Kitabı oku: «Услуги некроманта», sayfa 2
– Нет, что вы, доктор Беннар, – Ваня аккуратно вывел иностранца из комнаты, по большой дуге обогнув доктора Мерца, пребывающего в странном, очень странном настроении. – Зато теперь все будут с уважением относиться к смерти… да, с уважением. Как и подобает. Доктор Мерц будет доволен, поверьте мне.
Глава 3. Душа Генциана
– Дорогие дети! – голос учительницы просто лучился счастьем. – Сегодня мы приготовили вам сюрприз!
Дети перестали кидаться стульями. Вовочка даже остановил ладонь, поднятую над перекинутой им через собственное колено рукой Машеньки. Дети любили сюрпризы.
– На этом уроке, – с еще большим ликованием в голосе продолжила учительница, – нас ожидает встреча с удивительным, талантливым и, конечно, всем хорошо известным человеком – Джеком-Потрошителем! Джек научит вас, как правильно выслеживать жертву, покажет ее анатомию, научит уничтожать улики и обманывать полицейских, пуская их по ложному следу!
– А когда будут террористы? – спросила Машенька, выдергивая руку из рук Вовочки и показывая ему язык: мол, не успел – значит, опоздал. – Обещали календарики с террористами! «От Герострата до наших дней!»
Учительница вздохнула.
– А ну-ка, Машенька, назови нам, каких ты знаешь террористов?
Машенька бодро начала:
– Засулич, Равашоль, Каракозов, Карье, Хабаш, Таллиен, Аль-Нассер, Атеф, аль-Завахири, Гайлани, Басаев, Радуев, Шарипова, бен-Ладен, Качинский, Умаров, Брейвик…
Ваня проснулся и сел на своем коврике. Воскрешенному редко снились сны – видимо, мозг в них не нуждался. Но если что-то производило на него сильное впечатление, то эхо жизни, блуждавшее в его душе, долго этим впечатлением питалось. Вот и сейчас – не следовало смотреть вечером телевизор. Сюжет о лидере предвыборной гонки бизнесмене Павле Мухоротове, приглашенном в одну из московских школ, дабы научить детей заниматься бизнесом, не прошел даром. Неупокоенный мозг (или чем там думают бывшие люди?) воспринял эту новость неадекватно. Или наоборот – адекватно?
Джек-Потрошитель. Надо же. Террористы.
Деревенская жизнь слишком размеренна и спокойна, вот оно что. Когда самой большой трагедией становятся пятна гнили на кабачках, не только людям начинают сниться кошмары. Чтобы хоть чем-то их занять и отвлечь от рутины.
Ваня взглянул на ночное окно.
Дождевые капли прокладывали по стеклу длинные дорожки. Даже сквозь закрытую дверь было хорошо слышно, как с неба лупит по висящей на калитке гулкой жестяной кастрюле. Господин Мерц определил кастрюлю на этот пост после того, как однажды к нему среди ночи через забор вломились три пьяных подростка, подрали в огороде морковку и потоптали хризантемы. Теперь подростки не смогли бы повторить свой подвиг: при малейшем колебании забора кастрюля падала и громко катилась по выложенной булыжником дорожке, будя по всей округе не только собак, но и их хозяев.
Иногда кастрюля падала просто так – от ветра или когда к части забора, выходящей на главную улицу, приваливался пьяный сосед Генциан Виолетыч. В прошлом химик-технолог, сосед ныне пил почти каждый день и жаловался на буржуев, продавших куда-то там Россию.
– Не думаю, – сказал ему однажды Ваня, – что, окажись на их месте любой из большинства людей, эту Россию населяющих, он поступил бы иначе.
Правда, одернул он себя мысленно, есть у нас шеф, доктор Мерц… он, наверно, удумал бы что-нибудь экзотическое. Или нет? Это здесь, в обывательском обществе кажется, что он необычный человек, а там, где прокрустово ложе власти отшибает всё человеческое вместе с необычным, он мог бы стать другим. Даже, возможно, выпрямился бы, обрюзг. «Меня взяли править миром!» – читалось бы в его помутневших от мерзости глазах. Но есть аргумент против этого – он немец. А немцы в древности правили Россией лучше, чем русские. Правда, доктор Мерц не древний немец, а вполне современный. Да и Россия не та, что в древности. Вряд ли он ее такую сильно любит, чтобы править.
Пока Ваня перебирал свои мысли о шефе, Генциан Виолетыч внезапно протрезвел, посмотрел на Ваню и покачал головой. Он явно не думал о немцах, а если и думал, то, скорее всего, о каких-нибудь фольклорных, попадавших в анекдотические передряги в компании поляков и русских.
Тут Ване почему-то стало стыдно, и больше он с соседом не спорил. Мало ли. А вдруг тот – великий человек, но скрывает это в глухой деревне под слоями самогонки? Вдруг он действительно способен выкупить Россию назад?
Великий же человек, раза два обрушив кастрюлю, потерял доверие к Ваниной ограде и полюбил припадать к собственной. Та, поскрипев и пошатавшись, мягко рушилась внутрь. По трезвому делу Виолетыч свой забор чинил. А потом напивался и валил опять.
– Сегодня Вселенная сингулярна, как лента Мебиуса, – замечал в этих случаях господин Мерц, повернувшись в сторону сочащегося в окно тусклого мира. – Не знаю, какому идиоту пришло в голову, будто в ней есть прогресс. Из моего окна, например, вечный вид на энтропию.
– Кстати, – не далее как вчера спросил Ваня, – а как вы с ней боретесь? – И, в ответ на недоумение, всплывшее в неравнозначных глазах шефа, уточнил: – Как это выглядит технически? Вот перед вами мертвец… вы возвращаете ему душу? Но ведь это не так… моя память, например, осталась со мной, и я чувствую так же, как и раньше, но ко всему отношусь немного иначе. Я уже догадался, что у меня нет тех гормонов, которые обычно у людей, но память о том, как они работают, осталась, и тело следует ей. А что же тогда душа, Ансгар Фридрихович?
– Душа берется ближайшая свободная, – невозмутимо отвечал некромант. – В этом самый главный обман нашей профессии.
– Значит, я – это уже не я?
– Отчего же? Эго, твое драгоценное самосознание осталось твоим. А вот будь ты поэтом или певцом – пришлось бы доживать без песен. Или пел бы старые.
– Неправда! – возмутился Ваня. – Я вчера песню во сне сочинил:
«Понимаю, это стремно, очень стремно,
Но такой уж я запущенный чувак…»
– Ты как раз не понимаешь, – оборвал его доктор Мерц, – НАСКОЛЬКО это стремно. Это может сделать некроманта инвалидом. Или утащить его на другой слой бытия.
Он склонил голову, словно сожалея о том, что ЭТО его до сих пор не утащило.
– И вы каждый раз… рискуете? – поразился Ваня.
– Нисколько, – ответил доктор, подмигнув меньшим из своих глаз. – Мне, как видишь, с самого начала было нечего терять.
– Как много можно узнать о мироустройстве после смерти… – задумался Ваня. – Значит, личность – это не одно целое?
– Разумеется, нет, – доктор Мерц сделал такое лицо, словно объяснял это не первый год. – Это как с материей. С виду она одно целое, но внутри часто собрано несочетаемое. Если что-то рушится…
Словно иллюстрируя это утверждение, с забора в очередной раз загремела кастрюля. Дачники посмотрели в окно. У калитки стояли два хилых подростка, с опаской присматриваясь к пируэтам упавшей посудины.
– Значит, когда человек умирает, он теряет только эго? – продолжал допытываться Ваня. – А его душа…
– Присоединяется к э… мировому эфиру, – доктор Мерц тоже наблюдал за подростками, из последних сил надеясь, что они не войдут. – Частично. Потом – полностью.
– А если вы ее ловите и вкладываете в кого-то?
– Он становится воскрешенным. Но – немного другим. Это как лотерея.
Посетители – парень с рюкзачком за спиной и блондинка с березовым посохом – все же решились отворить калитку, повесить кастрюлю на место и осторожно подойти к самому крыльцу.
– Здравствуйте! – крикнули они дуэтом. – Здесь есть кто живой?
– Всего один, – радушно улыбнулся Ваня, отворяя им внешнюю дверь. – И это не я.
– Здравствуйте, – еще раз бодро сказал юноша. – Мы собираем легенды здешнего края.
Девушка рядом с ним энергично кивнула. Потом, увидев в глубине комнаты задумчивого доктора Мерца, воскликнула:
– И вы здравствуйте!
– Здесь позакопаны немецкие солдаты, – вспомнил легенду стоящий за их спинами Ваня. – Они окликают грибников. А больше я ничего не знаю.
– А нам, – юноша сверился со своими записями и повернулся к нему, – сказали, что здесь еще лешие водились.
– Может быть, – пожал Ваня плечами.
– Мы уже были в Старых Сметанах, – отрапортовала молодежь. – Там только про святых рассказывают. А это все явно выдумки… Может быть, вам известно что-либо достоверное?
– Про святых? – уточнил доктор Мерц. – Вряд ли.
Девушка пригорюнилась.
Неподалеку от «Укурино» было две деревни – Старые Сметаны и Малые Сметаны. Судя по отсутствию каких-либо исторических упоминаний о Больших Сметанах или Новых, названия придумывал глубокий пессимист. Неудивительно, что ребятам с ними не повезло.
– А про призраков, – заинтересовался Ваня, – вам рассказывали?
– Призраки существуют! – горячо заявил следопыт. – Ладно, если что-нибудь вспомните – звоните!
И, положив на подоконник в качестве визитки неровный обрывок тетрадного листа, искатели откланялись.
– Ансгар Фридрихович, – продолжил Ваня, – а почему я, допустим, не вурдалак? Они же тоже мертвые.
– Потому что ты идиот, – заметил Мерц почти весело. – У вурдалаков и им подобной нечисти как раз нет души, а есть эго. Есть воспоминания о том, что душа когда-то была. Поэтому они пытаются ее добыть, зная, что материальным ее носителем является кровь. Нечто подобное – если ты еще помнишь себя живым – происходит при гиповитаминозе: человек предается обжорству, но не может насытиться. У живых тоже бывает вурдалачий синдром, но им не приходится утолять его кровью. А души их хватает только на то, чтобы не умереть сразу. Люди становятся злыми, жадными и морально больными. Обычно они сразу идут в политики.
– А вы их видели? – продолжал любопытствовать Ваня.
– Больше, чем хотелось бы, – Ансгар Мерц невольно бросил взгляд на старый поломанный телевизор, который смотрела еще Ванина бабушка.
– Не политиков! – возмутился Ваня. – А вурдалаков!
Доктор Мерц устроился на диване, даже позабыв подосадовать на то, что ему, в силу своей причудливой конституции, приходится часто менять позы.
– С великим удовольствием, – проворчал он, – посмотрел бы на что угодно, вместо того чтобы любоваться политиками… Но, увы, равнодушная природа вместо нормальных человеческих вурдалаков подсовывает нам трудноперевариваемую дрянь. Я думаю, что они существуют даже не теоретически, как бозон Хиггса, а и вовсе метафорически… Как доведенные до гротеска аберрации социальных отношений.
В последний набор слов Ваня решил не вникать, а вот бозоном заинтересовался.
– Но бозон – его же, вроде, нашли…
– Вурдалаков, вроде, тоже находили неоднократно, – парировал доктор Мерц, – и тем не менее, мне не хотелось бы думать, что помимо политиков существует еще какая-то дрянь с похожими пристрастиями.
Доктору Мерцу не снилось ничего, а как только попыталось присниться, с забора снова упала кастрюля.
На улице все еще шел дождь, и доктор справедливо рассудил, что вряд ли явились давешние подростки, – в такую погоду даже они сидят дома. Пьют, колются или что-нибудь нюхают. Или спят – должны же они спать когда-нибудь тоже.
Поэтому Ансгар Фридрихович не стал вставать, а только чуть отодвинул занавеску.
И понял, что кастрюлю придется поднимать самому.
На калитке повис совершенно безвольный человек. Его черный, расплывающийся в летней ночи силуэт был неподвижен и вертикален, однако по всему выходило, что вертикальным ему осталось быть недолго.
– Пьянь вонючая, – бесстрастно выругался господин Мерц и встал с кровати.
Набросив на пижаму старую, висевшую в прихожей еще со времен Ваниных родителей плащ-палатку, доктор вышел на крыльцо. Сквозь ливень опознать вторженца было трудно, но кому тут висеть, кроме Генциана Виолетыча? Выходить не хотелось, но доктор Мерц знал, что будить воскрешенных ночью – это почти как воскрешать их снова: дело долгое, проще самому спихнуть соседа в ближайшую лужу.
Никакой жалости, терпимости, а уж тем более – солидарности к пьянчужкам и прочим опустившимся личностям доктор Мерц не испытывал. Они родились правильными, с нормальным позвоночником, нормальным скелетом, а многие даже с симпатичным лицом. Он же родился кривым уродом. У них была масса возможностей. У него – только одна, и та сомнительная. Но это они лежат под забором, а не он. Какого рожна спорить с людьми, которые ненавидят и презирают сами себя? Можно только поддержать их в их ненависти и презрении. Кроме того, он был уверен, что эти люди, как и вурдалаки, питаются чужой жалостью.
Поэтому, подойдя к калитке, доктор Мерц брезгливо ткнул в корпус повисшего соседа захваченным у крыльца черенком от грабель.
Алкоголик Генциан покачнулся и опрокинулся навзничь, громко чвакнув спиной в лужу.
Опустив грабли, доктор Мерц задумался. Более того – его профессиональное чутье, проснувшись, с отвращением констатировало: Виолетыч совершенно не пьян. Он трезв. На лицах пьяных не бывает такого ужаса.
И еще он только что умер. Даже не окоченел еще. Пришел к их калитке, обрушил кастрюлю и беспардонно окочурился.
Жалея о своем врожденном уродстве, Ансгар Фридрихович всегда находил утешение в одном: он не родился, по крайней мере, женщиной. Потому что родись он ею, ему пришлось бы сейчас визжать, а раз он какой-никакой, а все же мужик, можно убрать покойника из лужи и идти спать дальше, потому что завтрашний день обещает быть тяжелым.
Оглядевшись, доктор Мерц поймал себя на желании оттащить труп на его, трупа, собственный участок и оставить там, сделав вид, что так и было. Тогда, по крайней мере, приехавшие полицаи не помнут молодых кустиков спиреи.
Зажав своей совести рот, некромант взял и за это желание себя похвалил. Правильно. Человек он не светский, делать себе имя на пребывании в полицейском участке ему нужды нет, тем более что народные массы его вряд ли поддержат. Не верил он в народные массы. Даже в вурдалаков готов был поверить, но в массы, особенно народные – не стал бы. Тем более – кусты. Кусты должны жить, они не алкоголики какие-нибудь.
Наклонившись над трупом, он вытащил из его руки намокший клочок бумаги, отдаленно напоминающий «визитку» собирателей историй.
– Ансгар Фридрихович? – Иван, как оказалось, тоже проснулся и теперь стоял у некроманта за спиной, вглядываясь в темноту. – Мне сегодня снился Джек—Потрошитель, которого пригласили в школу для встречи с учащимися. А куда вы смотрите?
– Вниз. Там Генциан в луже, – ответил доктор Мерц, придерживая калитку свободной рукой. – Помер безвременно – то есть позже, чем должен бы был. Отнеси его в его дом. Завтра полиция приедет, будет спрашивать… ну их.
Когда Ваня взвалил Генциана на плечо и удалился, доктор Мерц вернулся в дом, включил прикроватную лампу и расправил бумажку. Косым летящим почерком на ней было выведено «НОВЫЕ СМЕТАНЫ». И восклицательный знак.
Зевающий участковый записал показания соседей – доктора Мерца и Ивана – и удалился в дождь. Танька, единственная Генцианова родственница, тоже собралась прощаться.
– Врач сказал: допился Генка, – вздохнула она. – Ну, давно пора было…
– А ты не знаешь, – внезапно спросил Ваня, – где Новые Сметаны?
– Новые? Это у бабки Венериной, Серафимы, надо спросить. Говорила, что такие в окрестностях были. До войны еще. Даже до революции. Их еще большевики переименовали в «красные». Представляешь, бред какой – красные сметаны!
И Таня ушла, хохоча.
Проследив направленный ей вслед взгляд шефа, Ваня спросил:
– Ансгар Фридрихович, а сколько вам лет?
– Двадцать три, – ответил некромант. – А что, выгляжу младше?
– Да нет, старше…
– Спасибо. Впрочем, мне обещали, что я и до пятнадцати-то не доживу… Видимо, те же врачи, что сочли причиной смерти нашего соседа отравление алкоголем.
– А от чего же он помер, по-вашему?
– От инфаркта. Только алкоголя он в тот день не пил, потому что ходил далеко. Чего-то он там, вдалеке, очень сильно испугался. И в итоге умер со страху. Только предсмертную записку успел написать. Вот, смотри.
Бабка Серафима сказала, что от Красных Сметан осталось урочище, заросшее молодым лесом. До него быстрым шагом дошли за три часа. А вот по бывшей деревне Ансгар Фридрихович шел медленно, огибая едва различимые под ногой обомшелые останки фундаментов.
– А здесь у них колодец был, – наклонился он над растрескавшимся бетонным кольцом. Голос его теперь звучал гулко, словно из-под земли. – Посвети вниз, ничего не вижу.
Ваня вытащил фонарик. В этот момент некромант отпрянул, дернулся. И Ваня не рассчитал движения.
В случае с обычным человеком достаточно было бы отвести фонарь немного в сторону, и он остался бы в руке. Но доктор Мерц в силу своей перекошенной конституции как раз в сторону и дернулся.
– Там вода, – хладнокровно сообщил он, когда фонарик булькнул. – А вокруг нее большая могила. Прямо тут, на урочище. Серафима говорила, что, после того как немцы сожгли село, пришла Красная Армия. Наверно, тут она их всех и закопала, сочтя это удачной мыслью.
Неподалеку нашлось свежее кострище. Господин Мерц поднял с земли маленький блокнотик с желтыми страничками.
– Не раскис, – размышлял он вслух, – а дождь был ночью… когда Гена пришел и умер, дождь как раз кончился…
– До Укурина семь километров, – сказал Ваня. – А дождь прекратился минут за пять до визита. Я знаю, я в окно смотрел.
– Возможно, здесь и не было дождя, – Ансгар Фридрихович осмотрел угли. – Видишь, золу с углей не смыло… хотя земля влажная. Значит, дождь был примерно третьего дня, а потом пошел у нас. И Генциан явился отсюда. Он тут кого-то ждал, и этот кто-то принес ему выпить. Видишь, бутылка полная…
Неподалеку хрустнул валежник.
– Здравствуйте!
Два подростка – один с рюкзаком, другая с посохом – стояли на заросшей тропке с букетом полевых цветов.
– Ну что, – весело спросил их Ваня, – много легенд собрали?
– Одну большую, – кокетливо улыбнулась девушка. – Кстати, меня зовут Ника. А вас?
Вопреки всему, что можно было бы предположить, обратилась она к доктору Мерцу.
– Меня Ансгар, – ответил тот, не отводя глаз. Секунду они смотрели друг на друга, а потом девушка чуть улыбнулась и переключила внимание на Ваню.
«Ведь он ее старше всего на каких-нибудь пять лет» – подумал Ваня. «А меня так и вовсе младше! Тот случай, наверно, когда год идет за два».
– А меня Ваня зовут, – сказал он. – Я местный.
Спутника девушки звали Кирилл.
– Когда-то, – начал он свой рассказ, – здесь закопали всех немецких солдат, погибших при отступлении в 43-м. Деревня была сожжена, в ней вырыли яму и побросали их туда. А через много лет после войны, когда заключили мир с Германией, невеста одного из немцев – ее звали Матильда – узнала, где похоронен ее жених, и явилась сюда его искать. Ей показали эту деревню. Так вышло, что она здесь и осталась. Местные жалели ее, подкармливали, но в скором времени она двинулась головой. Много лет она ходила по этим руинам, выкрикивая имя своего возлюбленного Эрлиха, но он, само собой, не откликнулся. Ее все знали, звали «тетя Мотя». А в двадцати километрах отсюда была зона, из которой сбежали два зека… и они эту тетку убили – думали, раз она их видела, то выдаст. Но это их не спасло, их трупы нашли на главной улице в Укурино. Дошли и померли. Вроде бы со страху. Только успели сказать, что тетю Мотю убили, но ее труп так и не нашли. Говорят, что до сих пор она ходит, ищет своего Эрлиха.
– Она сама, что ли, поднялась? – тихо спросил Ваня доктора Мерца.
– Так не бывает, – отрезал тот.
– А как бывает?
– Не знаю! – рявкнул доктор. Он не любил, когда кругом происходит что-нибудь, что он, с его степенью доступа к мистическим тайнам, не мог объяснить. – Следовательно, лишен возможности строить предположения.
– Жаль, – сказала Ника. Она не совсем поняла, что именно они имели в виду, но поняла, что расследовать легенду придется самим. А дачники вернутся к своим огородам.
На следующее утро кастрюлю на заборе летней резиденции доктора Мерца обрушили в восемь утра.
Возле участка, почти въехав в забор, припарковался белый «мерседес-бенц». Из его задних створок вылез врач в белом халате.
«Неужели за мной?» – испугался Ваня. – «Кто им рассказал?»
В следующий момент из тех же створок вылез человек в тренировочном костюме и начал озираться. Его лицо выглядело желтее обычных человеческих лиц, но осталось узнаваемым. Ваня даже икнул от удивления.
«Неужели дети в школе его так довели?» – подумал он с ужасом. – «И правильно, нечего по школам шляться!»
За забором стоял бизнесмен из телевизора Павел Мухоротов. Через секунду бизнесмена почти вырвало, и он повалился на руки своих телохранителей. Потом, правда, выпрямился, огляделся снова и пошел к дому самостоятельно.
– Я писал вам, – пробормотал он, тяжело опускаясь в кресло. – Вы не отвечали. С трудом раздобыл адрес у друзей. Понял, что не приедете. – Он поднял голову и посмотрел на доктора Мерца. – Воскрешение требуется, док. Очень требуется. Вы ведь не шарлатан, я правильно понимаю? Я хочу это видеть.
И улыбнулся – видимо, привык держать людей в напряжении, – но улыбка тут же увяла. Все-таки он был не совсем здоров.
– Считай вы меня шарлатаном, – совершенно не напрягся господин Мерц, – вы бы ко мне не приехали.
– Мне сказали, вам можно доверять. В самых, – он повел глазами к потолку, – уважаемых кругах. Ну, вы понимаете…
– Понимаю. И, хотя я не особенно уважаю упомянутые вами круги, в данном случае они вам не наврали. Я – некромант. Воскрешаю мертвых. Вы привезли труп?
– Труп будет, когда я умру, – натужно покашлял Мухоротов. – Скоро уже. А дела не доделаны, – вздохнул он. – Дочери еще три года учиться. Сына надо устроить, деньги платить… ну, понимаешь… жена молодая – дура, не станет это делать. Дети не ее. А я переживаю. С деньгами разобраться надо, через полгода – открытие…
– Позвольте, а что же с вами? – поинтересовался Ваня.
– Что-что, – нелюбезно буркнул миллиардер, но, как видно, ждал этого вопроса. – Лучевуха. Хотел одному тут услугу оказать… Ну, мешается тут один… Конкуренция, то да се… Стюард бутылки перепутал. С полонием и еще какой-то хренью, – он устало улыбнулся. Видимо, все еще чувствовал себя опасным. Говорят, чем более опасным для окружающих считает себя человек, тем он успешнее. – Дебилы, короче.
– Это нетрудно, – кивнул Ансгар Мерц. – Как умрете – дайте знать. Если обернетесь за сегодня, будете целее после воскрешения. Если позже – я сниму с себя ответственность за ваш внешний вид. Лучевая болезнь, насколько мне известно, человека не красит.
Ваня так и не понял, шутит Ансгар Мерц или говорит серьезно.
Бизнесмен же отреагировал на деловой тон с привычным спокойствием. Однако, поймав себя на этом, тут же захихикал.
– Ха! – и закашлялся. – Вот что значит немчура… никаких тебе сантиментов… так и надо. Это наши все, свинобыдло слюнявое, все «русский народ», «великий народ»… а какой он великий? Его только дубиной…
– Простите, – прервал его Ваня, распечатав текст договора и протягивая клиенту, – Ансгару Фридриховичу не хотелось бы вас задерживать. В интересах собственного здоровья. Вы ведь наверняка излучаете. Что-нибудь.
Господин Мухоротов кивнул.
– Излучаю, – сказал он почти самодовольно. – Давайте ваш контракт. А то не хватало еще, чтобы некромант помер раньше, чем я воскресну, хе-хе…
– Должен вас предупредить – после воскрешения у вас может измениться характер, – сказал доктор Мерц и, недружелюбно улыбнувшись, вдруг спросил: – Вас не пугает перспектива стать, как вы тут остроумно выразились, э… «свинобыдлом»?
Поймав взгляд некроманта, Мухоротов нахмурился.
– Не говорите ерунды, – сказал он с привычной, видимо, ему жесткостью.– И вообще, я не пойму: мы с вами сотрудничаем или вы… что-то перепутали?
Охранники насторожились. В комнате даже стало темней, потому что один из них загородил окно.
– Если я что-то перепутал, – доктор Мерц не отводил взгляда, – некому будет вернуть вас в этот мир. Если, конечно, вы все еще собираетесь из него… то есть, в него возвращаться.
Мухоротов откинулся в кресле.
– Главное, чтоб у вас получилось. Чтобы я вернулся и выполнил свои задачи.
– Вы их выполните, – заверил его доктор Мерц. – Гарантии этого есть в договоре. Дополнительные пожелания?
– Нет. Давайте действительно подпишем и пойдем… А что за пункт: «Клиент обязан предоставить мертвое тело или хотя бы мощи»? Как же я вам их предоставлю, если я буду мертв.
– Тут есть поправка, – серьезно ответил доктор Мерц. – «Клиент или его доверенные лица». Ваши доверенные лица должны будут предоставить нам ваш свежий труп.
– Я вам не верю, – нахмурился делец. – Я же не смогу проконтролировать процесс, если буду мертв. А вы сможете меня обмануть.
– Предлагайте свой вариант гарантий, – господин Мерц пожал плечами.
– Я требую демонстрации, – сказал бизнесмен. – Покажите мне, как вы воскрешаете покойников.
– Но у нас сейчас… – начал было Ваня, но господин Мерц поднял палец.
– Сегодня вечером, – кивнул он. – Сегодня вечером мы воскресим очень давнего покойника. Однако вам придется довольно много идти по лесу. Ваше здоровье это позволит?
Глаза Павла Петровича Мухоротова заблестели почти здоровым блеском.
– Конечно! Покажите. И тогда я подпишу контракт. Баблом не обижу, не бойтесь.
После того как машина посетителей отъехала от калитки, доктор некоторое время молчал. Ваня ждал слов, но не дождался.
– Какой удивительный человек, – сказал он, пробуя почву. – Был бы жив Генка, нам не пришлось бы ждать его кончины. Щас бы уже и начали.
– Просто дурак, – ответил доктор Мерц. – Полоний – альфа-излучатель, и чтобы облучиться, его надо съесть или потрогать. Но прежде еще и найти где-то, что нелегко. Странно это все. Или он думает, что его убьют?
– Просто он привык считать себя опасным, – подумав, объяснил Ваня. – И вы его не переубедите. Это ему для успеха надо. Психологи говорят, что это убеждение всегда помогает. Если… ну, если не увлекаться.
– Если не увлекаться, ничего не добьешься, – буркнул Ансгар. – И в школу тебя не станут приглашать вести семинары. Кастрюлю повесь на место.
Ваня вышел, но дойти до кастрюли не успел – в калитку вбежала Ника. Теперь она была без посоха. Бандана с головы тоже слетела, и во все стороны торчали короткие светлые волосы.
– Там! – закричала она, – Кирилл… мы только что вернулись с Новых Сметан… говорит, на него напали, стали душить… то есть, он почти не может говорить. А у них тут ближайшая больница – в пятидесяти километрах, и у них всего одна машина «скорой»…
– Кто напал? – спросил Ваня.
– Он не видел… Мы разделились с ним, но я была недалеко, прибежала. Тот, кто душил его, испугался меня. Я не знаю, что делать, пожалуйста…
Она снова смотрела на Ансгара, и Ване показалось, что отчаяние, плеснувшее из ее глаз, заставило того смутиться. Не любил он отчаяния. Не любил необратимости.
– Ваня, посмотри в контракте номер Мухоротова, – скомандовал он, не поворачивая головы. – Он там с собой полный терапевтический набор возит. Наверняка еще далеко не успел уехать. И дай мне мой мобильник, я сам буду с ним говорить.
– Думаете, он согласится? – Ваня принес Ансгаров мобильник.
– Думаю, да. Мне кажется, я знаю, чего он хочет на самом деле, – нижняя часть лица господина Мерца пыталась улыбаться, а взгляд туманил глубокий, скорбный, но невероятно сильный азарт. В такие моменты Ваня радовался, что уже умер и никогда не сможет чувствовать что-то подобное.
Пожелтевший Павел Петрович слегка шатался, но держался неплохо. Ване даже стало его жалко. Перед выходом попросил водки. С собой у него не было, а магазин к тому времени уже закрылся. Конечно, можно было поискать в деревне самогонки, но Ваня просто сбегал в незапертый дом покойника Генциана и принес так и не дождавшуюся хозяина заначку.
Со словами «выпейте за упокой души владельца» он отдал водку Мухоротову, и они загрузились в «Мерседес», чтобы хоть часть пути Павлу Петровичу не пришлось идти пешком. На выезде из Укурино подобрали любопытную Татьяну, и доктор Мерц почему-то не возражал против ее присутствия.
По дороге Ваня пытался вызнать, что задумал его патрон, но тот отмалчивался. Только перед самым урочищем, поотстав от всех, некромант оглядел темнеющий лес и пожаловался:
– Дерьмовым все-таки делом я занимаюсь. Вот, сегодня Кирилла спас, как обычный врач, и понял, как тоскую по врачебной практике.
– А сколько обычных врачей хотели бы, как вы! – воскликнул Ваня.
– И на свете ходило бы еще больше мертвецов, служащих маньякам вроде меня, – фыркнул некромант.
– Ну и пожалуйста, – обиделся Ваня за мертвецов, – вы и сами – не прекрасный принц. – По опыту он знал, что подобные замечания очень быстро возвращают шефа из покаянного настроения на твердую землю.
– Зато я никогда не утоплюсь от несчастной любви, – парировал шеф.
– Кто знает, – не сдавался Ваня.– Пруд все еще не высох.
– Невероятный кретин, – почти с восхищением сказал доктор Мерц, и его молчаливая покаянная грусть сменилась не менее молчаливой целеустремленностью.
– Стойте здесь, – сказал некромант и медленно захромал к одному из почти пропавших фундаментов. – Ваня, ставь свечи. Здесь нет ветра, поэтому должно получиться. Павел Петрович может присесть или даже прилечь. Его сегодня ждут новые впечатления.
– Какие? – спросил Мухоротов, присаживаясь на бревно.
– Я попробую воскресить человека, похороненного здесь больше полувека назад. Его зовут Эрлих.
– Почем мне знать, не спрятал ли ты его где-нибудь? – усомнился Павел Петрович. – Вы великие фокусники…
– Он подойдет к вам, – кивнул Ансгар в знак признания сомнений клиента, – и вы убедитесь, что он мертв.
– Вот это да, – прошептала Татьяна. – Того самого Эрлиха?
– Мог бы и раньше сказать, – обиделся Ваня.
И все сели ждать.
Прошло два часа.
В лесу начало смеркаться. Татьяна, впервые наблюдавшая ритуал, отошла подальше и сжалась на бревне. Хотела было прижаться к сильному мира сего, пока тот жив, но вспомнила, что он, скорее всего, излучает, и не стала.
Мухоротов, достав из кармана смартфон, включил себе какую-то игру и погрузился в процесс.
В почерневшем каменном квадрате стоял некромант. На нем был длинный старый плащ-палатка из брезента, висевший у Вани в прихожей еще с незапамятных времен, и трикотажные перчатки для работы в саду. Неподвижность деревьев, окружавших поляну, свидетельствовала о полном штиле в этом участке леса, однако в центре очерченного свечами круга ветер почему-то дул, и было видно, как он гоняет по траве узкие отражения огней.
Больше ничего не происходило, и зрители, привыкшие к динамичному кино со спецэффектами, стали потихоньку скучать.
Мухоротов давно посадил в смартфоне батарейку, курил, ел из пакетика чипсы и запивал их водкой Генциан Виолетыча.
– Бабу бы, – тоскливо прошептал он.
И посмотрел на притулившуюся под сосенкой Татьяну.
– Ваша фамилия, случайно, не Ларина? – спросил он любезно.
