Kitabı oku: «Город любви»

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Нет определенной границы между «сном» и «явью», «жизнью» и «фантазией». То, что мы обычно считаем воображаемым, – может быть, высшая реальность мира, а всеми признанная реальность – может быть, самый страшный бред.

Валерий Яковлевич Брюсов

Я имени тебе не знаю,

Не назову.

Но я в мечтах тебя ласкаю…

И наяву!

Ты в зеркале еще безгрешней,

Прижмись ко мне.

Но как решить, что в жизни внешней

И что во сне?

Я слышу Нил… Закрыты ставни…

Песчаный зной…

Иль это только бред недавний,

Ты не со мной?

Иль, может, всё в мгновенной смене,

И нет имен,

И мы с тобой летим, как тени,

Как чей-то сон?..

Валерий Яковлевич Брюсов

Душа жаждет того, что утратила, и

уносится воображением в прошлое.

Петроний

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

…С легким шорохом отодвинулась занавеска, и вошел он – полностью обнаженный.

Адель замерла и ахнула: она впервые видела такое красивое тело. Широкие плечи с буграми округлых мышц переходили в плавно-рельефную мощь рук; крепкий торс держался на сильных ногах, медленно и твердо ступающих ей навстречу.

Он приблизился к Адель, взял ее дрожащую руку, поцеловал запястье, и его губы двинулись выше: к локтю, плечу, груди… Отбросив покрывало, он медленно, дюйм за дюймом, покрывал поцелуями ее горячее тело. Она вздрагивала и стонала, не в силах совладать с нахлынувшим на нее всепоглощающим восторгом. Она хотела его, она жаждала его тела, но при этом испытывала такое преклонение перед его мужественностью и величием, такое сильное волнение, что чувствовала в себе скорее сладостную истому, чем страсть.

Она нежилась под его жадными губами, с трудом веря в происходящее, но когда он приподнялся и стал ласкать ее руками, чуткими, умелыми пальцами, – слабость стала исчезать, уступив место испепеляющему, бурному желанию. В один миг ее тело из податливого и дрожащего превратилось в напряженное и пылающее – сильную гибкую плоть алчущей женщины. Она поддавалась и направляла, приказывала и подчинялась, властвовала и покорялась. Звезды падали в Тирренское море, луна серебристым глазом заглядывала в окно, и два тела слились воедино, утратив контроль над собой и обретя власть над вечностью…

Адель открыла глаза.

Огромный солнечный зайчик на потолке слегка подрагивал, словно с трудом сдерживая смех. Она протянула руку, пошарила по тумбочке и перевернула стеклом вниз лежавшее там зеркало. Хохочущий зайчик мигом исчез, и теперь ее сладкому сну ничего не мешало.

Сон… Адель почувствовала, как по телу пробежала сладострастная дрожь, и закрыла глаза в надежде вернуть удивительное сновидение. Интересно, кто это был? В чьих руках она сходила с ума от возбуждения? Только бы вспомнить его лицо…

Будильник! Отвратительный, раздражающий, мерзкий писк! Почему она не сменила мелодию? А главное, где этот чертов телефон?

Адель посмотрела на висящие на стене тихонько тикающие часы. Ровно полдень. Засыпать, пожалуй, уже не стоило, поэтому она рывком отбросила тонкое одеяло и решительно встала с кровати.

Эх, черт возьми, а все-таки как хорошо!

Огромная белоснежная спальня – пока полупустая, зато просторная, – легкие шторы из шелка и органзы, мягкий ковер на полу, панорамное окно в полстены, а за ним – ротонда в античном стиле и аккуратная зеленая лужайка… Это была первая ночь Адель в недавно построенном двухэтажном доме, купленном на ее собственные деньги в самом престижном районе города. Здесь совсем недавно закончили ремонт, и в воздухе еще витал запах краски, клея, дерева и еще чего-то неуловимо-неповторимого, чем пахнут только совершенно новые дома.

Адель выключила будильник, подошла к окну и быстрым легким движением распахнула шторы. Она до сих пор не могла привыкнуть к этому упоительному чувству радости и свободы, которое появилось у нее вместе с большими деньгами. Глядя на купающуюся в жарких лучах улицу, на дрожащий от зноя воздух, на крыши соседних домов, сверкающие под раскаленным полуденным солнцем Арлингтона, Адель сладко потянулась и невольно вздохнула.

Жаль будет все это покидать. Но разве она имеет право останавливаться на полпути только потому, что купила (пусть и в ипотеку) собственный дом и присмотрела очаровательное гобеленовое панно для кухни?.. Не каждой техасской барышне, даже столь талантливой и амбициозной, как она, удается попасть в самую сердцевину «Большого яблока»¹, и упускать этот шанс Адель не собиралась.

Ровно три года назад, таким же жарким августовским днем, восемнадцатилетняя Адель Пристли обрадовала родителей известием о поступлении на первый курс Колледжа гуманитарных наук Техасского университета в Арлингтоне. В школе Адель считалась ученицей способной, но звезд с неба не хватающей, и в семье не раз поднимался вопрос о выборе профессии, который всегда оставался нерешенным: юная мисс Пристли никак не могла определиться. Родители опасались, как бы их единственная дочь, девушка рассудительная, прагматичная и к учебе равнодушная, не погналась за быстрыми деньгами, устроившись официанткой в одно из многочисленных арлингтонских кафе, куда постоянно требовался персонал. Не то чтобы Адель мечтала целыми днями таскать подносы, но наличные в виде чаевых казались ей вполне сносной компенсацией за скабрезные шутки и устающие к вечеру ноги, что она не раз доводила до сведения озадаченных родителей.

Но, как это часто бывает, судьба распорядилась по-своему.

По случаю успешного окончания школы отец решил сделать дочери подарок – летний отдых на Родосе. Услышав это, Адель, которая ни разу не бывала за пределами родного и до тошноты надоевшего штата, испытала то же ощущение, что в детстве накануне Рождества: смесь радости и предвкушения чуда. На все имеющиеся карманные деньги она накупила летних сарафанов и ярких купальников, три пляжных шляпы и несколько пар сандалий в греческом стиле, чтобы, так сказать, максимально проникнуться духом места и сойти там за свою.

Но Греция Адель не слишком впечатлила. И Адель Грецию – тоже. Местные жители с первого взгляда узнавали в ней американку и издевательски посмеивались, самым беспардонным образом обсчитывая ее на рынке и ожидая огромных чаевых в кафе. Древнее Эгейское море, когда-то качавшее на волнах корабли античных героев, золотые пляжи, по которым ступали спустившиеся с Олимпа боги, витающий повсюду дух истории – все это оказалось не более чем картинками из дамских романов.

Но именно на родосском пляже, лежа на покрытом полотенцем шезлонге под тенью огромного зонта, потягивая через трубочку манговый сок, Адель Пристли определилась с выбором будущей профессии. Теперь она будет не потреблять, а создавать то, что так красиво и убедительно искажает действительность. Она станет писательницей.

По возвращении домой Адель подала документы в колледж и без труда оказалась в числе студентов филологического факультета. Родители ее выбору удивились, но возражать не стали, а Адель впервые в жизни принялась учиться с удовольствием и азартом, видя в получаемых знаниях прекрасный инструмент для своей будущей блестящей карьеры.

Еще до окончания первого курса Адель Пристли получила этому наглядное подтверждение: несколько ее рассказов, написанных по свежим следам летнего путешествия, вошли в состав ежегодного литературного альманаха. Одна небольшая, но читаемая родителями Адель местная газета назвала мисс Пристли «литературной надеждой Техаса», а университетский журнал предложил ей постоянное место на своих страницах.

И это было только начало. Второй год обучения и ежедневной работы над оттачиванием писательского мастерства принес куда более существенные плоды. Крупный издательский дом Далласа выпустил повесть Адель Пристли «Родосские ночи» отдельной книгой, которая стала настоящей сенсацией в тесном литературном мирке промышленного мегаполиса. Об Арлингтоне заговорил весь Техас, имя Адель красовалось на первых полосах газет штата и интернет-изданий, интервью с ней звучали по радио и местным телеканалам. Критики хотя и обнаружили некоторые штампы в стиле и незначительную долю плагиата в содержании, в целом отнеслись довольно благосклонно к произведениям юной южанки и обещали поддержать ее последующие творения.

Теперь Адель не могла думать ни о чем другом. Шекспир, Моэм, Байрон, Уайльд, Шоу, Скотт, Диккенс, Уэллс, Хаксли, Голсуорси, Оруэлл – ее аппетиты не знали границ. Насытившись английскими классиками, она принялась за французских, итальянских, русских и, конечно, американских. Она разбирала по косточкам каждую удачную, меткую, точную фразу, пыталась запомнить наиболее яркие метафоры. Она набивала свой ум и память литературой так, как обжора набивает желудок разносолами – жадно и без особой щепетильности.

Всепоглощающий творческий порыв, подкрепленный жаждой славы и честолюбивым желанием доказать всему миру собственную исключительность, дал ожидаемые результаты. Новая книга мисс Пристли – на сей раз внушительных размеров роман – принесла ей ошеломляющий успех. Она сумела сыграть на таких тонких струнах читательских душ, о которых они сами, возможно, не подозревали. Искажение действительности в исполнении Адель Пристли оказалось настолько ярким, интересным и оригинальным, что читающая публика мгновенно определилась с новым кумиром. Издательства Форт-Уорта и Далласа завалили Адель предложениями; журналисты записывались в очередь на интервью с ней; несколько техасских компаний предлагали мисс Пристли рекламировать их товары. Она, говоря языком ее коллег по цеху, познала вкус успеха и сладость славы.

В течение трех лет после успешного дебюта волна известности вынесла имя мисс Пристли далеко за пределы провинциального города. Ее последний роман был признан лучшим в штате художественным произведением года, и крупнейшие издательства Далласа подумывали над тем, как заманчивее составить контракт, согласно которому они имели бы эксклюзивное право на все, что будет выходить из-под пера симпатичного техасского самородка.

И Адель с упоением купалась в лучах славы. Для университетских модниц она стала иконой стиля, для преподавателей – образчиком старательной и талантливой ученицы, для издателей и рекламодателей – источником дохода. Единственное, чего не хватало Адель для чувства полной удовлетворенности жизнью, – это наличие возлюбленного.

Разумеется, красивая, молодая и успешная мисс Пристли не страдала от недостатка мужского внимания, но за ней увивались такие же провинциалы, как она сама, парни без шика, без лоска, без определенной цели в жизни и сколько-нибудь привлекательных перспектив. До сих пор ей не доводилось встречать настоящего, по ее представлениям, мужчину: сильного и стильного, с твердым взглядом и надежным плечом. Воспитание чувств, основанное на классической литературе, делает девушку совершенно недоступной для простых парней с нефтяных вышек. А если девушка только что купила себе дом в престижном районе Арлингтона и наняла группу самых дорогих дизайнеров для его оформления в стиле прованс, – шансы у простых парней отсутствуют напрочь.

И вот тогда в жизни Адель появился Стэнли Норт.

Нью-йоркский журналист, известный своими победами не только и не столько на литературном поприще, завоевавший славу джентльмена удачи в среде газетчиков и опытного ловеласа – у завсегдатаев бродвейских баров, покорил Адель сразу, с первого взгляда, мгновенно и основательно. Широкая самодовольная улыбка чувственного рта, перерезающая смуглое скуластое лицо, иссиня-черные волосы с падающей на лоб непокорной прядью, небрежная грация движений… Они познакомились в бизнес-центре на презентации ее очередной книги и с тех пор стали видеться каждый день: в ресторанах, клубах, на официальных и неофициальных приемах, в редакциях радио и газет.

Его внешность, не столь красивая, сколь подчеркнуто мужественная, в сочетании с вальяжностью сытого хищника и неизменной элегантностью, действовала на Адель, как и на большинство женщин, подобно магниту. Однако она вполне отдавала себе отчет, что в ее отношении к Стэнли Норту симпатия и заинтересованность сплелись с большой долей женского тщеславия и упрямым желанием проверить на опытном мужчине силу своих чар. Кроме того, поведение мистера Норта в глазах Адель выглядело весьма интригующим: он ни разу не попытался ее поцеловать, хотя она сама не единожды создавала ситуации, когда, как казалось, было невозможно этого не сделать. Но в то же время взгляд, каким Стэнли на нее смотрел, не оставлял ни малейших сомнений в определении его желаний. Это была игра, сложная и ужасно интересная, и Адель больше всего на свете хотела, чтобы она продолжалась.

А мистер Норт, в отличие от мисс Пристли, предпочитал не слишком задумываться над чувствами. Виды и планы на Адель у него действительно были, и весьма определенные, сформировавшиеся задолго до того, как он ее увидел, и к чувствам они не имели никакого отношения. Поначалу.

Как падкий на сенсации журналист, Стэнли Норт сразу почуял, что от имени молодой техасской писательницы веет деньгами. Его карьера, казавшаяся такой блестящей жителям Арлингтона, на самом деле медленно, но неуклонно катилась вниз. Прежде ему принадлежала целая колонка на первой полосе в рубрике «Новости и скандалы»; теперь его репортажи занимали последние страницы и попадали не в каждый номер. Но, несмотря на все это, жил Стэнли Норт на широкую ногу, соря деньгами, улыбками и женщинами, и отказываться от этой привычки ему не хотелось.

Об успехе Адель Пристли он узнал от своего давнего друга, приятеля по университету Найджела Коллинза. Талантливый химик, полностью погруженный в науку, Найджел ко всему относился с типично провинциальной серьезностью. По окончании учебы он вернулся в родной штат, оборудовал у себя дома небольшую лабораторию и с головой ушел в исследовательскую работу. Но живя в таком городе, как Арлингтон, сложно пропустить какое-нибудь событие, тем более если оно прогремело на весь штат. Имя Адель Пристли, которую Найджел знал с детства, было у всех на устах, и в очередном электронном письме Стэнли Норту он между прочим упомянул о ней. Тот не заставил себя долго ждать: как бабочка на свет, прилетел красавец прохиндей на техасский Клондайк.

Когда же в далласском бизнес-центре он увидел стройную гибкую фигурку длинноволосой девушки, производящей впечатление воплощенной женственности, когда его заинтересованный горящий взгляд наткнулся на неприступный малахит ее глаз, когда он услышал чуть медлительный, глубокий голос, – мысли Стэнли Норта вдруг повернули в иную сторону. Он сразу заметил, что Адель привыкла смотреть на мужчин по-особенному, не так, как другие женщины, более или менее кокетливые: в ее глазах не было ни наивной прелести, ни игривого очарования. Она выглядела соблазнительным, но жестким дельцом с внимательным, пытливым взглядом. Из окружающих людей она выуживала то, что могло ей пригодиться; в событиях, происходящих вокруг, замечала лишь детали, завершающие картину ее впечатлений, – остальное скользило по ее чувствам, не задевая их.

В отношении женщин Стэнли Норт всегда отличался проницательностью, поэтому в Адель ни на секунду не ошибся. Выяснив, кто этот человек и какое положение занимает в обществе, она действительно решила во что бы то ни стало его покорить. Он неглуп и хорош собой – они будут отличной парой! Его ослепительная белозубая улыбка, чеканный профиль, черные глаза с притаившимся на дне лукавством словно созданы для того, чтобы оттенять изысканность тонких черт ее нежного, словно фарфорового, лица, когда портреты их пары появятся на страницах глянцевых журналов… К тому же роман, а тем более брак со знаменитым Стэнли Нортом обеспечит ей доступ к нью-йоркским издательствам, а значит, и совершенно новый уровень доходов и славы. Мисс Пристли не стала долго раздумывать и принялась за операцию под кодовым названием «Покорение».

В то же время и самого Стэнли Норта безотчетно, непреодолимо влекло к Адель. Этот странный жар в груди и постоянное желание заключить ее в объятия были совершенно новыми ощущениями и совсем не вписывались в привычную для него схему завоевания женщины. К тому же все его излюбленные и хорошо отработанные на десятках дам действия то и дело натыкались на подчеркнуто неприступный вид Адель – и прожженный циник отступал, не решаясь идти в атаку. Хотя на самом деле Стэнли Норт маячил перед Адель постоянным соблазном, и ей стоило немалых усилий не подпускать его слишком близко, умышленно создавая десятки возможностей для близости: она понимала, что только такая дразняще-неприступная тактика сможет разжечь огонь в его сердце до нужной ей интенсивности.

Сознательно и настойчиво завоевывая друг друга, они планомерно двигались к одной и той же цели – и неизбежно должны были ее достичь.

Так и случилось одним знойным июньским вечером. Несколько бокалов прекрасного бордо за легким ужином в сверкающем огнями ресторане, прогулка под звездным небом, сломанный каблук и сильные руки, заключившие в объятия горячее тело в тонком шелковом платье, под которым совсем не было белья. Затем – такси, «Хилтон», огромная кровать и самый лучший секс в жизни каждого из них.

После этой незабываемой ночи Адель надеялась испытать наконец то самое красивое чувство, которое с таким мастерством описывала в своих романах. И на роль ее первой большой любви Стэнли Норт подходил идеально: красивый, умный, влиятельный и потрясающе сексуальный. Теперь-то влюбиться по-настоящему будет проще простого!

А Стэнли, благодаря большому опыту любовных побед уверенный, что теперь Адель покорена окончательно, не торопился ни торжествовать, ни расслабляться. Профессиональное чутье подсказывало ему, что писательский талант девушки со временем принесет ей огромные дивиденды. Почему бы ему не извлечь две выгоды сразу? Он отвезет ее в Нью-Йорк и создаст необходимые условия для работы; она будет писать романы, а он, журналист, сделает им рекламу, используя свои многочисленные связи… Успех придет быстро и, пока мисс Пристли молода и полна творческих сил, надолго. А прибыль, как и радость любовных утех, они будут делить пополам.

Но предприимчивый мистер Норт не знал, как сообщить Адель о своем решении. В глубине души он чувствовал, что она не удивится, услышав его предложение, и точно не станет пускаться в дебри туманных рассуждений о высоких чувствах и необходимости узнать друг друга получше, но жизнь уже научила его тому, что женщины порой отличаются непредсказуемостью реакций.

Поэтому он начал издалека.

– Завтра я уезжаю, – с вполне искренним сожалением произнес Стэнли, сидя с Адель на террасе маленького кафе в центре Арлингтона. – Утром звонили из редакции. Соскучились.

Она сцепила пальцы и очаровательно улыбнулась. Рук, выдававших ее состояние, Стэнли не видел, а лицо должно было выглядеть совершенно безмятежным.

– Ты вернешься? Или навсегда?

Голос дрогнул совсем чуть-чуть, улыбка поблекла едва заметно, но Стэнли этого было достаточно. Женщины частенько лицемерят, однако совершенно не умеют блефовать. Хорошие актрисы, но плохие игроки. А мистер Норт был лучшим в своем покерном клубе.

– Тебе необходимо выходить на более широкую публику, Адель, – твердо произнес он, игнорируя ее вопрос. – В Техасе ты за последний год стала самой популярной писательницей, и если сегодня о тебе узнает Нью-Йорк, завтра твое имя прогремит на всю Америку!

– И что ты предлагаешь?

– Чувствуется южная кровь, – улыбнулся Стэнли. – Так и слышу в твоем голосе деловые нотки плантаторов-конфедератов.

– Отчего же? Предложения бывают не только деловыми.

– Верно, – усмехнулся он. – Но развитию твоей карьеры больше поспособствует выгодный контракт, чем клятва в вечной любви.

«Особенно если этот контракт – брачный», – мысленно добавила Адель, но промолчала, ожидая продолжения.

– Итак, что тебе нужно? Насколько я понял, слава и деньги.

– Думаешь, это всё?

– Нет, не всё. Еще ты, вероятно, мечтаешь о перспективном муже, который заботился бы о том, чтобы ты ежегодно получала больше славы и больше денег.

Адель бросила на него быстрый испуганный взгляд: как он прочел ее мысли?

– И что же?..

– Я хочу стать таким мужем.

Пальцы разжались, фальшивая улыбка растаяла окончательно.

– Мне нравится, Стэнли, что ты всегда следуешь голосу разума и подходишь к нашим отношениям именно так, без мишуры романтических признаний и болтовни о любви.

Адель произнесла это в расчете на то, что он хотя бы попытается возразить, щадя ее самолюбие. Неужели только она совсем потеряла голову? Неужели эти сумасшедшие ночи в «Хилтоне» – сколько их было? Шесть? Семь? – совершенно не растопили сердце двадцативосьмилетнего донжуана, который брал любую женщину, лишь сверкнув улыбкой?

Стэнли Норт перетасовал карты.

– Адель, ты очаровательна. Не скрою, я приехал в Арлингтон из-за тебя. Как журналист, разумеется. И задержался я здесь из-за тебя. Но уже как мужчина.

Она покачала головой и произнесла, словно не расслышав последнюю фразу:

– Нью-йоркские газеты не выпустили ни одной статьи обо мне.

– Я их не писал.

– Почему?

– Потому что я хочу представить Нью-Йорку не статьи, а тебя.

Адель едва сдерживалась, чтобы не спросить напрямик, какие чувства он к ней испытывает, делая столь судьбоносное предложение. Но мистер Норт так лукаво улыбался, глядя на нее чуть прищуренными черными глазами, так изящно поигрывал крошечной кофейной ложечкой, небрежно развалившись в плетеном ротанговом кресле, что Адель поняла: она не поверит ни одному его слову о любви.

– Я тебя слушаю.

И Стэнли выложил Адель свой план относительно их совместной деятельности, умолчав, однако, о своем намерении получать пятьдесят процентов от суммы всех ее гонораров – за книги, публичные мероприятия и участие в рекламных кампаниях, а также на правах мужа и, по совместительству, менеджера и продюсера управлять ее банковским счетом и контролировать все контракты. Адель сделала вид, что предложение стало для нее неожиданностью, и даже отпустила парочку жеманных «не знаю…», но спустя пять минут веских финансовых аргументов и четко обозначенных перспектив вселенской славы словно бы нехотя согласилась, в глубине души ликуя от восторга.

Стэнли Норт уехал, пообещав к осени вернуться и забрать ее с собой.

Адель улыбнулась и задернула шторы, спрятавшись от яркого солнца. Конечно, она с легкостью покинет Арлингтон – несмотря на новый дом и гобеленовое панно. Она сумеет начать новую жизнь в другом месте, где ее ждет настоящее богатство и оглушительный успех. Вопрос с колледжем должен решиться легко, благо теперь Адель в состоянии сама оплачивать обучение, а после можно будет подумать о преподавательской карьере… Если не сложится карьера писательская.

Адель тряхнула головой, отгоняя подобные мысли. Как это – не сложится? Судьба подарила ей уникальный шанс, и она сделает все, чтобы им воспользоваться. А когда приедет Стэнли…

Глухо зазвучала мелодия мобильного телефона, который Адель со злости на будильник засунула на самое дно своей сумки. Поначалу мисс Пристли решила игнорировать вызов, справедливо полагая, что заслужила спокойный выходной день. Но мелодия не утихала, и наконец терпение звонившего было вознаграждено:

– Алло?

– Привет, Адель! – раздался голос. – Как поживаешь?

Номер был незнакомым, и она ответила пространно:

– Неплохо… А ты?

– Я? Я очень хорошо! Как Стэнли?

– О, Найджел! Я тебя не узнала, – призналась она и кокетливо рассмеялась, соображая, с чего это Коллинз о ней вспомнил. – Со Стэнли все в порядке. Он в Нью-Йорке. Позвони ему, если у тебя какое-то дело…

– Нет-нет, дело у меня к тебе, – поспешно возразил Найджел. – Знаешь, я тут подумал… В последнее время я вижу тебя только на фотографиях и по телевизору, который обычно не смотрю, и… Мне нужно… точнее, очень хочется сообщить тебе кое-что важное, но лично, а я не знаю, как лучше… Может быть, встретимся в каком-нибудь кафе?

Адель бросила взгляд в висевшее на стене зеркало, поправила волосы и задумалась. В кафе идти совершенно не хотелось: в этакий зной до позднего вечера из дому лучше не высовываться. Но ее разбирало любопытство: о чем таком сверхважном хочет рассказать ей Найджел, если решился позвонить и пригласить? Может, что-то о Стэнли? Что-то, ей не известное? Упускать возможность пополнить свой багаж знаний о будущем муже было бы глупо и опрометчиво.

– Мне кажется, Найджел, – произнесла она, слегка понизив голос, – что ты еще не бывал в моем новом доме. Скажу по секрету: я сама только вчера переехала. – Она снова рассмеялась, искренне посчитав свою шутку удачной. – Не желаешь ли нанести мне визит? Здесь нам будет гораздо комфортнее, чем в душном кафе.

В трубке царила напряженная тишина. Адель нахмурилась.

– Найджел?

– Да… Это так неожиданно! Ведь я как раз хотел… – И он снова умолк.

– Так ты придешь или нет?

В ее голосе зазвенело раздражение, и Найджел поспешил ответить:

– Да-да, конечно, приду! Просто я хотел тебе сказать…

– Вот увидимся и поговорим. До встречи! – Она отключила связь и глубоко вздохнула.

Адель знала Найджела Коллинза с раннего детства: их родители жили по соседству. Знала она и то, что он давно в нее влюблен, и то, что он никогда ей в этом не признается, и то, что ее такое признание только рассмешило бы. А ведь Найджел Коллинз, в сущности, мог считаться хорошей партией: умен, образован, прекрасно воспитан, довольно обеспечен, но… В нем отсутствовало то главное, что так ценила Адель в мужчинах, – сила и воля. Коллинз все время нервничал, трепыхался из-за чего-нибудь, точно старая дева, его волновали вопросы, которые, по мнению Адель, совершенно не имели значения. При виде девушки Найджел улыбался своей робкой, застенчивой улыбкой, и его постоянно смущенный взгляд обычно был направлен на обувь собеседницы. Адель все это раздражало и огорчало одновременно. Ведь, объективно говоря, Коллинз был весьма привлекательным мужчиной: высокий, худощавый, с умным интеллигентным лицом и аккуратными очками на тонком носу. На первый взгляд он не производил впечатления рассеянного ученого, каким являлся на самом деле. И в нем было что-то особое, глубоко скрытое, некий внутренний стержень, придававший его натуре цельность, а взгляду – одухотворенность. Без сомнения, Найджел мог бы понравиться девушке, занимай ее те же вопросы, что и его. Но Адель Пристли не относилась к числу таких девушек, и безнадежно влюбленный в нее Коллинз мучительно завидовал Стэнли Норту.

Когда Найджел услышал приглашение Адель, его охватил восторг, тут же сменившийся смущением. Он-то звонил ей, чтобы попросить о встрече и похвастать своим новым достижением, которое в будущем наверняка прославит его имя на весь мир. Кропотливая исследовательская работа и долгие месяцы упорного труда по изучению результатов многолетних опытов, проводимых его британским коллегой, позволили рядовому техасскому химику Коллинзу создать препарат, который мог совершить переворот в фармацевтике. Найджел хотел наглядно продемонстрировать Адель свое изобретение и попытаться доказать, что достоин ее не меньше, чем пустоголовый красавчик Норт. И вдруг она приглашает его к себе домой! Это ли не знак судьбы?

Вряд ли сама Адель смогла бы вразумительно объяснить свой поступок. Сиюминутные желания, которым она всегда потакала, и на этот раз победили благоразумную сдержанность, которая, в свою очередь, была лишь результатом настойчивого воспитания. На завтра она планировала начать написание нового романа, а сегодняшний день, такой яркий и приветливый, не хотелось проводить одной.

Найджел Коллинз не заставил себя долго ждать. Спустя два часа после разговора с Адель он стоял перед ее дверью и робко нажимал на кнопку звонка.

Хозяйка уже успела позавтракать, прихорошиться и встретила его, сияя свежестью и красотой.

– Я очень рада видеть тебя, Найджел, – радушно произнесла она, когда ее гость расположился в мягком кресле у круглого столика, сервированного фруктами и соком. Другой мебели в гостиной пока не было.

– Признаться, я не ожидал получить от тебя приглашение, – все еще смущаясь, сказал Коллинз. – Я ведь звонил тебе, не смея даже надеяться…

– Ах, да брось ты! – нетерпеливо перебила его Адель. И, почувствовав, что выпад получился слишком резким, добавила более мягко: – Найджел, мы ведь друзья. Оставь ненужное стеснение, будь раскованнее, прошу тебя. Хочешь, я налью тебе соку?

Вместо ответа она увидела лишь благодарно-счастливый взгляд.

Присутствие Адель действовало на Коллинза подобно легкому вину – опьяняло и повышало настроение; излучаемая ею жизненная энергия окутывала его, как облако, отчего он испытывал легкость и напряженность одновременно. Угощая гостя соком, Адель улыбалась ему милой ласковой улыбкой, размышляя при этом, какой черт дернул ее позвать в гости этого зануду. А он прямо-таки расцвел, увидев притворно умиленный, но казавшийся вполне искренним, взгляд Адель.

– Ты хотел мне что-то сообщить? – спросила она.

– Да. Но, может быть, это покажется тебе неинтересным…

– Как ты можешь так говорить, Найджел! – воскликнула Адель с таким возмущением, что Коллинз ощутил острый приступ вины за то, что посмел усомниться в ее жгучей заинтересованности его жизнью.

– Дело, собственно, в том, что вчера ночью я подвел итоги своей работы по методу профессора Добсона, – сообщил Найджел и умолк.

– О! – разочарованно проронила Адель, ожидавшая услышать совсем другое.

Ее собеседник продолжил:

– Если ты помнишь, я рассказывал тебе когда-то, что в последнее время занимаюсь исследованием порошков, приготовленных из экзотических трав, которые собрал Адам Добсон, лондонский химик-биолог, в одной из последних экспедиций по Южной Африке. Я встречался с ним около года назад и получил разрешение на их изучение.

– И что же? – вставила Адель, с трудом сдерживая зевок.

– Я работал день и ночь, изучал состав настоек, производил реакции, добавлял различные ингредиенты. Я хотел получить особенный препарат, состав которого придумал сам на основе теоретических заключений.

– А что за препарат? Лекарство?

– Не совсем… Скорее, нечто вроде наркотика.

– Наркотика? – Внимание Адель мгновенно обострилось.

– Естественно, я сначала запатентую его, опубликую несколько статей… Это открытие распахнет передо мной двери ведущих лабораторий Америки и Европы! У меня появятся деньги на собственную экспедицию, я смогу создать препараты, которые перевернут представления о лечении многих болезней, я стану богат и знаменит, в конце концов!.. – Найджел замолчал, переводя дух.

Адель посмотрела на Коллинза и удивленно приподняла бровь. Сейчас он был почти красив: постоянно бледное лицо окрасилось румянцем, глаза горели, губы тронула мечтательная улыбка… Она решила вернуть его на землю.