Kitabı oku: «Мужья и жены Одиночества», sayfa 2
Глава вторая
Конечно, есть в социальной психологии методики – анкетирование, опросы. Но от них в этом городе-бедламе все отмахивались. И к психоаналитикам мало кто ходит тут – к тем тоже не присоседишься. Тут все расскажут о себе подружке или собутыльнику, соседу по купе в поезде. Или временному постояльцу.
–Ко мне мужик сегодня утром пристал в магазине. Говорит, дайте, красавица, сумки вам до дома донесу.– В голосе Натальи Борисовны звучала издевка с долей возмущения.– Так я ему и дала!
–Так что он «дать» просил – осенило Грегорина, – то есть переспать хотел?! – Подыграл Ромео своей домохозяйке.
–Ну, в перспективе, наверное, – Теперь женщина сомневалась и пожевывала губами, давно утонувшими в складках многократного подбородка, – Я- то подумала, что он спереть еду хочет. Видел, сколько вкуснятины я в пакеты на кассе складывала. А сам такой …на голую пенсию живет. – А может и правда в сожители набивался, – мысли на эту тему Наталью тоже не обрадовали. – Сдался мне этот «голожопый»!
–Так он еще и нудист?! – раззадоривал женщину Ромео, «кося» под истинного иностранца.
–Все ты понимаешь, засранец, просто репей, а не человек.
Грегорин засмеялся. Ему очень нравилось разговаривать с Натальей Борисовной.
–Ну а если б он был в отличном костюме и при машине, вы бы согласились мужика взять к себе?
–Да ни за что! Этих в костюме мне и на работе хватало. Насмотрелась на их «охоты юбки».
–Теперь, скорее, это охота на джинсы? – Пытал Наталью Барисовну дальше.
–Теперь не знаю, я от дел отошла. Но моего возраста мужичье такое было. Джинсы в нашем учреждении не водились .
–Эх, были времена, – мечтательно посмотрел в потолок Ромео, прихлебывая прекрасный кофе из увесистого пузатого бокала, а не из какой-нибудь чашечки, которую с микроскопом по столу искать надо. – В юбках девки по улицам ходили.
– Ну, по улицам по – разному ходили, а в обкоме- райкоме, парткоме, там полагалась юбка до колена или чуть выше. Как и в униформе.
–А ты как думаешь? Не дашь – не поднимут. -Не поднимут.Ну, по служебной лестнице, в смысле.А тот, в кого влюбилась, только раз и удостоил. Шеф наш ненаглядный. Блюл себя, поэтому на повышение и поехал в Питер.
-Ну а к вам-то тогда приставали?
Наталья встала, заколыхав жирами внутри объемных штанов. Трудно было представить ее молодой и соблазнительной. Разве что красивый разрез глаз – такой изгибистый, ну и носик вздернутый слегка и очень маленький.
Женщина подлила себе чаю в еще больший, чем у Ромео бока, и поймав его взгляд, поняла его правильно. Ведь не даром столько лет провела в аппаратных играх.
–Я и вес-то набрала, чтобы перестали на меня мужики зариться. Да и приятное это занятие – есть. А то аборт за абортом. Я их одиннадцать сделала. Потом, вроде, бесплодие настало.
–То есть, у вас появилась профессиональная болезнь, поэтому вы не завели детей?
–Вот ты издеваешься, а ведь и вправду, профессиональная болезнь-то…
–Выговор у Натальи Борисовны был интеллигентный, а лексика при этом разнообразилась народными словечками. Видно, Лев Толстов был ее идеалом.
–Вы, Наташа (польстил Ромео возрасту собеседницы) выросли в городе или в деревне? Слова у вас, как из разных миров. – Он улыбнулся своей неотразимой улыбкой, якобы смущенной – его лучший прием, вызывающий на откровенность именно немолодых женщин. С молодыми девками его улыбка была красивой, но с издевкой (с той же целью), а с мужчинами он никогда не улыбался в начале разговора: сам боялся нарваться на голубого и одновременно не хотел, что б его приняли за гея люди с традиционной ориентацией.
Улыбка сработала.
–Просто я выросла в коммунальной квартире, где кроме нас жила семья из деревни и семья из числа «бывших» князей. Родители мои тоже в вузе отучились. Вот эти три составляющие и сформировали мою лексику, – Наталья Борисовна была явно рада повороту разговора)– Наверное, потому я и не захотела заводить семью, что гвалт от деревенской пацанвы – шесть штук их было у родителей, их драки, воровство, кражи меня и оттолкнули от самой идеи заводить детей. Да и папа с мамой на наших девяти квадратных метрах не имели возможности скрывать от меня свои ссоры, ревности и недовольство друг другом. Но их ненависть была тихой. Мать отца упрекала, что денег мало. А он ее в том, что так и не был уверен, что я его дочка, а не соседа графа. Видно, что-то было до моего рождения, что он предполагал такое.
–А вы бы хотели быть и с князей каких-нибудь?
–В моем детстве этот было не выгодно. Во взрослом возрасте – тоже, а после перестройки никого из графской семьи не было, чтобы сделать анализ ДНК. – Наталья Борисовна, видно, не раз думала на эту тему вечерами.
–А могилу вскрыть аристократов из коммуналки нельзя было?
–А смысл? – Мне итак досталась вся коммуналка. Графья вымерли, сельчане вернулись в деревню. Ферма у них теперь. Я выкупила у них комнату. Ну а графскую мне и правда завещали. Так что все может быть, что я им кем-то прихожусь.
Ромео протянул Наталье молча пузатый бокал:
–Не могу от вашего кофе отказаться.
–Наталья пробурчала:
–А кто тебе его предлагал. – Но кофе налила. И Ромео решил, что последних ее слов не услышал. Быстро выпил, что дали, и сделал вид, что надо мчаться по делам. Хотя таковых у него пока не было.
Но едва он вышел к лифту, как увидел возвращающихся из больницы девушек – Зою и Таню, которые уже открывали по очереди дверь вставленным в нее ключом. И замок не поддавался. Или они делали такой вид, чтобы Ромео им помог.
–Давайте, я, – сказал он решительно и повернул ключ. Тот и правд шел туго, так что худышки могли и не справиться. Тем ни менее, они позвали добровольного помощника в гости. Не очень, впрочем, приветливо.
–Заходи , угостим кофе. – Недовольным тоном сказала Таня.
–Спасибо, но у меня отель с завтраком, – пошутил он.
–А у нас завтрака не будет, – Более весело сказала Зоя. – Холодильник хронически пустой, чтобы не было соблазнов.
–Ну, судя по всему, вы уже перестраховались. Так что давайте я сбегаю за круасанами, а вы мне за это расскажите почему не хотите замуж. Бартер, так сказать.
Таня засмеялась:– Тогда ты расскажешь, почему женат.
–Разведен, – уточнил Ромео, улыбнувшись так лукаво, что его можно принять за шутку, отделаться от вопроса, не соврав.
– Ну, я пошел, то есть, побежал, пока ваши ножки еще не подогнулись от голода. – Парень и правда так думал, глядя на эти две «тени девушек» – на настоящих они не тянули: сероватые, тонкие и длинные, будто вытянутые.
Девочка-белочка Тамара сегодня с утра еще даже не присела. Она проспала на работу, в их огромной компании вход был с приложением пропуска к электронному сканеру, фиксирующему время прихода. И автоматически на стол руководства ложились сигналы при наличии трех опозданий. У Томы уже было одно.
Она влезла во всю вчерашнюю одежду, как обычно не попользовалась косметикой, сжевала на ходу орбит без сахара, а щетку с зубной пастой кинула в сумку. На работе выберет время почистить. Очень хотелось пить. Расчесаться не успела. И была недовольна собой и миром. Но выглядела со стороны при этом маленькой и очень пикантной девушкой со вздернутым носиком, чернющими глазами и по моде растрепанной шевелюрой. Спутанные волосы ниже плеч сегодня не было времени заколоть аккуратно и поэтому прическа была превосходной. И на ее летящую сквозь толпу фигурку невольно оборачивались парни. Лицо ее походило на звезду, блеснувшую сквозь серые тучи. Серого в ее гардеробе было много. Но самого гардероба – мало. Она и не собиралась никого соблазнять – в гробу она видела она эту семейную жизнь. У них в доме жили кроме измотанной вконец матери е семеро детей и отец, который еще троих нагулял в своем же селе на стороне. Именно потому, что не хотел спать дома, когда религиозная до фанатизма мать рожала очередной плод давно отцветшей любви. И потом возвращался в семью – ведь к тому моменту его новая любовница оказывала с животом до носа. Да и очередной законнорожденный младенец утихомиривался.
А Томочка была у мамы второй поле старшего брата, так что последних двух братишек она помогала матери нянчить. И зареклась иметь своих детей – доставали мальчишки ее так, что она , когда мать оставляла их на Тому и уходила на работу – закрывалась от братцев в родительской спальне, предоставляя хоть поубивать друг друга и дом поджечь – лишь бы они не прыгали у нее на голове и не рвали ей нервы, как струны.
В восемнадцать она уехала в Москву и домой приезжала как можно реже.
Она выучилась на курсах швей и поступила работать в ателье. Но там заказов было мало. И она перешла работать в компанию по импорту одежды для сетей супермаркетов – самых крупных. И тут преуспела в уговорах брать на реализацию те или иные вещи. Так что она весь день не сидела на месте, а часто срывалась по магазинам – убеждала и побеждала в основном женщин-закупщиц. С некоторыми из них иногда пила кофе. Но чаще ходила по магазинам еще и после того, как сделка завершалась. Она относилась к универмагам так, как иные люди к университетам. Тома не просто разглядывала витрины и манекены, но и записывала те тенденции, которые замечала в закупках, она примеряла что-то на себя – на ее маленький рост 155 сантиметров все было велико и несоразмерно в век, когда ценится рост. Поэтому она порой просто любовалась вещами, держа их на вытянутой руке вместе с вешалкой. Так ценители искусства смотрят на картины. И сам этот кондиционированный мир витрин и роскошных людей заставлял ее сердце сильно биться и почти до слез восторга думать о том, что она сбежала из домика в деревне и ей теперь так хорошо, что хоть свечку ставь в церкви Святому Николаю, потому что свое избавление от сельской и «идиллии» иначе как чудом она не считала.
И , конечно, Тамара очень боялась подпасть под чье-то обаяние и оказаться беременной. Так что вечера она проводила у телевизора – очень большого – его она купила на первые же сбережения, оставшиеся после съема квартиры. Она была счастлива в мире, где ни о ком не нужно было заботиться, никому не нужно готовить, ничего не придется стирать и гладить.
Но в этот день ей не повезло. Ее лохматость привлекла внимание Исаака Петрова. Огромный, вонючий, кудрявый и всклоченный он был так красив, что невозможно было на него не смотреть. Хоть и нюхать его тоже многим не под силу. Но Тамара-то и не такого «в хлеву» – так она именовала мысленно дом родной- нанюхалась.
Дезодорантами сама она пользовалась, конечно, но не духами. И потому синие, почти фиолетовые глаза и идеальный профиль, как и алые красивые губы Исаака ее просто потрясли, а вонь не оттолкнула, как остальных воздыхательниц красавца. И Тамара непроизвольно сближались с ним в «лесе из людей»: то обогнут кряжистый «дуб», то «сосну» в раскидистых игольчатых одеждах, то стройный «тополь». Близость их в вагоне метро становилась все теснее. И у Тамары стало горячо внизу живота. А у Исаака чуть ширинка на джинсах не расстегнулась от того, что девчонка эта, так похожая на Татьяну Самойлову – его любимую актрису старого кино – оказалась вблизи … всего, что на голову выше его …э-э «головки». В голове у него, будто захмелевшей, вдруг возникла и прокручивалась строка известной песенки: «Я у твоих ног, спасибо не говори…».
Но тут девушка будто очнулась – сердито отвела от него глаза и бросилась к выходу – чуть не проехала свою остановку. И опять ей с ней было по пути. Так они , поглядывая украдкой, вошли в одно здание и приложили свои пропуска, почти коснувшись друг друга локтями. И вышли из лифта на одном этаже! Почему она не видела его раньше?! Потому что раньше не опаздывала, а вот он частенько задерживался. Да и дел в бухгалтерии, где он царил, как какой-нибудь средневековый вонючий и волосаты князь тьмы у Томы никаких не было.
Петров же удивлялся своей реакции на едва видную сверху и вдали Дюймовочку. Когда взгляд случайно задержался на ней вдруг сердце «застрабило». Этот термин компьютерщиков, почему-то пришел ему в голову. И он стал двигаться в ее направлении, радуясь тому, что от него отшатываются люди, освобождая путь. И опомнился, когда оказался близко: он отлично понимал, что воняет. Хотя девки, которые к нему липли раньше. Всегда говорили. Что он могуч и вонюч. Как настоящий мужик. И только его интеллигентная еврейская мама – такая же маленькая, как та милая малышка из метро, но при этом толстенькая, всегда говорила ему, что его вонь позорит семью. Но Исаак ненавидел мыться. Никаких аллергий у него не было, просто под струями воды ему становилось скучно, а т мыла и шампуня его волнистые волосы скучивались в локоны, что он считал неприличным.
Отец его создал полную копию себя – русского богатыря, который был профессиональным спортсменом и погиб во время соревнований – сломал позвоночник. Поэтому мать – Сара Абрамовна сынишку, которому к тому моменту было семь лет, ни в какие спортивные секции не пускала заниматься. А отдала на бальные танцы. Именно для того, чтобы девчонки отказывались с ним танцевать, он и перестал мыться. Ну, то есть, раз в месяц мать его просто насильно топила в ванной с пеной. Но чаще проделывать эту процедуру с растущим пацаном она не могла уже с девяти лет Исаака отроду, так что Петров сам сократил мытье до раза в течении двух месяцев. Что сохранило его кожу очень красивой, как и волосы. Он их стриг раз в полгода и в конце периода собирал в хвост. Но запах пота крепчал.
Его не шугали за «амбре» на работе, потому что сидел он в отдельном кабинете и был настоящим гением бухгалтерии. Он столько мог сэкономить на налогах, что владельцы оптовой компании по закупке одежды и не помышляли делать ему замечания по поводу внешнего вида или многочисленных опозданий Исаака. Мало того, из-за него даже планерку переносили иногда – «до появления».
Вот и в то утро, когда на горизонте, а точнее для метро – в тоннеле или в вагоне замаячила любовь в виде девочки-белочки Иса ( так в быту звали его родственники), швырнув сумку на свой стол, отправился на планерку. Он шел мимо стекол «закутков» сотрудников и те устремлялись за ним вслед. Издевательски они называли его появление пришествием. Немало этому способствовал и его внешний вид, в котором было что-то то ли библейское, то ли богатырское. Но точно не бухгалтерское.
Шеф как всегда поморщился, когда Иса без стука вошел в его кабинет и уселся за длинный стол с тупикового края. Специально или нет, но тем самым он создавал полярность лидерства. Сам-то руководитель ( он же совладелец компании) Луи де Грасс ( в народе – де Финесс), хоть ничего похожего во внешности Луи со знаменитым маленьким комиком не было. А было сто восемьдесят сантиметров выверенного имиджа. Казалось, что Луи из утробы матери вытащили за шелковый галстук и сразу упаковали в костюм вместо пеленок. Бесстрастное красивое лицо, отполированные ногти, из-за которых его считали тайным геем, красивые ботинки, которые казались зеркальными. Такой человек должен бы был не переносить неряшливого анти-лидера. Но предыдущий главбух обокрал компанию на два российских миллиона рублей за три месяца работы. И тут внешность странника и запах бомжа Исаака, вкупе с прекрасными рекомендациями с прежнего места работы заставили владельцев ( вторым партнером была жена Луи – русская Анна Изюмова, которая была женской вариацией Луи) заставить себя терпеть безалаберную внешность Петрова и вонь, опровергающую тезис о том, что деньги не пахнут.
–Пусть деньги пахнут, но будут, это лучше, если б ими не пахло.– остроумно заметил Луи , рисуясь перед Анной, когда показал ей на планерке Исаака. И жена довольно кивнула в ответ.
Мадам Грсс вообще не пришлось подстраиваться под мужа – они были созданы друг для друга и всегда во всем согласны. Именно жена владельца утверждала все покупки оптом. Поэтому –то главная закупщица Тамара Лукина на планерках не присутствовала. Как и две других ее коллеги. За длинным столом собирались – кроме владельцев и Петрова, главный экономист – приземистый и мясистый с носом картошкой Игорь Леонидов – человек без возраста, но с опытом, а также коммерческий директор – Алла Волненко – дама умеренная и размеренная. В строгом платье и без каблуков, ну и секретарша Ниночка – ей давали указания кому отправить приглашения, с кем соединить по телефону после планерки.
Ниночка у Исаака никаких эмоций не вызывала, с шефом явно не спала – она была некрасивой, но с отличной фигурой. На нее можно было смотреть и не заметить, пока не переведешь взгляд на тело, туго обтянутое поблескивающей, будто металлической тканью. То она похожа на золотую, но на серебро, то на медь. За эту особенность гардеробы и красивые формы сотрудники звали ее Скульптурой. И этим прозвищем она гордилась.
Все на планерке садились подальше от Петрова поближе к шефу – опять срабатывал отвратительны запах немытого тела финансового гения.
Когда все расселись, Луи де Грасс заговорил на отличном русском, почти без акцента. Только иногда автоматически переносил ударение в словах на последний слог.
–Я хочу сегодня сообщить вам приятное известие, – начал он, обнажив голливудские виниры, -Мы с Анной уезжаем в Париж на этот раз вместе – на две недели. И руководство компанией перепоручаем Исааку Петрову. – Это было неожиданностью. В прежние два года работы тут Исаак успел заметить, что всегда владельцы вместо себя «сажали Картошку» – именно с этим корнеплодом ассоциировался в его глазах главный экономист Игорь Леонидов ( отчества были в компании не в обиходе).
Все посмотрели на лохматого красавца Исаака удивленно. И он шутливо раскланялся, хоть и для него решение руководства было неожиданностью.
–Поэтому сейчас мы распланирует не только день, но и две недели.
После этого все вставали и произносили какие- то цифры, касающиеся их компетенции. шеф их записывал себе в блокнот, как и секретарша.
–Указания получите от меня в письменном виде, – отпустил шеф всех взмахом руки. Остались только его жена и секретарша.
Исаак вышел, но направился на этот раз не прямиком в свой кабинет, а решил пройтись по этажу. Его интересовала Девочка-Белочка. Пришла она сюда просто по делу или работает тут?
И вскоре в одной их застекленных ячеек он увидел ее лицо в профиль. Такое маленькое и такое миленькое.
Томочка же смотрела на монитор и заставляла себя сосредоточиться на том фасоне куртки, который видела. Но ей было трудно. Гормоны бушевали. Она увидела свое отражение в стеклянной панели телефона, поставленного на подставку. И в этом черном зеркале она казалась себе африканкой с будто укушенными пчелой губами. И поразилась, как меняется лицо, когда все тело будто гудит от скорости крови, бегущей по сосудам. Тома не привыкла к такому, и ей не нравилось новое взвинченное состояние, ее напряжение сосков и то, что она почему-то задыхалась, будто пробежала дистанцию. Впрочем, она никогда не бегала – ни по утрам, ни днем. Это ей было ни к чему. Она поймала на себе взгляд коллегии и поняла, что она слишком наэлектризована, чтобы продолжат разглядывать модели одежды в компьютере. И решила пойти в магазин. Для вида распечатала и сложила вчетверо бумажку с образцами, шутливо помахала все еще удивленно разглядывающей ее Инне рукой, мол, убегаю по делам.
Она даже не заметила, что приближается время обеда. И решила попасть раньше других в кафе внизу здания.
Кафе было не дорогим, как, впрочем, не отличавшимся съедобностью. Но Тамара решила съесть сырник с чаем перед тем, как отправиться бесцельно бродить по магазинам. Но взяла холодный лимонад и шницель. Она поняла, что ей хочется мяса, движения и ветра в лицо. Она не думала в тот момент, что ей хочется секса – настолько новым было ощущение себя набухающей от страсти.
Тома не помнила вкуса съеденного. Проглотила все быстро и уже встала из-за стола, когда мимо нее прошел Исаак. И она втянула носом его запах пота и вдруг внутри все сжалось и потекло в трусы. И наступила боль, как от аппендицита сбоку и болезненные спазмы в животе.
Исаака, который почти прошел мимо, вдруг остановился, будто на стекло наткнулся и вернулся к девушке.
–Уже уходишь, – охрипшим, даже сиплым басом спросил он. И Тома посмотрела на него с таким выражением на беличьим личике, будто она лиса из мультфильма для взрослых. И поняла, что сейчас снова сядет за стол. А потом, когда этот странный тип поест, пойдет за этим громилой куда тот скажет.
«Тип» тоже съел поспешно бифштекс, все это время судорожно думая, куда девку повести по-быстрому. Далеко с такой эрекцией ему не уйти. И понял, что извергнется по дороге – такие «постельные глаза» стали у его девочки-припевочки, что не утерпеть.
Он не стал пить свой сок. И, вытирая салфеткой губы, спросил:
–Ты знаешь будку, где шаурму готовят?– И, не дожидаясь ответа, пошел впереди Тамары как-то странно , на полусогнутых.
Тамара какое-то время шла за ним, предвкушая, что произойдет. Но потом в ее голове возникла мысль, что он сейчас ее поимеет, она забеременеет и придется вернуться в деревню.
На нее словно пахнуло тухлым запахом простыней во время бессоных ночей, вонючих детских какашек.
И вместо того, чтобы в холле пойти к входной двери вслед за Исааком, она почти бегом помчалась к лифту, радуясь тому, что будто протрезвела от этого угара…
Исаак все же дошел, не оглядываясь, до двери будки, где сейчас его друга Мусы не было – он жарил на площадке перед столиками мясо. Закрылся и стал ждать. Но девушка не шла. И он просто с помочью правой руки облегчился прямо на пол, прикусив губу, чтобы не закричать. Протер салфетками из пачки на прилавке свой член и отправился на рабочее место. Испытывая не только удовлетворение, но и облегчение от того, что не связался с девицей на работе. Этого еще не хватало! Оказаться зоне доступа бабы из-за того, что кое кто не вовремя «встал». Безумие. Секс отключает мозги, это точно.
Спокойно вернулся Исаак в свой застекленный закуток. Он совершенно искренне не искал больше глазами «беличью мордашку» своей незнакомки. Ему две недели нужно было руководить компанией. И у него было время осуществить пару своих идей, о которых он не говорил руководству, чтобы не подумали, что он пару Грассов считает глупее себя.
Но оказавшись у себя под кондиционером, наливая себе заварку из грязного чайника в покрытую густою теиновой патиной кружку, он с радостью подумал, что вот он столкнулся с тем, чего так не хотел – чуть не завел роман на работе, но смог избежать беды. Бедою он считал законный брак, большую любовь и сильную привязанность. Насмотрелся, как мать убивалась по отцу.
