Kitabı oku: «Принц и Виски»

Моей маме Эльмире и бабушке Неониле –

двум самым сильным женщинам

из всех, кого я знаю.

Порой мне кажется, что вы родом из Мистиктауна!

Пролог

– Достойного принца в наши дни не так-то просто откопать, – любит повторять моя бабуля, и она чертовски права. Я уже полночи рою, а впереди ещё не меньше двух футов земли!

Устало откинув волосы со лба, я поправила часы, сложила руки на черенке лопаты и подняла лицо к небу, где висела яркая крупная луна в окружении веснушек звезд. Сладко пели ночные птицы, ветерок доносил аромат мелиссы и шалфея… А я стояла на старом сельском кладбище, по пояс в земле, и откапывала принца, которому, по слухам, шестьсот лет.

Во всем виноват Арий Лоск. Если бы не он, мне бы и в голову не пришло ничего подобного.

– Мы ведь оба с самого начала знали, что долго это не продлится, – небрежно заметил он во время нашего последнего разговора, поглядывая через плечо на столик, за которым сидели его дружки – самые популярные парни Мистиктауна.

– Знали? – дрожащим голосом переспросила я, всеми силами стараясь не выронить поднос с уткой по-пекински и печеной фасолью. В тот день была среда, и я работала в «Веселом вороне» во вторую смену.

Он положил руку мне на плечо и наклонился вперед, отчего волнистая прядка упала на лоб, сделав его до боли похожим на белокурого Джеймса Дина¹.

– У тебя имя странное, и сумасшедшая бабка, – пояснил он.

– Ты бросаешь меня из-за бабули? – не могла поверить я.

– А ещё фриковые чулки.

Я опустила глаза на чередующиеся сиреневые и розовые колечки. Наверное, я первая девушка в истории, которую бросили из-за расцветки чулок.

– И так во всём, Виски. Так что для тебя это не могло стать неожиданностью.

Вот тут он ошибался. Ещё как стало! Я искренне верила, что у нас всё всерьез и навеки. Даже на яблоне в саду вырезала наши имена, а когда он спал, рисовала гелевой ручкой признания на тыльной стороне ладони.

В мою жизнь Арий ворвался этим летом. Он вбежал в наш паб, прикрываясь курткой от дождя, и, хотя тринадцатый столик был закреплен за Марикой, я подошла принять заказ, волнуясь, как школьница на рок-концерте, приглашенная в вип-зону к кумиру. И в тот миг, когда он поднял голову и с улыбкой ткнул в апельсиновый пунш, я уже придумала имена нашим детям и даже кличку золотистому ретриверу, который у нас будет. Всем порядочным парам положен питомец, как в рекламе собачьих шампуней.

Целых два летних месяца безоблачного счастья, после которых он заявляет, что никогда не воспринимал меня всерьез. А я ведь не сомневалась, что на осенний бал мы пойдём вместе. Даже выкройки с чердака принесла, озаботившись фасоном платья…

Посетители паба привычно гудели, я опустила голову, смаргивая слезы и стараясь взять себя в руки, и тут к нам подошли туфли. Понять, кто в них, не составило труда: во всём городе только Регина Санкёр могла носить лабутэны на алмазной шпильке.

Я заскользила взглядом выше, туда, где начинались идеальные ноги, а они всё не кончались и не кончались. В отношении Регины выражение «ноги от ушей» вовсе не фигуральное. Говорят, она застраховала их на неприличную сумму, а ещё её приглашают сниматься в рекламе. Естественно, не в шерстяных полосатых чулках.

Раздался звук поцелуя.

– Ты уже ей сказал, пупсик?

Я окончательно подняла глаза как раз в тот момент, когда пухлые губы Регины отлепились от щеки Ария, оставив на ней смачный след помады. Похоже, её поцелуи обладали какой-то мистической силой, вроде как, высасывали мозг у парней, потому что вид у него стал совсем ошалелый.

– Да, – пробормотал он, глядя на неё, как я на пирожные после шести.

– Вот и чудно. – Она смерила меня пренебрежительным взглядом и направилась к столику, где сидели друзья Ария, на ходу бросив. – Добавь к заказу воду без газа и отварную спаржу.

Вчера, возвращаясь после дневной смены, я заметила Регину в витрине «Звездного шлейфа» примеряющей платье с открытой спиной. Чтобы купить такое, мне пришлось бы копить ещё полжизни, ну или продать почку. Весь город уже знал, что на осенний бал Регина Санкёр и Арий Лоск идут вместе. Господин Улаф, хозяин «Весёлого ворона», даже выходной мне по этому случаю предложил. Хотя не проявил такого понимания, когда моих родителей, ехавших с очередного сборища детей природы, унесло ураганом вместе со стареньким мини-вэном, и мы с бабулей окончательно остались одни.

Это стало последней каплей.

Я привыкла, что на меня косятся и считают странной, но жалости не потерплю!

Если вы знаете лучший способ продемонстрировать всему городу, что меня ничуть не задело расставание с Арием Лоском, кроме как заявиться на бал под руку с настоящим принцем, готова его выслушать.

Я вздохнула поглубже, отогнала воспоминания и всадила лопату в землю. Ещё немного усилий, и раздался глухой стук. Откинув инструмент, я опустилась на колени и разгребла ладонями оставшийся слой.

Гроб принца украшал помпезный барельеф: черный шакал с серебряными крыльями повергал врагов мощным ударом лапы. Внизу корчились маленькие рыцари, один болтался в зубах, перекушенный пополам. Глаза у шакала были выложены рубинами, а по периметру крышки бежала надпись, слишком старая и витиеватая, чтобы я могла её прочесть. Наверняка, что-то про доблесть и отвагу того, кто упокоился внутри. Сбоку тускло поблескивали замки.

Я снова взяла лопату и несколькими ударами сбила их. Когда отскочил последний, глаза шакала на миг вспыхнули алым.

Прежде чем приподнять крышку, я помедлила, собираясь с духом. Сами понимаете, момент ответственный: во-первых, принц мог оказаться не заколдованным, как принято считать, а самым обыкновенным, и тогда внутри меня ждёт горка костей и сгнившие тряпки. Во-вторых, не факт, что я сумею его разбудить, даже если он под действием чар. Ну, и наконец самая важная причина: а вдруг легенды бесстыдно врут, как это принято у легенд, и покровитель города окажется лысым подслеповатым заморышем на две головы ниже меня? С таким трудновато будет кому-то что-то доказать на балу.

Но пути назад нет, поэтому я уперлась острым краем лопаты, поднатужилась и откинула крышку.

Из глубины поднялось облако мельчайших частичек, заставив меня закашляться. Я замахала рукой, разгоняя его. Наконец завеса рассеялась, явив взору лежащего внутри.

На атласной обивке покоился юноша в старинном бархатном дублете. Немного неожиданной стала поза: руки не скрещены на груди, а выставлены вперед, пальцы скрючены, словно он скреб крышку изнутри. Это ж в какой момент человека должно прихватить заклятие, чтобы он так выглядел?

В остальном легенды не врали: принц был душераздирающе красив (ну, или мне так показалось после опасений увидеть хилого старого хрыча). В общем, он был именно таким, каким и полагается быть принцам: загадочен, молод, на вид лет двадцати с небольшим, то есть чуть постарше меня, а бледное лицо в обрамлении черных кудрей и сжатый в полоску рот с трагической складкой в уголке придавали ему сходство с морфинистами викторианской эпохи. Вот только скулы неожиданно острые, смотрятся угрожающе. Но оно и понятно: не есть и не пить шесть веков. Этот момент я предусмотрела, поэтому захватила из дома кусок лимонного пирога, пару яблок, сэндвич и колу – всё осталось в наплечной сумке на ограде. На тот случай, если оживший принц вздумает запасть не на меня, а на Регину Санкёр, как все остальные парни в городе, я подмешала ему в газировку порошок из десяти листков болиголова.

В изголовье белели косточки на кучке кольчужной трухи – видимо, того самого ворона Морока, верного сподвижника принца из легенды про основание города.

Я пригладила волосы, отряхнула платье и порылась в кармане в поисках бумажки с заклинанием. Вообще-то никакого официального способа снять чары не существовало. Это мы с Неттой выяснили, когда обеим было по тринадцать: стояло лето и несусветная жара, а список чтения по литературе грозил вызвать приступ нарколепсии. Поэтому вместо изучения классиков мы прочесали сверху донизу городскую библиотеку, кроме закрытого архива, ища способ оживить красавчика, но так ничего и не нашли. В итоге придумали собственное заклинание, взяв за основу строку из сборника фольклора и добавив кое-что от себя. Как назло, на выходе из библиотеки столкнулись с Региной и её подружками-фуриями. Она вырвала из рук листок, прочла его вслух манерно-насмешливым тоном под хихиканье своих подлиз и жеманно чмокнула. Настроение оказалось испорчено, и с тех пор мы с Неттой про принца не вспоминали.

Эту-то бумажку, завалявшуюся по чистой случайности в нижнем ящике комода, я и прихватила с собой, надеясь на удачу и пресловутый семейный дар. Многие в городе считают нас, Финварра, ведьмами. Чушь, конечно: будь я ведьмой, оказалась бы в такой ситуации?

Я прочистила горло и, стараясь, чтобы голос звучал торжественно, но при этом кокетливо, прочла:

Ещё не день, ибо светит луна,

Приди же ко мне тропою, что сокрыта днём,

Сим поцелуем я пробуждаю тебя, принц Варлог.

Закончив, сложила бумажку, убрала в карман, наклонилась и поцеловала его. Губы принца оказались твердыми, как мрамор, и такими же холодными. Я отстранилась, посмотрела на неподвижное лицо, кашлянула и, на всякий случай, поцеловала ещё раз. Ну ладно, я поцеловала его раз десять. Ноль эффекта.

Едва не застонав от разочарования, поднялась с колен и ухватилась за край ямы. Закинула ногу, кряхтя, подтянулась, кое-как выбралась наверх и направилась к сумке.

Порывшись внутри, достала сэндвич с колой и устроилась на одном из надгробий. Итого вместо одной проблемы теперь две: придётся ещё и закапывать принца – не оставлять же захоронение в таком виде.

Я вгрызлась в бутерброд.

Может, стоило спеть ему? Бабуля как-то сказала, что моё пение в душе по утрам поднимет даже мертвого. А ведь какой хороший был план! Жаль, ничего не вышло…

В траве рядом что-то зашуршало, и оттуда высунулась остренькая мордочка белки. У нас в Мистиктауне они странноватые, больше похожи на крыс, а не тех забавных пушистых зверьков, которыми пестрят иллюстрации в книгах.

Я отломила кусочек бутерброда и протянула ей. Белка схватила угощение и принялась жадно наворачивать за обе щеки. Я последовала её примеру. Провальный план отнял массу сил, а на работу мне в первую смену.

Внезапно на освещенный луной участок передо мной упала тень. Прямо за спиной стоял кто-то высокий, худой и с развевающимися кудрями.

Я медленно повернулась и выронила бутерброд, чувствуя, как к нижней губе прилип листик салата.

Там стоял принц, а над плечом у него бил костяными крыльями скелет ворона с пылающими алым глазницами. Когда я повернулась, оживший поднял голову, и очи вспыхнули, как два лунных омута. Скулы ещё больше заострились, верхняя губа вздыбилась, да и вся поза, напружиненная, с разведенными локтями, больше напоминала звериную, чем человеческую.

Наконец, опомнившись, я трясущимися руками потянулась к сумке.

– Доброе утро… то есть ночь, ваше высочество. С пробуждением! Вы, наверное, голодны? Я тут захватила перекусить. Не бог весть что, но лучших пирогов, чем у моей бабули, вам во всем городе не сыскать.

Принц по-птичьи наклонил голову к плечу, шумно втянул носом воздух и вдруг одним ударом пригвоздил белку к постаменту, сгреб тушку и вгрызся в неё. Раздался хруст и возмущенный писк жертвы, не успевшей доесть свой последний в жизни сэндвич. Челюсти сомкнулись ещё раз, и он оборвался.

Принц отшвырнул зверька и выпрямился.

Глаза заволокло багрово-черным туманом. Он улыбнулся мне полным шерсти и крови ртом, и во взгляде завихрилось скопившееся за шесть веков безумие.

Перцовый баллончик! – мелькнула мысль. Бабушка подарила мне его на семнадцатилетие. Я продолжила судорожно шарить в сумке, лепеча что-то про пироги, осенний бал и лабутэны Регины Санкёр.

Внезапно с дороги раздался громкий сигнал и визг шин. Какой-то припозднившийся автолюбитель встретил лося или другого припозднившегося автолюбителя. Я на миг отвела глаза, а когда снова посмотрела на прежнее место, принца уже не было, ворон тоже исчез. Только ветви боярышника тихонько покачивались.

Я поднялась и повернулась кругом, растерянно оглядывая пустое кладбище.

Кажется, в таких случаях принято говорить «ой»…

Глава 1

Я несколько раз обошла территорию кладбища, выкликая имя принца, но он так и не отозвался. Если бы не разворошенное захоронение и пустое ложе с вмятиной, решила бы, что мне всё примерещилось. В любом случае пора было возвращаться домой – до города ещё несколько миль вдоль шоссе топать.

Руки одеревенели от усталости и едва слушались, но я вернула крышку гроба на место, кое-как закидала землей и разровняла лопатой. Потом нарвала у ограды мальву и очанку и воткнула сверху. Поправила декоративную урну. Вот так. Если не приглядываться, ничего не заметно. А приглядываться и некому: я ещё когда брала лопату из сторожки, обратила внимание на ворсистые ковры паутины и пуфики пыли – сюда несколько десятилетий никто не наведывался, не считая редких туристов, и, наверняка, ещё столько же не наведается. Кладбище старинное и закрыто для новых захоронений. Но лопату я всё равно исправно повесила на гвоздь, к другим инструментам для расчистки дорожек.

К тому времени, когда выбралась на шоссе, начало светать. По дороге зевала и размышляла о том, куда мог направиться принц. Наверное, он уже за тридевять земель отсюда. Я бы, на его месте, делала ноги из нашей дыры. А учитывая резвость передвижений, не удивлюсь, если он прямо сейчас заходит в парижское кафе «Две мельницы» на Монмартре, в котором я мечтаю побывать с тех пор, как посмотрела «Амели», или гуляет с медведями по Красной площади или вообще сидит на Великой китайской стене.

Родной коттедж встретил меня мирной тишиной. На крыше сонно поворачивался флюгер в виде поварешки, ветви сливы дружелюбно погладили по спине, когда я, пригнув голову и прижимая сумку к груди, спешила к крыльцу. Заходила, соблюдая максимальную осторожность, и сразу скользнула к лестнице на второй этаж.

Оказавшись в комнате, кинула сумку на пол и, раздеваясь на ходу, прошествовала в ванную. Зеркало на контрасте с белоснежной кафельной плиткой отразило полный масштаб катастрофы, которая разразилась бы, застань меня бабуля под утро в таком виде: в спутанных рыжих волосах застряли листики и мелкие веточки, одна сережка где-то потерялась, а грязь добралась даже за уши. Я зашла в душ и повернула краны, наблюдая, как вода быстро теряет прозрачность, а мелкий сор и травины, кружась, затягиваются в сливное отверстие.

Особенно долго драила мочалкой ногти. Наконец, выбралась на коврик, обтерлась насухо, облачилась в старую пижаму и вернулась в спальню. Сил сушить волосы уже не осталось – до будильника и так всего полтора часа: лучше встану пораньше и улизну на работу до того, как поднимется бабушка. Все следы я, вроде бы, тщательно замела, но с ней никогда нельзя быть уверенной. У бабули какое-то звериное чутье на мои косяки, даже на те, которые ещё не совершены.

Я завела круглый обшарпанный будильник с выцветшей картинкой какого-то приморского города и упала лицом в подушку. Кажется, не успела даже долететь до неё, а он уже запиликал.

Невысушенные волосы превратились в гнездо. Кое-как причесавшись, я натянула футболку с героиней из «Храброй сердцем». Нетта, когда дарила её, сказала, что Мериду рисовали с меня. Это, конечно, преувеличение, но в чем-то она права. Хотя волосы у меня не морковно-рыжие, а темнее. Прибавив к футболке приличную юбку-шотландку и гриндерсы, критически оглядела себя в зеркало: может, стоит постричься? Каждой девушке полезно время от времени сменить имидж, особенно если она не меняла его последние семнадцать лет. Интересно, перестал бы Арий считать меня странной, если б увидел, к примеру, с элегантным каре?

Я тут же разозлилась на себя и специально нацепила с полдюжины пластиковых колец и браслетов. Потом запихнула в сумку бейдж с именем, запасную футболку и упаковку домашней жвачки на травах, повернула дверную ручку и выскользнула в коридор.

В последнее время у меня появилась отвратительная привычка соотносить все поступки с реакцией Ария: какой диск он бы предпочел послушать? Ногти на обеих руках лучше покрасить в один цвет или малиновый фиолетовым не испортишь? Дошло до того, что я коричневых мишек из сухих завтраков стала выбирать, потому что он предпочитал пшеничные шоколадным. Я даже те чулки выкинула. А потом достала из контейнера, сожгла и снова выкинула. Но что-то подсказывало: чтобы Арий Лоск перестал считать меня ненормальной, пришлось бы выкинуть весь дом заодно со мной.

Коттедж у нас старенький, кряхтит и охает на разные лады, как живой. А в грозу поет: флюгер на крыше повизгивает фальцетом, половицы и дверные косяки дребезжат, и им вторят хрустальные рюмочки из серванта в гостиной. В лестнице же нет ни одной не скрипучей ступеньки, по ней даже бегать можно и играть, как на большом пианино. Но я давно досконально изучила каждую и знала, куда ступать, чтобы не производить шума, поэтому спуск прошел гладко.

На цыпочках пересекла холл с открытыми по обеим сторонам дверьми – ветерок играл занавеской в гостиной, а с кухни уютно тянуло душистыми яблоками и блинчиками, – и уже взялась за входную ручку, когда до меня дошло. Блинчиками?!

Одновременно с этим ушей достиг беззаботный голос, насвистывающий песенку про девушку, сбежавшую из дома, чтобы скитаться по морям с возлюбленным пиратом. Свист на секунду прервался.

– Доброе утро, рыжик.

И снова возобновился.

Я примерзла к месту, медленно отпустила ручку и вернулась к кухонному проему, улыбаясь от уха до уха, аж щеки трескались.

– Бабуля, ты рано! Ты же обычно встаёшь на… – кинула взгляд на наручные часы, – целый час позже!

Бабушка повернулась ко мне, не отнимая левой руки от рукояти сковороды, и задумчиво помахала зажатой в правой лопаткой.

– Проснулась сегодня ни с того ни с сего с мыслью: дай-ка испеку Виски блинчики. Давненько их уже не готовила.

Кисть отточенным движением шевельнула сковороду. Золотистый кругляш взметнулся в воздух, сверкнув ажурными дырочками, несколько раз перевернулся и шлепнулся точнехонько в чугунные объятия блинницы.

Всё это бабушка проделала, не глядя. Потом отвернулась к плите и ткнула лопаткой в пустой стул.

– Сядь.

– Прости, я правда хотела прийти на работу пораньше. Ты ведь знаешь, господин Улаф в последний раз опять грозился меня уволить, и…

Лопатка припечатала зашипевший блинчик, и я покорно опустилась на указанное место, пристроив сумку рядом. Это только с виду моя бабуля одна из тех безобидных особ, которые просят у вас достать в супермаркете порошок с верхней полки, а потом долго и утомительно рассыпаются в благодарностях, рассказывают о своих кошках, внуках и приглашают заглянуть как-нибудь на чай.

На деле же я испытывала сейчас примерно те же чувства, что и должник, наблюдающий за тем, как Дон Карлеоне жарит стейки.

Бабушка выключила плиту, повернулась и с улыбкой поставила передо мной блюдо с высокой стопкой блинчиков – на верхнем ещё скользил, лениво тая, ярко-желтый кусочек масла. По бокам примостила две пиалы: со сметаной и смородиновым вареньем.

Воспользовавшись тем, что она отвернулась повесить прихватку, я быстро понюхала верхний блин. Кажется, всё чисто. Но когда имеешь дело с моей бабулей, лучше перестраховаться. Когда я вернулась с первого свидания с Арием, она пекла плюшки с корицей. Я умяла аж три. А попутно выболтала ей все подробности встречи, включая момент в самом конце, когда Арий, заглушив мотор перед домом, повернулся и поцеловал меня, и какой восторг я при этом испытала. Как потом его рука забралась ко мне под кофточку и легла на грудь, и я позволила ей там оставаться на всем протяжении поцелуя. А целовались мы долго.

– Ничего не хочешь мне рассказать? – ласково поинтересовалась бабушка, пододвигая стул и усаживаясь напротив.

Я быстро макнула блин в сметану и откусила.

– Неа, а что такое?

– Да ничего. – Она провела рукой по столу, стряхивая крошки в ладонь. – Просто интересуюсь. Могу же я узнать, чем живёт моя внучка, что нового.

И взгляд обманчиво рассеянный. Она даже поморгала для вида, хотя зрение – как у сокола. Я это точно знаю, от господина Гуна, нашего офтальмолога. Он отказался выписать ей очки на том основании, что бабуля видит даже муху, присевшую на арбузную корку на другом конце города. Понятия не имею, зачем они были ей нужны. Наверное, считала, что так будет проще сойти за рядовую старушку.

Поразительная наивность. Все в Мистиктауне знали, кто такая Брунгильда Финварра, и про её наследственный кулинарный дар, передающийся в нашем роду из поколения в поколение по женской линии. А там, где дар, там «ведьма» в спину и косые взгляды, проецирующиеся на всю семью. Что, впрочем, не мешает горожанам выстраиваться в очередь к бабулиной продукции на ежегодной осенней ярмарке и постоянно обращаться за съедобной помощью.

А что же мой дар, спросите вы? А на мне природа отдохнула: нет у меня никакого дара, если не считать таковым талант поглощать плюшки с космической скоростью. Я даже блюдо из одного ингредиента умудрилась запороть: знаете, это когда банан замораживаешь дольками, а потом включаешь блендер, вжик, и вуаля, шикарное мороженое готово. И вообще-то я не готовлю. Никогда. Этим летом только сделала исключение для Ария, рискнув испечь кексы. Он похвалил и спешно попрощался. А через десять минут я пошла выбрасывать мусор и обнаружила, что его тошнит в кустах.

– Да что у меня может быть нового? – Я старательно проложила дорожку из варенья и свернула блин. – Всё, как обычно. Сама-то есть не будешь?

Бабушка пожала плечами, пододвинула к себе другую тарелку и подцепила кругляш.

– Собираешься в пятницу на бал? – резко сменила тему она.

Я застыла, не донеся блин до рта – про расставание с Арием ей не говорила. Официально не говорила, хотя не сомневаюсь, что она обо всём знает. Помню, в День-Который-Нельзя-Вспоминать, как окрестила его Нетта, провожая меня на работу, бабушка молча сунула мне в сумку жестянку с домашним печеньем. Тремя часами позже хватило одной штуки, чтобы мой поток слез в уборной пошел на убыль.

– Пока не решила. – Я поднялась и чмокнула её в щеку. – Спасибо за завтрак, ба, мне правда пора. А эти захвачу с собой.

Быстро сложила несколько блинов уголком, сунула в пластиковый контейнер и, помахав на прощание, вышла из дома.

Прикрывая калитку, обернулась. Бабушка стояла на освещенном утренними лучами крыльце и, сложив руку козырьком, смотрела мне вслед.

Сейчас она выглядела, как самая обыкновенная старушка. Даже безо всяких очков.