Kitabı oku: «Мелодия дождя», sayfa 25

Yazı tipi:

Мелодия дождя Глава 33

Ночью Кате приснился тяжёлый сон. Накануне у неё тянуло и выкручивало мышцы, сильно болел живот, спазмом схватывало низ спины. Возможно, в этом и была причина экзотических видений, подобных которым ей прежде не приходилось видеть.

Неведомый, вкрадчивый и льстивый, но весьма неприятный голос куда-то звал. Слов было не разобрать, но смысл сказанного, тем не менее, она понимала. Кроме этого присутствовала незримая интрига, вызывающая странное любопытство.

Пришлось одеваться среди ночи и идти, практически в полной темноте. Она то и дело спотыкалась, наступала на противно пищащих, кусающих за ноги, запрыгивающих на неё крыс, которые были повсюду, ужасных животных со страшными светящимися глазами.

Обмирая от страха, Катя продолжала идти, съёживаясь от каждого шороха. Таинственные блики и резкие тени вели себя нагло, перебегая дорогу, рисуя на встречных предметах угрожающего характера шевелящиеся рисунки и орнаменты, выпрыгивающие ниоткуда и так же внезапно исчезающие.

Тишину ночи прорезали жуткие душераздирающие крики, словно издаваемые существами, которых пытались заживо смертельно замучить. Иногда в разрыв туч выплывала полная Луна, высвечивая контуры предметов холодными голубыми лучами. Кто-то невидимый надрывно хохотал.

Неожиданно впереди обнажилась освещённая поляна. Вокруг костра танцевали странные существа с изуродованными человеческими телами, одетые в развевающиеся лохмотья.

Они издавали при помощи пластин, привязанных к кожаным верёвкам, которые с силой раскручивали над подобием голов, странные вибрирующие звуки, заставляющие в ужасе сжиматься и замирать сердце.

С другой стороны костра стоял резной столб, к которому был привязан Лёня, точнее его обезглавленное, но явно живое туловище. Голова висела рядом, нанизанная на кол, и шевелила глазами.

Вперёд вышел один из монстров, заговорил на том же странном языке, что и голоса, заставившие отправиться сюда. Катя поняла, что они требуют в обмен на жизнь жениха того, кто живет внутри неё.

Голова любимого лихорадочно вертела глазами, пытаясь что-то сказать. Его язык был пришпилен огромной булавкой, размером больше головы, не позволяющей произнести ни одного звука.

Танцующие отбросили пластины, начали стучать в бубны, кричать речитативом, воинственно размахивая лохмотьями, стуча в такт звукам ногами, приближаясь к ней. Они явно требовали немедленно принять решение.

Один из них снял за волосы окровавленную голову с кола, потащил её к костру. Тот, кто с ней говорил, начал отсчёт. Ей не давали времени подумать.

Кто же ей более дорог, муж или ребёнок? Принять взвешенное решение попросту невозможно, на нервы действовали движения, звуки, которые хотелось немедленно прекратить.

– Я согласна, – не в силах кричать, подумала девушка. Кое-как прилепили голову, вытерли место соединения лохмотьями, которые обмакнули в грязное ведро с масляным раствором, отвязали от столба.

Лёня тут же пропал, словно его никогда не было возле столба, исчез бесследно.

Существа положили Катю на белую простыню, привязали руки и ноги к кольям кожаными ремнями. Тот, кто с ней говорил, засучил рукава, вытащил из-за спины огромный нож, в танце, ловким ударом грубо разрубил живот двумя ударами, сверху вниз и справа налево. Из зияющей раны вынул кого-то или чего-то в таких же ужасных лохмотьях, как и они, истекающего слизью или кровью, пронзительно закричал, явно ликуя, после чего видение моментально исчезло.

Катя проснулась в поту от собственного крика и ужасной боли в животе. Дышать было нечем. Тело содрогалось в болезненных конвульсиях. С ней происходило что-то неладное.

Девушка задрала ночную рубашку, ожидая увидеть кровоточащие резаные раны, но живот был девственным, только имел странную прямоугольную форму, стал жёстким, словно каменный.

Соседки по комнате испугались, побежали на вахту звонить в скорую помощь. Катю, то корёжило, то вновь отпускало. Спазмы живота были похожи на родовые схватки. Ощущение было такое, словно те существа до сих пор что-то внутри делали.

Катю посетил леденящий душу страх, что она, это уже вовсе не та девушка, которая вчера легла спать. Над ней видимо действительно производили некие магические действия, превратившие в чудовище.

После очередного приступа Катя потеряла сознание. Очнувшись, она в первую очередь подумала про Лёню. Срастётся ли его голова с телом? Она тут же клятвенно пообещала, если всё обойдётся и оба останутся живы, никогда не ревновать, вообще забыть о претензиях.

Она точно знала, что роднее и дороже жениха нет никого на целом свете. Девушку вдруг отпустило, живот снова стал мягким. Почувствовав толчки, Катя обрадовалась. Ребенок на месте, он тоже испугался.

Наверно теперь им суждено происходящее чувствовать вместе. Значит и Антошка испытал эти ужасные боли? Ему-то за что, ведь этот ребёнок ещё даже не родился?

Девушка гладила живот, уговаривала мальчика не волноваться. Всё будет хорошо, твердила она, хотя сама в этом совсем не была уверена.

Она была настолько слаба и напугана, что видения и явь слились воедино, создав пугающую действительность, в которой ей не на кого было опереться.

– Лёня, где же Лёня, – шептала она, приходя в отчаяние от неизвестности, время от времени опять теряя сознание.

Девочки дозвонились до скорой. В комнату то и дело кто-то из любопытных заглядывал. Вокруг шептались. Сумка с необходимыми вещами была собрана. Подружки помогли Кате одеться. Её шатало. Голова уносила куда-то в сторону. Хотелось лечь и сразу умереть, чтобы кончился весь этот невыносимый кошмар.

Куда её повезут, зачем, что вообще происходит, вдруг Лёня не сможет найти, куда её увезли? Ведь рожать Кате почти через три месяца. Наверно это всё происходит во сне.

– Конечно, – с облегчением подумала девушка, – я просто сплю. Вот проснусь по-настоящему, вернётся Лёня, целый и невредимый, перестанет болеть живот. Так и будет. Наверно меня наказывают за то, что не верила самому любимому, самому родному человечку. Но ведь я не виновата в том, что так чувствовала. Это токсикоз, отравляющий мозг, заставляет грезить наяву.

Конечно же, Лёнечка не способен ни на какую измену. Я сама всё выдумала.

Вот пройдут роды, вырастет здоровый мальчик, наладится мир в семье. Любовь не должна ни в чём сомневаться, особенно если вопрос касается будущего мужа. Разве он когда-нибудь обманывал? Вовсе нет.

Необходимо срочно его увидеть, успеть сказать, что любит, попросить прощения. Ведь это так просто. Почему до сих пор не приходила в голову такая элементарная мысль? Что если они больше никогда не увидятся? Как же это страшно.

Приехавшие врачи даже осматривать Катю не стали. Как только услышали, что у неё шестимесячная беременность, сразу притащили носилки и увезли, взяв одну из девочек в провожатые, чтобы знали, где её потом искать.

В родильном отделении девушку долго мяли, делали снимки, совещались, выходя для этого в другую комнату. Сделали несколько уколов.

Какое-то время приступы не возобновлялись.

Катя было успокоились, думала, что сейчас подлечат и отпустят восвояси. Однако её заставили раздеться, помогли вымыться в ванной, переодели в больничную одежду и на каталке отвезли на какой-то этаж.

Сразу поставили капельницу.

Через некоторое время девушка заснула.

Под утро возобновились болезненные приступы. Катя бредила, звала Лёньку, просила у него прощения.

Где ваш муж, – спросил разбудивший её врач, – как с ним связаться? Нам срочно необходимо переговорить. Возможно, вам придётся делать кесарево сечение. Идёт отторжения плода. Он слишком мал. Я не могу с вами об этом говорить. Нужны родители, или муж, кто-то реагирующий адекватно и трезво.

– Я не замужем, у меня только жених. Скорее всего, он уже приходил. Наверно его не пустили.

– Возможно. Предупрежу внизу на вахте, чтобы срочно отправили в ординаторскую, если он придёт.

– Знаете, он такой заботливый, такой хороший. А я его обидела. Скорее всего, сидит сейчас внизу, или бродит под окнами. Мне очень нужно срочно его увидеть. Скажите, доктор, я не умру?

– Что вы несёте вздор, девушка. Такие проблемы с беременными не редкость. У нас накоплен огромный опыт. Многие мамы не могут выносить ребёнка до положенного срока. Причин для этого тысячи. Какая из них вынуждает вашего младенца покинуть утробу, выяснить пока не удаётся. Радует уже то, что инфекции и наружного воспалительного процесса не обнаружено.

– Когда боль отпускает, я всё время хочу спать.

– Вот и спите. Сейчас придёт сестра, обработает родовые пути. Это не больно. Вы наверняка видели, как мужчины бреются, это, то же самое. Пойду, пошлю кого-нибудь разыскать отца ребёнка.

Лёнька действительно всю ночь бродил по улице, время от времени убегал к ближайшим домам, чтобы погреться в подъезде. Никто не отвечал на его вопросы. Кроме этажа и номера палаты он так ничего и не узнал, но внутрь никого не пускали.

Юноша сочинял и сочинял всё новые причины случившемуся, в каждой из которых вину возлагал на себя. Девчонки рассказали ему такие страсти, словно невеста чуть ли не при смерти.

Несчастная Катенька. Понятно, если бы не он, девочке не пришлось бы сейчас мучиться. Что делать?

Кто-то громко выкрикнул его фамилию. Почудилось? Нет, опять зовут.

Лёньку переодели в белый халат, дали тапочки, отправили на третий этаж в ординаторскую.

Врач пожал ему руку, пригласил сесть.

– Не хочу вас пугать, молодой человек, но дела у вашей супруги действительно плохи. Состояние критическое. Обычно такие проблемы бывают у абортниц и тех женщин, кто рожает после перенесённой инфекции.

Медикаменты не справляются с ситуацией. У роженицы периодически повторяются схватки. Матка не раскрывается, родить сама она не сможет. Остаётся кесарево сечение. Плод недостаточно развит, размер его слишком мал. Вероятность того, что он жизнеспособен, минимальная, но есть.

Детей весом меньше килограмма мы выхаживаем лишь в крайних случаях. Окончательное решение зависит от состояния новорожденного, от наличия или отсутствия у него признаков серьёзных патологий. Насколько у вашей жены крепкое психическое здоровье, в состоянии ли она пережить смерть плода? В случае серьёзной угрозы жизни роженицы мы вынуждены будем спасать именно её. Вы должны знать о реальной опасности. Врачи, к сожалению, не всесильны.

– Я могу присутствовать?

– Увы, мы такое не практикуем. В ходе оперативного вмешательства необходима абсолютная стерильность.

– Как я смогу узнать информацию о ходе, даже не знаю, как назвать происходящее?

– Распоряжусь, чтобы вам разрешили находиться в приёмном покое.

– Спасибо. Надеюсь на ваш профессионализм. Скажите Кате, что я очень её люблю и нисколько не сержусь. Она поймёт. Может, разрешите сказать девушке несколько ободряющих слов?

– Роженице сейчас лучше не отвлекаться. Её задача сосредоточиться на главном. От женщины требуется немалое мужество и выдержка. Если у вас сильные нервы, советую поспать.

Роды никак не начинались, схваток больше не было, но околоплодный пузырь лопнул. Плод больше не был защищён стерильной средой. С ним могло произойти всё, что угодно. Любая, даже самая незначительная инфекция могла спровоцировать сепсис.

Катю привезли в операционную. Она была так измучена, что перестала чувствовать боль, хотя всё слышала. Потом изображение и звук поплыли и исчезли совсем.

Позже она слышала приглушённый разговор хирургов, но смысл его не понимала. Потом свет погас, тело проваливалось в пустоту, в которую она летела долго-долго, пока не научилась летать.

Утром ей сообщили, что родился мальчик, весом девятьсот десять граммов, рост тридцать один сантиметр. Сможет он выжить или нет под вопросом. Детей меньше килограмма выходить удаётся редко. Сейчас ребёнок находится в реанимации под наблюдением специалистов. Судьбу его будет решать консилиум.

– Антошка, – выдохнула роженица, – я хочу его увидеть.

– Это невозможно, вы прооперированы. Слышали, что такое кувез? Это камера, мальчик подключен к внешнему источнику дыхания и жизнеобеспечения. Там стерильная среда. Если плод окажется жизнеспособным, это решит консилиум, будем выхаживать. В противном случае не обессудьте. В нашей клинике нет опыта спасения младенцев весом менее килограмма. Мужу сообщили. Он передал вам записку.

“Катенька, держись. Я с тобой”, – прочитала она.

Невесту выписали через неделю. Антошка остался в реанимации. Ещё через неделю маме разрешили десять минут посещать сына. Он был такой маленький, такой беззащитный.

Катенька гладила его ручки, ножки, разговаривала с сыном, старалась не заплакать. Несколько раз в день она приезжала сдаивать молоко.

Истерики догоняли её в общежитии. Лёня по мере возможности старался её успокоить.

Через две недели мальчик окреп, набрал вес больше килограмма.

– Опасность позади, – обнадёжил врач, – вероятность благоприятного исхода довольно большая. Будем надеяться, что ваш сын боец. Через недельку сможете лечь с ним в одну палату, будете видеть, общаться, прикасаться к нему. Кормить пока будем через зонд, содержать в кувезе. Прижать младенца к сердцу, пока не наберёт вес, не удастся.

Каждые десять минут нужно будет набирать в шприц несколько граммов подогретого грудного молока и вводить в зонд, больше он усвоить не сможет. Справитесь?

– Если это не сделаю я, то кто? Это мой сын, я справлюсь.

На вторые сутки Катя от усталости теряла сознание, но ответственность и страх потерять сына заставляли её маниакально повторять процедуру кормления. Иногда приходилось её будить, – мамочка, ребёнок беспокоится. Наверно вы пропустили кормление.

– Что, – схватывалась она, – сейчас, одну минуточку.

Медицинский персонал вёл себя довольно цинично, – мы не можем уделять каждому ребёнку максимум внимания. Это ваше чадо. Напрягитесь.

Лёню Катя видела только через стекло окна. Уделить ему внимание не было сил.

– Наберёте два с половиной килограмма – выпишем. Старайтесь.

Антошка, – выдохнула роженица, – я хочу его увидеть. Тридцать сантиметров – это сколько?

–

Катю привезли в операционную. Она была так измучена, что перестала чувствовать боль, хотя всё слышала. Потом всё поплыло и исчезло.

Фоном она слышала разговор хирургов, но смысл его не понимала. Потом свет погас, тело проваливалось в пустоту. Долго-долго.

– Антошка, – выдохнула роженица, – я хочу его увидеть.

“Катенька, держись. Я с тобой”, – прочитала она.

– Тридцать сантиметров – это сколько, покажите.

– Ширина тетрадного листа семнадцать сантиметров. Нормальный рост новорожденного должен быть в полтора раза больше, сорок пять – пятьдесят сантиметров. Всё, что плод не набрал естественным образом, придётся добирать кропотливым уходом. Я вам не завидую, мамочка. Это адский труд.

Катю выписали через неделю. Антошка остался в реанимации. Ещё через неделю маме разрешили по десять минут посещать сына. Он был такой маленький, такой беззащитный.

Катенька гладила его ручки, ножки, разговаривала с сыном, старалась не заплакать. Несколько раз в день приезжала сдаивать молоко.

Истерики догоняли мамочку в общежитии. Лёня по мере возможности старался её успокоить.

Через две недели мальчик окреп, набрал вес больше килограмма.

– Если это не сделаю я, то кто? Это мой сын, я справлюсь.

– Что, – схватывалась она, – сейчас, одну минуточку.

Лёню Катя видела только через стекло окна. Уделять ему внимание не было сил.

– Наберёте два с половиной килограмма – выпишем. Старайтесь, мамочка, это в ваших интересах.

Из больницы счастливую мамочку с новорожденным выписали только весной.

От свежего воздуха приятно кружилась голова, солнце слепило глаза.

Ленька первый раз в жизни взял Антошку, который был настолько мал, что терялся в ладонях, на руки.

– Катенька, – нам дали комнату в семейном общежитии. Надеюсь то, что сейчас услышишь, не расстроит тебя. Об этом похлопотал Мирошников. Как он узнал о родах, не представляю. Наверно Алина рассказала. Но я с ней ни разу за всё это время не встречался, клянусь. У нас теперь для жизни всё есть. Твои девчонки купили кроватку, мои парни сбросились на телевизор. Родители приобрели всё остальное, даже холодильник.

Матвей Спиридонович приедет через неделю, жить будет у моих.

– Ну, чего молчишь, ты счастлива?

– Не знаю, я теперь ничего не знаю. Мне бы выспаться.

– Пока вы с Антохой выкарабкивались, столько всего произошло. Милка выходит замуж, мы приглашены на свадьбу. Мирошниковы ждут прибавления. У них всё наладилось. Ревновать больше не к кому, Катенька! Нас с тобой ждут в ЗАГСЕ завтра в одиннадцать утра. Документы уже там. Мы с тобой муж и жена. У нас есть Антошка. Ты, я, он – семья, понимаешь!

Катя заплакала.