Kitabı oku: «Дух Альбертины и тайна древней книги. Трилогия», sayfa 5

Глава 7. Последствия безрассудного поступка

«…Действуя самовольно, без ведома профессора, я со своими товарищами-студентами похитил заветную книгу и передал её Учителю.

28 сентября 1672 года профессора Пильца арестовали. Монах, притворившись оглушённым, слышал, как я неразумно назвал имя своего Учителя. И вот, к нему в дом пришли иезуиты в сопровождении полиции⁴⁰. В руках профессора была та самая книга врачевателя Габе, которую и опознал монах-иезуит. Отпираться было бесполезно. Пильца заточили в Голубую башню⁴¹…»

– Я слышал, что вы арестовали моих слуг, господин полицейский?

– Увы, мой дорогой профессор, – с натянутой улыбкой произнёс чиновник. – Мы проводим дознание, в процессе которого должны выяснить все обстоятельства этого… непростого дела.

– Но, кажется, я вам достаточно ясно всё объяснил.

– Да, исходя из ваших слов, вы искали именно эту книгу в различных книжных лавках… Интересовались у собирателей старины… Услышав ваш разговор с торговцами, некто, чью внешность вы не запомнили…

– Именно, он был в плаще, с поднятым капюшоном… Я видел лишь его подбородок… Вам описать его? Длинный, вытянутый, немного скошенный вправо…

– …неожиданно предложил вам свою помощь. Иными словами, он находит книгу и доставляет её вам. При этом вас не должно было волновать, каким способом будет приобретена книга тем человеком, пусть даже преступным… Кстати, как дорого он оценил свои услуги?

– Откровенно говоря, он произвел впечатление отчаянного и грозного человека, поэтому я сам предложил ему 100 флоринов…

– Вот как? И вы их ему заплатили?

– Разумеется, я же честный человек. Он принёс мне книгу и получил свои деньги. Сделка состоялась. А вскоре прибыли священники иезуиты в сопровождении местной полиции… В тот злополучный день, 25 сентября днём я читал лекции в университете, весь вечер провёл у себя в кабинете, а ночь – в собственной спальне. Мои слуги готовы это подтвердить… Поэтому я настаиваю на немедленном моём освобождении. И отпустите мою прислугу! В этой башне находиться невыносимо! Здесь можно легко подхватить лихорадку! Рядом со мной содержится девочка, обвиняемая в колдовстве! Но ей нет и четырнадцати лет!..

– Успокойтесь, дорогой профессор. Могу вам сообщить, что, учитывая ваши заслуги перед городом, а также прислушиваясь к благоприятным рекомендациям от некоторых уважаемых людей… и, конечно, принимая к сведению то, что вы непосредственно не участвовали в самом преступлении… мы могли бы отпустить вас сегодня же. Но…

– Что же вам мешает?

– Орден, дорогой профессор. Вы перешли дорогу могущественному Ордену. И хотя иезуиты здесь не чувствуют себя полноправными хозяевами, такими, как, скажем, в Испании, всё же достаточно влиятельные покровители у них имеются. Должен поставить вас в известность, что кое-кто из иезуитов специально прибыл в Кёнигсберг, чтобы принять участие в дознании. Они уверены, что вы подговорили своих слуг, а именно: конюха Мартина Лёве и Пауля Вассермана совершить данное преступление. Скорее всего, был и третий исполнитель. А поскольку одним из ваших близких друзей является студент Иоганн Майбах, то весьма вероятно, что он и был третьим соучастником. Слышите, шаги в коридоре? Сюда идут слуги Христа… Держитесь уверенно, будьте спокойны, говорите обдуманно. Я на вашей стороне, но всё же…

Дверь раскрылась, и чиновник сразу умолк. Дальнейшее разбирательство происходило в присутствии двух людей в черных одеяниях. Первым из вошедших был человек невысокого роста, лет пятидесяти, облачённый в сутану с эмблемой «пламенеющего сердца». Его тяжёлая челюсть как бы «упиралась» в широкую грудь. Шаг был стремительным и шумным, а тело словно намеревалось протаранить какую-то незримую стену. Вся эта зловещая фигура представляла собой сочетание внутренней мощи и отсутствия гибкости, каждое движение которой было значительно сильнее, чем нужно. За ним следовал писарь, с походкой крадущегося злодея, держащий в худых руках листы бумаги и перья. Казалось, что его тщедушному телу, отводилась роль лишь подставки для крупной лысой головы.

Первый, сделав два шага в направлении стола, за которым сидел Пильц, а в непосредственной близости от него стояли полицейские и чиновник, ведущий расследование, внезапно остановился, словно наткнулся на невидимую преграду. Глаза его округлились, рот исказился в немыслимой гримасе, означающей высшую степень омерзения и брезгливости.

– Ты еретик, Пильц! – прорычал иезуит.

– Присаживайтесь, господа, – нарочито вежливо пригласил вошедших юрист-дознаватель. – Вы знакомы с подозреваемым?

– Мы прекрасно знакомы, – прошипел член Общества Иисуса. – И очень давно.

– У нас с отцом Варфоломеем давняя дружба, – улыбнулся в ответ Пильц. – Непонятно только, святой отец, зачем вам понадобилось тащиться сюда из Парижа? Пруссия – светское герцогство. Какие важные дела могут быть у католика в стране, где исповедают лютеранство? И каким образом вас задело это дело, ведь мы с вами закончили наше общение много лет назад…

– Всё узнаешь, еретик… Я прислан сюда для оказания помощи в ведении расследования самим епископом Вармийским… И это согласовано с бургомистрами Лёбенихте и Кнайпхофа.

– Позвольте, отец… Варфоломей, – взял слово судебный чиновник. – С чего вы взяли, что нам понадобится чья-то помощь?

– Вы расследуете нападение на монаха с целью завладения книгой…

– Именно так. Согласно уложениям «Каролины»⁴², это – преступление против собственности, причём, следствие располагает данными, что подозреваемый никак не связан с нападавшими. Злоумышленники взялись доставить ему книгу, а уж каким способом это будет сделано, он просто не мог знать. Профессор Пильц – человек, уважаемый в нашем городе и найдётся немало людей, готовых замолвить за него доброе слово. Ибо поступки профессора – это поступки добропорядочного горожанина, к тому же, врача и наставника молодежи. Следствие вообще сомневается в причастности его к совершённому преступлению… Прямых свидетелей, как оказалось, не имеется, поэтому мы рассматриваем вопрос о прекращении этого дела в связи с недоказанностью участия профессора Пильца в данном злодеянии.

Наступила пауза. Иезуит сверлил глазами подследственного, пытаясь проткнуть его взглядом, словно шпагой. Сидящий подле него монах отчаянно скрипел пером по чистому листу, нанося на бумагу ровные строки.

– Ты уже профессор, Пильц… – скривился, как от зубной боли, дознаватель от Церкви.

– Я рад, что вы это заметили, святой отец. Я – именно профессор, а не крайбиттер⁴³, как вы, видимо, подозревали ранее…

– Рано радуешься, Пильц. Полагаю, это дело будет рассматривать Хофхансгерихт, то есть, суд по особо тяжким преступлениям, – проговорил иезуит. – Совершено преступление против Господа, следовательно, неминуем инквизиционный процесс. И пора начать стадию специального расследования. Ибо дознание и общее расследование можно считать завершёнными, хоть вы (гневный взгляд в сторону полицейского чиновника) и не добились никаких результатов. Но это неважно. Не забывай, что в наших руках находятся главные подозреваемые. Если к ним применить пытки, на что прямо указано в статьях 16, 20, 25, 27, 28, 44, 53… и в других, предусмотренных «Каролиной», то и результат не замедлит появиться. В виде веских и неопровержимых доказательств!

Юрист-дознаватель, заметно смутившись, осведомился:

– «Каролина» рассматривает религиозные преступления, такие, как богохульство… статья 106, клятвопреступление, статья 107… и колдовство, статья 109. Но ересь сегодня нами не рассматривается. По-вашему, какое из вышеуказанных преступлений совершил доктор Пильц?

– Все вышеперечисленные! – закричал иезуит. – В самом мерзком и гнусном их проявлении!

– При всём уважении к Обществу Иисуса и почитании Господа нашего мне трудно поверить в столь тяжкое обвинение, которое вы бросаете профессору…

– А вы знаете, что это за книга, за которой охотился Пильц?! – Иезуит вскочил со стула, при этом едва не упал подсвечник с горящими свечами. Писец испуганно отпрянул в сторону. Полицейский чиновник тоже с трудом сохранял спокойствие. – Это страшное сочинение бесноватого еретика Габе! Он тоже был врачом, пока в него не вселился дьявол!..

– Мы сейчас не рассматриваем дело еретика Габе…

– Доктор Пильц не зря разыскивал эту книгу! В ней человеческое тело представлено, как географическая карта! – голос обвинителя стал приторно сладким, а его неподвижный холодный взгляд завис перед лицом полицейского, как бы немного до него не дотянувшись. – С одной стороны, это хорошо для изучения строения человека, чтобы понимать, как его правильно лечить. Но!.. В книге Габе кроме известных органов, таких, как сердце, лёгкие, печень, указаны места, в которых сокрыта человеческая душа! Вы это понимаете? Из-за желания обнаружить прямой доступ к душе христианина врачеватель Габе был сожжён, как еретик, почти двести лет назад! Но появился другой врач! Он тоже захотел лечить человеческое тело путём осквернения его души! И развил свою дьявольскую теорию! Вот он, этот врач, – отец Варфоломей кивнул в сторону Пильца. – Ему понадобилась еретическая книга затем, чтобы найти точки в теле человека, через которые он может воздействовать на душу! Он собирался торговать человеческими душами с самим Дьяволом! Кто-нибудь может доказать, что это не так? – И, воспользовавшись тем, что никто его не перебивает, продолжал более спокойно: – Пильцу был нужен ученик. И он у него появился. Наш брат, пострадавший при нападении, слышал голос молодого человека. Следовательно, не вызывает сомнений, что одним из нападавших был студент Иоганн Майбах, являющийся учеником и последователем Пильца в его сатанинских изысканиях! Надеюсь, Майбах тоже арестован. Советую взять под стражу и его родителей! Палач поможет нам найти улики и доказательства! Прорастающие зёрна, брошенные Пильцем в почву колдовства и еретичества, должны быть вырваны с корнем! На это выразило надежду Вармийское епископство! И его Святейшество! Поэтому я нахожусь здесь с предоставленными мне полномочиями, и буду придерживаться единственной цели – полного искоренения ереси!

«…На допросах профессор умолчал об истинном положении дел. Он настаивал на том, что не был знаком с лицами, которые напали на повозку иезуитов. Мол, сам виноват в случившемся, потому что безрассудно нанял каких-то людей для похищения книги… Я собирался пойти к следователю, покаяться и признаться в содеянном… Но это не помогло бы Пильцу, погубило бы меня и моих товарищей — студентов из нашего братства. Тогда я решил хранить молчание. Позже, когда мне удалось увидеться и поговорить с профессором, он подтвердил правильность моего поступка…»

– Вот видишь, мой дорогой Иоганн, как всё заканчивается… Ты не кори и не суди себя, Господь на твоей стороне. Ты задумал благое дело, и пусть совершено преступление, но… оно было содеяно во имя великой цели. Даст Бог, и я тоже выберусь из этой костедробилки… Но… мы связались с иезуитами, а это – тройная неприятность. Что ж, продолжай наше дело: лечи людей, ищи, добывай знания и применяй их во благо… Выбрав свою дорогу, не сворачивай на другую. Ave atque vale!⁴⁴

Пильц выглядел ужасно: кисти его рук были обмотаны грязными, в буро-красных пятнах тряпками, скулы в кровоподтеках и ссадинах, передние зубы отсутствовали, отчего изменились все пропорции лица, а произносимые звуки стали шипящими и глухими… Он сильно постарел и осунулся, исхудал, даже – высох. Иоганн вдруг поймал себя на мысли, что его учитель выглядит, словно скомканная бумага: помятый и исписанный лист… Потное, бледное лицо со следами побоев, безуспешно пытающиеся растянуться в грустной улыбке потрескавшиеся губы… Но вот взгляд… Только спокойный и добрый, словно лучащийся и согревающий взгляд Учителя оставался прежним – уверенным, мудрым… отеческим…

Молодой бакалавр, чудом избежавший похожей участи, благодаря упорству и стойкости профессора, не смог сдержать рыданий:

– Профессор, я благодарю вас за все, что вы для меня сделали! Вы мой самый близкий человек и всегда будете мне дороже отца и матери! Простите меня, Учитель…

– Позаботься о несчастной Лизхен, Иоганн…

В глухом, сыром каземате воцарилась тягостная тишина…

Профессор Пильц умер в темнице 31 января 1673 года.

«…Начиная свои исследования, я надеялся найти лекарство для исправления человеческой природы и избавления людей от болезней и пороков. Я хотел изготовить средство, чтобы победить зависть и злобу, жадность и бедность, остановить распри и войны. Мне это почти удалось, но…

Подобно раздвоенному языку змеи – древнему символу медицины, мое дерзкое открытие может быть употреблено, как во благо, так и во зло… Поэтому я никогда не открою свое страшное знание ученикам и потомкам, дабы никто не смог воспользоваться им во вред роду человеческому. И пусть никто не думает, что такое решение далось мне легко…»

Часть 2. Тайна старинной книги

Глава 8. Обретение рукописи

В 1939 году Германия развязала очередную кровопролитную войну. На этот раз, самую масштабную и жестокую в истории человечества, в огне которой погибли миллионы людей и были стерты с лица земли тысячи городов.

В августе 1944 года авиация союзников попыталась сравнять Кёнигсберг с землей. В ходе ковровых бомбардировок были разрушены четверть промышленных объектов и почти половина всех зданий города-крепости. Исторический центр города, особенно районы Альтштадт, Лёбенихте, и Кнайпхоф, был полностью уничтожен. Королевский замок, старое и новое задания Кёнигсбергского университета, все кирхи старого города были превращены в руины. В безжизненные стены превратился и Кафедральный собор. Город, словно тяжелораненый солдат, медленно умирал. Жизнь уходила из него через многочисленные раны, нанесённые тротилом и напалмом. 9 апреля 1945 года Кёнигсберг был взят советскими войсками, а в сентябре по решению Потсдамской конференции он стал частью СССР.

Вскоре, Кенигсберг, а это слово звучало для многих, как брань и вызов, переименовали в Калининград, Прегель в Преголю (так казалось – более «по-русски»), Штайндам в Ленинский проспект… Замок и памятник королю Вильгельму снесли, а в Альбертине стали преподавать марксизм-ленинизм…

«Зачем нам Кант, Гофман, Гайдн, Глюк, Брахерт и другие?», «Долой былых кумиров!», «Мы наш, мы – новый мир построим!..» – кричали на партийных митингах борцы с «неметчиной»… Так памятник Шиллеру во время штурма города спасся лишь благодаря надписи: «Не стрелять! Это – пролетарский поэт!» Но все равно шальной снаряд угодил поэту прямо в горло, после чего в народе долго бытовала шутка: «Наливать всем, кроме Шиллера – у него все равно из глотки вытечет».

Так, на месте бывшей столицы Восточной Пруссии возник советский город⁴⁵. Он был возрожден из пепла войны трудом и талантом нескольких поколений россиян – творцов его новой, мирной истории… С тех пор эта земля дала миру немало выдающихся людей: поэтов и художников, ученых и покорителей космоса⁴⁶. Однако это были представители уже совершенно иного народа…

Развалины, о которых пойдет речь, были расположены между улицами: Пролетарская, Минская, Пороховая и Астрономическая. Большие и малые, полностью и частично разрушенные строения были местом, чудесным образом, манящим вездесущих мальчишек. Выросшие на этих улицах хрущёвки окружали палисадниками и огородами, а вот мест для игр и гуляния у сорванцов практически не было. Поэтому пацаны стремились проводить свободное время на руинах. «Сашка, ты куда?» – «На развалку, мам, гулять!» «Смотри, чтобы через час был дома. Осторожнее там!» – это уже вдогонку. Сашки, Витьки, Серёжки, Валерки, Вовки устраивали на «развалке» увлекательные игрища. Нужно разжечь костёр – пожалуйста! Нужно устроить обломками кирпичей «артиллерийский обстрел немецких танков» (это – тоже кирпичи, только один побольше, а другой поменьше – башня) – запросто! Захотелось исследовать в поисках пороха, патронов, немецких крестов и других ценных предметов внутренности разрушенного дома – будьте любезны! А находили немало: стволы карабинов, дырявые немецкие каски, снаряды и патроны, разбитые часы, монеты и награды…

Однажды такой малолетний исследователь забрался через зияющую пробоину в подвал разрушенного немецкого дома, где среди груд щебня и обломков кирпича обнаружил чудом сохранившийся деревянный ящик. С большим трудом дотошному искателю исторических ценностей удалось его открыть. В недрах треснувшего и подгнившего ларца, тщательно замотанная в непромокаемую бумагу и куски брезента, лежала книга – толстый и довольно увесистый фолиант в кожаном переплёте с двумя металлическими застёжками. Принес счастливый добытчик свою находку домой, показал родителям. «Тащишь в дом всякую гадость, – проворчала мать – немедленно выброси её на улицу!». «Нет, не спеши, – сказал рассудительный отец, раскрыв книгу и вглядываясь в страницы, на которых было что-то написано по-немецки. – Любопытная книга… Очень старая. Возможно, она представляет историческую ценность… и даже материальную… Кто знает, а вдруг тут написано что-то очень важное. Оставим её у себя, потом посмотрим, посоветуемся со знатоками».

И книга была водворена на антресоль в коридоре, между стопки старых номеров журнала «Наука и жизнь», перевязанной шпагатом, и резиновыми сапогами.

Десять лет «любопытная книга» пролежала на этом месте, всеми забытая. Изредка её брали в руки, сдували накопившуюся пыль, иногда даже раскрывали и… водворяли обратно на антресоль со словами: «Надо бы показать, посоветоваться…»

В течение ещё десятка лет, в жизни привыкшей к одиночеству реликвии мало что изменилось: выезжали из квартиры старые жильцы, появлялись новые хозяева. Изменилось и место её хранения – из коридора она перекочевала в массивный шкаф. В течение следующего десятилетия антикварная книга поменяла свою прописку. Новые хозяева переехали из советской хрущевки в старый, но добротный немецкий дом, отремонтированный и вполне пригодный для жилья. Но прошло ещё несколько лет, прежде чем она попала в руки Андрея Орлова, чрезвычайно любознательного и весьма начитанного молодого человека, врача по профессии и искателя приключений по натуре.

Молодой врач снимал комнату в этом доме. На днях он переехал сюда вместе со своей женой Натальей, и сейчас исследовал книжные полки, пытаясь найти место, чтобы водрузить на них свои медицинские справочники, которые у врача всегда должны находиться под рукой. Необычных размеров, явно старинной работы, фолиант, резко выделяющийся на фоне скромной домашней библиотеки, сразу привлёк внимание молодого специалиста.

– Смотри-ка, Наташа, какая удивительная книга… На первой странице дата – 1724 год… Настоящий раритет! Немецкая… рукописная… Интересно, откуда она у нашей хозяйки?

Чуть позже он убедился, что книга имеет медицинское содержание. Неплохо зная немецкий язык (в школе и в институте по немецкому у него всегда было «отлично»), он заметил, что в книге немецкие слова обильно разбавлены хорошо знакомыми латинскими терминами: названиями минералов, болезней, именами великих врачевателей…

Осторожно перелистывая пожелтевшие страницы и вглядываясь в ровные, написанные красивым почерком строки, Андрей ощущал необъяснимое волнение. Ему казалось, что он понимает в тексте практически всё, даже без словаря. Незнакомое немецкое слово тут же «находило» выплывший откуда-то из глубин сознания русский аналог. Это было удивительно и захватывающе! Через некоторое время молодой человек понял, что благодаря этой книге далёкий немецкий предок, умудрённый богатым жизненным опытом человек, разговаривает с ним, доверяет ему свои тайны, делится знаниями, даёт важные советы.

На вопрос, заданный хозяйке квартиры, о происхождении данной книги и о том, может ли он её почитать, удивлённая старушка ответила:

– Да читай, коли разберёшь. Откуда она у нас? Да кто его знает… Нашли где-то на развалинах возле Минской улицы. Давно уже. А кто принес, и где он сейчас, разве теперь упомнишь? Читай, читай, Андрюша, если она медицинская… Только, прошу тебя, аккуратно. Книга, видать, дорогая…

Жена Андрея удивлялась, насколько сильно книга увлекла её мужа.

– Орлов, ты уделяешь ей больше внимания, чем мне! – смеялась Наталья.

– Ты так думаешь? – рассеянно отвечал ей муж. – Удивительная книга… Но ты – ещё удивительней!

Действительно, книга странным образом притягивала. Но не только тем, что в ней содержалось много интересных фактов, а еще какой-то непонятной, особой магической силой, которой она, несомненно, обладала.

Перелистывая страницу за страницей, молодой врач стал замечать, что понемногу меняется мир вокруг него. Во всяком случае, казалось, что книга заставляет его смотреть на всё по-другому. И видеть то, чего раньше он попросту не замечал…