервозность.

– Вы правы. Поэтому давайте закончим побыстрее.

– Как скажешь.

После этих слов он проводил ее в спальню. Кровать снова была застелена новой белоснежной простыней.

– Я же выпачкаю, – смутилась Рада.

– Выпачкаешь, – согласился он.

– Тогда зачем?

– Это лучшее, что у меня есть, а все лучшее должно быть твоим.

– Как скажете.

Рада сняла кроссовки, не развязывая шнурки; стянула джинсы, трусы и легла на спину, удивляясь тому, с какой легкостью она это делает.

На этот раз каждое прикосновение Игната Валерьевича приносило ей наслаждение, и когда он попытался прекратить процедуру, она схватила его за голову и еще несколько минут прижимала лицом к вагине.

Пока она надевала джинсы, Игнат Валерьевич развязал шнурки на кроссовках. Затем встав перед ней на колени, надел их ей на ноги.

– Я, блин, прямо как принцесса, – смутилась она.

– Привыкай, – сказал он и поцеловал нос кроссовки, заставив Раду покраснеть.

После этого был чай с конфетами «Вечерний звон», которые она обожала с детства.

– Ты должна понимать, – рассказывал он за чаем, – что роль алой женщины накладывает на тебя определенные обязательства. Разумеется, я не берусь указывать тебе, как жить – ты вольна сама принимать решения, но если ты хочешь идти и дальше со мной по мистическому пути, ты должна знать, что отныне между нами существует хрупкая связь, для сохранения которой мы не должны иметь никаких отношений на стороне. Так что отныне ты либо всецело моя, а я всецело твой, либо мы расстаемся. Третьего не дано.

И еще: С сегодняшнего дня тебе предстоит начать работу над собой сразу в нескольких направлениях: Тебе придется работать с телом так, чтобы оно было в наилучшей форме; работать с сознанием, тренируя его и подготавливая к решающей трансформации; работать с энергетикой, что это такое, я скажу в свое время; и работать с намерением, об этом у нас тоже будет отдельный разговор. К следующему разу постарайся освоить упражнение, которое получило название шавасана или мертвая поза.

Они встречались раз в цикл, в один из наиболее кровавых дней. Игнат Валерьевич относился к Раде подчеркнуто почтительно, так как для него в эти дни она была воплощенной божественностью. Первым делом они шли в спальню, где уже ждала застеленная новым дорогим бельем постель. Раду так и подмывало спросить, куда он девает использованные простыни, но она не решалась. Игнат Валерьевич помогал ей раздеться, после чего вкушал свой коктейль, стараясь не вносить в этот ритуал лишний эротизм. Затем он помогал ей одеться, благодарил за оказанную честь, иногда целуя ей почтительно ноги, затем они перебирались на кухню, где он превращался в забавного доброго дядьку, а она – в зашедшую по поручению родителей дочь друзей.

Так продолжалось до тех пор, пока она не выросла из этих отношений, и когда ее терпение лопнуло, она пришла к нему в «неурочный» день, позвонив предварительно по телефону.

Игнат Валентинович пригласил ее на кухню, налил кофе и только после этого спросил:

– Так о чем ты хотела поговорить?

– О том, что мне это все надоело. Я не хочу… не могу больше так, – нервно ответила она.

– Ладно, чего ты хочешь?

– Того же, чего хочет любая нормальная женщина от мужчины.

Выпалив это, Рада покраснела, почувствовав себя дурой.

– Тебе же всего 18, а мне… – растерялся Игнат Валерьевич. Видя волнение Рады, он решил, что у нее, или у ее родителей серьезные проблемы, и совсем не ожидал такого развития событий.

– Ты прав, – они были на «ты», – мне почти 19. Я не ребенок, а если учесть, что ты со мной вытворяешь, я давно уже не невинный ребенок. Так что давай быть честными друг с другом. Я хочу нормальных отношений. И если я не получу их с тобой, я найду другого. Обещаю, – выдала она, стараясь говорить, «как взрослая», и оттого чувствуя себя еще глупее.