«Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда (сборник)» kitabından alıntılar, sayfa 2

Человеческое существование, говорил один Степин знакомый, и есть не что иное, как сеанс самогипноза с принудительным выводом из транса.

"Числа"

"Сегодня мы играем без зрителей.Сегодня мы играем свою жизнь."

Во время антракта приблизиться к Сракандаеву не было никакой возможности: он сразу ушел за кулисы к актерам. На место он вернулся

Эпоха и жизнь были настолько абсурдны в своих глубинах, а экономика и бизнес до такой степени зависели от черт знает чего, что любой человек, принимавший решения на основе трезвого анализа, делался похож на дурня, пытающегося кататься на коньках во время пятибалльного шторма. Мало того, что у несчастного не оказывалось под ногами ожидаемой опоры, сами инструменты, с помощью которых он собирался перегнать остальных, становились гирями, тянувшими его ко дну. Вместе

снижает Серный фактор, и общая инфернальность русской жизни падает.

Всю жизнь я пытался понять, что такое красота. Она была всюду – в цветке и облаке, в нарисованном кистью знаке, в юных лицах, проплывающих мимо в толпе, и в бесстрашии готового умереть воина. Она казалась мне самой важной из тайн мира.Каждый раз она обманывала меня, притворяясь чем-то новым. Но затем я узнавал ее, как хорошо знакомую мелодию, сыгранную на другом инструменте. Я чувствовал, что за совершенством в изгибе крыла, меча и ресницы стоит один и тот же невыразимый принцип. Но я не понимал, в чем он. Когда я думал об этом, мой ум начинал бесцельно блуждать или тупо замирал. А если мне удавалось удержать в себе этот вопрос, красота, вместо того, чтобы стать понятной, исчезала, и я оказывался словно бы перед черным зеркалом водоема, на поверхности которого секунду назад сверкало солнце.Я не сумел бы внятно объяснить другому человеку, что такое красота, и сомневался, что на это будет способен кто-то еще. Определения, которые я встречал в книгах по философии и искусству, можно было не брать в расчет. Их громоздкие и неловкие конструкции были полностью лишены того качества, которое они пытались определить, что было для меня ясным свидетельством их никчемности. Но я хорошо знал, что слова, неспособные объяснить красоту, могут удерживать ее и даже создавать.

Кроме того, все боялись числа “13”. Для этого страха был даже специальный греческий термин, "triskaidekaphobia". Это дикое слово было производным от греческого “тринадцать”, но Степа слышал в нем что-то вроде иррационального страха отравиться треской в буфете дома культуры.

"Числа"

...это был даже не нокаут, это был ствол «калашникова» в прямой кишке.

У него было чувство, что его только что заразили коровьим бешенством посредством анального изнасилования, но сразу же вылечили от него, отсосав вакуумным шлангом все мозги, на которые мог подействовать страшный вирус. Однако англофобом он тоже не стал — это подразумевало бы высокую степень эмоциональной вовлеченности, а она теперь отсутствовала начисто.

Бороться и искать, найти и перепрятать.