Kitabı oku: «Исход зверя»

Глава 1
Шабаш Врат

Ветер стих, и островом завладела тревожная противоестественная тишина. Лес замер, словно прислушиваясь к ней и вглядываясь в поляну с поваленными и давно высохшими деревьями, как один лежащими вершинами к центру. Полная луна вышла из-за туч, высеребрила мрачный пейзаж, не избалованный разнообразием красок даже днем. Теперь же в его палитре присутствовали всего два цвета – черный и призрачно-желтый.

Однако тишина длилась недолго.

В протоке, отделяющей небольшой озерный остров от материка, появилась вереница лодок, послышался скрип уключин, журчание воды, плеск. Лодки пристали к пологому песчаному берегу, из них начали выпрыгивать люди в черных плащах с остроконечными капюшонами. Их было много, не менее полусотни, и каждый нес в руке крест со странным образом загнутыми концами. Затем из лодок выгрузили на берег два мешка. Один положили на носилки, и четверо мужчин в черном взялись за ручки. Судя по их усилиям, мешок был очень тяжел. Второй мешок взвалил на плечи последний из прибывших и понес за остальными, направившимися к поляне в лесу, упавшие деревья на которой образовывали своеобразную многолучевую звезду.

Прибывшие окружили центр поляны – черную плешь с невысоким бугром. Они сняли с носилок мешок, вынули из него содержимое – плоскую каменную плиту поперечником в метр и толщиной в три десятка сантиметров – и водрузили на вершину бугра, создавая нечто похожее на алтарь. Плита была темной, при дневном свете скорее всего буро-коричневой, цвета запекшейся крови, с высеченным на ней изображением какого-то апокалиптического лика.

Носилки унесли. Монахи взялись за кресты с изогнутыми концами, подняли их над головой. В лунном свете стали видны выбитые на верхних концах крестов пятиконечные звезды, самый длинный луч которых смотрел вниз.

Последний монах принес мешок с шевелившимся внутри живым существом, развязал и вытряхнул на землю козла с длинными витыми рогами. Козел ударился о камень, вскочил, очумело затряс головой и заблеял.

К алтарю приблизился высокий горбатый монах, вытянул к каменной плите свой крест и заговорил на неизвестном языке, слова которого состояли почти из одних согласных. Звезды на крестах налились мрачным багровым свечением. Воздух всколыхнулся, поднялся ветер. Горбатый предводитель церемонии прокричал еще несколько трещащих слов, хлестнувших пространство поляны. Откуда-то снизу, из недр острова, послышался тяжкий рокочущий гул. Вокруг недрогнувшей цепи черных монахов завыло и загрохотало. С небес сорвалась яркая зеленая молния, вонзилась в каменную плиту, которая на несколько мгновений засветилась изнутри призрачным зеленоватым светом.

В тот же миг монах, принесший козла, ножом вспорол ему горло, схватил за ноги и перевернул вниз головой, так что струя крови брызнула на камень. Зашипело. Раздался громовой удар. Снизу, из-под плиты, вырвался сноп фиолетово-зеленых молний, пронзил камень, ставший прозрачным, как стеклянная глыба. Голова демона, высеченная на нем, приобрела объем, как бы высунулась из плиты, выросла над поляной, доставая макушкой вершин деревьев, ожила. Однако глаза демона остались пустыми, мертвыми, и голова полудракона-получеловека, повернувшись пару раз в разные стороны, втянулась обратно в почерневший, словно обуглившийся камень. Раздался еще один удар, грохот, гул. Земля задрожала. Вершинами к центру поляны упало еще несколько деревьев. Казалось, сейчас разверзнется бездна и поглотит все и вся: монахов, деревья, алтарь, главного колдуна.

Но через некоторое время грохот прекратился, а ветер стих. Концы крестов перестали светиться. Монахи молча спрятали их в складках плащей, потянулись назад, к лодкам. Четверо обернули погасший, дурно пахнущий камень в черную ткань, уложили на носилки и с трудом понесли к берегу. Впечатление складывалось такое, что плита резко потяжелела.

В центре поляны остался только один горбатый монах, согнувшийся под тяжестью неудачи, опиравшийся обеими руками на суковатый посох. Мерзкий запах – все, что осталось от убитого и сожженного черной энергией козла, – его, казалось, вовсе не беспокоил.

– Ритуал устарел, – глухо пробормотал он. – Модуль сгорел и не откроется… Да придет Тот, чье имя будет произнесено!

Из бугра в центре поляны с визгом вынеслась в небо длинная фиолетовая искра, расплылась дымной светящейся струей, погасла.

Горбатый монах не пошевелился, глядя куда-то сквозь землю как зачарованный. Потом прошептал какое-то каркающе-свистящее слово и побрел с поляны в лес. В лодку он сел последним. Заработали весла, лодки направились по протоке к озеру, скрылись за стеной тростника. Некоторое время был слышен скрип уключин и плеск воды. Стих.

Луна высветила серебристо сверкнувшую в воздухе птицу, парящую над островом. Это был гигантский альбатрос. Покружив над поляной, где состоялась таинственная мистерия, он взял курс на юг, затерялся в небе, исчез.

Вернувшись в свою скромную келью, запрятанную в недрах храма Морока и недоступную не только простым смертным, но и мало кому из посвященных магов, горбатый устроитель черной мессы, которого звали Хрисанфом или чаще Хрисом, сбросил плащ-сутану и остался в черном кафтане с атласными отворотами и обшлагами, украшенными вязью геометрических фигур, которая была видна только при определенном угле зрения. Походив из угла в угол неуютного тесного помещения с единственным стулом и кроватью у стены, он вышел из кельи и направился по коридору нижнего уровня в ту часть храма, где располагались покои верховной жрицы Пелагеи, сожранной год назад Древним. Ее пост до сих пор оставался незанятым, так как не находилось достойной преемницы.

Пройдя первую и вторую кельи, соответствующие двум уровням бытия: отшельнически покаянному, монашескому – для работы с послушницами и жрицами храма, и уровню го-стхи, уровню общения с теми, кого желала лицезреть Пелагея, Хрис сотворил заклинание и вошел в третью келью, келью сброса эмоций. В этой комнате, больше напоминающей номер люкс в пятизвездочном отеле, верховная жрица отдыхала и занималась плотскими утехами.

Оглядев келью, Хрис открыл неприметную дверцу в стене за громадной кроватью жрицы, понюхал воздух и закрыл дверцу. Она вела в комнату Ю, где хранился когда-то запас юаньшэньши – дыхания Морока, его мистической энергии. Однако запас юаньшэньши Пелагеи давно закончился, и подзарядиться энергией Господина было уже невозможно.

Вздохнув, Хрис открыл дверцу упрятанного в другую стену бара и долго копался в его содержимом, пытаясь отыскать сосуд с ниргуной. Не нашел, плюнул в сердцах, достал бутыль темно-коричневого стекла и сделал из горлышка бутыли большой глоток. Замер, закатив глаза, шумно выдохнул, прослезился. Сделал еще один глоток, поменьше, и поставил бутыль обратно.

– Старая стерва! – выговорил он сквозь зубы. – Это же чистый стрихнин, а не ром!

Подойдя к кровати, маг храма представил лежащую на ней восемнадцатилетнюю красавицу, в которую могла превращаться верховная жрица. Глаза его на несколько секунд стали маслеными. Он потрогал роскошное стеганое атласное покрывало, присел на край ложа, и в этот момент что-то произошло.

Воздух кельи наполнился невидимым темным светом и жизнью. Стены комнаты вздрогнули. Кровать шатнуло. И тотчас же вычурно-зализанный «трон» домашнего видеотеатра в углу кельи вздохнул, как живой, стал зыбким, текучим, меняющим очертания и объем. Двухметровый экран его засветился синим накалом, выпятился, превратился в бельмо жуткого глаза.

Хрис вскочил и тут же сел обратно на кровать на ослабевших ногах.

– Господин!..

В костях черепа мага раздался скрипящий холодно-равнодушный голос:

– Ты не открыл Врата!

– Да, Господин, – склонил голову вспотевший маг. – Модуль выхода был обработан с и л о й противоположного знака и закрылся. Я не в состоянии его разблокировать. Не хватает власти. Нужна ниргуна. Необходима верховная жрица, имеющая выход на эгрегор творительниц. Нужны послушницы, готовые стать Вашими проводницами.

– Дай мне связь с Черным Веем. Я не слышу его.

– Черный Вей… ушел… его нейтрализовал волхв Евстигней.

Телевизор разгневался.

– Почему ты не помешал этому?!

– Агент Черного Вея по особым поручениям Безымень отвлек меня. Он переметнулся на сторону волхвов. Пока я возился с ним, Черный Вей…

– Мне нужен другой чемор! Эмиссар!

– Могу предложить кандидатуру…

– Ты стар и слаб!

– Д-да, Господин, – заикнулся Хрис, действительно собираясь предложить себя. – У меня собрано досье на всех чиновников и олигархов Руси. Есть отличные экземпляры. Например, глава энергетической компании. Или мэр стольного града.

– Нужны люди с властью, но тихие.

– Понимаю, «серые кардиналы». Есть и такие. К примеру, глава администрации президента Калошин. Замминистра МВД. Некоторые руководители депутатских фракций Госдумы. Люди, связанные с бизнесом и криминалом. К примеру, председатель Госкомимущества, вице-премьер, министр экономического развития и торговли, генсек Национального олимпийского комитета, заместитель гендиректора ВВЦ и другие. Всего около ста фамилий.

– Твои рекомендации?

– Э-э-э…

– Только не ошибись! Ты и так наделал ошибок, как и Пелагея, и Черный Вей. Вы почти провалили дело! Еще одна ошибка, и…

Голову Хриса пронзил укол дикой боли. Однако он удержался от крика, только согнулся, покрылся испариной, закрыл глаза, не выдерживая черного взгляда ожившего телевизора, в который вселилась «пси-проекция» Морока. Слуга Чернобога все еще бродил по Земле в поисках «сверхудовольствий», не имея возможности вернуться в свой адский мир через свернутые Врата.

– Я понял, Господин.

– Почему ты медлишь с выбором Привратницы?

– Нет достойных кандидатур, Господин. Нужна доброволица…

– Найди!

– Ищу, Господин, – согнулся в поклоне маг. – Есть одна на примете, руководительница секты «Лилит» в Санкт-Петербурге, колдунья четвертого уровня Посвящения. Ее поддерживает Черное Братство. Называют ее Черной Графиней Евангелиной, мирское имя – Марина. Сорок лет. Богата, имеет собственный остров недалеко от Флориды, исключительно хороша.

– Сходи к ней, предложи пост верховной жрицы.

– Боюсь, Черная Графиня не согласится. Она и так имеет все, что пожелает.

– Предложи, там посмотрим.

– Слушаюсь, Господин. – Хрис ослабел, чувствуя плывущий в ушах звон, но не решаясь прервать беседу, отнимающую много энергии.

– И воссоздай мне Врата! Пора возвращаться. Неуютно мне тут у вас, скучно, нет достойных соперников.

– Я пытался три раза…

– А не пора ли на покой, колдун? Чтобы добиться максимального духовного воздействия на модуль, черной с и л ы недостаточно, необходима Жертва. Не жертва вроде козла или кошки, и даже не жизнь мученика или мученицы – этого мало. Нужна гекатомба! Только гибель множества чистых невинных юниц способна возродить Врата! Начинай собирать гарем.

– Слушаюсь, Господин. У меня есть сведения, что волхв Евстигней, владеющий древними манускриптами повелевания, работал над составлением рун Свентовита, чтобы вызвать своего белого бога.

– Белобогу сейчас не до разборок с земными проблемами.

– Тем не менее, если мы найдем рунный гримуар, это поможет нам восстановить модуль входа.

– Так ищи!

– Уже ищу. Но мне нужна помощь… и защита. Волхвы еще имеют силу и способны помешать.

– Помощники будут. Я выберу тех, кого ты предложил, они вскоре свяжутся с тобой. Что касается защиты – разве Ягья не охраняет храм? Разве не с его помощью ты спрятал храм в невидь?

– Ягья перестал откликаться. Он проглотил Пелагею и, похоже, подчиняется остаткам ее личности. Уже дважды он самовольно выходил за пределы храма, что грозит утечкой информации.

– Я успокою его, хотя это уже не имеет большого значения. Возможно, ты получишь другого хха. Жди. Ислужи!

– Да, Господин.

Хрис привстал, кланяясь «живому» телевизору. Экран телесистемы налился багровым свечением и плюнул в него сгустком алого тумана. Маг отшатнулся, упал на кровать и на некоторое время потерял способность видеть, слышать и думать. Когда он очнулся, телевизор уже «не дышал», возвратившись к прежнему состоянию электронного агрегата. Черная душа Морока покинула его.

Чувствуя возбуждение и непривычный прилив сил, маг пошевелил членами, встал, подпрыгнул, едва не достав макушкой сводчатого потолка кельи. Засмеялся от неожиданности, ощущая горячий ток крови и силы по жилам. «Тень» Морока одарила его порцией юаньшэньши, и он сразу сбросил с плеч полтора столетия. Исчезли мешки под глазами, морщины, кожа на лице перестала казаться пергаментной, глаза засияли, наполненные энергией. Из глубокого двухсотлетнего старика Хрисанф превратился в пятидесятилетнего мужчину, вполне способного понравиться женщине.

– Благодарю, Господин! – Маг низко поклонился телевизору. – Я отслужу.

Он взял колокольчик на стеклянном столике в углу кельи и позвонил.

Открылась неприметная дверь, в келье возник угрюмого вида мужик, заросший волосом до бровей, одетый во все черное. Бывший сотник, предводитель хха, доверенное лицо верховной жрицы Потап Лиховский. Он был мертв, когда его нашел Хрис, и после процедуры воскрешения стал навьем, воином-зомби, а также слугой мага.

– Приведи мне послушницу, – приказал Хрис. – Из новеньких.

Мужик молча повернулся, не удивляясь преображению хозяина, исчез.

Хрис потер руки, чувствуя сладостное возбуждение…

Глава 2
Индикатор системы

Всеволод Марьевич Калошин производил впечатление тихой канцелярской крысы и в жизни ни на кого никогда не повысил голос. Он как никто другой умел слушать собеседника и молчать с умным видом, что, естественно, способствовало его продвижению по служебной лестнице. Невысокий, не плечистый, но жилистый, он ходил бесшумно и упруго, что говорило о его неплохой спортивной подготовке, хотя он никогда не демонстрировал свои физические возможности и навыки.

Красавцем он не был: голова огурцом, с обширной лысиной – плешь у Всеволода Марьевича появилась еще в двадцать лет, – реденькая бородка, бледные впалые щеки, бесцветные глаза, манера никогда не смотреть прямо на собеседника – все это, конечно же, не красило Калошина, поэтому тем более удивительным казался тот факт, что жена у начальника аппарата президента России была красавицей. Каким образом ему, пятидесятилетнему тихоне, удалось произвести впечатление на двадцатилетнюю топ-модель идашкинского Дома моды, оставалось тайной для всех, кто его знал.

Родился Всеволод Марьевич Калошин в тысяча девятьсот пятьдесят втором году в городе Красногорске Московской области. В тысяча девятьсот семьдесят пятом окончил Калининградское высшее военно-инженерное училище, в семьдесят девятом – Всесоюзный заочный инженерно-строительный институт. Работал в Институте космических исследований, занимал руководящие посты в объединении «Мосинжремонт». В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году ушел сначала на комсомольскую, а потом на партийную работу. Был замечен партийными кадровиками ЦК и встроен в бюрократическую систему как один из перспективных проводников линии партии. Работал в администрации Горбачева, потом Ельцина. Возглавил Фонд экономических и социальных реформ, но потом снял с себя полномочия распорядителя Фонда, хотя и остался в совете директоров. В начале двадцать первого столетия он был назначен главой администрации президента.

В принципе, в карьере Всеволода Марьевича, как и у других подобных ему чиновников госаппарата, не было ничего, поражающего воображение. Будучи винтиками скрытой системы управления государством, такие люди никогда прямо не выражают своего мнения, ни с кем не спорят, не повышают голос, не конфликтуют, но всегда добиваются своего. Отличие Калошина от коллег крылось в том, что он был не простым винтиком существующей реальной системы власти, а «индикатором», высвечивающим пожелания властных структур. Ему удалось поработать с тремя президентами страны, и одно это говорило о многом. О том, к примеру, что реальная власть в стране принадлежит не президенту и парламенту, а мощной финансовой группировке, всегда остающейся в тени.

И вдруг что-то произошло. Всеволод Марьевич Калошин изменился. С президентом он по-прежнему вел себя тише воды ниже травы, но с подчиненными заговорил высокомерно, грубо, пренебрежительно и в полный голос. Буквально за месяц, с середины мая по середину июня, он подмял под себя все кремлевские чиновничьи структуры и стал полновластным хозяином Кремля, решая такие вопросы, которые раньше были только в компетенции президента.

Впрочем, его лично это не смущало. Он знал, что делает и ради чего все делает, ибо добровольно стал Черным Веем, эмиссаром Морока, не ошибавшегося в таких людях.

Восемнадцатого июня Всеволод Марьевич принял в своем рабочем кабинете, расположенном на втором этаже Дома Советов – здания администрации на территории Кремля, молодого черноволосого мужчину «кавказской» наружности. Этим мужчиной был Халил Магомедович Савагов, заместитель генерального директора ВВЦ. Разговор двух проводников воли Морока был недолгим и проходил без свидетелей.

– Долго возитесь, уважаемый, – сказал Калошин, не приглашая посетителя сесть; на него он по обыкновению не смотрел. – Где грамоты Евстигнея?

– Ищем, – пожал плечами Савагов.

– Долго ищете. Неужели так сложно найти всех, кто был связан с волхвом, допросить и выяснить, кому он передал грамоты и рунный володарь?

– Двоих мы уже нашли, они ничего не знают. Осталось еще четверо. Процесс поисков займет не больше недели.

– Даю три дня. Найдите всех причастных к нейтрализации Врат и уничтожьте! Но прежде отыщите володарь!

– Я делаю все от меня зависящее, но… мне мешают…

– Так уберите всех мешающих! Чего вам не хватает?

– Финансирования… и людей.

– Люди будут, деньги тоже. У нас мало времени. Хозяин долго ждать не будет, и если мы оплошаем…

– Я все сделаю, – кивнул Савагов, вытирая вспотевший лоб платком. – Мне бы хотелось в первую очередь убрать директора…

– Это ваши проблемы. Но сделайте это не топорно, а с переносом вины, подставьте кого-нибудь. Хорошо бы сделать так, чтобы он сам ушел с поста директора. Прямая ликвидация нам пока не выгодна. Уровень этого человека довольно высок, и у него есть союзники, которые вполне способны раздуть дело. Придумайте что-нибудь.

– Слушаюсь, Всеволод Марьевич.

– Теперь о ритуальном материале. Сколько девиц вы уже отловили?

– Двадцать пять.

– Мало, нужно не менее пятидесяти. Хозяину необходим взрыв страстей, а не плач нескольких жертв. Набирайте еще. Но не на ВВЦ. Вы уже порядком наследили там, встревожили милицию, а если к исчезновению девок подключится ФСБ, скандала не миновать, и дело сорвется. Ищите в глубинке, Россия велика, красивых целок в ней много.

– Я подготовил одну беспроигрышную комбинацию, – торопливо проговорил Савагов. – Кастинг. Под видом отбора девушек для съемок фильма на ВВЦ найти еще непробованных и…

– Ни в коем случае! Это сразу насторожит спецслужбы.

– Мы не будем хватать девиц на территории ВВЦ. Выясним адреса…

Калошин хмыкнул, кинул острый взгляд на собеседника, пригладил лысину.

– Хорошо, действуйте. Но в первую очередь займитесь окружением волхва. Гримуары Евстигнея должны быть у меня!

– Слушаюсь!

– Свяжись с Хрисом, подключи его к операции. Колдун уже почти отжил свое, но еще послужит маленько… до ухода Господина. А потом мы его уберем. Пусть только переправит девиц в храм.

– Слушаюсь. Да придет Тот, чье имя будет произнесено!

– Иди.

Савагов с лицом, блестевшим от пота, поклонился и вышел из кабинета Калошина. Хозяин кабинета посмотрел ему вслед и проговорил бесцветным голосом:

– Если уж и этот не справится…

Зазвонил красный безномерной телефон.

Всеволод Марьевич снял трубку, и взгляд его изменился, стал подобострастно-раболепным: звонил президент.

Глава 3
Дай мне то, не знаю что

Раз в неделю, преимущественно по субботам, он ходил с приятелями в сауну на Ленинградском шоссе, у Речного вокзала. С момента жутких и невероятных с обывательской точки зрения событий на озере Ильмень прошел год, подробности стали подзабываться, но страх все еще жил в душе инструктора по рукопашному бою Российской школы выживания Серафима Альбертовича Тымко, пережившего встречу со слугами демона Морока и чудом оставшегося в живых. О том, что произошло на озере, он не рассказывал никому, понимая, что ему никто не поверит. А также помня уговор с теми, кто был с ним у стен чудовищного храма Морока.

Пути их разошлись.

Антон Громов женился на Валерии Гнедич и подался в какое-то частное охранное агентство.

Илья Пашин сложил с себя полномочия президента Российской школы выживания, женился на юной Владиславе, которую спас от монахов храма, и отправился с ней в очередную экспедицию на север страны. Вернувшись, он созвонился с Серафимом, поинтересовался здоровьем, спросил – н е беспокоят ли? Тымко понял, ответил: все тихо. Пашин пожелал ему удачи и снова убыл в экспедицию. Куда именно – не сообщил.

Таким образом Тымко, закончивший Днепропетровский институт физкультуры, поучаствовавший в войнах в Афганистане и в Чечне, сменивший множество профессий, а потом устроившийся в Школу выживания инструктором по «барсу»¹, остался один.

Правда, это обстоятельство его не особенно беспокоило. Могучий телом, сильный, с покатыми плечами борца, способного свалить быка ударом кулака, бородатый Тымко никого не боялся, дружбу ни с кем не заводил, будучи индивидуалистом, и был уверен, что ведет единственно правильный образ жизни. То, что знакомые женщины не торопятся выйти за него замуж, Серафима не волновало. Он считал, что еще слишком молод для семейной жизни, хотя пошел ему уже сорок второй год.

В субботу двадцать второго июня он отправился в сауну вместе с Николаем Кудрявцевым, также инструктором Школы, но – по экстремальным ситуациям. Николай был на десять лет моложе Серафима, но выглядел старше и походил на родного брата Тымко, такой же кряжистый, здоровый и волосатый, разве что менее шумный.

В двенадцать часов дня они уже сидели в парилке, обливаясь потом, рассказывали анекдоты и ржали. Потом купались в бассейне и ели шашлыки, запивая их пивом. В два часа приехали знакомые девочки, и началось настоящее веселье с общим подогревом – в прямом и переносном смыслах – и купанием. Длилось это веселье до шести часов вечера, пока окосевший Николай не вспомнил, что его ждут дома родственники. Через полчаса он уехал, пребывая в блаженном состоянии уставшего лесоруба.

Тымко позанимался с оставшимися девочками кое-какими физическими упражнениями, отправил их обеих, порывающихся продолжить вечер где-нибудь в других местах отдыха, и с час блаженствовал в джакузи, отходя от нагрузки и жары в парилке. Поплавал, с удовольствием съел еще один шашлык, хотел было пойти собираться домой, как вдруг обнаружил, что он в зале с бассейном не один. У бортика бассейна стояли и молча наблюдали за ним двое мужчин: высокий, хотя и горбатый, в черном плаще, напоминающем монашескую рясу, и пониже ростом, но плечистей, в черной рубахе, безрукавке и штанах без складки. Оба носили бороды и усы, но горбатый был седой, а у его кряжистого спутника волосы были черные как смоль, без единого седого волоска. Кроме того, у горбатого висел на груди странный крест из тусклого желтоватого металла в форме недокрученной свастики.

– Какого хрена вам надо? – обрел дар речи Серафим, запахивая вокруг чресел простыню; он принял гостей за хозяев сауны.

– Он? – глухим насморочным голосом спросил горбатый.

– Он, – ответил черноволосый мужик в безрукавке. – Да придет Тот, чье имя будет произнесено!

– Веди допрос.

Серафим перевел взгляд с одного гостя на другого, нахмурился.

– Вы кто?

– Ходоки, – усмехнулся горбатый. – Пустишь погреться?

– А ну выкатывайтесь отсюда подобру-поздорову, пока я добрый!

Глаза горбатого вспыхнули, и Серафим отшатнулся, получив сильный удар по голове: не физический, а скорее физиологический. Сосуды сжались, перекрывая кровоток, в глазах потемнело. Тымко с изумлением глянул на монахов, помассировал затылок, пытаясь восстановить кровообращение.

– Вот сволочь! Да я же вас…

– Погодь грозить, паря, – пробасил черноволосый. – Напрасное это занятие. Мы знаем, что ты был знаком с дедом Евстигнеем из деревни Парфино, что на Ильмене-озере расположена. Посему у нас к тебе есть два вопроса.

– Да пошли вы со своими вопросами! – рассвирепел Серафим, справляясь с головокружением, и двинулся на пришельцев, разворачивая плечи. – Ну-ка валите от…

Глаза горбатого монаха снова полыхнули черным огнем, и Тымко замолк, словно в рот ему забили кляп, схватился за горло, осел на пол на враз ослабевших ногах. Просипел:

– Вот с-сволочи!..

– Вопрос первый, – продолжал равнодушным голосом черноволосый мужик. – Куда Евстигней подевал свои книги: Волхварь, Скобарь и другие?

– Не знаю, – огрызнулся Серафим. – Я у него в гостях не бывал. Спросите лучше у…

– Спросим, – кивнул здоровяк. – Спросим и у Пашина, и у его дружков. Значит, о книгах ты ничего не знаешь.

– Даже не слышал, что они у него имеются.

– Допустим. Вопрос второй: твой друг Илья Пашин не говорил тебе о тетраграмматоне?

– О чем? – вытаращил глаза Серафим, с трудом поднимаясь с пола.

– Евстигней занимался подбором и сшивкой рун, символов, чтобы составить Имя своего Бога. Он его составил и кому-то передал. Кому? Не Пашину ли?

– А я почем знаю? У Пашина и спрашивайте. Только ничего такого я не слышал. Илья никогда со мной на эту тему не говорил. Траграммон… Чушь какая-то!

Гости переглянулись.

– Может, я открою его? – предложил черноволосый. – Он выложит все, что знает.

– Ничего он не знает, – вздохнул горбатый монах. – Они ему не доверяли свои секреты. Ищи остальных из команды Пашина и его самого.

– Слушаюсь, хозяин. А с этим что делать?

– Он мне не нужен. – Горбатый повернулся спиной к Тымко, направился к стене зала с бассейном, а не к двери. Его рука вошла в стену как в бесплотный слой тумана.

– Ах вы паразиты! – Серафим с воплем прыгнул к мужику, нанес ему мощный удар ногой… и не попал! Промахнулся! Проскочил по инерции два шага и свалился в бассейн.

Горбатый оглянулся, бросил на барахтавшегося в воде инструктора страшный черный взгляд, и Серафим вдруг перестал колотить руками по воде, пошел ко дну, вытаращив глаза. Горбатый колдун вошел в стену, за ним тем же манером исчез его кряжистый спутник.

В зал через несколько секунд ворвались чернявый охранник и служительница сауны, услышав вопль своего клиента, оторопело уставились на бассейн глубиной всего в полтора метра, не понимая, что происходит. Затем бросились вытаскивать клиента из воды. Но было поздно. Тымко уже не дышал, и откачать его спасители не смогли.