Kitabı oku: «Vive le basilic!»

© Камша В.В., текст, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Vive le basilic! ¹

«…На аспида и василиска наступишь…»

Пс. 90

Автор благодарит за оказанную помощь Александра Бурдакова, Ирину Гейнц, Дмитрия Касперовича, Даниила Мелинца, Юрия Нерсесова, Ирину Погребецкую и Елену Цыганову².

Затянувшаяся погоня

Европейцы, хорошо знающие страну, рассказали мне ещё, что это племя считается одним из самых свирепых и лукавых во всей восточной Африке. Они нападают обыкновенно ночью и вырезают всех без исключенья. Проводникам из этого племени довериться нельзя.

НИКОЛАЙ ГУМИЛЁВ

Часть первая

Глава 1

– Чёрт бы их всех побрал! – с чувством произнёс командующий Экспедиционным легионом Третьей Республики, глядя в окно на чудовищно грязный и при этом слепящий белизной Алможе́д. В лучах утреннего солнца оседлавший прибрежные склоны город с его пальмами, минаретами и старой корсарской крепостью напоминал театральную декорацию не из лучших. Генерал проводил взглядом исчезающую за острым мысом лодчонку и заставил себя вернуться к рабочему столу. Над столом красовалась литография с рассевшимся на карте Европы полупетухом-полуящером в басконском берете. Перед монстром в оцепенении застыли забавные коронованные фигурки, но генералу казалось, что ядовитый взгляд символа Легиона прикован к брошенному на потёртое сукно синему прямоугольному листку. Правительственной телеграмме.

– Чёрт знает что! – буркнул два дня спустя командир шеатских кокатрисов³ полковник ле Мюйе́р. – Совершенно некстати… Что думаете, Анри?

Анри Пайе́ де Мариньи́, значившийся в списках Легиона как капитан Анри Пайе, выразительно пожал плечами. Думать, а следовательно, говорить было поздно и бессмысленно, оставалось исполнить приказ и перебить зарвавшихся разбойников. Торговцы и искатели древностей, время от времени исчезающие на дорогах, колониальную администрацию волновали не слишком сильно, но на сей раз грабители оставили без жалованья шесть пограничных фортов. Подобная наглость требовала мер не просто срочных и жёстких, но и заметных из метрополии.

– Вот и я говорю, – заявил почти ничего не сказавший полковник и опять замолчал. Ловить бандитов надлежало местной жандармерии, обращаясь в случае необходимости за помощью в ближайший гарнизон, но «надлежит» отнюдь не равняется «предстоит». Налётчики убрались за Реку, а там территория, числящаяся «своей» разве что формально. И пространства, в которых с непривычки не только никого не поймаешь, но и сам потеряешься. Кто-то умный – найти бы! – посоветовал губернатору обойтись одними военными, губернатор подумал-подумал и решил, что военная экспедиция и впрямь выглядит солидней, но «в столь непростые времена ослаблять границу с алеманскими территориями недальновидно». И вот вам пожалуйста – приграничные курицы остаются на своих яйцах, а в кастрюлю с супом лезут шеатцы. Чёрт знает что!..

– Рассчитывай на два-три месяца. – Полковник развернул карту и достойным матёрого контрабандиста слогом выразил надежду, что рейд удастся завершить к началу сезона дождей. Анри снова пожал плечами: таскаться по саванне под хлещущими с неба потоками ему не улыбалось, но само́й экспедиции капитан был скорее рад. Ежедневные занятия на плацу, обе местные кофейни и салон супруги податного инспектора, дамы милой, но навязчивой, давно приелись. Пара месяцев за Рекой внесут в жизнь разнообразие и на какое-то время сделают цивилизацию желанной. Если бы не этот чёртов газетчик…

– И не вздумай позабыть щелкопёра, – ухмыльнулся на прощание полковник. – Знаю я вас.

Своих людей ле Мюйер в самом деле знал.

* * *

Физиономия у капитана Пайе была породистой, и Поль Дюфу́р весело спросил:

– Не лучше ли называть вас де Пайе?

– Нет! – отрезал легионер и попытался обойти журналиста, но «лучшее перо «Бинокля» имел немалый опыт охоты на людей с последующим принуждением добычи если не к откровенности, то к разговору, из которого можно выжать нужное количество строк. Дюфур прислонил трость к искривлённой мимозе и слегка ослабил галстук.

– Держу пари, вам не хочется брать на себя ответственность за столичного неженку.

– Вы выиграли! – бросил Пайе и попался. Это уже был бутон беседы, который предстояло аккуратно развернуть в розу.

– Стрельба, – принялся перечислять Дюфур, – фехтование или «сапожок», бег и конкур. От плаванья по понятным причинам придётся отказаться. Затем я готов вернуться к нашему пари.

– Я с вами не спорил.

– Вы сказали, что я выиграл, эрго, признали правомочность пари. Начнём?

Пайе пожал плечами и без лишних слов зашагал вдоль колючей полуживой изгороди, Дюфур бодро пошёл рядом. Кокатрисский капитан оказался более диковат, нежели любезен, но Поля трудности всегда вводили в азарт. Колониальный вояж начинал журналисту нравиться, хотя отъезд вышел сумбурным, неприятным и неожиданным, по крайней мере для самого Дюфура – патрон и его газетное альтер эго Жоли, само собой, всё знали заранее. Под субботним фельетоном, бившим сразу по радикалам, легитимистам и подкармливающему и тех и других «некоему банкирскому дому», стояла подпись «барон Пардон». Именно так подписывал свои опусы Поль. Стиль тоже был выдержан: Жоли не зря девятый год заведовал отделом политики, при необходимости он сумел бы подделать хоть Библию. Поль, даже будучи изрядно разозлён, не мог не восхититься мастерством, с которым у читателя создавалось впечатление полной осведомлённости «Бинокля» о подоплёке очередного демарша оппозиции.

– Завтра тебе придётся уехать, – объявил пусть на мгновенье, но онемевшему подчинённому Жоли́. – Тольте́ка или Алможед?

– Вы слишком много читаете наших коллег из «Жизни», – холодно заметил Поль, понимая, что швырять гранки в окно поздно и бессмысленно, – но даже столь «любимый» ими басконский монстр не пожирал своих разоблачителей в день выхода фельетона.

– Император был хотя бы умён, – Жоли привычным жестом срезал кончик сигары, – но патрон оплачивает не твоё спасение, а твоё отсутствие. Временное, само собой.

– А, – догадался Дюфур, – значит, доказательств не существует.

– Их заменят твой отъезд и депутатский запрос. Предполагается, что до соответствующих слушаний ты проживаешь в провинции под чужим именем.

– Неужели будут слушания?

– Это не должно тебя волновать. Когда вернёшься… Кстати, откуда?

– Трансатлантидская авантюра меня не вдохновляет, а в Алможеде должны варить отменный кофе.

– Что ж, «Диана» отплывает в четверг, и не вздумай считать это отпуском. С тебя самое малое цикл репортажей. Экзотика, приключения и необходимость нашего продвижения в Аксу́м. Будет неплохо, если ты влезешь в душу к губернатору и доберёшься до алеманского Хаба́ша. Счастливого пути.

Следующим утром, когда мальчишки, выкрикивая названия утренних газет, разбегались по бульварам, Дюфур садился в курьерский поезд, идущий в Помпеи, где предстояла пересадка на пароход…

Воспоминания о далёком начальстве были прерваны самым беспардонным образом – явно не друживший со словом капитан сунул журналисту свой револьвер.

– Для начала попробуйте это. Стреляли, надеюсь?

– На охоте из ружья и на дуэли из пистолета. Таким оружием пользоваться не доводилось. Тяжеловат… Ого, работа Давима!

Дуэльные пистолеты «от Давима» были популярны, даже, можно сказать, модны, но Пайе разговора опять не поддержал, оставалось сделать вывод, что новый знакомый не терпит светских бесед. Отношение капитана к беседам несветским ещё предстояло прояснить, но для таковых требуется повод, вот его и создадим. Дюфур поднял руку, целясь в один из деревянных щитов, выстроившихся вдоль избитой пулями глинобитной стены.

Пятнадцать шагов, первые два выстрела – мимо, слишком тугой спуск, и револьвер сильно дёргается. Понятно, учтём. Следующие три пули пошли лучше, в силуэт, по крайней мере, он попал.

– Что ж, любезный месье, – сказал Поль револьверу, – вот и познакомились.

Последний выстрел пришёлся почти в центр «груди» мишени.

– Надеюсь, с лошадью управитесь не хуже. – На зрителей – двоих лейтенантов и снявшего мундир пузатого господина – Пайе даже не покосился. – Пойдёмте.

– А вы разве не покажете, на что по-настоящему способно это творение мэтра Давима?

– Позже и не здесь. – Капитан неторопливо убрал оружие. С такой внешностью и манерами он был обречён на успех у женщин, а при хорошей голове успех у женщин – это вообще успех. – Советую вам пойти и лечь. Тут выезжают за два часа до рассвета.

– Я прочёл «Письма из Алможеда», – успокоил Дюфур. – Полковник говорил о каких-то разбойниках…

– Именно о «каких-то». О неизвестной нам шайке, которая разгромила конвой с жалованьем южным фортам.

– Это может заинтересовать читателей.

– Сейчас это интересует нас. Ну и губернатора, естественно. Полтора десятка бывалых ребят, пара чиновников из казначейства, туземные слуги… Вы представляете себе здешние дороги?

– Вроде бы, – припомнил газетчик, залюбовавшись колоритным старцем из местных, – здесь путешествуют по руслам сухих рек.

– Там, где они есть. За Шеатским перевалом тракт довольно прямой, и на нём имеется несколько мостов через трещины в земле. Один такой мост не выдержал, и караван оказался разделён. Те, кто остался на нашей стороне, повернули вдоль обрыва к следующему мосту, переправившиеся продолжили свой путь. Они собирались встретиться в ближайшей деревне, но до цели добрались только отставшие. Начались поиски, нашли трупы, причём, и это самое странное, не все, да и те далеко друг от друга. Место схватки, если схватка вообще была, обнаружить не удалось. Отыскалась только драная тряпка с пятнами крови – похоже, кинжал вытирали… Следы лошадей вели к Реке, налётчики переправились через неё примерно посередине между двумя форпостами и вместе с добычей ушли в саванну.

– И часто тут у вас такое?

– Такое – нет. Каби́лы народ решительный, но обычно они шалят на севере, поближе к своим землям, чтобы быстро удрать, если прижмём. Местные, гарра́хи, больше по части воровства, а если и грабят, то своих. С нами связываться опасаются уже лет десять.

Журналист понимающе кивнул. Генерал, к которому репортёр явился за пропуском, был гостеприимен, словоохотлив и явно желал видеть свой портрет в близкой к премьеру газете. За обедом радушный хозяин поведал о давнем налёте на кофейные плантации, при котором пострадали не только работавшие там туземцы, но и управляющий с охраной. Опьянённые успехом и листьями какого-то местного дерева налётчики не успокоились и разгромили ближайший форпост Легиона. Легион ответил, местные запомнили надолго.

– Оснований думать, что уцелевшие охранники… не вполне откровенны с властями, нет?

Капитан Пайе не возмутился, просто заговорил о другом:

– Следопыты нашли место переправы. Там глина, остались отпечатки подкованных копыт, конских трупов поблизости не было, значит, захваченных лошадей увели с собой. Берег проверили на пару лье вверх и вниз по течению. Вдоль Реки разбойники не ушли; видимо, двинулись прямо в саванну.

– И это всё, что вам известно?

– Как сказать. Среди местных бродят упорные слухи, что виновата шайка аргата Туба́на. Арга́т – это что-то вроде изверга…

– Красивое слово. Надо будет записать.

– Вы не поняли. Изверг он в том смысле, что извергнут из рода. Если ему свернут шею, никто не станет плакать и приносить жертвы духам.

– Слухи часто оказываются верными, – со знанием дела заметил репортёр. – Я бы начал именно с изверга.

– Я бы охотно посмотрел на ваши поиски. – Пайе впервые за время знакомства усмехнулся. – Этот Тубан умер лет сто назад…

Глава 2

Что бы ни болтали про воскресшего бандита эти самые гаррахи, рейд предполагался самый обычный, обычным был и отряд. Открещивающийся от своего бьющего в нос аристократизма капитан командовал восемью десятками кавалеристов, ему помогали двое давешних любопытных лейтенантов – совсем молоденький и постарше, как на глазок прикинул Поль, их с Пайе ровесник. Удача упорно обходила беднягу стороной, и до капитана он пока не дорос, хотя служил хорошо. Так, по крайней мере, утверждал доктор де Монье́, истинный кладезь полковых сплетен, а также сведений по истории Легиона, местным обычаям, отношениям с туземными вождями и вождиками, словом, о том, как последние тридцать лет шла колонизация.

Разговорчивый Монье с молчаливым величественным санитаром и по совместительству слугой обеспечивали медицину. Кроме красавца санитара при отряде находился ещё десяток кабилов с побережья – эти потомки корсаров охотно шли в Легион разведчиками и проводниками-переводчиками. Природная воинственность требовала выхода, задирать кокатрисов было себе дороже, зато союз с ними давал власть над земледельцами и пастухами, а власть кабилы любили, Дюфур понял это быстро и без подсказок.

За кавалеристами тащился обоз – несколько повозок и дюжина тяжело навьюченных мулов; присматривал за этим хозяйством плутоватый ветеран, единственный, не считая доктора, помнивший, как двадцать восемь лет назад Легион впервые перешёл Реку. У Реки, само собой, имелось название, которое Поль зазубрил ещё в детстве, но в колониях её называли именно Рекой, и по ней проходила граница, отделявшая более или менее освоенные земли от диких. На восточном берегу располагались плантации драгоценного кофе и пряностей, западный никому особенно нужен не был до тех пор, пока вознесённый дураками и судьбой на профуканный троюродным дедом трон Филипп Клермо́н не вознамерился прославить своё имя в веках.

– Нет, молодой человек, сам поход получился очень увлекательным. – Даже в седле не расстававшийся с зубочисткой доктор со смаком ковырнул в хоть и жёлтых, но крепких зубах. – Вышли отличные манёвры, на которых Легион многому научился. Но в остальном…

Поль кивнул и утёр текущий из-под спасительницы-шляпы пот. Отличавшийся редкой последовательностью Филипп успел немало: ухватил никому особо не нужный кусок саванны, вернул алеманам – надо думать, за проявленное к Клермонам гостеприимство – Иль вместе с никогда не принадлежавшей колбасникам Австразией, сбросил с Басконской колонны статую императора, отстроил за казённый счёт с полсотни снесённых революцией аббатств и дворянских усадеб, получил пинок под зад и убрался туда, откуда вылез. Республика лишилась двух немалых провинций, зато граница колонии оказалась отодвинута в глубь материка. Пользы от перешедших под галльскую юрисдикцию жирафов было немного, и местные власти не спешили выдвигать форпосты за Реку, экономя не слишком щедрый бюджет. Прикрывавшие Шеату с запада форты пограничными только назывались, зато в них, будто в фактории, свозили слоновую кость, всяческие экзотические шкуры и прочие сувениры, на которые Поль весьма рассчитывал.

– А вот, молодой человек, и Река, – торжественно возвестил доктор. – Не то что ваша Йонна!

Всё оставшееся в метрополии в Легионе называлось «вашим» и поминалось со странной смесью пренебрежения и тщательно скрываемой обиды, но Река в самом деле впечатляла. Золотистая, ленивая, величественная, она изгибалась широкой алможедской саблей, появляясь из волнистых, подёрнутых дымкой далей и в них же исчезая. Форт с окружавшими его халупами выглядели на берегу не уместней усевшейся на парадный портрет мухи, о чём Дюфур и сказал. Доктор довольно усмехнулся и предался воспоминаниям о том, как было «тогда». Подъехал молодой лейтенант, привёз вежливый приказ, в переводе на обычный язык означавший «дай лошади отдохнуть и не путайся под ногами». Дюфур с готовностью подчинился: наблюдать за суетящимися кокатрисами было занятно, но присоединиться к ним не тянуло.

Переправлялись на двух больших паромах, которые тут держали как раз для подобных случаев. Разлёгшийся на постеленном слугой покрывале Монье, зевая, объяснил, что каждой посудине придётся сделать по четыре рейса, прежде чем отряд со всем обозом окажется на западном берегу, вытащил клетчатый кабильский платок, накрыл лицо и немедленно захрапел. Дюфур взглянул на часы и взялся за блокнот. Уважающий себя газетчик прозревает будущее не хуже спиритистов, а ближайшие дни интересных читателю сюрпризов не обещали. Писать, как сотня вооружённых граждан Республики день за днём вздымает дорожную пыль, Поль не собирался, но очертить место действия будущей охоты на львов, схватки с разъярённым слоном и штурма древней крепости, в которой засели вооружённые до зубов головорезы, следовало заранее. Журналист отодвинулся от храпящей медицинской туши, хмыкнул и записал: «В Рычащем Брюхе, самом западном из наших форпостов, отряд распрощался с последними следами цивилизации и вступил на казавшиеся бесконечными травянистые равнины…»

* * *

Поджидавший караван местный патруль, от которого особых новостей не ждали, взял и удивил: они только что нашли тела, вернее останки, последних шести легионеров из несчастливого конвоя. Весёленькое начало, нечего сказать. Короткие похороны того, с чем не справились падальщики, и вереница всадников, распугивая копытную и пернатую живность, двинулась от Реки на запад. Вопреки примете, по которой штатский чужак приносит уйму неприятностей, вреда от вечно лохматого Дюфура не было, скорее уж наоборот. По непонятной ему самому причине Анри тошнило от болтливого доктора, тот же так и норовил прицепиться со своими мемуарами и ма́ксимами. Надолго затыкать Монье не выходило даже у полковника, но теперь словесный поток принимал на себя газетчик, не пренебрегавший, впрочем, и другими источниками. Дюфур втёрся в доверие к обоим лейтенантам и исхитрился по очереди поболтать с обозниками, солдатами и кабилами, после чего попытался присоединиться к разведчикам, но тем было не до разговоров, пришлось возвращаться к доктору.

Опыта походной жизни, да ещё в столь диких местах, у щелкопёра не имелось, но он не унывал, прямо на марше ухитряясь делать какие-то заметки, а уж на привалах строчил, пока хватало света. Названия растений и животных, привычки местных хищников, охотничьи байки – записывалось всё. В очередной раз услышав, как Монье врёт про свои победы надо львами и гепардами, капитан не выдержал.

– Некоторые рассказы, – вмешался он, – надо классифицировать как сказки.

– Да-да, – подтвердил доктор, вовсю орудуя своей чёртовой зубочисткой, – наш предводитель обоза…

– Не только и не столько обоза.

– Мой капитан, – Дюфур обезоруживающе усмехнулся, – насчёт вранья и его применения меня учить не надо. Уверяю вас, читатель скушает и попросит добавки… О! Кто это так гнусно орёт?

– Бабуины… Слыхали?

– Читал. Они собакоголовые.

– Мерзопакостные они. – Анри не удержался и в упор посмотрел на доктора. – Болтливые, бесцеремонные и навязчивые.

– В таком случае в очерке я их назову репортёрами саванны, – быстро и весело сказал Дюфур. – Кстати, капитан, не продолжить ли нам столь успешно начатое в Шеате и не устроить ли небольшие ска́чки? Жара уже спала, а место располагает.

Отряд почти пересёк открытое ровное пространство, вплотную приблизившись к группе невысоких, беспорядочно разбросанных холмов, и дозорные с ближайшей вершинки как раз подавали знак, что всё спокойно.

– Ска́чки? Почему нет? – Анри ласково похлопал по шее Набукко. Жеребец фыркнул, мотнул головой, всем своим видом давая понять, что неплохо бы размяться. – К лошади вы привыкли, я это вижу, и она немногим хуже моей. Так попробуйте не отстать… слишком сильно.

– Прежде всего, молодые люди, вам бы следовало… – Не дослушав очередного поучения, капитан послал Набукко вперёд, прямо в холмы, репортёр отстал на какие-то секунды, и тут же в спину весело засвистели и заулюлюкали, подбадривая соперников, легионеры. Чёрт, как же давно он не участвовал в соревнованиях!

Рвётся навстречу рождённый галопом ветер, стучит в висках кровь, бьют землю копыта, зелёным атласом стелются ещё не убитые солнцем травы. Ручей, тоже весенний, не иссохший, не огибать же! Скачка становится полётом, привычно и всё равно празднично сжимается сердце, Набукко берёт препятствие с ходу и несётся дальше, туда, где вовсю машут руками разведчики.

Первый раз Анри позволил себе оглянуться уже на склоне. Рыжий Дюфура честно старался, и он действительно был неплох, но вот всадник скорей мешал, чем помогал.

Двадцать шагов разрыва, тридцать… Рыжий оступился, осёкся, вот вам и все пятьдесят! Теперь второй подъём. Тоже мне, брали и круче! Ноги Набукко мощно отталкиваются от гудящей земли, галоп переходит в бешеный карьер. Рука привычно прихватывает прядь гривы, неба становится всё больше, холма – всё меньше, а что наш репортёр? Не сдаётся, хоть и отстаёт уже совсем безнадёжно. Не сойти с дистанции, когда всё ясно, тоже надо уметь.

Вершина. С Набукко хватит, с рыжего – тем более, а Дюфур, похоже, на соревнование плюнул и просто старается правильно одолеть подъём. Да, месье, это вам не манеж и даже не ипподром… Лошадь в саванне не спортивный снаряд – сунул железо в зубы, и вперёд, с манежными замашками тут намаешься.

– Господин капитан, дозвольте…

– Что такое, Тома́?

– Здорово же вы его!

– Не скажи, на настоящих скачках он бы так легко не отстал.

Разведчики не спорят – начальство как-никак, но и не верят; они не знают другой жизни и не хотят знать, ну а последний де Мариньи? Последний настоящий де Мариньи?

– А вот и мы! – Если проигрыш газетчика и огорчил, то виду он не подавал, улыбался во весь рот. – Ну и безобразие эти ваши косогоры!

– Тем не менее у вас в конце стало получаться, так что не особо расстраивайтесь. Берейторы вас такому не учили, ну а мы научим, если захотите, конечно. Да, пока ждём остальных, проверьте-ка подковы, не разболталась ли какая, а то ваша лошадь на спуске оступилась.

– Неудачно дёрнул повод, – признался Дюфур. – Привык к длинному стремени, да и аллюр у ваших зверей странноват, и ещё они… коротковаты, что ли… Кончаются чуть ли не сразу после седла.

– Привыкайте. Вашим «длинным» здесь делать нечего даже в шляпах: тепловой удар, и всё. Так что отнеситесь к кабилам без предубеждения, отличные ведь лошадки…

– Наверное. – Вопреки совету Дюфур сперва занялся подпругой. Молодец, сообразил, что нужно подтянуть. – Странно всё-таки. У таких долговязых всадников и такие короткие лошади! Кстати, нашими разбойниками не могут быть кабилы, только двуногие? Сделали по саванне крюк и ушли к себе?

– Не получается. – Анри срезал пучок травы и принялся обтирать Набукко. – Слишком далеко от их родных мест, к тому же остались следы лишь тех лошадей, что налётчики увели с собой, а пешком… Не тот народ, чтобы на своих двоих в дальние походы…

– Тогда кто?

– В своё время узнаем.

– Можно подумать, мы воюем с колбасниками и вы подозреваете меня в шпионаже. Кому я выдам ваши планы, даже будь они достойны басконца? Этим… собакоголовым? – Стайка бабуинов, проорав что-то довольно гнусное, как раз удалялась вверх по склону соседнего холма. Скоро совсем обнаглеют… и нарвутся! – Давайте так. Вы мне говорите, как мы будем охотиться, а я вас до конца похода прикрываю от повелителя клистиров. Годится?

– Не имею обыкновения поддаваться на шантаж.

* * *

Вечерний переход закончился раньше обычного – разведчики набрели на слишком удобное, чтобы его пропустить, место. Мелкая речушка обеспечивала столь необходимой водой, а полукольцо мимоз ограничивало пространство, достаточное и для разбивки лагеря, и для выпаса лошадей и мулов.

Ужинали китой⁴ и вяленым мясом, потом капитан впервые после переправы распорядился выдать людям одеви⁵. Для офицеров и гостя нашёлся коньяк – не «Гордость императора», само собой, но вполне приличный. Потом кокатрисы разошлись по делам, а Поль остался у костра смаковать напоминающий о далёких кафе и бульварах напиток, курить и смотреть в бинокль на проступившие сквозь чернеющую синеву полузнакомые звёзды. Южный Крест висел совсем боком, время Собачьей звезды ещё не наступило, зато красный Марс и его золотая матерь Юнона были хороши на диво. Почти соединившись, они стояли в зените, и от них, воровато таясь, убегал за горизонт похотливый Юпитер. Надо думать, спешил к Венере.

– Хотите ещё коньяка? – Пайе что-то бросил в костёр и опустился рядом.

– Не откажусь. – Журналист охотно отложил бинокль. – Шикарные здесь у вас звёзды… Мне перед отъездом попался роман о войне миров. Не читали? Марсиане завезли на Юнону какую-то всепожирающую гниль, из-за которой начался голод. Голодающие юнониане из последних сил сделали огромную пушку и выстрелили по Марсу особым ядром. Попали в пустыню; сперва никто не обратил внимания, а потом такие же путешественники, как мы, набрели на озеро магмы. Оно увеличивалось и увеличивалось, съело полматерика и добралось до моря. В конце концов Марс лопнул, как паровой котёл, и между Юноной и Землёй закружилось кольцо обломков.

– А марсиане?

– С горя попытались захватить Землю, но у них не получилось. Корабль-ядро рухнул в дебрях Сиберии и взорвался.

– Я где-то читал, что до нас добрались венериане, – припомнил легионер. – Это они построили пирамиды, и в Долине Царей, и тольтекские.

– Вы бывали в Долине Царей?

– Зачем? – удивился Пайе. – Я же не газетчик. Кстати, если вам нужны непонятные развалины, то здесь они тоже есть. Пресловутый Тубан, по слухам, гнездился в мёртвом городе; если его наследники устроились там же, вы увидите много любопытного.

– А вы видели?

– Проезжал пару раз. В то, что такое соорудили предки нынешних туземцев, поверить трудно, но это работа не нилотов, не эламитов и тем более не ахейцев. Совершенно особенная архитектура.

Поль бросил окурок в костёр и внимательно посмотрел на собеседника. Капитан становился все загадочней, а журналист загадки любил: из них получались сенсации.

– Значит, остановимся на венерианах. Был бы весьма признателен…

Беседу прервало раскатистое рычание, разом отбившее охоту задавать вопросы. В темноте таился некто древний, неведомый и грозный, в сравнении с которым люди с их карабинами и биноклями стоили не дороже букашек. Ощущение было… унизительным, и Дюфур со злости закурил. Пайе смотрел в огонь, потом спокойно занялся револьвером; это несколько успокаивало. Рёв повторился, вызывая желание то ли натянуть на голову одеяло, заткнуть уши и поджать ноги, то ли удрать, но удирать было некуда – рычание окружало лагерь сплошным кольцом.

– Львы. – Капитан прекратил своё занятие и с едва заметной усмешкой смотрел на журналиста. – Не волнуйтесь, они за несколько лье от нас. Как они делают, что их голоса слышны из такого далека, не представляю.

– Чёрт, этот рёв будит… Даже не знаю, как сказать, но напишу про «странные, доселе не проявлявшие себя чувства… страх перед высшей силой… ощущение себя беспомощным и беззащитным… неспособность сопротивляться…»

– Не вы один, – утешил капитан. – Что-то есть в этом рыке такое… непонятное. Бывает, люди совсем себя теряют.

– А туземцы?

– Тоже, хоть и слушают эти арии с рождения, так что не волнуйтесь, вы не трус. Вернётесь, попробуйте живописать это кому-нибудь из учёных, может, объяснят.

– Ладно, посмотрим… А охотиться им такой концерт не мешает? Будь я на месте антилопы, летел бы прочь, не разбирая пути.

– Этот, по-вашему, «концерт» дают отнюдь не во время охоты, здесь они не глупее нас. Захочет, скажем, такой подкрепиться вами или мной, подкрадётся совершенно бесшумно…

– Не бойтесь, молодой человек. – Возникший из рыкающей тьмы доктор распространял вокруг себя спиртуозный запах. – Пока я здесь, ни один лев… Слышите, ни один… вас не сожрёт. Видели бы вы, как я стрелял этих кошек… Целился между глаз и стрелял… Вот это, приятель, настоящая охота. Найти, выследить, подкрасться и уложить… С одного выстрела! А то ведь… лев и сам не промах… этого господина надо уважать…

– Львов, – капитан подчеркнул это слово, – я уважать согласен. В отличие от. Дюфур, вы спрашивали, куда мы направляемся. К озеру Иоланты. Это «центр» местной цивилизации, вокруг него расположено три крупных селения. Не смотрите, что мы до сих пор встречали лишь бабуинов, всё мало-мальски серьёзное, что происходит в саванне, очень быстро становится известным у озера.

– Аг-га, – перебил доктор и икнул, – про покойников с нож-жами врать… эт’они… всегда…