Kitabı oku: «След Бремера»
Глава 1. В тени тополя
За окном серая и зябкая дымка рассвета таяла под солнечными лучами, несущими сонному городу тепло и краски. К пению утренних птиц постепенно примешивался многоголосый людской гул, монотонный, лишь изредка прорезаемый возгласами приветствий и окликов. По окну пронеслась тень сорвавшейся с крыши стайки голубей – пекарь высыпал с подноса крошки. Цокот копыт по брусчатке оповестил о проезжающей мимо почтовой карете, кучер протяжно зевнул и передернул плечами от еще прохладного воздуха.
Мало того что парадная рубашка пахла дальним углом платяного шкафа, так еще и рукава оказались не по размеру и упрямо не показывались из-под манжет пиджака. Предстать в таком виде перед уважаемыми людьми, конечно, неприлично. Кажется, последний раз он надевал эту сорочку на вступительные экзамены. Пять лет назад рубашка выглядела лучше, а он – хуже.
Теперь ее надевает не хлипкий школяр, а молодой мужчина, по прежнему худой, но складный и с прямой осанкой. Уложенные к затылку каштановые волосы вьются, словно корни бука. Вопреки моде, бакенбарды и усы сбриты, однако желанная борода пока не проявилась.
Сегодня предстоит доказать, что за университетские годы он прибавил не только в росте, но и в знаниях. На этот счет Ноланд не беспокоился – окажись на месте коротковатой рубашки его былое мировоззрение, оно вовсе треснуло бы по швам. Университет и книги отцовской библиотеки влили в него столько знаний, что экзамены он всегда воспринимал не иначе как удачную возможность выговориться, выплеснуть накопленную информацию и собственные размышления.
Однажды на одном из первых экзаменов преподаватель остановил его на середине ответа и поставил максимальный балл, а Ноланд попросил дать ему закончить – не зря же готовился! Кислая улыбка преподавателя и ропот студентов обескуражили. Только потом он осознал, насколько нелепа была просьба.
Лучше надеть на экзамен повседневную одежду, тогда ничто не станет отвлекать и вызывать дискомфорт. Ноланд облачился в коричневый твидовый костюм с простой белой рубашкой. Так он внешне ничем не отличался от сотен других горожан, собравшихся в то утро на службу или по делам. Что же касается внутреннего содержания – мыслей и, особенно, мечтаний, – то вряд ли во всем Хельдене можно было найти другого подобного юношу.
Наконец Ноланд взял бутылек из темного стекла и, пшикнув перед собой, вошел в ароматное облачко. Любимый одеколон отца – "Вечный странник": с бодрыми нотами гвоздики, бергамота, мускуса и с чем-то более сладким, напоминающим цветущий луг летним полднем. "Добротный баргенский парфюм, – говорил отец, – хотя луарские снобы считают его банальным".
Поднимаясь к дяде в кабинет, Ноланд чуть не столкнулся с Вальтером. Тот спускался по лестнице необычно быстро, перебирая ногами ступеньки так резво, словно не разменял недавно седьмой десяток. Глаза напряженно смотрят в пол, между бровями собрались вертикальные морщины, будто Вальтер с утра пораньше решил подсчитать в уме годовой бюджет имения.
– Доброе утро, Вальтер, – сказал Ноланд. – Дядя у себя? Что на завтрак?
Вальтер остановился и посмотрел на него широко раскрытыми глазами. После паузы, уже ставшей неестественной, он поздоровался и сказал:
– Я думал ответить что-нибудь остроумное, но ничего на ум не приходит. Завтрак не приготовил, извини. Я здесь больше не работаю.
С этими словами он поспешно продолжил спуск. Ноланд проводил Вальтера взглядом, пока тот не скрылся в прихожей. Хлопнула входная дверь, и стало тихо.
Дядя Альфред сидел за письменным столом и покусывал губы. Обильно поседевшие волосы спутались, будто ком тополиного пуха. Перед ним лежала стопка деловых писем и несколько сломанных перьев. Пахло дешевым табаком. Когда скрипнула половица, дядя вскинул глаза и привстал в кресле, но, увидев Ноланда, рухнул на место и вздохнул.
– Вальтер рассчитался.
– Да, встретил его на лестнице. Я надеялся, что он останется с нами до последнего.
– Он и оставался до последнего… Из уважения к нашей фамилии старик полгода работал бесплатно. Но нельзя же и дальше так. Раньше я мог вычленить пару десятков талеров из оборота, но сейчас и этого нет. "Товары Бремера" безнадежно убыточны. Понятия не имею, как Теодор добивался прибыли.
– Ты ходил в банк?
– Кредитуюсь почти год. Это как раз одна из причин нашего разорения. Хитрые халиру умудряются взимать проценты даже с долгов, этот народец высасывает из людей деньги, как кровь. – Дядя открыл жестяную табакерку и покачал головой. – Уже трубку набить нечем. Я всерьез подумываю заложить свою долю особняка и тогда…
– Ни в коем случае! – воскликнул Ноланд. – Они устроят в холле букмекерскую контору, а комнаты сдадут луарским пижонам. Другие идеи есть?
– Пожалуй. Я сплю и вижу, как мы вскрываем сейф Теодора и находим там сотни, тысячи талеров! Там однозначно есть какие-то сбережения или ценности.
Ноланд замотал головой и отвел взгляд. Уставившись на темный провал камина в глубине кабинета, он медленно проговорил:
– Взломать отцовский сейф значит на деле подтвердить потерю надежды, что он жив. Но четыре года – не такой большой срок для экспедиции, он и раньше пропадал надолго. Давай повременим с сейфом. Я вот-вот получу диплом и смогу работать.
Затронув тему заработка, Ноланд чуть не поморщился от своей опрометчивости. Дядя Альфред не раз намекал на отсутствие серьезных денежных перспектив у выпускника исторического факультета. Общество причисляет ученых к героям Новой эпохи, однако славы и богатства удостаиваются немногие и далеко не сразу. Сейчас дядя не стал поднимать больную тему и воскликнул:
– Да! С этими разговорами забыл, что сегодня у тебя выпускной экзамен. Не опаздываешь?
– Есть время позавтракать, но раз Вальтер ушел…
– Не проблема! Я открыл новый мешок с походными галетами, срок годности вышел, но плесени нет. На кухне найдешь тоник. – Альфред улыбнулся. – Привыкай к жизни археолога.
Последняя фраза была сказана дружелюбно, однако от Ноланда не скрылась нотка иронии. Он не стал говорить вслух, что маленькая дядюшкина ирония теряется на фоне иронии самой жизни: именно галеты с тоником, которыми университет бесплатно и щедро снабжал студентов-археологов, спасали нынче семью Бремеров от жизни впроголодь.
Спустя три часа Ноланд сидел в университетском сквере и смотрел исподлобья на прогуливающихся горожан и группки радостных выпускников. Последние удостаивались особо ревнивых взглядов. Излюбленная лавочка в закутке сквера, откуда видно всех, но не видно тебя, помогла ему избежать случайных встреч и неудобных вопросов.
Солнце близилось к зениту, но тополь-великан за спиной Ноланда заботливо простер над ним зеленоватую тень. Ноланд любил это место именно из-за тополя. Листья, чуткие ко всем ветрам, в том числе к ветру невзгод, нашептывали слова утешения на тайном языке деревьев. Шершавый серый ствол с потрескавшейся корой создавал ощущение надежности. Ноланд представлял себя персонажем символической картины: худая фигурка на фоне могучей колонны, поддерживающей небо.
Тополь напоминал Ноланду отца: с одной стороны, незыблемая опора за плечами, с другой – неотлучная тень авторитета великого исследователя, из-под которой вряд ли удастся когда-нибудь выбраться. Люди всегда будут уточнять, кто имеется в виду – Теодор Бремер или Ноланд Бремер (если вообще станут уточнять!), и во втором случае последуют пожимания плечами и фразы вроде: "Он тоже исследователь?", "Он что-нибудь открыл или написал?", "Не слышал о таком".
– И вряд ли теперь услышите, – пробормотал Ноланд, обращаясь к пестрой клумбе напротив.
Сейчас источник переживаний был в другом. В конце концов, затмевающий авторитет – не столько бремя, сколько вызов превзойти достижения отца, давшего великолепное образование и воспитание. Но сегодня пошатнулась сама незыблемая опора, как если бы, придя в сквер, Ноланд обнаружил бы тополь спиленным.
Ноланд запрокинул голову, взгляд потерялся в трепещущих листьях и бесчисленных ярусах серо-зеленых ветвей. Прошедшие сквозь крону солнечные лучи ниспадали ласковым золотисто-зеленым шелком. В вышине мелькнуло узкое окно в безоблачное небо. Ноланд небрежно, едва не порвав, свернул выданную университетом справку и убрал ее в карман пиджака.
Он нашел дядю на кухне. Фартук на Альфреде смотрелся нелепо, после розжига плиты на руках остались мазки сажи. Разделочный стол покрывали ошметки овощей, под ногой Ноланда хрустнула луковая шелуха и тут же прилипла к туфле. Аппетитно пахло куриным бульоном и гренками. Увидев племянника, Альфред смущенно улыбнулся.
– Решил приготовить нормальной еды. Как-никак, сегодня у тебя великий день, да и без Вальтера надо привыкать кухарить.
Ноланд раскрыл рот, но дядя опередил его:
– Ты пришел вовремя – устраивайся в столовой, обед будет через пять минут. Тогда и расскажешь, как все прошло. А пока у меня тут все горит.
Ноланд поплелся в столовую. Стол был уже сервирован, в центре стоял шоколадный торт. От увиденного Ноланду стало так горько и обидно, что до прихода дяди он просидел на стуле, разглядывая паркет.
Дядя вернулся с широким подносом, и вместе они накрыли стол. Горячий куриный бульон вдохнул в Ноланда толику оптимизма. Опустошив тарелку наполовину, он сказал:
– Альфред, у меня две новости: плохая и хорошая.
– Если под плохой новостью ты подразумеваешь то, что стал историком, то не переживай. – Дядя улыбнулся. – Главное, чтобы тебе было интересно. Ученые, знаешь ли, двигают нашу эпоху вперед.
Ноланд выронил ложку.
– Не стал я историком – не допустили к экзамену. Это моя плохая новость.
– Как… – дядя поперхнулся, – как такое могло произойти? Ты же образцовый студент, гордость факультета.
– Отказали из-за неуплаты за обучение. Не был переведен последний взнос, а без него сдавать экзамены нельзя. В самый последний момент бухгалтерия известила деканат, и вот я в бессрочном академическом отпуске.
– Невозможно! Когда ты поступил в университет, Теодор открыл на тебя фонд для оплаты всего периода обучения. Средств должно хватить с запасом, включая учебные экспедиции и выписку литературы…
– Не хватило на банк.
– Что?
– Банк дотянулся до фонда и списал задолженность по кредитам. – Ноланд протянул Альфреду измятую справку.
Тот прочитал заверенные печатью строки и нахмурился. Перечитал еще раз.
– Это я виноват, – сказал он скороговоркой. – Не стоило брать ссуду.
– Не вини себя. Я сам, помнится, предлагал тебе обратиться к банкирам. Но они протягивают руку утопающему лишь затем, чтобы снять с его пальцев последние драгоценности.
– Да, метко сказано, да… Но три сотни талеров… – сказал дядя, разглядывая справку. – Ума не приложу, где добыть такие деньги. Хоть ссуду бери! – он невесело усмехнулся.
Ноланд не смог найти силы улыбнуться в ответ. Вздохнув, он сказал:
– Я считаю, пришло время открыть отцовский сейф. В таких обстоятельствах он не стал бы возражать.
– Уверен? – спросил дядя, – сам-то я очень хочу туда заглянуть, но только с твоего твердого согласия.
– Полностью согласен. Это как раз моя хорошая новость. Извини, что я не решался на взлом, когда фирма шла к банкротству.
– Уж тебе-то не за что извиняться! Не переживай, никакие деньги не помогли бы этой пропащей фирме, напротив, я бы и их потерял.
– Почему же?
– Не знаю, правда. Я неплохой управляющий, но "Товары Бремера" приносят только убыток.
– Все-таки отец разбогател наукой? Гранты, стипендии, книги… Музеи всегда приплачивают за новые экспонаты.
– Не сходится. Для его исследований выделялись крупные гранты, но он расходовал их честно, каждый талер и геллер под отчет. Более того, часто он организовывал собственные независимые экспедиции без финансирования, это может позволить себе только богатый человек. Все, да и я в том числе, думали, что деньги приносит фирма.
– И этот дом в центре Хельдена, – задумчиво сказал Ноланд. – Ты знаешь, откуда он?
– Нет, я никогда не спрашивал, неудобно вот так в лоб справляться о недвижимости.
– Определенно, нужно открыть сейф. Это шанс не только наладить дела, но и что-то узнать об отце.
С минуту каждый размышлял о своем. Что таит в себе сейф? Лежат ли там сбережения, или Теодор использовал сейф для документов и научных трудов? Может быть, в нем заперты от мира ценные артефакты прошлых эпох? А если там обнаружатся сугубо личные вещи, непредназначенные для чужих глаз, что тогда?
Наконец, дядя сказал:
– Как насчет восхитительного шоколадного торта?
– Пожалуй! – сказал Ноланд и принялся разливать чай.
Глава 2. Капкан
Теодор Бремер выбрал для сейфа странное место.
Подвальный этаж дома подразделялся на кухонную кладовую и техническое помещение с канализационными трубами. Поскольку особняк находился на бульваре Пайс – улице, берущей начало от дверей городской ратуши, – Бремеры относились к числу счастливых обладателей электрического освещения, и подвал был оборудован лампочкой накаливания. В пахнущей штукатуркой технической комнате было светло и сухо, вдоль стены проходило несколько медных труб с вентилями. В углу громоздился стальной шкаф сейфа.
"Не очень-то удобное место для хранения документов, – подумал Ноланд, – постоянно сюда спускаться, регулярно менять угольную лампочку… да и соседство с водой рискованное". Альфред подозвал его к сейфу.
– Вот четыре барабана с цифрами. Нам нужно четырехзначное число. Есть догадки? – сказал он.
Ноланд надавил на один из валиков и крутанул его. Раздался жесткий металлический щелчок, цифра ноль сменилась на единицу. На валиках не было ни царапин, ни потертостей, способных дать подсказку. Желтоватый металл блестел холодно и неприветливо. Прокрутив барабан до девятки, Ноланд не обнаружил в замке никаких особенностей: нужно лишь ввести код и повернуть ручку.
Они перепробовали все пришедшие на ум комбинации, начиная от года рождения Теодора, заканчивая количеством воинов в войске хранителя Дерека в последней битве при Дозорной башне. Поднаторевший в истории Ноланд перепробовал десятки знаменательных дат, в первую очередь – упомянутые в книге "Лик истории", которую отец опубликовал перед уходом в экспедицию. Но тщетно: какой бы код ни набирали, металлическая ручка не поддавалась.
– Может быть, ее заклинило? – предположил Ноланд, в очередной раз наседая на ручку.
– Заклинило или нет, в любом случае придется звать слесаря, комбинаций слишком много, – ответил дядя и промокнул платком лоб.
– Но кто возьмется официально взламывать замок? Ведь юридически сейф принадлежит не нам!
– А кто вздумает уточнять? – пожал плечами Альфред. – Сейф же находится в нашем подвале. Я даже думал обратиться к изготовителю, но на сейфе нет никакого цехового знака. Явно несерийный экземпляр.
– Тогда я пошел к кузнецу?
– Не торопись, Ноланд. Ты правильно сказал, что заказ на вскрытие может отпугнуть честного человека. Мне кажется, нужно поспрашивать на рынках предместий. Там могут найтись люди, так скажем, имеющие больше опыта в таких делах.
Ноланд прищелкнул языком.
– Рискованно приводить домой вора.
– У нас ему негде разгуляться, разве что сматывать ковры и отколупывать паркет, – сказал дядя. – Кроме того, надо быть чокнутым, чтобы промышлять на бульваре Пайс, рядом со штабом полиции.
– Может быть, городового пригласить? Для надежности, – сказал Ноланд.
– Маргиналы не переносят блюстителей порядка. Достаточно того, что в особняке есть система оповещения. В случае чего мы всегда можем вызвать наряд полиции, дернув за веревочку. От штаба – минута ходьбы.
– Такое ощущение, что ты уже все продумал! Может, и человек на примете есть?
Дядя покраснел.
Утром следующего дня они сидели в холле и ожидали гостя. Стук часового маятника утопал в пыльном ковре. Тяжелая мебель эбенового дерева, казалось, впитывает и растворяет любой случайный звук. На столике между кресел стояли чашки из-под чая и шахматная доска с оставленными в скуке фигурами.
– Как планируешь с ним расплачиваться? – спросил Ноланд.
– Предложу долю от найденного в сейфе, – сказал дядя.
– А если не согласится?
Дядя потер свежевыбритый подбородок.
– Честно говоря, не знаю, чего от него ожидать. Я с ним совсем незнаком.
Ноланд откинулся в кресле и закрыл глаза. Ожидание истончало терпение, стук часов убаюкивал. Чем заняться, кроме как ждать взломщика, он не знал: впервые за многие годы ему довелось находиться в подвешенном состоянии вне учебы и вне каникул. Дальнейшая судьба зависела только от вскрытия сейфа, и ни о чем другом он думать не мог. Даже любимые книги о похождениях легендарных героев не увлекали – древние предания затмевались насущными проблемами, столь банальными в сравнении с великими подвигами и в то же время такими же неодолимыми.
Зазвенел дверной колокольчик.
Дядя жестом показал Ноланду оставаться на месте, а сам бесшумно подошел к глазку. Раздался второй звонок, и Альфред так же тихо вернулся в кресло.
– Снова слащавый юнец из банка, мнящий себя юристом, – сказал он. – Подождем, пока не уйдет, я всегда так делаю.
К окошку приблизился силуэт. В ромбиках полупрозрачного стекла Ноланд разглядел пятно желтого галстука, какие носят министранты Золотого баала. Несколько раз мелькнуло лицо – кредитор силился разглядеть обитателей дома. Наконец он гневно дернул звонок и удалился.
Дядя Альфред прерывисто вздохнул и пробормотал:
– Как же гнусно прятаться. Не думал, что докачусь до такого.
– Ничего, когда-нибудь мы выпроводим их всех до самой ограды, – сказал Ноланд, чувствуя всю неуклюжесть своей поддержки, когда дядю доканывают не долги и незваные гости, а собственная неспособность наладить дела – качество столь постыдное для человека в возрасте.
Дядя рассеянно покивал и ушел в кухню за чаем. Пару минут спустя в дверь постучали. Гость явно не жаловал дверных звонков.
Ноланд, соблюдая по дядиному примеру тишину, посмотрел в глазок. На пороге стоял крепко сбитый мужчина в буром брезентовом плаще. Широкое лицо с цепкими, как репей, глазами терялось в курчавой черной бороде, спутанной с длинными лохмами. Мужчина зыркнул в глазок и сказал:
– Я насчет сейфа.
Голос был грубый, хриплый, с неизвестным акцентом. Ноланд отворил дверь и поздоровался. Без искажающего эффекта дверного глазка незнакомец выглядел еще более коренастым, при этом не уступал Ноланду в росте. Напахнуло потом и техническим маслом.
– Я пришел к Альфреду Бремеру. Кто вы? – сказал он.
– Ноланд Бремер, племянник, я в курсе дел. А как ваше имя?
– Капкан.
Вернулся дядя и поспешно отставил поднос.
– Наконец-то! Рад вас видеть. Хотите чаю?
– Нет. Посмотрим на сейф, – сказал Капкан, постреливая глазами по сторонам. Взгляд задержался на сигнальном шнуре сбоку от каминной полки: дерни за него – и через пару минут явится городовой.
Втроем они спустились в подвал. Ноланд щелкнул рубильником, лампочка осветила кирпичную кладку стен, медные трубы и сейф, застывший в углу.
Капкан что-то заурчал и двинулся вперед, потирая ладони. Осмотрев сейф со всех сторон, он привстал на цыпочки, чтобы заглянуть наверх. Толстые пальцы с грязными ногтями ласково пробежались по холодному металлу. Он оглянулся через плечо и сказал:
– Шедевр!
– Весьма лестная оценка, – сказал Альфред, – но что насчет замка?
Капкан промолчал и продолжил изучение. Из-за пазухи плаща вынул стетоскоп, привычным движением надел дужки и приложил воронку рядом с кодовой панелью. В наступившей тишине раздавалось только его тяжелое сопение. Чуткие пальцы последовательно прокрутили все четыре валика. Подергав ручку, взломщик что-то пробурчал на иностранном языке. Ноланду послышался альтурус, что объясняло скупость фраз и редкий акцент. Наконец Капкан отстранился от сейфа и сказал:
– Открою. Двести талеров предоплатой.
Дядя ахнул:
– Немыслимо! С чего такая цена?
– Во всем Баргене никто не справится с этим замком. Только я.
– Послушайте, у меня таких денег нет. Я предлагаю вам десять процентов от ценностей, которые найдутся внутри. Сумма может оказаться даже больше двухсот талеров!
Капкан задумался, мясистые пальцы с минуту теребили бороду. Качая головой, он сказал:
– Нечестная сделка. Не все возможно поделить, не все возможно продать. А такой контейнер – не для монет.
– Что же вы хотите за взлом? – спросил Альфред. – Наличности у меня нет.
– Половину содержимого. Не меньше.
– Было ошибкой обратиться к вам. Это грабеж, – сказал дядя, побледнев.
– Ха! – рявкнул Капкан, – Бремер был известным ученым – внутри может лежать любой хлам. Даже на моих условиях я рискую. Вдруг там хаммадская мумия? Что мне достанется – голова или ноги?
Ноланд одернул лацканы пиджака и шагнул к сейфу. От Капкана шел жар, словно от парового котла, запах пота и машинного масла усилился. Посмотрев в черные глаза, по прежнему цепкие и без толики разыгранного негодования, Ноланд сказал:
– Теодор Бремер не был, а есть великий ученый! Мумий он в подвале не хранит. И будет вам известно, что хаммадских мумий не бывает. Бальзамирование практиковали только в южном Нааре, где люди поклонялись умершим Кха, тогда как в Хаммаде никогда не…
– Тогда что внутри? – отмахнулся Капкан. – Сейфом вообще пользовались?
Ноланд смутился.
– Это старинное изделие с секретом, – продолжил Капкан, – как знать, открывал ли его сам Бремер?
– Теперь вы заявляете, что даже владелец не мог открыть его! – воскликнул дядя Альфред, – откуда такая уверенность в собственных силах?
– Двести талеров предоплатой или половина содержимого, – сказал Капкан, – или я ухожу.
– В таком случае, всего доброго. Мы справимся сами – просто распилим его, – сказал дядя.
Капкан молча направился к выходу. Уже в холле он обернулся и сказал:
– Вы знаете, из какого сплава этот контейнер?
– Нет, – сказал Ноланд, – из какого?
– И я не знаю. А я работал со всякими металлами, – сказал Капкан. Повернувшись к Альфреду, он добавил: – Вам никогда не распилить его, никогда.
– Теперь это наше дело! – воскликнул дядя, но взломщик уже вышел за дверь.
Через два дня дядя засобирался в Эббу. План был прост: распродать остатки товаров по оптовой цене и закрыть компанию. Вырученных денег должно было хватить на покрытие части долгов и два-три месяца скромной жизни. Поездка обещала затянуться дней на десять.
Ноланд оставался в особняке за главного, правда, все обязанности сводились к созданию видимости, что дома никого нет, – так Бремеры предполагали избавиться от визитов кредиторов. Те приходили несмотря на подписанный Альфредом график выплат, коему он неукоснительно следовал.
Агентам банка не давало покоя наличие у должника элитной недвижимости в центре города. Не проходило и пары дней, чтобы банк не прислал очередное деловое предложение по использованию помещений. Особняк уподобился медленно тонущему кораблю, но Бремеры предпочитали тонуть, чем отдавать его на съедение морскому чудовищу в желтом галстуке.
Перед отъездом Альфред зашел к племяннику в комнату. Ноланд рисовал цветными карандашами легендарную башню Хаадина. Тысячелетний монумент вздымался посреди пустынного побережья и заслонял гряду Сальрадских гор, у шпиля вились птицы. Ни одного окна или бойницы, лишь затейливый узор на серо-зеленой поверхности и бронзовая дверь, закрытая навсегда с времен окончания Эпохи рока.
Увидев дядю, Ноланд смущенно отодвинул рисунок на край стола под нависающие книжные полки. Одно дело, когда предаешься грезам, читая сказания о героях древности, другое – когда берешься за детские карандаши и воплощаешь грезы на бумаге. Настоящие художники не признают даже акварель, что уж говорить о цветных карандашах – вздор и баловство!
– Я провожу тебя до вокзала, – сказал Ноланд, поднимаясь.
– Спасибо, нет нужды, меня ждет кеб. Я принес кое-что.
Дядя протянул конверт из плотного желтоватого пергамента, такой не увидишь на современном почтамте. На сургуче виднелась печать Теодора Бремера. Ноланд взял конверт и ощутил, что внутри не только бумага, но и какой-то твердый предмет. Он вопросительно посмотрел на дядю.
– Перед уходом в экспедицию Теодор велел передать тебе это, когда закончишь университет, – сказал Альфред. – Я собирался отдать сразу после экзамена, потом тянул время, надеясь, что вскроем этот злополучный сейф и оплатим долг за обучение… словом, я считаю, что ты университет закончил, а диплом – это формальность.
Ноланд прижал конверт к груди и сказал:
– Если отец написал о маршруте своей экспедиции, то я отправлюсь за ним.
Альфред открыл рот и в течение минуты не мог подобрать слов. Наконец совладал с собой и сказал:
– Если куда-то соберешься, дождись моего возвращения, хорошо? В крайнем случае отправь мне в Эббу телеграмму и дождись ответа.
– Не волнуйся дядя, я лишь высказал наболевшее. После неудачи с сейфом я только и думаю, куда податься. Образования у меня нет, в бизнесе я швах. Отправиться за отцом – лучшее, что я придумал.
– Ноланд, ты активный и грамотный юноша. Я рекомендую тебе присмотреться к карьере журналиста. Это тоже в некотором роде исследователь…
– Спасибо за совет, – пробормотал Ноланд, не отрывая глаз от конверта.
Дядя взглянул на часы и торопливо распрощался.
Ноланд остался в особняке один.
