Kitabı oku: «С улыбкой по жизни или свой микрокосмос», sayfa 3

Тётенька вложила в мою руку бумажку с написанным корявым почерком телефонным номером кабинета, предложила позвонить в конце недели и успокоила:

– Не волнуйся милок, если, что плохое, то тебя через милицию найдем.

И я вышел из кабинета номер тридцать семь. Спустившись вниз и выйдя на улицу был поражен красотой майской природы. Пели птица, растительность спешила наверстать упущенное за зиму. Рой насекомых помогал в этом. Подумал, что жизнь всё-таки прекрасная штука! Как не крути. Путь лежал домой, меня ждала молодая жена.

Когда подошла к концу эта трудная неделя, моё робкая и нежная подруга, с кодовым наименованием «жена», посоветовала позвонить в злополучный кабинет и узнать результат теста. Отделался многозначительным взглядом. Именно в этот момент меня пронзила глубокая и в тоже время простая мысль – будет тяжело! В голове моей юной подруги оказались не поддающиеся анализу мысли, управление ею невозможно, степени свободы из множества экспонентных направляющих хаотично свертываются в одну прямую линию. Наша ковалентная связь состоялась за счет только моих электронов и шибко напоминала гендерно не выдержанную ионную. Возможно я сгустил краски?

Мне так и не позвонили, милиция не потревожила меня и кожные покровы пришли в норму. Но фраза жены «Может ты на всякий случай позвонишь?» долго ещё выбивала меня из колеи безоблачной семейной жизни. Потом добавились другие ухабы и колдобины, и первоначальные неровности и шероховатости пути через много лет совместной жизни уже вызывали либо иронию, либо легкую ностальгию о прекрасно прожитом отрезке времени.

УВОЛЬНИТЕЛЬНАЯ

Судьба страны зависит от ее армии

Антон Иванович Деникин

О службе в рядах советской армии я вспоминать не люблю. И по причине бывшей моей наивности, и в силу того, что взрослый женатый человек, имеющий диплом инженера и маленького ребенка добровольно окунулся в удивительно искусственный и противный мир. Мир показухи, равнодушия и снобизма. Мир извращенной морали. Полагаю, что год и восемь месяцев, проведенных там, являются для меня временем, вырванным из нормальной жизни. Не верьте, если скажут Вам о школе мужества. Врут!

Вместе с тем, это часть моей жизни, нравится это или нет. И в этой жизни были всякие моменты. Плохие погребены в моей памяти с грифом «Предать забвению», забавные иногда вспоминаются. И до сих пор вызывают улыбку. Хотите, поделюсь?

Первое свидание

Армии содержатся для защиты существующей системы, а не людей

                                           Жак Фреско

В молодости я был советским человеком. Без кавычек. Верил в мир во всем мире, был счастлив и гордился своей страной. Вы уже догадались, что перед Вами бывший идеалист. И вопрос «служить или не служить» не обсуждался, от слова вообще. Надо. Напрасно в моем первом цехе П-3, в смене №2, мудрый Николай Николаевич Деревянко предлагал мне «заиметь» ещё одного ребенка и полностью окунуться в профессию. Он даже предлагал, в случае проблем с моей стороны, оказать помощь коллективом, дабы избежать встречи с армейской службой и разлуки с женой и работой. Он был искренен. Но всё было напрасно. Морально я был готов отдать Родине долг.

Призвали меня в конце октября 1985 года, когда дождливая погода и наступающий холод лишь усугубляли ощущение нереальности происходящего. Мы не устраивали застолья, супруга плакала, дочь тоже, правда без причины, я мужественно переживал свершившееся, но ещё не наступившее. В шесть утра двадцать восьмого октября, сел в небольшой автобус, стоящий возле военкомата и…убыл. Все самое дорогое осталось за спиной, а впереди ждала неизвестность.

Направили меня в учебное подразделение в город N, так называемую «остерскую учебку». Пока добирались туда, сначала поездом, затем автобусом, а в конце и баржей, выучил маленький стишок:

Лучше задом сесть в костер

Или прыгнуть с крыши,

Чем попасть служить в Остер

К полководцу Бише.

Этому стишку научили нас два командированных сержанта учебного артиллерийского полка. Место службы оказалось учебной дивизией. По прибытию, радостные толпы курсантов, увидев нас, кричали «Вешайтесь!», что не полностью способствовало ощущению выполнения священного долга. Как-то смещало акцент, вроде.

Как только нас расселили и одели, меня записали в наряд по комендатуре. Сразу! Необученного, бестолкового. Вот это доверие, подумал тогда. Служба началась. Майор, исполняющий обязанности коменданта, был пьян. Нет, не в хлам, но изрядно. Он позвал меня к себе движение пальца и вывел на улицу перед зданием комендатуры.

– Слышь, курсант, – сказал он зычным голосом, уверенного в себе командира, – видишь эту лужу? Она мне не нравится!

Я глянул на лужу, та размещалась аккурат перед входом в здание, имела метра четыре в диаметре. Согласился, что она мало симпатична.

– Гони её! – коротко приказал офицер.

Слегка опешив, я попросил уточнить куда гнать, чем гнать и когда.

Комендант указал на метлу, нецензурно дал понять важность задания, после чего удалился спать.

С восьми вечера, до трех часов ночи я гнал презренную лужу от здания комендатуры, она, напротив, норовила вернуться на своё излюбленное место. С каждым взмахом, курсант, имеющий за спиной диплом инженера-химика, жену и маленькую дочь, прогонял прочь навязанное понятие долга, свою наивность и близорукость. Столько плохих слов о себе, не сильно молодой воин еще не говорил ни до этого события, ни после.

Наутро это был солдат новой формации. Он был полностью готов к службе и несению всех её тягот. Был включен режим выживания и сохранения. Извлечь меня оттуда не представлялось возможным.

Хор

Плохую песню они исполняли хором, раскладывая ответственность на всех поющих

Эмиль Кроткий

Надо отметить, что привыкание к повседневной жизни в учебном подразделении давалось нелегко. Для серьёзного пацана, в жизни не бегающего более одного километра, ежедневно наяривать по утру шесть, вначале казалось каторгой, к которой кстати довольно быстро привыкаешь. Если выпадал снег, нас будили в пять часов утра, для его уборки. Затем всё равно забег на шесть километров по расписанию. После армии, мне ещё три года по ночам снился топот сотен ног в кирзовых сапогах. Передвижения по территории части осуществлялось строевым шагом. Поэтому я был крайне удивлен отсутствием из моего взвода части состава. Оказалось, что скоро планируется армейский конкурс песни и они записались в хор. Стали звать и меня. Начал отнекиваться, ссылаясь на отсутствие слуха. Но всё же пошел. Заманчиво.

В детстве я жил на окраине маленького городка, в районе железнодорожного вокзала. Часто ребятня стояла стайкой возле насыпи и пыталась перекричать проезжавшие составы. Слух не развивался, но голос – да! Мои голосовые связки с детства могли выдать чистую тональность, главное было попасть в нужную ноту. Возможно знатоки музыки улыбнутся, услышав это, но другого толкового объяснения предоставить не могу.

Первое время было здорово. Мы пели, улыбались, смеялись. Не маршировали и не убирали снег. Потом пришел преподаватель вокала и халява закончилась. Он начал прослушивание и потребовал от каждого продолжать песню. Все мои «коллеги» посыпались. Подойдя ко мне, он застыл в позе ожидания. Я выдал ноту в неплохой по чистоте тональности, а он не стал выяснять соответствие. Возможно принял меня за опытного хориста и подозвал следующего. Из нашего взвода особо тупых с высшим образованием, остался я один. Остальные продолжили отрабатывать печатный шаг и бороться со снегом.

Это «увлечение» сберегло мне много сил и нервов. Но была и оборотная сторона. Супруга приехала ко мне на один день. В это же время проходил армейский финальный смотр самодеятельности. Попробовал отпроситься, не получилось. Руководитель хора настаивал на моей ценности как в составе хоре, так и в музыкальной композиции, в которой пятеро курсантов, приобняв друг друга, исполняли душевное попурри на тему о войне. Супруге нашлось место в зале, и она три часа смотрела сие действо. Конечно, она рада была меня видеть, а природная тактичность не позволила высказать всё, что она думает по этому поводу.

Посудомойка

Сюжеты своих детективных романов я нахожу за мытьём посуды. Это такое дурацкое занятие, что поневоле приходит мысль об убийстве

Агата Кристи

В учебке я был на хорошем счету. Сержанты меня уважали, офицеры были снисходительны. Единственным человеком, ненавидящим меня, был командир дивизиона. Как он, не зная меня, выделял своей неприязнью из двухсот таких же балбесов, осталось для меня загадкой. Но факт остаётся фактом, старший офицер питал ко мне ярую не прикрытую злобу. Однажды, не совладав с собой, он схватил меня за воротник гимнастерки (лацкан куртки) и приблизив свое перекошенное лицо прошептал: «А тебя, шустрый инженеришко, я затасую в десантно-штурмовой батальон!». Я слышал об этом подразделении, но как там прыгают с пушкой, просто не представлял. Как не понимал и природу этой злобы. Это уже потом, в мирной производственной сфере, встречались начальники, беспричинно налитые неприязнью в мой адрес, но объяснял происходящее их завистью в отношении моих честных глаз и открытой улыбки. Понимаю, что зыбко, но успокаивало вполне.

Несколько отвлекся. Итак, благодаря неплохим отношением с начальством, я заступал в наряды либо почетные, каким было охрана знамен дивизии, так и приятные, коим было дежурство в чайной. Лишь изредка я трудился «зальным» в столовой, где разносил тарелки с едой, убирал со стола и мыл пол отведенной территории. Менее приятно, но сытно. Конечно, насыщение происходило в ущерб другим, но такая уж служба. Я не жестил.

Чайная была великолепна. Её величали «стекляшкой» за наличие больших окон. Вольнонаёмные тётеньки готовили различные кулинарные изыски, а я им помогал в режиме «отнеси-принеси». По окончанию выпекания бисквитов, последние равнялись, а обрезки собирались в большую тарелку и со стаканом сметаны передавались мне. Мне! Вечно голодному солдатику, постоянно недоспавшему и замученному тяготами идиотской службы. Такого восторга от еды я больше не испытывал в своей жизни.

Почетная обязанность охраны знамен дивизии была утомительной. Постоянные разводы, построения, изучение Устава, недосып. Перед знаменами, в полной тишине, тяжело было не уснуть. Я дремал стоя, то и дело теряя равновесие и пачкая сапогами бархатный пол возле этих вычурных флагов. Мне не нравился этот пост и в один из дней решил улизнуть.

Перед ответственным нарядом по охране знамен дивизии, в обязательном порядке, интересуются самочувствием. Изобразив грустное лицо, посетовал на боль в животе. Точно также поступил по договоренности и мой приятель. От наряда отстранили. Взбешенный прапорщик пожаловался командиру дивизиона. Тот помог. Нас срочно перевели в наряд по столовой и определили в посудомойку. В столовой питаются примерно одна тысяча сто курсантов, едят они из алюминиевых мисок. В обед каждый курсант получает три блюда в двух мисках (досыпая), на столе ещё в одной миске находится мясо для шестерых. А ещё они пьют чай из алюминиевых кружек. Все миски, после освобождения от остатков еды, сваливают в кучу перед посудомойкой. Моют пять человек. Старший командир определил нас двоих!

Курсант Александр уже побывал ранее в посудомойке и сразу сник. Я поддерживал его как мог, шутил и смеялся. В помещении посудомойки были размещены три обычные ванные, объемом двести литров каждая. В них заливалась горячая вода. В первой, самой горячей, засыпался моющий порошок, типа соды, во второй – моющая паста, третья служила для ополаскивания.

Мы приступили к работе. Было жарко, душно. Я укорял Александра за плохое качество работы, я подшучивал, стыдил его. Он терпел молча, не огрызаясь. В какой-то момент, когда я разошелся критикой более обычного, он молча взял меня за рукав и подвел к месту сбора мисок перед помывкой. Там штабелями в мой рост виднелись ряды грязных, вонючих и жирных посудин. На время у меня пропал дар речи. Я молча смотрел на эти горы.

…Саша сдался в два часа ночи. Он присел в углу, закрыл глаза и замер. Я забрасывал в ванны охапками миски, металлической палкой (не помню, где я её откопал) размешивал их, сливал воду, выбрасывал миски в другую ванну, заливал воду, повторял операции ещё и ещё… В половине четвертого мы ввалились в казарму и успели только снять сапоги. В пять часов нас должны были поднять, но я спросонья буркнул, мол прапорщик разрешил прийти позже. Через полчаса нас яростно сбросили с кроватей. Но полчаса для солдата – праздник!

Вечером, после наряда, сил уже не осталось. Наутро, следующего дня мир опять заиграл яркими красками. Бег, зарядка, построение, завтрак. Невольно пришла здравая мысль, что охранять знамена, которые по большому счету никому не нужны, не такое уж сложное задание. Зато весьма почетное!

Увольнительная

Где любимая живет – липы шелестят!

И садится в карусель не её солдат.

Но другие – ни к чему все до одного!

Если только верно ждешь солдата своего

Популярная песня тех лет

После учебных шестимесячных курсов меня, молодого сержанта, направили в небольшой город, проходить службу в весьма кадрированной части. Конечно, командир дивизиона увидев ускользающую добычу, попытался направить меня хотя бы в Венгрию, но Мойры, богини судьбы, в привычной манере показали служаке несложную конфигурацию из пяти пальцев, в которой большой палец определенно играл главную роль.

Кадрированная часть включала в себя шесть офицеров преклонного возраста, нагловатого и вороватого прапорщика, семь сержантов и целый полк законсервированной техники. Сержантский состав состоял из трех сержантов азербайджанской национальности, двух сержантов армянской принадлежности и одного грузина, как Вы уже догадались, в чине сержанта. В шутку, когда наступала ночь и они на родных языках передавали друг другу наиболее яркие моменты прошедшего дня, я кричал: «Где я? Где мой дом?». Это описание далеко от цели рассказа, лишь подчеркивает антураж нелегкой и важной миссии – беречь Отчизну.

Отцы командиры были близки или уже переступили пенсионный возраст, часть штабной работы переложили на мои плечи и живо обсуждали возможность осесть в каком-либо институте, при наличии военной кафедры. У каждого из них за плечами была трудная карьера советского офицера, которая подошла к славному концу, правда иногда и не без их посильного содействия. К примеру, подполковник Ящук, служивший на Дальнем Востоке, ночью по пьяни, поднял по тревоге казарму с криками «Китайцы идут!!!». Как итог, один солдат сломал обе ноги, выпрыгивая из окна третьего этажа, двух других в течении недели разыскивали усиленные наряды. Солдат нашли и подлечили, виновника направили в кадрированную часть, подальше от личного состава.

В целом, они были весёлые и не злые. Ко мне относились очень даже неплохо, за выполнение их штабных работ, мне было оказано доверие и выдан ключ от штаба, где я и проводил вечера. Больше того, хорошие отношения распространились и на мои увольнения. Схема была проста. Супруга планировала отпуск на каникулах в школе (была и есть учитель), я договаривался с командиром полка об увольнительных. С командиром дивизиона я дополнительно договаривался о номере в гостинице, благо его кума заведовала ей. Каждое утро, возвращаясь из гостиницы и выслушав все сальные шуточки, тут же отпечатывал на старенькой печатной машинке себе новую увольнительную, подписывал у командира и спешил к любимой. Эти дни были прекрасны.

Важно отметить, что наш «полчёк» располагался на территории развернутого полка, где нам была отведена часть помещений. Командовал этим полком полковник Ткачук, мордатый и жирный боров, отвратительного характера. Он матом при нас ругал всех офицеров, а они, наступив на хвост былой офицерской чести, молча сносили оскорбления. Представьте, ни один из них не вызвал наглеца на дуэль! И в один из дней, полковник Ткачук запретил все увольнения.

Перед этим я, улыбнувшись супруге, оставил её перед контрольно-пропускным пунктом. Был солнечный зимний день, мороз был небольшой, ждать нужно было недолго. Зайдя в штаб, вместо обычных шуточек меня встретила тишина. Всем было несколько неловко за попранные обещания, данные мне. Подумав с минуту, спросил, можно ли мне пойти на прием к Ткачуку. Они пожали плечами. Пошел.

Зайдя в кабинет командира полка, я объяснил ситуацию, включив правильные просительные нотки. Полковник вяло отмахнулся от меня в свойственной ему манере:

– Сержант, пошел вон!

Я вышел, стал обдумывать возникшую ситуацию. Ничего не придумав, вновь зашел к Ткачуку и более выразительно высказал просьбу. Полковник привстал:

– Сержант, я сказал пошел вон!!

Его голос стал был в той же октаве, но динамический оттенок был изменен в сторону форте, ближе к фортиссимо.

Опять в коридоре стал лихорадочно искать выход. Самоволка не вариант, подумал я. Вдруг возник план. На лацкане его мундира я приметил значок депутата. Терять было нечего, жена подмерзала. Зайдя в кабинет, заявил:

– Товарищ полковник, я пришел к Вам не как к командиру полка, а как к депутату областного совета народных депутатов…

Развить мысль я не успел. Ткачук налился кровью, стал похож на огромную пиявку:

– Сержант, ……..твою ……! Пошел …….!!!

Не всегда пробка из бутылки шампанского вылетает быстрее, чем я выскочил из кабинета. Предположительно такой эффект может быть достигнут путем предварительного встряхивания бутылки в течении длительного периода.

К сожалению, не могу дословно донести текст, переданный в мой адрес полковником, по причине наличия нецензурных идиом, не всегда употребляемых в обществе, но передать смысл можно. Ткачук не был рад и третьему моему визиту. Грустный и молчаливый зашел в штаб нашего «полчка» и удивился произошедшим переменам. Кресла сдвинуты, лица у всех покрасневшие. Мне улыбались. Командир спросил меня:

– Боря, что ты сказал Ткачуку? Тот звонил, минут пять ревел неразборчиво, а потом потребовал, чтоб тебя послал куда угодно, так что бы он не видел никогда. Так что печатай дорогой увольнительную, я подпишу.

Вскоре мы с женой шли, держась за руки, улыбаясь друг другу. Судьба на время разлучила нас. Но она была не подвластна на большее.

Махровый антисемитизм

Во всем виноваты евреи. Это их Бог нас всех сотворил

Станислав Ежи Лец

В полку, где мы располагались, национальный вопрос был полностью решен. Кого только не было. Туркмены, чуваши, таджики, армяне, азербайджанцы. Далеко не весь список, кстати. Не было только евреев. Ну уж не знаю почему. Но о них никто и не вспоминал. Была только дедовщина. Не то, чтобы очень, но была. Буквально рядом с событием, о котором хочу рассказать, произошла поездка солдата, родом из Чувашии, к прокурору города К., где зарвавшийся старослужащий узнал о криминальной ответственности. Вечером он пил чачу в каптёрке и плакал. Не мог он смирится с тем, что его самого год гоняли старослужащие, а теперь ему никак нельзя. Обидно. Жалели его по-разному. Старослужащий по кличке «Слон» предложил проситься в морской флот. Дескать служат они три года, там ты ещё молодой и тебя будут гонять по-прежнему.

Я сидел привычно в штабе полка и читал книгу о японских камикадзе. «Божественный ветер» не помог в войне с американцами, но было интересно. Вдруг входит азербайджанец Алик, точнее Алавсат Ибрагим оглы, и спрашивает, какая у евреев популярная песня. На автомате отвечаю, что «Хава Нагила», на что он просит её напеть. Выполнив просьбу, поинтересовался причиной. Оказалось, что к нам заехали на сутки семь солдатиков стройбата и все евреи. Их выстроили в коридоре и решали, как использовать для наведения блеска в казарме. Выйдя посмотреть на «строителей», был поражен их внешностью. У меня лучший друг молодости еврей, коллеги были евреями, но с такими яркими представителями еврейского народа я ещё не встречался. Пока слушали в их исполнении популярную песню Авраама Цви Идельсона, мой взгляд наткнулся на солдатика, возраст которого на вид не превышал пятнадцати лет. Понимаю, что определение ошибочно, но уж больно молоденьким и небольшим он был. Забрал его, сказав, что у меня ему будет пропасть работы. Привел в штаб и объяснил, что в каждом монастыре свои правила, освободить его я не могу, но продержать до окончания работ в моих силах. Дал ему для чтения книгу о гордых японских летчиках, а сам углубился в написание письма супруге.

По завершению всех работ, я выпустил парня из штаба. Он горячо поблагодарил меня и спросил, не еврей ли я сам. Отшутился фразой, мол в этом мире все мы немножко евреи. Солдатик-строитель недоверчиво и внимательно посмотрел на мой нос и ещё раз сказал «спасибо». Днем они покинули нашу часть и больше мы их не видели.

Конечно, если бы вместо евреев заехали к нам калмыки, белорусы и прочие, их ожидал бы подобный прием. Просто визит избранного Богом народа придал событию слегка библейский шарм, что несомненно скрасило рассказ. Насколько, это Вам судить, но всегда улыбаюсь, вспоминая внимательный взгляд молодого бойца, осматривающего мой, несомненно выдающийся нос.

Дежурство

Всякий влюблённый – солдат, и есть у Купидона свой военный лагерь

                         Публий Овидий Назон

В конце службы, имеющих высшее образование солдат, направили в областной город, на полуторамесячные офицерские курсы. С нас то и солдаты были так себе, а уж офицеры – никакущие. Настоящие артиллеристы должны уметь вычислять условия стрельб по таблицам, вносить поправки и прочее. Этому невозможно было научить за столь короткий срок и все это понимали. Поэтому нас разместили на территории части в двух огромных сорокаместных палатках и просто держали там, кормя и выгуливая. Мы набирали вес в прямом смысле и валяли дурака. Ходили купаться, бродили по городу. Давно обзаведясь штатской одеждой, могли прогуливаться улицами, не скрываясь от патрулей. По нашим прическам и лицам предположить отношение к срочной службе было сложной задачей. У меня рядом с частью нашлась двоюродная тетушка, которую я отродясь не видел и не знал. Стал похаживать к ней. Кроме, естественно, обеда, она радовала меня годовыми подшивками журнала «Наука и жизнь». Взяв очередную подшивку, уходил в сад, что подле местной речки и там отдыхал. Восстанавливался от никчемной суеты.

Чтобы полностью не разложились от безделья, нас привлекали к дежурству на контрольно-пропускном пункте воинской части. В такой наряд попал и я, со своими товарищами еще по учебке.

Следует отметить, что относительная свобода и возраст перезрелых солдатиков стали причиной частых ночных похождений. В самоволку уходили и в одиночку, и группами. Вспоминаю курьёзный случай, когда знакомиться с представителями прекрасного пола подались два товарища. Один из них, Олег, окончил исторический факультет университета, другой, Александр, был мастером спорта по классической борьбе, выпускником института физической культуры и спорта. Ночью, возвратившись со свидания, Олег со смехом упрекал товарища в элементарном незнании истории:

– Представляете мужики, на вопрос девчонок по поводу наших спортивных костюмов, объяснил, что мы археологи, ищем древние захоронения скифов.

– А этот умник, – кивнул в сторону Александра, – возьми и ляпни про семнадцатый век. Хорошо, что девушки так же далеки в истории, как и это дитя спорта.

Итак, напомню, заступили мы в наряд по контрольно-пропускному пункту. Ваш покорный слуга, как старший сержант, дежурным по КПП, а коллеги дневальными. В это же время в библиотеке мне попался роман «Вечный зов» Анатолия Иванова, толстенная такая книга. Только собрался на покой, оставив дневальных дежурить ночью, как они подошли с дельным предложением. Мысль была проста, я дежурю до утра, пока они гуляют с подругами, а затем, на весь день, меня отпускают к моей речке, с книгой. Предложение было заманчивым, и я согласился.

Я сел читать книгу, мои же коллеги принесли в комнату встреч КПП два матраса, два одеяла, четыре подушки и с девчонками закрылись там. Одна из них подарила мне букетик полевых цветов. Трогательно! Всю ночь я слышал приглушенный смех, разговоры. Роман был интересен. Перспектива дня радовала. Окружала тихая и не жаркая летняя ночь.

В шесть часов утра была объявлена учебная тревога с развертыванием всех сил и средств. Вся воинская часть была построена, обеспечена техникой и убыла в неизвестном мне направлении, включая и двух моих дневальных. Остался дежурный по части офицер, его помощник, дежурный по контрольно-пропускному пункту, то есть я, вместе с двумя девицами, матрасами, одеялами и подушками в количестве четырех штук. Да, запамятовал, ещё и букетик полевых цветов.

Все время, до самого обеда, я представлял, как подойдет ко мне проверяющий, решит оценить качество уборки в комнате свиданий, заинтересуется составом отдыхающих, как затем меня увезут на гауптвахту, где я проведу изрядный срок. Представлял двух ухмыляющихся девиц и себя с толстенькой книгой в руках. Переживаниям моим не было предела.

В полдень, увидев, что никого нет, поинтересовался как чувствуют себя затворницы. Оказалось, неплохо, что они и подтвердили, выпорхнув из комнаты. Пришлось мне относить в расположение части матрасы, одеяла и злополучные подушки. Но на душе стало легче. Решил букетик не выбрасывать. К вечеру вернулись все и моим коллегам пришлось долго выслушивать мои яркие мысли о их прошлом, настоящем и будущем. Словарный запас был велик, а армейская терминология позволяла в какой-то мере расширить горизонты сказанного.

НЕПРИЯТНАЯ СИТУАЦИЯ

             Мы такие, какие есть. Матушка моя не была исключением

                                                             Автор

Один из самых полезных жизненных навыков – это умение быстро забывать все плохое: не зацикливаться на неприятностях, не жить обидами, не упиваться раздражением, не таить злобу… Не стоит тащить разный хлам в свою душу

Сиддхартха Гаутама (Будда)

День как-то сразу не задался. Вроде пятница, а тяжело как в понедельник, в крайнем случае вторник. И главное тянется то как! Лидия Афанасьевна еле дождалась окончания уроков. Вдалбливать студентам техникума основы строительного черчения, занятие не для слабонервных. Но в техническом училище было совсем плохо. Трудно стараться, когда всем это не нужно, или как в их среде говорят «по барабану». В индустриально-педагогическом техникуме готовят мастеров по обучению, молодежь куда более целеустремленная. Лида зашла к себе в подсобку, где кроме огромного количества чертежей-наглядностей, был организован уголок отдыха, включающий в себя старенький небольшой столик, стул и видавший виды электрический чайник, судя по изоленте провода, подвергавшийся многочисленным ремонтам. Именно тут она могла отключится от работы, попить чай в прикуску с чем-то, более существенным, затем распланировать будущие занятия. Она любила работать хорошо и заставляла всех уважать её предмет. А сейчас она просто устала. Окончание недели означало наличие двух выходных, её это радовало. Теперь, когда они купили автомобиль, это оранжевое чудо, названное с её лёгкой руки «морковкой», завтрашнее посещение рынка будет лёгким и приятным. Посадят на заднее сиденье Борика и отправятся в путь. Женя долго выбирал цвет нового автомобиля ВАЗ-2103 при покупке, учитывая жесткие требования супруги. И не прогадал! Автомобиль, вдалбливала свою мысль Лидия Афанасьевна в голову мужа, должен иметь цвет, видный издалека. Оранжевый автомобиль был заметен. И красив, снаружи и внутри. Особенно после Москвича – 407. Не сравнить! Лида была горда собой. Женя, под её нажимом, обошел все организации, городской отдел партии. Смог! Орденоносец, руководитель химико-технологического техникума. Красавец в прямом и переносном смысле.

Лидия Афанасьевна включила электрочайник на разогрев, положила на блюдце печенье. Она любила после работы не бежать стремглав домой, а тихо посидеть, попить чаю, восстановить спокойное русло мысленных потоков. В этот раз, Лида не спеша размышляла о вынужденной приостановке проекта расширения дома. Дом стал мал для семьи, гостям негде потанцевать. Финансовый проект «автомобиль» отодвинул расширение родного гнезда минимум на год. Но это не страшно. Можно потерпеть. Размышления прервал звонок телефона. Лидия Афанасьевна взяла трубку. Звонил супруг, он выезжал от дома матери к ней, чтобы вместе вернуться домой. Как она и мечтала. У неё есть пять минут. Она быстро собралась, поправила прическу, глянув в зеркало, и вышла из учебного класса. Гулко застучали каблуки. Третий этаж, второй, первый. Вестибюль, выход к дороге. А вот и Женя! Семья возвращается домой после трудного рабочего дня. ЧАЙНИК остался включённым!

Старенький нагревательный прибор старался из последних сил. Алюминиевый корпус был весьма потерт от долгой эксплуатации, провод с трудом справлялся с поставленной задачей даже с учётом слабой мощности чайника. В конце концов, вода выкипела из чаши, и наступило время характерного прогара под днищем чайника и деформации днища. Постеленная на стол газета, помогла появлению первых очагов возгорания. Подсобное помещение было идеально для поддержания горения, ввиду наличия наглядной продукции из бумаги в большом количестве. За короткое время весь учебный класс, находящийся на третьем верхнем этаже, стал полыхать. Пожар заметили, к зданию подъехали пожарные машины, благо, что ближайшая часть находилась в трехстах метрах. Пожарные приступили к тушению возгорания.

Лидия Афанасьевна узнала о пожаре через три часа, после его возникновения. Прибывший в техникум директор, потребовал от дежурного сообщить всем учителям крыла здания. Лида вспомнила, что забыла выключить чайник. Стабильно-уравновешенный характер стал давать сбой. Женя с удивлением увидел такие редкие слёзы супруги.

Советское государство с первых дней своего существования организовало решительную борьбу с преступлениями, посягающими на пожарную безопасность. Для снижения таких преступлений была введена уголовная ответственность за преступное нарушение правил пожарной безопасности. Статья 215-1 Уголовного кодекса «Нарушение правил пожарной безопасности». была сформулирована следующим образом:

«Нарушение правил пожарной безопасности лицом, ответственным за их выполнение, если оно повлекло возникновение пожара, причинившего вред здоровью людей или крупный ущерб, – наказывается лишением свободы на срок до трех лет или исправительными работами на срок до двух лет.

Крупный ущерб социалистической собственности был очевиден. Лида стала покорно ждать решения своей судьбы. В это время проявилось ещё одно качество её характера. Отодвинув грустные и печальные мысли в сторону, она неистово занялась огородом. Ей надо было отвлечься. Там, где муж тихонько скисал, у Лидии Афанасьевны просыпалась завидная энергия созидания. Огород на глазах преображался. За два выходных дня, Лидочка выполнила двухнедельную норму, ей же и установленную. Женя старался не мешать супруге и не говорить на тему, на которую она говорить запретила. Спала Лидия в эти трудные дни хорошо, совесть редко тревожила её, полагаясь на самокритичное отношение. Муж спал урывками, постоянно думая о плохом, рассуждая о неизбежном.