«Жизнь насекомых» kitabından alıntılar, sayfa 4
Как будто все то, к чему мы с таким трудом пытаемся всю жизнь вернуться, на самом деле никуда и не исчезало.
- И всю жизнь так, мордой о бетон...
- Но все-таки жизнь прекрасна, - с легкой угрозой сказал отец.
А обижаться мне никакого резона нет. Я ведь не Россия. Я Наташа
Он снова отпустил усы, но не для того, чтобы слиться с окружающими, которые большей частью тоже были усатыми, а наоборот, чтобы придать своему облику такую же неповторимую индивидуальность, какой обладали они все.
Я знаю, что это сложно понять... но, кроме навоза, ничего просто нет.
Задув три косяка, Максим протянул один Никите, вторым вооружился сам и чиркнул спичкой.- Хороший, - сказал он, затянувшись два раза, - но все-таки не план Маршалла.
В углу тихонько трещал маленький белый холодильник, на дверце которого, как бы компенсируя очевидное отсутствие мяса внутри, помещался плакат с голым по пояс Сильвестром Сталлоне.
На вкус Николай оказался таким же меланхолично-основательным, каким был и при жизни
– Художника-концептуалиста я в себе давно убил, – примирительно сказал Максим.
– А я-то думаю, чего это у тебя изо рта так воняет?
Я сейчас понял, – сказал он, – что мы на самом деле никакие не мотыльки. И не… – Вряд ли тебе стоит пытаться выразить это словами, – сказал Дима. – И потом, ведь ничего вокруг тебя не изменилось от того, что ты что-то понял. Мир остался прежним. Мотыльки летят к свету, мухи – к говну, и все это в полной тьме. Но ты теперь будешь другим. И никогда не забудешь, кто ты на самом деле, верно? – Конечно, – ответил Митя. – Вот только одного я не могу понять. Я стал светлячком только что или на самом деле был им всегда?
