Kitabı oku: «Фронтовой дневник (1942–1945)», sayfa 6

Калужская стоит на выходе из гор. Это большая станица и, видать, была богатая. Здесь прекрасные сады. Разрушена станица мало. Но сейчас она перенаселена воинскими частями, и размещаться негде. Спят писаря на столах. Я приспособил 2 доски и на них спал посреди всего. Переменил белье, но уже и в чистом вши. Мыла нет, стирать нечем. Вчера порвали на вьюке мой вещевой мешок, и мне некуда положить свои вещи.

Пришел я вчера усталый, разбитый и больной. Вечером было собрание комсомола, на котором с треском выгнали моего бывшего начальника Серебрякова и его возлюбленную санинструктора Ермолаеву. Напившись, Серебряков стал ревновать ее к кладовщику Точке и открыл по нему стрельбу. Точку направили в маршевую роту, Ермолаеву тоже, Серебряков ждет своей участи. От работы он уже отстранен. Его капитан в своем выступлении называл сукиным сыном. Пошкин тоже погорел. Побыв 2 дня командиром эскадрона, он напился и обругал матом полковника. Его арестовали, потом на другой день выпустили, но от должности отстранили.

14 февраля 1943 г.

Вчера наши войска взяли Краснодар и Шахты, сегодня Новочеркасск. Вести радостные, а я продолжаю болеть. Два дня лежу, хотя и лежать негде. Продолжает мучить желудок, отсутствует аппетит, хочется домашнего борща и жареной свежей рыбы с огурцами и капустой. У меня еще, очевидно, и малярия. По вечерам меня трясет, губы оборвало, обострился ревматизм, ночами трудно наступать. Сил у меня нет. Питаюсь я кипятком и сухарями, которые страшно опротивели. Гимнастерка ужасно свободной стала. Температура днем 38, вечером выше. Улучшений не наблюдается. Работать не могу. Суп, который дают нам, почти совсем не соленый. Я подношу ложку ко рту, а меня тошнит. Ужасно! Когда это пройдет?

16 февраля 1943 г.

Вчера наши войска взяли Ростов и Ворошиловград.

Здоровье мое не улучшается. Уже кровавый понос. Я страшно ослабел. Сегодня метров 500 прошел к кухне. Еле дошел. Ужасная слабость. На днях придется передвигаться дальше, и я не знаю, как буду идти.

17 февраля 1943 г.

Сегодня сообщено, что наши войска заняли город Харьков и ряд населенных пунктов у Таганрога: Чалтырь, Синявку и др.

Эти дни мне снится масса снов. Вчера видел Марийку, Лиду, маленькую сердитую Т. М., которая прошла мимо меня, зло взмахивая головой и подергивая плечами.

Сегодня видел брата в звании лейтенанта, сестру, мать, которую убили какие-то грабители.

Вчера и сегодня мне снилось, что я одевал какое-то новое обмундирование: гражданский костюм, шелковую рубашку-косоворотку, белые брюки.

Здоровье все так же плохо. По-прежнему сижу голодным, т. к. в этом случае я чувствую себя лучше.

20–2–43 г.

Сегодня все наши ушли в Георгиевско-Афипскую вперед на 25 километров. Я, как больной, оставлен. У меня питания на 1 день. Желудок мой несколько стал налаживаться, но зато в левой ноге разболелся ишиас. Так или иначе, через день мне придется уходить. Если с ногой не будет лучше, то не знаю, как я пойду.

На складе оставлено некоторое барахло: седла, оружие и др. мелочь. Должны прийти за этим вьюки, и с ними должен отправиться я.

Суп кое-как сварил бы, но у меня и жителей нет ни грамма соли.

21–2–43 г.

Я уже писал, что по дороге в Калужскую у меня порвался вещевой мешок. На складе я нашел немецкий ранец и сегодня укладывал в него свои вещи, пригонял его по себе.

Возможно, что ранец у меня отберут в Георгиевско-Афипской. Очевидно, он чей-то. Ранец очень удобен для путешествия в мирной обстановке на небольшое расстояние с туристской целью, но мал в военной обстановке. Внешне он красив, обтянут телячьей кожей. Из старого вещевого мешка пошил ряд сумочек, они очень нужны: для соли, сахару, сухарей или хлеба, риса или крупы, табаку.

Вчера вечером замечательно искупался. Сегодня хозяйка выстирала освободившуюся пару белья. Если бы у меня были продукты, можно бы так пожить недели две, отдохнуть. Желудок мой исправляется, ишиас сегодня не особенно беспокоит.

Всю ночь и сегодня дул ужасный ветер. Окна разбиты и кое-как забиты досками. Спать было холодно. Сейчас, к вечеру, ветер утих, и идет полудождь, полуснег. Холодно, а два дня тому назад стояла прямо весна.

22–2–43 г.

Завтра праздник – 25-летие Красной Армии. Нужно бы получить подарки, а я здесь сижу без продуктов, доедаю последние сухари. Остальное ем у хозяйки, но хлеба у нее нет.

Вот уже несколько ночей плохо сплю. Стал ночью курить и, проснувшись, не могу уснуть. Так с полночи и мучаюсь до утра.

Ночью выпал снег в четверть, какого не было и зимой. Деревья стоят в зимнем уборе, но светит солнце и тепло. Растает, разольются реки, разлезутся дороги, и не доберешься в Георгиевско-Афипскую.

Сейчас полдень. Я починил брюки, вшил в них карманы, пришил кругом пуговицы – больше делать нечего.

23–2–43 г.

День Красной Армии. 25‑я годовщина. Сижу в Калужской без продуктов. Ем хозяйкину мамалыгу и суп. Не знаю, когда же приедут за вещами, возле которых я оставлен. Ознаменовался сегодняшний день тем, что написал массу писем в Ейск и Марийке.

Мороз, какого не было зимой. Светит солнце, но на дворе не тает.

Вот уже два дня меня преследует мысль, поговорить с капитаном о возможности отчисления меня из армии в распоряжение крайкома ВКП(б), так как от мобилизации я был освобожден и передан в армию незаконно. Партизаны из отряда Карабака, которых я знал, уже приступили к организации советской жизни в родных освобожденных районах.

В частности, председатель стансовета станицы Калужской уже на месте, на прежней работе. Я его видел позавчера. Очевидно, и ейчане уже в Ейске и занимаются восстановлением города и его жизни.

Приеду в часть, попытаюсь поговорить с капитаном, хотя боюсь, чтобы результаты не были для меня хуже. Скажет: «А, надоело воевать!» И отправит в штрафную или маршевую роты, как он уже отправил некоторых. Все же попытаюсь.

24–2–43 г.

Дело очень плохо. Сейчас был у меня один из коноводов и заявил, что дивизион уже в Холмской и неизвестно, где будет дальше. Все сидят без продуктов. Неизвестно, приедет ли сюда кто за вещами и неизвестно когда. Похоже, я уже не попаду в свою часть. Это одна неприятность.

Теперь другая: хозяйке надоело меня кормить, и она категорически потребовала, чтобы я ушел. Сказала, что завтра она уходит в Краснодар. Сегодня не топит печь и кушать себе готовит у соседей. Там и ест. Это делается для того, чтобы выжить меня.

Со мной есть 80 банок дивизионных консервов, мне не разрешали ими пользоваться, а я уже съел 5 банок. Коновод говорит, что в дивизионе выдают сейчас 1 банку на сутки. Но разве одной банкой, без хлеба и приварка проживешь? Дела очень плохие. Что же будет, если я эти консервы съем? Будут судить.

26–2–43 г.

Я все еще в Калужской, и ко мне никто не приехал. От прежней хозяйки я должен был перейти к ее соседям – Барским. Две семьи в одной комнате – 9 человек, я десятый. Грязь, вши. Я достал себе койку на сетке, соорудил матрац (бросили в одном из домов военные), изолировался от хозяев: на кровать никого не пускаю, одежду вешаю у кровати. Пока вшей не имею. Спал мягко, но в комнате холодно. Попробовал сварить из консервов суп. Он получился ничего, но есть без соли я его не мог – тошнит. Удивляюсь, как могут есть мои хозяева без соли.

С питанием на два дня устроился: пошел в стансовет и рассказал о своем положении. Председатель дал записку – направление к некоей Логвиновой Екатерине с предложением кормить меня два дня. Хозяйка встретила меня недружелюбно. Но у нее оказалась дочь Маруся, студентка 2‑го класса Краснодарского педучилища. Мы разговорились, я рассказал о себе, вспомнили общих знакомых, – и ее мать стала добрее: говорила, что у нее только борщ, а потом нашла и порядочный кусок мяса. На обед вчера ел борщ и ячневую вкусную кашу. Сегодня завтракал хороший суп с рисом и картошкой на свином сале. Уже хозяйка или, вернее, Маруся стирает мне пару белья. Обедать тоже пойду. Надеюсь устроиться с питанием там же на следующие дни, если удастся. Ем все с солью. Это главное. Правда, желудок вновь расстроился. Не переваривает борща и кукурузы. Почему-то кровь. Боюсь, как бы не язва слепой кишки или желудка.

Вчера сделал из алюминия 2 расчески. Грубовато, потому что не было нужного инструмента, но теперь я расчесываюсь, что необходимо и приятно.

Сегодня в стансовете достал потник⁸⁶ и сделал две пары хороших стелек. Одни положил в ботинки, другие – в ранец, про запас, что необходимо в военных условиях.

Приедут ли за мной?

Барская ходила в Краснодар. Недавно вернулась. На базаре всего много, но все очень дорого. Буханка хлеба в 2 килограмма – 350 руб., мука пшеничная – 120 руб. килограмм, сало – 700 руб. килограмм, яйца – 130 руб. десяток, кукуруза и пшеница – 25 руб. блюдце, соль – 50–60 руб. стакан.

Город очищается. Много разрушенного и сожженного немцами. Жизнь постепенно налаживается. Много людей из станиц идут в город за солью и кукурузой. Другие несут масло, сало, яйца, муку, кукурузу.

[Тетрадь № 3.]
С 27 февраля по 26 марта 1943 г.
Кубань, станицы Калужская, Холмская

27–2–43 г.

Маруся Логвинова ушла в Краснодар, а мать ее сказала, что она сегодня не будет готовить обеда и чтобы я шел в стансовет и получил записку на питание к кому-нибудь другому.

Плохо дело. А в станице, пожалуй, никто лучше не живет. Борщ варится с мясом. Суп с рисом. Кукуруза есть. В коридоре, в углу отгорожено и укрыто не меньше тонны картофеля. Во дворе бродит до десятка кур. Вчера я видел кувшин масла топленого, килограмма два.

Барские же едят бураки и прочую гадость без жиров и соли. Без масла или мамалыги.

Стоит прекрасная погода. Ночью морозец, днем – солнце. На юге серебрятся надоевшие за столько времени горы, остальное пространство – долгожданная равнина.

Читаю «Мертвые души» и жду, как говорится, у моря погоды. Ко мне все не едут.

Я не знаю последних известий, а вчера один старшина говорил, что наши уже взяли Днепропетровск, Кременчуг, Киев и Турция выступила против Германии через Болгарию. Нашему правительству якобы стали известны приказы Гитлера об отступлении и об организации на границе сопротивления против нас и союзников. Союзники якобы начали интенсивно бомбить Берлин и другие центры Германии. Если это правда и события будут так развиваться дальше, то к 1 мая будет освобождена вся советская территория. А я все жду приезда своих. Боюсь, что мне уже не попасть в свою часть.

Ночью мне снились шипящие и кидающиеся на меня змеи. Сапин и Святский – особоуполномоченные НКВД (с последним я здоровался и разговаривал), но Сапин меня учитывал.

28–2–43 г.

Прошел еще один бесплодный день, последний день февраля – такой пасмурный и скучный. Питаюсь по-прежнему у Логвиновых, ношу им ежедневно по банке консервов. Остался без табаку, но, роясь на складе, нашел с килограмм в листьях. Занимался приготовлением табака.

Сделал открытие, что в моей койке разных возрастов клопы. Они оживают и с голоду набрасываются. То-то я плохо сплю.

1 марта 43 г.

Дует юго-восточный свирепый ветер с гор, перемежаясь с крупой и дождиком. Это, очевидно, закончится проливным дождем, и дороги, ставшие подсыхать, вновь развезет так, что не пролезешь.

Живя в отрыве от своей части и мира, пользуясь разнообразными слухами и особенно сообщением артиллерийского старшины, я думал, что моя часть уже ушла куда-нибудь к Одессе, что обо мне забыли и что вообще война близится к концу, раз взят Киев, вступила Турция и зашевелились союзники.

Я думал пожить здесь еще несколько дней, подождать, пока подсохнут дороги, нагрузиться консервами для питания, а остальное сдать трофейной команде и отправиться, сперва в Пашковскую и Краснодар. В крайком и крайоно, надеясь, что буду оставлен на гражданке и направлен в Ейск, куда доберусь приезжающими оттуда в крайком машинами или даже пешком, идя от станицы к станице, взяв с собой только пару белья, а сидор⁸⁷ с остальным оставив в Пашковской.

Сегодня я ходил в центр станицы, куда перебрался стансовет. Лучшие здания немцы сожгли: школу, правление колхоза, здание совета. Я хотел поговорить с капитаном трофейной команды – как мне быть, но его не встретил.

Здесь авторемонтная мастерская. Говорил с лейтенантом, заведующим мастерской. Он сказал, что имеет радиоприемник, и сообщил, что ни Мариуполь, ни Таганрог, ни Днепропетровск, ни тем более Полтава и Киев не взяты. Турция тоже не объявляла войны и никуда не выступала. Просто туда ездил Черчилль для переговоров, содержание которых неизвестно.

Немцы укрепились на прошлогодних рубежах, оказывают упорное сопротивление. Идут ожесточенные бои, причем немцы вклиниваются в нашу оборону и пытаются продвигаться вперед.

В сводках нет указаний на продвижение наших частей и взятие городов. За прошедшую неделю взят только город Сумы, идут бои у Краматорска.

Эти сообщения совершенно охладили меня и заставили отказаться от лишнего в походных условиях трофейного багажа, от мечтаний о близком конце войны, о гражданке, о Ейске. Я решил стоически ждать приезда завскладом и приготовился к дальнейшим испытаниям и лишениям походной, военной, а вероятно, и боевой жизни, из которой трудно выскочить живым и попасть в родной город, к семье и друзьям. Если это случится, то очень не скоро.

Сегодня вроде бы вернулась Маруся Логвинова из Краснодара. Пойду обедать – расспрошу, что она увидела и узнала. Если бы знать, что дня 3–4 за мной не приедут, я бы сходил в Пашковскую и Краснодар.

2 марта 43 г.

Маруся Логвинова из Краснодара не пришла, а мать ее вчера после обеда отказала мне в питании. Я пошел вторично в стансовет и еле упросил председателя Речкина прикрепить меня на пару дней еще к кому-нибудь. Он послал меня по соседству, к Ямпильцевой Марии. У нее, по словам председателя, зарезаны и засолены кабан и теленок, дойная корова, до чертей картошки, порядочно кукурузы. Однако, когда я вчера вечером из стансовета зашел к ней, она приняла меня в штыки. Заявила, что кормить нечем, и она не будет, она сама голодает.

Сегодня я ходил к ней завтракать. Она дала мне 5 вареных и ничем не сдобренных чищеных картошек, пару соленых огурцов и немного мамалыги. Во время завтрака разговорились, после чего она налила стакан молока. Я решил зарабатывать обед, согласился добровольно молоть ей кукурузу. И ровно три часа молол. Намолол килограмма 3 и между делом всунул ей для стирки пару обмундирования. Хозяйка взяла. Посмотрим, что она даст мне на обед.

Вчера в стансовете читал газету за 23 февраля – приказ товарища Сталина. В нем он предупреждает от зазнайства и указывает, что враг добровольно не уйдет до западных границ, он еще оправится, постарается увеличить количество техники: танков, самолетов, орудий и даст людское пополнение. Он еще будет упорно сопротивляться и предпримет новые авантюры. Предстоят еще жестокие и длительные бои. С нашей стороны еще нужно много жертв, лишений и нечеловеческих усилий.

Так что напрасны мои, как и многих других, надежды на скорое и легкое окончание войны, напрасны мои мечтания о переходе в гражданку и надежды вскоре попасть в Ейск. Характерно, что председатель стансовета в разговоре со своими подчиненными заявил, что в райкоме ему сказали, что на стансовете лежат и обязанности милиции, т. к. из армии милицию отзывать не будут.

3 марта 1943 г.

Дует все тот же свирепый и холодный ветер. По небу летят зловещие тучи. Ночью лил дождь. Порывы свистят в ветвях деревьев, в трубах и в щелях окон. Мрачно на дворе и на душе. За мной все не едут.

Второй день я питаюсь у Ямпильцевой. Вчера обедал жидким картофельным супом и стаканом молока, Ужинал тем же. Завтракал сегодня картошкой, огурцами и стаканом молока.

Характерно, что хозяйка ест то же самое, а мясо придерживает неизвестно для чего и кого, по-моему, просто из скупости. Вообще, скупы все ужасно. Барские откопали порядочно картофеля, зарезали поросенка, килограммов на 16, провожая сына в армию. Я им отдал две рубашки и брюки и намекнул, что сегодня они и меня угостят картошкой. Как бы не так. Хотя бы для смеху, для приличия, они даже не пригласили.

Сегодня у меня стансовет забрал пружинную кровать. Пришлось соорудить койку из двери. Она, конечно, не так удобна и жестка.

Ночью вновь видел во сне Тамару Андреевну и Лиду Бурдюгову в белых платьях. Мы шли с какого-то гулянья, я нес Тамару, удивляясь ее легкости.

Потом снился капитан Любимов, который заявил мне, что я откомандировываюсь в распоряжение крайкома или крайНКВД. Разговаривал с ним о консервах. Видел кучу присланных мне сельдей.

6 марта 1943 г. Станица Пашковская

За эти дни произошло много невероятного. Третьего мне привезли в Калужскую сухарей и рису на 10 дней и записку, что 7‑го приедут за остальным складом и мной. 4‑го я отправился самовольно в Краснодар, Пашковскую и прибыл сюда 5‑го в 2 часа дня. От Калужской до Ново-Дмитриевской⁸⁸ нет никакой дороги, и я чуть не зарезался, утопая в грязи. 4‑го я добрался до Ново-Дмитриевской, где переночевал. 5‑го пешком дошел до Георгиевско-Афипской, а оттуда начинается хорошая дорога до Краснодара, по которой ходят десятки машин. Мне удалось доехать на машине до Краснодара и даже немного подъехать до Пашковской. Здесь меня не ждали⁸⁹, но уже знали о моем местонахождении, т. к. заезжал Толя⁹⁰ и привозил мою к нему записку. Здесь он встретился не только со всеми домашними, которые живы, здоровы и живут, по теперешним временам, неплохо. Он встретился и с Петей⁹¹, который бежал из фашистского плена в Проскурове, пришел в Пашковскую и жил здесь при немцах 5 месяцев. 21‑го он отправился в РККА командиром роты, а Толя заезжал домой вторично 23-го. Тая⁹² работает учительницей в Пашковской неполной средней школе, преподает географию. Отец на старом месте – на почте.

Сегодня весь день я был в Краснодаре. Разрушений порядочно. Учреждения ремонтируются, собирают кадры, оборудование.

Был в крайоно. Заместитель заведующего крайоно Попов, Пашкова еще не приехали из Сочи. Был у Кочубинской. Она встретила меня очень приветливо, дала 30 рублей денег и талон в столовую на обед. Щи зеленые жидкие, но вкусные, тефтели мясные с бурачным гарниром – вкусно, но мало, грушевая запеканка и 100 граммов хлеба. Все это стоит 5 руб. 30 копеек.

Встретил Головатова, Бондаревского – имеют жалкий вид. Бондаревский назначен в Ейск председателем артели «Красный партизан» или руководителем промышленной кооперации. Головатый, очевидно, будет в Ейском консервзаводе в политическом отделе. Встретил Левченко (бывшего председателя горсовета), он работает здесь. Носит то же брюшко.

Говорят, что немцы уничтожили Ейское педучилище. Повешены Сурен Арутюнов, Семен Ягло, Гуртовая.

Науменко вроде бы пришел в город с партизанами, ранен. Прокопенко расстрелян военным трибуналом.

Говорят, что немцы восстановили в Ейске хлебозавод, завод «Молот», электростанцию и водопровод и, отступая, не успели уничтожить. Боев в Ейске не было. Вот что я узнал.

Завтра утром отправляюсь в Калужскую часов в 6 утра. Боюсь, что там без меня откроется моя самовольная отлучка, и меня отдадут под суд или направят в маршевую роту.

Пятов в Ейске. Списан из армии.

Вечер. Недавно пообедали. Пришла старшая сестра Дюжева. Федора Федоровича нет. Его вроде забрало гестапо.

8 марта 1943. Станица Калужская

Утро. В Пашковской выпал снег, а в Краснодаре прекрасная погода. Вчера я вышел в 6 часов утра. Подъехать до города не удалось, и я шел пешком. В городе сбился с пути, и до Кубани, до моста на Новороссийск мне пришлось идти пешком. Я прошел километров 15. У моста, за банку консервов, устроился на машину и подъехал до Георгиевско-Афипской

От Георгиевско-Афипской и до Калужской шел пешком. Местами страшная грязь, местами хорошая тропа. В Ново-Дмитриевской я был часов в 12. У одного домика увидел корову и зашел в этот домик отдохнуть и покушать каши, которую мне на дорогу приготовила теща. Жили в этом доме старик со старухой и внучатами. Сын на войне, мать умерла, осталось пятеро ребятишек.

Мне теща дала килограмм соли. Я насыпал бабушке стакан и дал пару сухарей. Она угостила меня хорошим борщом (2 тарелки), разогрела мою кашу и дала целый литр хорошего молока. Я с удовольствием пообедал и так наелся, что первое время было тяжело идти.

По дороге никто не попадался. Я шел один, и когда оглядывался, то вдали видел освещенный солнцем Краснодар за 30–35 километров.

Потом с гор подул резкий ветер в лицо и стал нести снежинки. В Калужскую я пришел в 5 вечера. Ко мне никто не приезжал и о моем походе в Краснодар никто из дивизиона не знает, что очень хорошо.

С 4‑го по 7‑е я в общей сложности проделал пешком не менее 150 км, не считая поездок на машине. Путешествием я доволен, хотя ничего не узнал о семье. Но я видел родственников, знакомых, кое-что узнал о Ейске, видел Краснодар, узнал цены: пшеничная мука простого помола, не сеянная – 1600 руб. пуд, кукуруза – 900 руб. Масло сливочное 600 руб., топленое 700, растительное 400, сало 700, хлеб 200 руб. килограмм-полтора (буханка). Средняя картошка 50 руб. десяток, соль 50 руб. стакан, молоко 50 руб. литр, лук средний 50 руб. десяток, семечки 2 руб. стакан, яйца 100 руб. десяток, резаная курица 400 руб., мыло для лица 60 руб. кусок, зажигалки 150–100 руб., камни для зажигалки 10 руб., общая тетрадь 100 листов 100 руб., рис 60 руб. стакан, манная крупа 35, пшено 50 руб., яблоки крупные 25 руб. штука.

Дешево одежда и «барахло». Замечательные немецкие шерстяные носки 50 руб. Очень дешево табак 2–3 руб. стакан. Много резаного. Я ничего не купил, кроме 5 стаканов семечек. Постригся в парикмахерской.

Встретил много военного люда с погонами (смотрится странно, но хорошо), в частности лейтенанта Шкрыля, который был в нашем дивизионе командиром 1‑го эскадрона и был откомандирован в маршевую роту за одно неподчинение капитану Любимову. Он уже капитан, ранен не тяжело в левую руку под Северской. Сейчас до 1 апреля в отпуске. Живет у жены в Пашковской, Ленина 20, через два дома от Дюжевых. Он написал и передал через меня письмо Терехову.

В крайоно решили ходатайствовать об откомандировании меня из армии. Головатый обещал поднять этот вопрос перед Ейской властью. Вряд ли что из этого выйдет. Бондаревский и он обещали помочь семье. В этом отношении больше надеюсь на Бондаревского, жаль только, что я его увидел в последнюю минуту по пути в столовую.

Сегодня за стакан соли выменял 10 картошек. Думаю варить суп. Боюсь, что за мной опять долго не приедут, и мне придется вновь голодать.

Как я разошелся с хозяйкой Ямпильцевой, у которой кормился 2 и 3 марта. 3 марта во время обеда она мне заявила, что завтра кормить не будет. Я стал упрашивать – ничего не вышло. Я предлагал ей свою стеганку за два дня питания – тоже не вышло. Сказала, что поужинать даст, и все. Но и поужинать она не дала. Как раз перед ужином мне привезли сухари и рис, и как только Ямпильцева увидела лошадь, она сейчас же с девочкой прислала мне мою ложку и велела передать, что ужинать нечего. Я пошел к ней. Она поесть не дала. Я напомнил ей о кабанчике, теленке, картошке, дойной корове, в сердцах назвал ее говноедкой и, хлопнув дверью, ушел несолоно хлебавши. Торжествовала она, а не я.

9 марта 1943 г.

Сегодня мне снился удивительный сон, подробностей которого, к сожалению, я не помню. Будто вечером я бродил в каком-то парке, как будто в Ессентуках. Вдруг я стал слышать, что кого-то зовут. Наконец, различил, что кричали: «Боец Цымбал, боец Цымбал!» Я пошел в театр за кулисы. Там мне сказали, что зовут меня в секретную комнату, где сидит следователь или председатель НКВД. Я туда постучался, вышел Одегов⁹³ и велел немножко подождать. Стал ждать, и ждал долго. Тут я увидел, что сидит много учителей, ждут очереди в эту же комнату. Я стал озираться. Налево была за кулисами сцена, а справа – большой зал, где перед выходом репетировали артисты, в частности, балерины исполняли какой-то победный оптимистический танец под торжественную и очень громкую музыку с фанфарами. Танец меня захватил. Балерины ушли на сцену, а я, не попавши в комнату, как-то очутился в парке, где встретил Ванееву, как и я, в военной шинели. Мы сидели в потемках. Она обменила мне шапку. Когда я ее поправлял, то заметил, что она превращалась то в гражданскую шапку, то в кепку, то в шляпу. Я заметил, что это чудодейственная шапка, и стал проделывать всякие опыты, взмахнув ею, а потом и стал проделывать манипуляции руками, а то и просто взглядом. Я одел с иголочки откуда-то появившегося Ляпина, затем превратил его одежду на посмешище другим в жалкие лохмотья, потом вновь одел в заграничный коверкотовый костюм. Для желающих я сервировал богатые столы, любуясь своей необычной способностью. За мной все время ходил какой-то мальчик. Мы встретили в зеленом переулке одинокую девушку, и я сказал ей, что пора спать, а она ответила, что сейчас только и можно подышать свежим воздухом. Мы с мальчиком пошли мимо, и я совершил еще много чудес.

Затем я очутился на поле боя. Лежал и видел, как из моего ранца укатились все патроны, а рядом только остались 2 гранаты РГД⁹⁴, и я с тревогой думал, как мне придется сражаться, потому что я знал, что враг рядом. Но сражаться мне не пришлось. Я взял пустой ранец и пошел с поля боя. Ранец был мокрый от прошедшего дождя, на нем в некоторых местах порвана телячья кожа, и я пожалел, что не взял другого ранца, т. к. на поле боя их рядом со мною лежало еще два.

Затем я вновь увидел эту девушку, но я уже был без мальчика. Я пошел за нею по огороду к избушке и стал просить у нее зеленого укропа, которого здесь рос всего один кустик. Девушка укропа не дала и сказала: «Вот мой муж». И я увидел старшего лейтенанта в одной гимнастерке, без пояса и головного убора. Тут же был какой-то мальчик, очевидно, их сын.

Старлей что-то сурово пробурчал, а я ответил, что если им жаль укропа, то я в нем и не нуждаюсь, потому что в одну минуту могу его вырастить сколько угодно. И я стал его выращивать, но не видел, чтобы он появлялся. Я стал думать, что уже лишился чудесной силы, или она не подходит к выращиванию укропа. Наконец я увидел, что укроп растет кустами, несколько пышных кустов. Я указал на них старлею, но он скептически сказал, что это говно. Тогда я, возмутившись, ответил, что он сам говно. После этого он выхватил наган, а я упал на землю, призывая мою чудодейственную силу сделать меня невидимкой. Лейтенант стрелял через меня куда-то, где, по его мнению, я скрылся в кустах. Стала стрелять и его жена, и даже мальчик из игрушечного пистолета. Они ходили у моих ног, задевали мне ступни и пальцы, и я страшно боялся, что они откроют мое местоположение и убьют меня. Но чудодейственная сила меня не подвела. Когда лейтенанту надоело палить в белый свет как в копеечку, он ушел в избу. За ним ушла сразу и его жена. Последним ушел мальчишка. Он по дороге все оглядывался и мешал мне подняться, наконец, и он скрылся в избе. Я встал и пошел от этого неприятного места назад, но здесь кошка свалила чугунок, и я от стука проснулся.

Удивительный сон! Мне такие никогда не снились. Жаль, что я его не помню во всех подробностях.

Хозяева (Барские) ушли в город. Я вчера в стансовете выменял 4 килограмма картошки за 2 газеты, принесенные из города, и вчера и сегодня варил густой и хороший суп. У меня немного сохранилось рису, жиру и 100 гр. сала, что дала мне на дорогу теща. Правда, сегодня половину этого супа съели хозяйские мальчишки и, главное, выловили из него все сало.

Сегодня, наконец, приехали из Северской с темным, правда, распоряжением кое-что сдать, а кое-что взять с собой.

Я так и сделал. Вьюки отправились на машине в станицу Ставропольскую, а я завтра в 6 утра отправляюсь в Северскую.

10 марта 1943 г. Станица Северская

Сегодня часов в 8, а не в 6 вышел из надоевшей мне Калужской. Захватил с собой самостоятельно приготовленную вчера вареную мятую картошку (как для пирогов), заправленную макаронными консервами с мясом, луком, чесноком и салом. Картошка очень вкусная. Я ею завтракал, обедал в Дмитровской и ужинал в Северской, ибо приготовил ее много. До Дмитровской идти было легко, ночью хорошо подморозило, потом стало таять, и дорога испортилась.

В Дмитровской я отдохнул и пообедал у прежних стариков с литром молока. Кроме молока выпил еще 4 кружки воды – картошка пересолена. Дальше было идти плохо. Замершая грязь расползлась, от выпитой воды идти было тяжело и ломило ноги. Я дважды отдыхал, чего не делал при походе в Краснодар и обратно. От Афипской до Северской ехал на машине, которую ждал два часа и очень замерз. Своих в Северской нашел скоро. Видел старшину, экспедитора и некоторых бойцов. Говорят, здесь Щербина. Я еще не отчитывался и только получил продукты на сегодня и завтра, между прочим, 50 гр. сливочного, вернее, топленого масла и 70 гр. сахарного песку.

У бойцов я не остановился, там жутко: спят они в грязной комнате на заплеванном и затоптанном полу, во вшах. Когда я вошел, то один из бойцов как раз бил вшей и хвалился, что их у него уже нет, т. к. он убил более десяти.

Рядом живут учителя. Я остановился у учительницы Найдиной, муж которой, тоже учитель, сейчас находится в армии. По соседству учителя из Новороссийска – Федюшины. Приняли меня приветливо, угощали чаем без сахара с горячим кукурузным чуреком.

11 марта. Там же

Спал на кровати, застланной чистой простыней. Укрывался тремя одеялами. Было тепло, мягко, чисто, приятно.

Сегодня получил 350 гр. сахару на 10 дней. Пил чай, ел суп. Буду мыть волосы (у меня хорошая прическа, которой я не носил с 1930 г.). Брился в парикмахерской.

Станица Северская очень большая, почти как город. Через нее ежеминутно идут на фронт машины. Был на базаре. Здесь все вдвое дороже, чем в Краснодаре: яйца 200 руб., молоко 60 руб., соль 80, картошка 400 руб. ведро, подсолнечное масло 700 руб.

Встретил Микшу из партизанского отряда. Он здесь работает на маслозаводе. Здесь же и Терещенко. Его жена зав. райздравотделом. С Микшей был в столовой (прикрепление) – завтракал: галушки, каша овсяная, брынза 200 гр., хлеба 100 гр. – все за 3 руб. 60 к. Все очень вкусно после армейского вечного и неизменного во веки веков супа.

Написал сегодня письма Верхнежировскому и домой. Сейчас пойду на почту и отправлю заказными. Думаю побыть здесь дня 2–3, а потом отправлюсь в дивизион. Боюсь, что мне нагорит за то, что я чуть ли не все сдал на трофейный склад.

Меня уже думают отправить обратно в Калужскую за патронами к зенитному пулемету и телефонными аппаратами. Я хочу, чтобы поехал кто-нибудь другой.

12 марта 1943 г.

Ужасно неприятные новости. Сегодня я слушал последние известия. Наше наступление захлебывается, даже больше того. Противник бросил 25 новых дивизий, из них 12 танковых. Сейчас идут ожесточенные бои западнее Харькова. Противник стремится овладеть городом, наши части отбивают атаки. Говорят, что вчера в газете было сообщено, что наши войска оставили 8 недавно взятых городов на Украине. В Донбассе: Лозовую, Изюм, Барвенково, Лисичанск, Павлоград, Ворошиловград. Если так будет продолжаться и дальше, противник скоро вновь вернется на Дон, Кубань, Кавказ. Уже сколько времени ведутся безрезультатные бои за Новороссийск, Таганрог, Мариуполь. Если противник возьмет Харьков, наши войска, находящиеся в Харьковской, Полтавской, Курской области, попадут в окружение.