Kitabı oku: «Неисправимый бабник. Книга 1», sayfa 4

13

Все ждали, что напишет центральная областная газета «Днепровская правда» на следующий день. Все хотели прочитать, что именно Хрущёв предотвратил ядерную катастрофу, стуча ботинком по столу в ООН. Конечно, империалисты перепугались, особенно когда он пригрозил: «Мы вас закопаем» и показал кузькину мать империалистам. Но в газете о воздушной тревоге не было ни строчки. Потом распространились правдивые слухи, что тревога была учебной. Это штаб гражданской обороны города по согласованию с горкомом партии объявил воздушную тревогу в целях тренировки населения. Никто об этом знать не должен, ни один иностранный шпион не передаст информацию о тренировке граждан перед началом атомного красного кошмара, а журналисты не поднимут шум по этому поводу по причине закрытости города.

– А мы ничего не слышали, – сказала тетя Вера, хозяйка дома, где проживал Витя. – Мы никому не нужны. Мы – частники. У нас свои дома. Если мы погибнем, еще и лучше. Сразу наступит коммунизм. На пепелище.

– Все хорошо, все стерпится, лишь бы не было войны, – сказал брат Веры Андрей, что жил в другой половине дома. – Никита Сергеевич молодец: по заграницам стал разъезжать, народ агитировать. Как только народ поднимется, мы сразу пойдем им на помощь. Я готов отдать свою жизнь за торжество коммунизма на земле. Красное знамя должно реять над всем миром. А то, что мы иногда живем впроголодь, не беда: во время войны и хлебным коркам были рады. А теперь хлеба полно. Как у вас там, на западе? – обратился он к Вите.

– Хуже, чем здесь, – ответил Витя.

– Это естественно: у нас социализм с восемнадцатого года, а у вас только с сорок пятого, и это большая разница. Это лишний раз доказывает, что социализм есть прогресс.

14

По воскресеньям Витя спал дольше обычного, лежал, набирался сил для трудового энтузиазма на все дни следующий недели.

«Надо уходить с этой работы, – все чаще думал Витя. – Мои мышцы слишком слабы для того, чтобы перетаскивать тонны груза за каждую смену. Тут нужны мускулы грузчика. Если не найду ничего другого, пойду в полицию, стану легавым. Легавые – отбросы общества. Так, по крайней мере, говорят о них. Почему к ним такое отношение? Кто в этом виноват? Ведь полиция – это та же власть. Почему партийные боссы так почитаемы, а работники полиции на задворках общества?»

Прошло около двух месяцев с тех пор, как Витя переступил порог торговой базы и уже стал было привыкать, но его мучили мешки с цементом, которые почему-то приходили ежедневно, и на то, чтобы справиться с этими мешками, у него просто не хватало сил. Стало ясно, что надо искать что-то другое. Не лень мешала ему, а отсутствие достаточных физических сил – остаться на этой работе.

Витя почувствовал что-то недоброе на душе, где у него скребли кошки, присосавшиеся как пиявки. В этот день он настрочил заявление об увольнении и на следующий день, утром, передал его Пронину.

– Я не могу подписать заявление, надо две недели отработать, как положено по закону.

– А я не готов к разгрузке машин, у меня растяжение сухожилий и в брюхе, ниже пупка, покалывает.

– Тогда вы должны обратиться к врачу и предъявить больничный, – наступал Пронин.

– Хорошо, я принесу больничный.

Получить больничный лист можно было запросто. Обычно врачи смотрели на термометр. Если температура тела была тридцать семь градусов и выше, вам не задавали вопросов и выписывали больничный лист от трех до семи дней.

Витя побывал у врача, получил освобождение от тяжелой работы и больничный на три дня. Это время он использовал для поиска другой, более подходящей для него работы.

* * *

Старичок, похожий на паука, быстро исчез за массивной дверью и так же быстро вернулся с еще одним молодым дебилом, у которого взгляд был острее кинжала. Он несколько раз пронзил этим взглядом посетителя, вывернув все нутро, но там ничего враждебного не оказалось.

– Гражданин, идите своей дорогой и больше не суйтесь в это учреждение, оно не для вас. Здесь занимаются выживанием жуков в зараженной местности, а человека – в космическом пространстве. Тут нужна ученая степень.

– Понял, благодарю вас, вы очень любезны. Я просто ищу работу. Стал заглядывать. Смотрю, сторож спит, я и сиганул мимо него. Больше не буду так делать, честное комсомольское.

– А у вас прописка в городе есть?

– Есть, а как же, – ответил Витя, протягивая паспорт.

– Вижу. Все в порядке. Давай дуй отсюда на проспект Маркса.

Часть вторая
Моя полиция меня бережет

1

– Ну-с, пришел все-таки, – радостно произнес майор, начальник управления кадров. – А мы уже ждем. Значит, у вас серьезные намерения служить в органах. Что ж, это похвально. У вас среднее образование. Вы завтрашний студент Харьковского юридического института и наш будущий офицер, наш полковник и будущий генерал. А тут зарплата, жилье, собственная трехкомнатная квартира и детишки, положение в обществе. Характеристики на вас отовсюду получены, в принципе, они все положительные. Можете увольняться и приходить к нам. Отношение к офицерам со стороны общества другое, чем, скажем, к рядовым работникам, учтите это. А у вас неплохая перспектива.

– Я могу рассчитывать у вас на ночные дежурства? – задал Витя глупый вопрос.

– А почему вас интересуют ночные дежурства, на подвиги тянет? – удивился майор.

– Я попробую определиться вольнослушателем в университет, на литературный факультет, а у них лекции днем. Мне нужен свободный день. Когда не будет лекций в университете, пойду в городскую публичную библиотеку, она отсюда недалеко, практически напротив вашего управления. На четвертом этаже великолепный читальный зал. И еще. Форму надо носить круглые сутки, как в армии, или только на службе?

– Только на службе. А что касается ночных смен, то этот вопрос решается на месте, в подразделении. Попросите командира, и он вас с удовольствием определит на ночное дежурство. Охотников на ночные смены мало, насколько я знаю. А теперь насчет вольнослушателя. Я думаю, что вам лучше определиться и пристать к одному берегу, а не стремиться к двум одновременно. У вас не получится ни здесь, ни там. Отдайте максимум энергии органам, а органы ответят вам тем же. Пусть потом, позже литература станет вашим хобби. Это не запрещается. Я вот люблю музыку: играю на скрипке. Все жду, когда напишут гимн полиции. Вот тогда я выступлю публично: буду на сцене исполнять этот гимн.

– Вы так убедительно говорите…

– Вы разговариваете не только с начальником отдела кадров управления, но и со студентом Харьковского юридического института.

– На каком вы курсе, если не секрет?

– На третьем, уже второй год, к сожалению. Работа, так много работы. А потом, это римское право, будь оно неладно. Со второго курса хвост за мной тянется. А зачем мне это право нужно, скажите? Мне советское право нужно. Это я знаю, на нем я сижу, его внедряю в жизнь. Но преподаватели, эти старые клячи, что пыхтят, как паровозы, и только портят воздух, знают, что мы, работники полиции, сидим на советском праве и знаем его лучше, чем они, подсовывают нам римское право, да еще и латынь учить заставляют. Я решил в знак протеста сидеть три года на третьем курсе. Третий курс – это уже что-то. Это незаконченное высшее образование. А потом, у каждого заочника много льгот. Я Харьков знаю не хуже Днепропетровска, у меня там даже зазноба имеется. Вот какие прелести дает полиция, хоть ее все и ругают на каждом шагу. И это несправедливо.

– Мне все понятно. Я буду увольняться. В общем, заявление я уже подал, только меня заставляют отрабатывать две недели.

– Кто заставляет? Ну-кось, дайте мне телефон вашего бывшего начальника!

– Спасибо, я попытаюсь сам решить эту проблему.

– Ну смотрите, мы можем помочь.

Витя вышел на улицу в приподнятом настроении. Теперь он попытается осуществить свою мечту.

2

Будущее показало, что он был наивным, как ребенок, и благодаря этой наивности допустил ряд крупных ошибок, которые повлияли на его жизнь в будущем.

* * *

Вот и приемная ректора университета профессора Бориса Мельникова. Здесь сразу улетучились романтические мечты и даже появилась дрожь в коленях.

Секретарша вошла в кабинет к профессору, чтобы передать просьбу принять молодого человека, очевидно студента-заочника, желающего посещать лекции на филологическом факультете, тут же вернулась и сказала:

– Сейчас, как только профессор освободится, загорится лампочка, и я проведу вас.

В приемной ректора больше никого не было – видимо, все вопросы решались непосредственно деканами на факультетах, – но было очень много звонков. Секретарша снимала трубку, выслушивала и кратко говорила: «Одну минутку, соединяю» или: «Перезвоните позже».

– Как вы думаете, разрешит ли мне профессор посещать отдельные лекции на филфаке или не разрешит? – спросил Витя, все более волнуясь.

Секретарь пожала плечами, а потом ответила весьма неопределенно:

– Возможно, разрешит. Это в его власти, хотя… он такой принципиальный.

– Это значит буквоед?

– Ну, не совсем так. Профессор и буквоед, да что вы! Разве это возможно? Просто он любит поступать согласно инструкции или согласно указаниям сверху. Если в инструкции сказано, что любой желающий может посещать лекции наряду со студентами, значит, он вам разрешит, если не сказано, не разрешит. Вот и все.

– Я боюсь, что в инструкции этого нет, – сказал Витя.

– Если вы в этом уверены, то тогда напрасно теряете время.

– Но я очень хочу. Я люблю литературу, я даже стихи сочиняю.

– А, все сочиняют по молодости, а потом это проходит с возрастом. Так было всегда. Даже очень богатые люди в Средние века от нечего делать кропали стихи и никогда не публиковали их. И только после их смерти, возможно столетия спустя, потомки, копаясь в бумагах, приходили от некоторых стихов в восторг и публиковали их. Проходите, – сказала секретарь, – чего уж теперь уходить?

В просторном кабинете во главе длинного стола в виде буквы «т», накрытого зеленым сукном, сидел мрачный умный старик высокого роста, с седой шевелюрой. Он на мгновение поднял глубоко посаженые глаза неопределенного цвета и показал рукой на кресло для посетителей.

Витя присел на самый краешек кресла, ожидая традиционного вопроса «Что вам нужно?» или «Слушаю вас». Но ректор вместо слов поднял голову, что означало «Можете говорить». Витя почувствовал резкий запах, который обычно выходит из заднего прохода, когда в животе скапливаются газы от переедания либо от пищи, несовместимой друг с другом. Скажем, съеденный огурец нельзя запивать свежим молоком и т. д.

Шмыгая носом, посетитель стал излагать свою просьбу, довольно путанно, с дрожью в голосе, и причины, которые его сюда привели. Но ректор понял его с полуслова. Он был опытным аппаратчиком, много лет проработавшим заведующим идеологическим отделом обкома партии, где и сочинил диссертацию на тему «Экскурсия Ленина по горам Швейцарии в обществе Надежды Константиновны». Это и позволило ему пересесть в кресло ректора университета, не такое мягкое и престижное, как в обкоме, но все же почетное, когда стало ясно, что на его место давно метит один из секретарей горкома партии.

– Достаточно, – лениво произнес профессор и громко выстрелил, да так, что посетитель вздрогнул, – я все понял. Но в инструкции по этому вопросу ничего не говорится, значит, Министерство высшего образования СССР не сочло нужным допускать посторонних граждан на лекции, и это правильно. Представьте себе: сейчас, в эпоху всеобщего среднего, а при коммунизме и высшего образования, все двести шестьдесят семь миллионов граждан сядут за парты институтов и университетов. Как прикажете быть? А потом, на данном этапе у нас категорически не хватает помещений, мы вынуждены заниматься в две смены. Аудитории маленькие, студентов много, воздуха не хватает.

– Я не буду портить воздух, сидя на лекции, честное слово, – неожиданно для себя выпалил Витя. – Я, собственно, кушаю всего один раз в сутки, газы, таким образом, в моем животе никогда не скапливаются… Газы… не из чего. Вы сколько раз в день кушаете?

– Три, а что?

– Вот у вас и накапливаются газы, и вы их выпускаете, а я один раз. Пончики – утром, баланду – в обед, чай – на ужин. Стреляйте – не пердну. Давайте я открою вам форточку, запах ужасный, как у любого ученого человека.

– Студенты, я думаю, тоже не портят воздух в аудиториях, не с чего. Я с этим согласен. Стипендия маленькая, столовая работает из рук вон плохо. Я тут был в Чехословакии на форуме. У них стрельба была такая, что поляки вставали и уходили. Чехи гордятся каждым выстрелом, они считают это правильной работой желудка. Я поэтому тоже постреливаю, не взыщите, – сказал профессор и выпустил затяжную канонаду.

– Я буду сидеть тихо, как мышка. Могу сидеть даже на ступеньках.

– Только Ленин мог сидеть на ступеньках, а вы, надеюсь, далеко не Ленин.

– О да, я на это не претендую.

– Было бы смешно претендовать, молодой человек. Вы где работаете?

– В полиции. Буду там работать, уже оформляюсь.

– В полиции? Как же? Кто вас подослал? Насколько я знаю, работники полиции… у них так много работы… им некогда на лекции ходить. К тому же работник полиции в форме является на лекции. Да все подумают, что их пришли арестовать. Вы что, шутите?

– Я буду ходить на лекции в гражданском костюме, честное слово.

Профессор нажал на кнопку звонка, вмонтированную под крышкой стола, и снова стрельнул. Вошла секретарша.

– Если еще какой чудак придет проситься на лекции, не пускайте ко мне. Это запрещено законом.

– Пойдемте, молодой человек, я же говорила вам, что едва ли такое возможно, – сказала секретарь.

– Товарищ ректор! Хоть несколько лекций в порядке исключения разрешите посетить, ведь не все студенты ходят на занятия: кто-то болеет, кто-то сачкует… Я займу свободное место с тетрадью и ручкой, буду сидеть тише воды ниже травы и строчить, строчить… все то, что будет говорить ваш преподаватель. Лекция останется втайне от врагов советской власти, ибо… никто не будет знать содержание лекции, поскольку там может быть государственная тайна: университет все-таки…

– Вы свободны, сказано вам…

– Я не буду портить воздух на лекциях, клянусь. Если лекции с утра, даже чай пить не стану, на голодный желудок лучше усваивается, да и брюхо не распирает, газы не образуются. Вот вы уже, кажется, тихонько пустили.

Витя извлек носовой платок, закрыл им ноздри, а потом нарочно чихнул несколько раз подряд. Ректор поморщился и, нахмурив брови, произнес:

– Вы это уже говорили. Освободите кабинет!

– Может, вы передумаете. Я могу прийти и в следующий раз, – не унимался Витя.

3

«Университет марксизма-ленинизма производит набор граждан без ограничения по возрасту. После окончания университета выдается диплом», – прочитал Витя в объявлении.

– Пойду! – воскликнул необычайно громко. – Может, примут условно, пока не выдадут аттестат зрелости.

Надо было проехать две остановки, добраться до медицинского института на горке, именно там размещался знаменитый Университет марксизма-ленинизма.

С дрожью в коленях и в каким-то необычном напряжении он поднялся на второй этаж, набрал воздуха полные легкие и постучал в дверь.

– Войдите, пожалуйста, – прохрипел седовласый старичок, сидя за роскошным двухтумбовым столом.

– Я пришел… я хочу поступить к вам… если есть еще хоть одно вакантное место.

– Вас никто не направлял, вы сами пришли или как? Как вы решились? Это же… не каждый набирается храбрости и… и не каждый чувствует позыв. Мраксизм – это всем наукам наука, тут надо корпеть, грызть, вооружаться. Глубину мраксизма надо постичь, в глубину надо углубиться. Если взять Маркса и Ленина, то не знаешь, кто глубже, кто современнее. Тут, знаете, не только глубина, но и высота. Итак, кто же вас направил? У вас направление на руках? Давайте сюда направление.

– Никто меня не направлял, я по зову сердца. У этого мраксизма какой-то магнит. Еду я тут намедни мимо вашего университета и чувствую сильную тягу, вот и пришел, – солгал Витя, моргая.

– Вот это да, я вижу, из вас настоящий марксист-ленинец получится. Гм, добровольно пришел человек, сам, по своей инициативе. Ни направления, ни решения партийного бюро ему не надо, сам пришел. Недаром ленинизм завоевывает все более высокий авторитет в массах. Давайте паспорт, молодой человек, что вы его мнете в руках? Я вас определю в самую лучшую группу, где молодежь, а молодежь к нам – по путевке горкома комсомола. Вы парень симпатичный, выберете себе юную комсомолку и будете вдвоем с ней строить коммунизм, а потом и жить в коммунистическом обществе. Есть такое мнение, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме, оно, это мнение, прорабатывается. Партия еще не заявила об этом во всеуслышание, но, я надеюсь, скоро заявит.

– А экзамены, вступительные, я имею в виду, надо сдавать?

– Никаких экзаменов. Университет марксизма-ленинизма – это единственное в стране высшее учебное заведение, которое принимает студентов без экзаменов. Это университет будущего, он открыт для всех желающих. Это самый престижный и самый демократичный университет в мире. В странах капитализма нет и не может быть таких университетов. Там вообще образование на нуле. Да и мраксизма там нет, учить нечего, вот почему там нет подобных университетов.

– А диплом я получу после его окончания? – полюбопытствовал Витя.

– А как же, молодой человек.

– И направление на работу?

– А вы член?..

– Я с членом, но я не член.

– Вам надо вступить в партию по месту работы, стать ее членом, а опосля мы им дадим такой совет, и вас автоматически повысят в должности. А как же, молодой человек. Мы своих не обижаем. Вы где работаете, кстати?

– В полиции, – храбро ответил Витя.

– Знаете, я вас потом порекомендую в КГБ… после успешного окончания нашего университета. А КГБ это – во! Там служат лучшие люди страны, это лучшие умы. Глаза и уши государства и особенно КПСС. У их, у етого КГБ, все покрыто тайной, даже собственные имена ненастоящие. А если есть жена, то она тоже под другим, ненастоящим именем.

– О боже! Это Комитет госбезопасности? – с какой-то таинственностью спросил Витя.

– Конечно, конечно. Только Бога вспоминать нельзя. Все функции Бога перешли к Ленину, вернее, Ленин отнял все функции управления страной и мозгами у Бога. В нашем юнирситете мы будем все это изучать.

– Ого! Боюсь, что я недостоин…

– Это, конечно, элита, это ить ленинская гвардия. Без этой гвардии мировая революция просто невозможна. Но мы будем присматриваться к вам. Как только получите партийный диплом, мы тут же данные о вас передадим в КГБ для изучения. Процедура непростая, но зато жизнь обеспечена. А пока в коридоре перепишите расписание занятий: у нас по две пары два раза в неделю – вторник и пятница. Поздравляю вас с поступлением в университет!

«Ну, теперь я изучу историю партии досконально», – сказал себе Витя и, гордый тем, что его приняли, вышел на улицу. Он тут же сел на трамвай, проехал несколько остановок и сошел на улице Короленко. Здесь на здании городской публичной библиотеки новое объявление о приеме в кружок художественного слова.

«Пойду запишусь, – решил Витя, – это не помешает». Здесь тоже занятия в вечернее время дважды в неделю.

В небольшом помещении сидели молодые девушки-студентки театрального училища, одна другой лучше, и каждая по очереди читала стихи. Руководитель кружка, очевидно, преподаватель того же театрального училища, мужчина солидного возраста, худощавый, невысокий, с очень смуглой кожей, похожий на цыгана, внимательно слушал чтение и тактично делал замечания. В основном звучали стихи о любви.

4

Витя скромно уселся на свободный стул поодаль от сидящих девушек, которые осторожно, но весьма критично на него поглядывали, отчего он стал заливаться краской. Главным образом потому, что был излишне скромно одет. Ему показалось, что сидевшая справа девушка незаметно начала отодвигаться от него, и он подумал, что от него несет потом. Красивый носик с горбинкой стал шевелиться, она пухлой ручкой помассировала переносицу, но все же быстро достала платок из дамской сумочки, накрыла носик и глухо чихнула.

– Вы где учитесь, молодой человек? – спросил руководитель кружка во время перерыва.

– В университете…

– Хорошо, хорошо. Наверное, вы филолог?

– Да нет, я учусь в Университете марксизма-ленинизма.

– Да? Ну, это очень солидно. Значит, вы университет уже окончили. Что ж, давайте начнем работать. Будете читать стихи или прозу?

– Стихи. У меня стихотворение Лермонтова «Умирающий гладиатор». Его я и буду читать.

– Через пять минут закончится перерыв, и тогда, после перерыва, начнем. А пока посидите послушайте.

Девушки читали хорошо, с душой, а Вите особенно понравилась та, что отодвигалась от него, как ему показалось. Она читала стихотворение Пушкина «К морю».

В перерыве девушки сами стали представляться:

– Меня зовут Женей.

– Меня зовут Валей.

– Меня Людмилой, что значит «милая людям», – сказала самая симпатичная и кокетливая девушка, что читала Пушкина.

– Виктор. От слова «виктория» – «победа».

– Знаем, знаем, – сказали они хором.

– Что ж, надо, чтоб ты победил на конкурсе в эту субботу, – сказала Люда.

– Ну-ка, скажи слово «писулька», – потребовала Женя.

– Писюлька, – произнес Витя.

– Писулька, хи-хи. Это совсем не то.

– Да какая писюлька, это же пиписка? Женский половой орган. Девочки, кто готов отдать свою писюльку на обработку?

– Отдадим, но не так сразу. Зашел и получил. Ишь какой… красавчик.

– Хи-хи! Тебе, милок, каждый день надо заниматься, если думаешь читать стихи со сцены. Люда, возьми над ним шефство и отдай ему свою писюльку.

– Боюсь, что я не гожусь в подшефные, – сказал Витя.

– Нужен он мне больно, – сказала Люда. – Он гол как сокол, он даже мороженое купить не в состоянии.

– Это вы правильно говорите, – сказал Витя.

– Ходите к нам в кружок, мы тоже неправильно произносим некоторые русские слова. Русский язык – очень трудный, – проговорила Валя.

* * *

Витя понял, что малость надул девушек, а что касается их письки, пусть носят ее с собой, берегут ее до сорока лет с последующий консервацией.

На улицу Веселую он приехал в двадцать три часа. Маленькая девочка Люда все еще не спала.

– Ты почему не спишь? – спросил он дочку хозяйки.

– Тебя ждала. Посему так поздно приходишь?

– Ложись спать.

– И ты со мной лозись.

– Когда ты вырастешь и у тебя вырастут волосы до попки, тогда я с тобой лягу и буду тебя щекотать.