Kitabı oku: «Чарующая магия ненависти», sayfa 4
Антонина Григорьевна искренне порадовалась, что тютя тютей, но что-то в нём проснулось- таки и от неё.
Ну, слава богу, а то я уж думала, что ты, Славка, так и будешь всю жизнь за юбку своей торбы держаться.
Славкина же «торба» совсем не нуждалась в его супружеских ласках.
Тонька меньшая, как окрестила её Антонина Григорьевна, не любила ходить к свекрови. Мать и Тонька невзлюбили друг друга с первой встречи, когда Антонина Григорьевна, не изменяя себе, вслух, при всех, спросила:
– Где ж это ты, Славка, такую корову выискал?
Они встречались лишь на званых днях рождения, почти не разговаривая друг с другом.
Антонина Григорьевна совершенно этим не огорчалась. В свои, почти семьдесят лет, она не ощущала своего возраста и по- прежнему любила царствовать в компаниях, не отказывая, как всегда, себе в удовольствии выпить и тонко пройтись по любой своей «сопернице», записывая в таковые всех особей женского пола, начиная с сорока.
Невестка раздражала Антонину Григорьевну своей неприбранной головой, нездоровой полнотой и беспробудной «простотой». Естественно, она никогда не отказывала себе в удовольствии сделать ей замечание по любому поводу.
Изъяны на своей голове и в фигуре, появившиеся с возрастом, она не замечала. Стопки самогонки шли ей явно на пользу, она не выглядела, как многие её ровесницы, похожей на сморщенное яблоко, а походила на поспевшую, гладко надутую, пыхтящую квашню. Но своим внутренним зрением она видела себя по-прежнему молодой, цветущей женщиной и была готова вершить, как и прежде, чужие судьбы. С той лишь разницей, что раньше это были её поклонники. Сейчас, за неимением оных, она «красовалась» перед соседками. Антонина Григорьевна была довольна, вовремя она подключилась к воспитанию своих внуков. Посылки в их характере ложились бальзамом ей на сердце.
Тонька меньшая и сама не догадывалась о своей помощи свекрови в деле развала своей семьи.
Она была проста в своём естестве, не думая о последствиях своих высказываний и методов воспитания. Ей просто не хватало денег, ей просто привычно, изначально надоел её дундук, на которого она просто всегда привыкла покрикивать … и опираться. И ехать на нём. Он давно стал её опорой, основанием её бытия. А кто же замечает или любит фундамент дома, если он крепко стоит на этом фундаменте.
Удовольствие она давно получала от непревзойдённых красавчиков из сериалов и от болтовни с товарками по работе, где уже давно и неоднократно все их «разы» были обсуждены и осмеяны. Изначальное отсутствие чувств к супругу сделало с годами секс и самого супруга столь мало привлекательными, что Тонька давно потеряла всю систему семейных координат. Она даже в мыслях не держала, что её «никчёмный» мужик может кому – то понадобиться. Она смеялась громче всех, рассказывая на работе, что Славкин аппарат совсем высох, желая этим обелить себя и полное отсутствие в себе сексуальных влечений.
Вот так, чем больше Славкин «аппарат» сох для Тоньки, тем больше он здоровел и крепчал для отдельных жён долгоплавающих Володькиных друзей и просто знакомых морячек.
Слава шёл к этому без энтузиазма, излишней болтовни и тщеславия. Но здоровый организм переборет любой онанизм, любил шутковать Терсков.
Слава, чаще всего, ограничивался флиртом и изредка уступал своей физиологии, в основном, когда обьект был, по выражению его друга и сотоварища во всех тяжких, группы экстра.
Антонина Григорьевна подначивала, подталкивала и поощряла сына и … внуков в их изысканиях на любовных нивах.
Нравы за это время разительно изменились, младший давно уже, не стесняясь, вел счёт своим постельным победам, высмеивая с бабушкиной подачи отца за то, что тот со страху женился. Ну, вылитый я в молодости, радовалась его достижениям Антонина Григорьевна. Старший, видать впитавший с генами отца его опыт, наоборот, боялся общаться с девушками наедине, как чёрт ладана. Иногда он провожал с праздничной гулянки какую-нибудь шуструю девицу, напросившуюся на это, и страдал, боясь и одновременно желая к ней прикоснуться. Родителям он стеснялся говорить о своих проблемах, делясь ими со своей старенькой доброй бабушкой.
И бывшая королева секса нашла себя в новом качестве. Её фантазии в лепке «этих краснощёких пельменей» давали ей энергию, не хуже, чем от подзабытого ею секса.
Кроме всего прочего, Слава давно пахал на её дачной ниве.
Антонине Григорьевне приходилось самой с собою соглашаться, что её «гаденыш» ей пригодился.
Она даже вспомнила о его днях рождения и всегда торжественно его поздравляла, приходя к Славке в дом, как королева-мать, игнорируя своим вниманием «торбу», то бишь свою невестку.
Так Славкина мать вошла в жизнь его семьи вершительницей всех их судеб, не признаваясь даже себе, что её, не погасшая с годами, ненависть к нему будет иметь такое широкое поле деятельности.
Она гордилась собой. Она купалась в своих победах. Она жила, дыша полной грудью.
И, если бы можно было увидеть простым взглядом её ауру, то вид её устрашил бы любого. Она походила на большую, королевскую кобру с раздутым капюшоном, готовую в любой момент к нападению.
Глава 9
Новый год, ёлка и звёзды
Не однажды любвеобильный гулёна на буднях и прекрасный семьянин в праздники, а по совместительству уже не старый, а старинный друг, Терсков, приглашал Славку с его женой к ним в гости.
Но Тоня соглашалась крайне редко, находя какие-то отговоры. Ей всякий раз было лень специально мыть голову, причёсываться и сидеть в гостях.
Ведь можно так уютно полёживать на перинке в своей постельке, рядом с телевизором, полным страстей, необыкновенных историй и праздничных развлечений, за которыми не надо никуда тащиться. Пить Антонина не любила и общество Славкиных родных и друзей тоже.
Слава всегда встречал праздники в своей семье со своими малышами. Но его малыши давно выросли и уже много лет встречали все праздники со своими друзьями в компании с девушками и вином.
Тонька, довольная тем, что ей не нужно уже никого пасти, не интересовалась и не брала в голову проблемы своих сыновей. Здоровы, выучились, сыты и обуты, а дальше – мужики, не бабы.
Слава видел, что возмужание его детей шло не так, как ему хотелось. Всеядность одного, нежелание шевелиться другого. Неизвестно откуда появившееся хамство и неуважение к родителям всё это он относил на трудности взросления, говоря своей Антонине на её обиды к детям, ничего, перемелется, мука будет. Маленькие детки, маленькие бедки.
Так в жизненной круговерти незаметно наступил очередной, рядовой Новый год, ставший для Славы и Тони поворотным в их судьбе.
Их «малыши», догнавшие ростом папу, сообщили им между прочим, вскользь, чтобы их не ждали и встречали праздник без них, так как у них подобрались свои весёленькие компании. И они далеко уже не в детском садике, чтобы с радостью лицезреть постные лица родителей.
Горечь подкатила Славе к горлу, но он проглотил её и решил не застить детям праздник.
Тонька обрадовалась, тогда я и готовить особо не буду.
– Да уж не надо, – съязвил старший.
– А мы завтра к бабке пойдём на пироги, девок ей своих показывать, – заржал жеребцом младший.
– Идите на все четыре, я хоть от вас мужиков отдохну. И ты можешь идти, куда хочешь, со своим засохшим, – привычно не постеснялась детей Антонина. Надоели вы мне все.
С таким новогодним напутствием семья Славы привычно разошлась по своим дорогам.
В доме стало тихо. С какой-то физически ощутимой пустотой в душе, Слава выпил залпом стопку водки под бой курантов.
Тонька отказалась составить ему компанию:
– И так завтра намаюсь с твоим днём рождения. Родился и то не вовремя. Опять твои друзья и родственники понапрутся, незваные.
– Тоня, но ведь я всегда в праздники готовлю сам! Пока вы спите.
– Ещё бы, по-твоему мне из-за твоего дня рождения в праздник даже не выспаться.
С этими поздравлениями с Новым годом и с днём рождения мужу Антонина пошла в свою спальню, предаваться радостям общения с новогодними программами. Благо завтра вставать рано не зачем.
Тупо уставившись в старенький ящик в зале, Славка сидел в каком-то оцепенении.
И тут раздался звонок:
– Твоя, поди, уже спит? Дуй сюда, а то у нас танцы в разгаре, кавалера одного не хватает. Моя пригласила свою сослуживицу, вдовушка. Я тебе скажу, кадр, сам бы занялся, да Валька про неё знает. Уступаю тебе, если уговоришь её. Валька говорит, она вам, б…м, не морячка.
– Чего это она тебя так приглаживает? Догадывается что ли про тебя?
– Да нет, это она для острастки! Давай быстрей, ждём! – И Терсков положил трубку.
Слава решил, что Новый год в этот раз не будет серым и опустошающим душу.
В большой ещё «немецкого покроя» квартире Терсковых было людно, весело, шумно.
Терсковская толстуха поверх своих, изрядно оттопыренных булок натянула ядовито-полосатую блузку, с нацепленным на неё множеством дешёвых безвкусных брошек. Она вся светилась от сознания своей «красоты», от любви к мужу, детям, гостям.
Новый гость внёс некоторую сумятицу, хозяйка вновь пригласила всех за стол.
Терсков усадил Славку с краю и, ухмыляясь, представил ему незнакомую гостью в скромном чёрном платье:
–Знакомьтесь, Галя!
Слава поднял глаза и … обомлел. Это была та самая блондинка его юности. Прожитая жизнь отразилась на ней спокойной отрешённостью в глазах и немного располневшей грудью. Её красивые светлые волосы были уложены волнами и сцеплены сзади модным, тоже чёрным бантом.
Эта волшебная ночь с её яркими огнями на огромной ёлке, блестящими лентами серпантина, музыкой, казалось, пришла из сказки и унесла их в феерический мир вечного праздника Новогодней ночи. Они танцевали, кружась в такт музыки, не замечая никого. Весь мир остался где-то там, внизу, а они кружили и кружили в волшебном вихре музыки вокруг ёлки, поднимаясь всё выше и выше, почти к её вершине.
Когда музыка внезапно смолкла, Слава большим усилием воли заставил себя остановиться. Ему хотелось кружить с ней, взяв её на руки, и подниматься еще выше и выше, туда, к звёздам, наполнившим эту волшебную новогоднюю комнату.
Он подвёл свою партнёршу к её месту с краю стола и, извинившись, вышел, с разгоряченными спиртным и танцами, мужчинами покурить и заодно охладиться.
Слава закурил свою «Приму», а в голове его продолжалось это волшебное, неземное кружение с его партнёршей. Галя! Какое красивое имя! Оно так ей идет!
Во время танца Слава видел перед собой ту, давнюю, юную, свою мечту. Он ощущал аромат её золотистых волос, глядел в её бездонные глаза, зелёные, как звезды, и утопал в них навсегда, безвозвратно.
Всё его естество трепетало, как в юности, когда эта «девчонка» смутно грезилась в его снах, которым так и не суждено было сбыться.
И вот эта чудесная новогодняя ночь вернула этот дивный сон, он проявился из глубины прожитых лет и стал явью.
Вся Славкина нерастраченная любовь, загнанная всей его долгой семейной жизнью в угол, всколыхнула его всего. Ему казалось, кто-то свыше говорил ему:
– Очнись. Пришла пора для любви, люб-ви!
Сигарета в его руках подрагивала от внутреннего волнения в такт его учащенному пульсу: – Она, это она рядом!
Видно сама судьба решила сделать перерыв в его испытаниях и дала ему шанс, испытать трепет первой любви, вспыхнувшей в нём с той давней, юношеской силой. Он плыл и плыл в танце вокруг ёлки, и ему с трудом удавалось удерживать в спокойствии свою руку с сигаретой, он почти ощутимо продолжал обнимать ею свою партнёршу, кружа и кружа с ней в нереальном танце.
Голос его друга вывел его из какого-то гипнотического состояния:
– Ты чего, мужик, окосел что ли от танцев?
– Володька, это она! Та, про которую я тебе говорил! Это она! – Сдержанный обычно Слава, этот заматерелый мужик и глава семейства, не удержался, и эти слова, помимо его воли, слетели с его губ. Сейчас в нём жил восторженный мальчишка, переживающий все перипетии своей первой любви.
– Да! – Только и смог сказать Терсков. – А я её давно знаю и мужа её знал. Хороший мужик был. Моя Валька работает с ней вместе. Сколько раз она приезжала к нам со своей дочкой на Новый год. После смерти мужа. Да! Сколько раз я звал тебя с Тонькой в гости. Хорошо, хоть Тонька не пришла, а то устроила бы она тебе «встречу».
Этот холодный ушат Володькиных слов немного «отрезвил» Славу и опустил его из нереального кружения на реальную лестничную площадку, дымную от сигарет.
Вышла Валентина и велела мужикам идти за стол, а то женщины заждались, а курить они так долго могут и не в Новый год.
Мужики радостно и дружно потянулись за хозяйкой, предвкушая стопочку под дымящуюся закусочку и под добрые глаза своих супружниц, не смотрящих сегодня им в рот и не считающих их выпитые стопки.
Хозяйка заглянула на минутку на кухню, посмотреть на пирог.
И Слава, оттягивая встречу, унимая дрожь, вызвался ей помочь.
Из залы слышалось весёлое волнение в ожидании тоста.
От ветра хлопнула входная незакрытая дверь и Валька, поспешив её закрыть, велела Славе идти за стол. Семеро одного не ждут. Нечего валандаться, когда все хотят выпить.
Как школьник, впервые в жизни влюбившийся, Слава шёл к столу, словно в тумане. Волшебное, совсем не пьяное, кружение в его голове продолжало качать его по волнам незнакомого, впервые переживаемого им чувства.
Сев за стол, он не увидел её рядом, но подняли рюмки под заждавшийся тост.
Слава выскочил в коридор, уже понимая, что волшебству пришёл конец.
Он понял, почему хлопнула входная дверь. Подоспевший Терсков подтвердил, она попрощалась. Да и чего тебе бередить душу. Ведь прожили же вы с женой до сих пор и дальше проживёте. И ты правильно сделал, что не спешил за стол и дал ей понять …
Слава лихорадочно надевал свою куртку, не слыша его. И бежал, бежал вдогонку за своей несостоявшейся, настоящей жизнью, боясь упустить её окончательно и бесповоротно.
Он бежал, сокращая упущенное время, дворами к ближайшей остановке, а кругом него вращались огни ярких окон и запускаемых петард.
От шумной, полной людей, новогодней остановки только что отошёл трамвай.
Впервые, за все свои прожитые годы, Славка ощущал свое сердце, вдруг защемившее в груди, какой- то неизбывной, застарелой тоской.
Он медленно побрёл домой, вниз по улице, так и позабыв застегнуть куртку и одеть шапку. Снежинки падали на него и ему казалось, что все они были острые и колючие и пытались ранить его в сердце, и заморозить.
В дверь его тоскливой, выжимающей из него душу, квартиры зашёл опустошенный человек, у него хватило сил, лишь упасть на незастеленный диван.
Он спал и чудесная, новогодняя ночь вновь стала качать его на волнах танца вокруг сказочной ёлки. Он кружился со своей светловолосой партнершей, поднимаясь с ней всё выше и выше к сверкающим звёздам.
Глава 10
Колдовская ночь Гали
Галя шла с дочерью по ярко освещенной новогодней улице к остановке. Ей хотелось идти быстро, но ноги не несли её, они замедляли и замедляли её какой-то «не реальный бег» от себя. Казалось, она физически ощущала шаги догонявшего её мужчины. И ватные ноги готовы были прирасти к искрящемуся льдинками асфальту. Но чуда не совершалось. Её обгоняли чужие, весёлые мужчины и парочки, спешащие к своей весёлой, яркой жизни.
Опомнись, глупая, ишь размечталась, чтобы такой мужчина вдруг вошёл в твою жизнь. Дважды такого не бывает. Радуйся, что на Новый год пригласили к семейным людям. Не любят у нас одиноких женщин, бабы дрожат за своих благоверных и не хотят искушать судьбу.
Хорошие у неё друзья, Володя и Валя. Галя частенько грелась у их семейного огонька, радуясь их любви и какой-то настоящей дружбе, не подвластной годам.
Её рано умерший муж, оставил её с маленькой дочкой в этом хаосе, пугающей её жизни.
Галя с трудом выходила из своего одинокого, замкнутого мирка в люди, не умея с ними общаться, боясь всего, взглядов, нечаянных обид, грубости, и одновременно коря себя за это неумение жить, как все.
Только к Терсковым она любила с дочкой выбираться на Новый год. Она радовалась, как дети кружили в хороводе вокруг большой, красиво наряженной ёлки, и её маленькая дочка оттаивала. Терсков любил и умел устраивать ёлки для своих мальчишек и их друзей. Его доброе сердце не забывало и о маленькой грустной принцессе и её красивой маме.
Галя видела радость в глазах своей грустной всегда девочки, и её сердце наполнялось благодарностью её друзьям. Дети веселились вместе со взрослыми у ёлки, и даже им был накрыт, отдельно от взрослых, «вкусный» стол в одной из комнат этой большой, приветливой квартиры.
Сейчас Галя шла со своей весело щебечущей малышкой, не слыша её.
Но, как бы ты медленно ни шел, все же приходишь туда, куда идешь. А не туда, куда хочешь.
Вот и остановка. Гале сказали, что её трамвай только что отошел. Люди возвращались из гостей и, наоборот, только шли в гости, и оживленное движение на улицах становилось всё гуще и шумнее.
И среди этого веселья Галя стояла одна, держа свою дочку за руку, изображая веселье на своём лице, чтобы не спугнуть новогоднюю радость своей чуткой малышки. Она созерцала, как всегда, чужое, сладкое, не доступное ей, простое, человеческое счастье.
На той стороне перекрёстка она вдруг увидела мужчину, чем-то неуловимо похожего на её нового знакомого. Он медленно шёл вниз по улице в расстегнутой куртке и без шапки.
Казалось, что он, как и сказочный Кай, шёл с застывшим сердцем.
Похожая фигура вернула её в новогоднюю квартиру её друзей, где она явственно представила Славу, приглашающего очередную даму на танец. Защемило сердце. Но надо жить. Её золотоволосое солнышко, её радость, её счастье смотрело на неё. И Галя боялась омрачить ей радость.
Подошедший трамвай увёз их домой.
Дома их ждал чай, много вкусных вещей, радующих дочку, и расстеленные ко сну постели. Дочка разглядывала подарки и весело смеялась. Галя присела на диван и задумалась.
Она никогда не могла представить себя со стороны всю, целиком. Она видела то свои худые ноги, то нескладные руки, то вечно торчащие, трудно закалываемые волосы. Она считала себя некрасивой дурнушкой, стыдилась этого, и всегда подсознательно опускала глаза при встрече с мужчинами.
Она и подумать не могла, что в этот момент мужчины видели перед собой прелестное, хрупкое создание со стройными ножками, красивыми гибкими руками, тонкой талией и копной шикарных волос, обрамляющих милое лицо с большущими и печальными, как у телёнка, глазами завораживающего зелёного с искрами цвета.
Мужчины, видя опущенный взгляд этой красавицы, принимали его за знак высокомерия и … отступали, понимая, что им не взять эту неприступную крепость.
Когда Галя неимоверным усилием над собой, переборов свою патологическую стеснительность, поднимала глаза, она видела ничего не выражающие спины удаляющихся мужчин. Комплекс её усиливался, и она всё больше уверялась в своей непривлекательности и всё больше замыкалась в себе.
Её муж был её начальником, когда она, выпускница института, приехала в этот город по направлению. Он взял её под свою опёку и, будучи значительно старше, однажды сказал ей с напускной грубоватостью:
– Я вижу, что тебе в любой момент могут навесить лапшу на уши. Я не хочу допустить этого. Выходи за меня замуж.
Галя с радостью приняла это предложение. Её муж был умницей и всё умеющим. Она смеялась, что его дипломами за изобретения скоро можно будет оклеивать спальню. Она чувствовала себя за ним, как за каменной стеной.
Белокурая дочка, чем-то неуловимо походившая на папу и на маму, была их светом, скрепляющим их любовь.
Однажды эта стена рухнула, муж скоропостижно скончался в командировке. Галя словно застыла, увязла в каких-то липких, тёмных сумерках, где только её единственное золотоволосое солнышко грело её и возвращало к жизни.
А сегодня, в этом новогоднем танце, её новый знакомый, с красивым именем Слава, вёл её вдоль сверкающей ёлки так нежно и бережно, так ласково и без пошлости прижимая её к себе, что Галя смогла взглянуть на него. Она увидела в его глазах такое бездонное небо искрящейся любви, что побоялась поверить себе. Но танец вдвоём завораживал и обволакивал её своими чарами, и она потонула в этом вихре согревающего света.
Музыка прервалась. Разгорячённые гости разбрелись охладиться. Хозяйка с пунцовыми щеками хлопотала, как наседка, около стола.
Галя поняла, что ей пора. Ведь она не Золушка и скоро этот сказочный, красивый мужчина уйдёт к своей красивой жене. И она останется одна. И все заметят это.
И обратят на неё свои взгляды, заметив запоздалый всплеск её безумного порыва. Этого бы Галя не смогла вынести.
Воспользовавшись замешательством вновь собираемых к праздничному пирогу гостей, она решила уйти. Они быстро собрались с дочкой и вышли никем не замеченные.
Небо за окном стало чуточку светлее. Дочка уже давно спала и улыбалась во сне, прижимая к себе подаренную игрушку.
Галя сидела одна в тишине заворожившей её ночи и ощущала, что что-то доброе и волшебное окутывает её сладкой дрёмой. Колдовская ночь пришла и в этот дом.
И вернулась чудесная сказка этой дивной новогодней ночи. Она вновь стала качать её на волнах танца вокруг сказочной ёлки. Галя кружилась со своим партнёром, поднимаясь с ним всё выше и выше к сверкающим звёздам.
Глава 11
Волшебная рыба
Проснувшись утром, первого января, Слава привычно отправился на кухню, готовить праздничный стол. Раз в году, именно в этот день, некая часть внимания перепадала и ему, как новорожденному.
Сегодня Слава проснулся с опозданием. Что-то тёплое поселилось у него в груди, и он боялся встряхнуться и упустить это чувство.
Такое с ним было в далёком детстве, да еще несколько раз, когда в его жизнь вторгалось нечто свыше, но он был неверующим и не понимал этого.
Что-то совсем необычное, пугающее и одновременно волнующее произошло вчера. Он чувствовал, что его жизнь резко поворачивает с накатанной колеи, но что его ждёт впереди?
Жить как прежде уже было немыслимо. Слава ясно осознавал всю свою будущую никчёмность в этой, по сути, так и не сложившейся, семье. Он ощущал, что его, выросшие в мужчин, мальчики устремляются в своё будущее. И там, в их будущем, рядом с ними ни ему, ни Антонине места нет. Их мальчики отводили им место где-то на задворках, как заправочному обозу и только.
Как поступить, он не знал. Он просто понял, что жить дальше с пустотой в душе он не сможет.
Сегодня он встал с давно забытой лёгкостью на душе, он физически ощущал нечто новое, вошедшее в его жизнь, согревающее его своим ласковым теплом. Он боялся расплескать это чувство. Впервые его не тяготило совсем не праздничное одиночество на кухне.
Он привычно шинковал салаты, как заправский повар, и ощущал запах её духов.
Звонок пришедших гостей вывел его из сладких грёз и вернул к действительности, к не накрытому столу и к неготовым салатам.
Гости пришли все разом, в привычном, выверенном годами составе. Быстро завертелся шумный калейдоскоп праздничной суеты. Общими усилиями был накрыт стол и про- звучал первый тост за Новый год. Слава привык, что его день рождения имел всегда прикладной характер к основному, любимому всеми празднику Нового года, и не замечал этого. Но сегодня у него снова защемило сердце, и ему, впервые со времён детства, так же до боли захотелось особой, только ему предназначенной ласки.
Терсков потянул Славку курить на лестницу и сразу же приступил к допросу:
– Ну, как у вас?
– Да никак, я подошёл, а они уже уехали.
– Эх ты, надо было бежать!
– Да я и бежал.
– Ну ладно, пойдем сегодня вечером, поздравим её с Новым годом.
Но вечером не получилось. Терсков, как всегда в последнее время, принял лишнего на грудь, и Вячеславу пришлось тащить его домой.
Прошло несколько долгих месяцев, прежде, чем он решился постучать в заветную дверь, боясь обмануться и услышать холодное, Вам кого?
Но однажды, после удачной рыбалки, Слава, выпив для храбрости, позвонил.
Дверь открыла она. В синем, выцветшем, халатике, с копной небрежно сколотых волос. Они смотрели друг на друга и большая рыбина вдруг ожила и забилась в Славкиных руках.
– Дяденька, проходи, я тебя знаю, ты новогодний волшебник и танцевал с мамой на новогодней ёлке.
– Я знаю, и принёс вам волшебную рыбу.
Они сидели на тёплой, уютной, светлой кухне. В духовке журчала соком и источала необыкновенный аромат волшебная рыбина, звенел колокольчиком голосок светловолосой, зеленоглазой, маминой копии, закидывающей вопросами волшебного дяденьку.
Им было так просто, тепло и уютно на этой кухне. Казалось, они всегда сидели здесь вдвоём, взявшись за руки и дожидаясь, когда поспеет в духовке волшебная рыба, и слушая колокольчик Галиной дочки. И … Славе мечталось, что случится чудо и его сыновья вовремя, прямо к столу, позвонят в дверь.
– Я не могу быть любовницей, это низко.
– Я знаю, я пришёл навсегда.
– А как, Слава, это воспримут твои дети?
– Они уже взрослые, они поймут, что мы ждали друг друга всю жизнь. Ведь у них всё впереди, а нам досталось чуть-чуть погреться у огня.
Галя, впервые за многие годы, стелила постель на двоих, и она впервые не казалась ей чужой и холодной. Они до утра лежали обнявшись, без сна. Каждый делал вид, что спит, чтобы не разбудить другого.
Но наступило утро и, прощаясь, Галя помимо своей воли заплакала и отвернулась, чтобы скрыть слёзы.
Слава шёл с камнем на душе, он понимал, что причиняет ей боль, и … себе.
Но он шёл, впервые решившись откровенно поговорить с женой и детьми, объяснить им всё, но как не причинить им боль, он не знал. Он любил своих мальчиков и жалел свою жену.
Жена выслушала его молча. Услышав, что ему ничего не нужно, проронила тихо, но с вызовом:
