«Вечная мерзлота» kitabından alıntılar, sayfa 2
требовала перекладки насыпи, замены рельсов и шпал, не было мостов… да и нужды в этой дороге ни у кого не было. Магистраль была копией того, что происходило в стране, и когда и как это могло остановиться, было совершенно непонятно. Страна, живущая в бараках и впроголодь, строила грандиозное и никому не нужное. И делала вид, что гордится этим. Горчаков вздохнул, морщась и отгоняя от себя эти также никому не нужные мысли. У него была Ася. И Коля… и еще Сева, которого ему еще предстояло полюбить.
Солдаты окружили наше село, их было очень много, но они все равно врали, что это военные учения. Все врали! Ни один солдат не сказал, что нас увозят. Сталин так велел! Потом долго везли в Казахстан и опять врали, что скоро приедем, что накормят, что будет врач… врали, что они хоронят умерших… Они обманули меня и увезли от деда
Только с их точки зрения он злодей, а ему надо было управлять огромной страной! Необразованной, никогда не знавшей, что такое самодисциплина! Что такое ответственность за себя, за свое поведение! Я очень об этом думал! Страной, завистливой к чужому богатству, ленивой, живущей в грязи и впроголодь, совсем не знающей высокой культуры! Как можно было ей управлять? Только страхом! Веками барин управлял розгами, и другого ничего русский мужик не знал и не хотел понимать!
Фрося, бледная, доставала из-за пазухи сверток бумаги. – Я не за себя, за рукопись испугалась, третий год ее берегу… – она смотрела в упор. – Мы полтора месяца вместе работаем, а вы так и не попросили ее прочитать! Вам совсем не интересно? – Это о лагере? – Да. И о ссылке! О моей жизни! – Фрося… – Горчаков перестал улыбаться. – Я не хочу читать о лагере. Даже если вы попросите… Вы меня простите, дело не в вас, дело во мне. – Я не вышла в Туруханске, осталась, чтобы поговорить с вами, а тут… – она опустила голову и произнесла тихо себе под ноги: – Наивная дура! Лезу к вам, а вам и так все ясно. Я про вас много думала, Георгий Николаевич… А-а, ладно!
У нас нет никакой другой возможности напомнить Господу, что мы есть. Любовь – единственное, с чем Он считается…
Горьким, в интернате с усиленным питанием. – Я помню. А почему он не приехал ко мне? – У него не было документов, только справка об освобождении. Он должен был получить паспорт, иначе его могли арестовать за нарушение режима пребывания. Он очень хотел поехать к тебе, готовился к вашей встрече, расспрашивал
– У нас, чем дурней, тем – начальник!
Николай потянулся к литровой банке с разведенным спиртом. Стал наливать, расплескивая, девушки прикрыли свои рюмки ладошками. – Про Югославию… это наши интересы на Балканах! Сейчас расскажу, но сначала за Сталина выпьем! Знаете что?! – он пытался придать своему лицу самый серьезный вид, но его пошатывало. – Нам очень повезло, что мы живем в одно время с таким человеком! Понимаете?! Мы об этом не помним, а это оч-чень важно! – Он задрал рюмку вверх, наплескал на колени Фролыча, но не заметил этог
Хорошо ведь, когда и Париж есть, и такой вот вечерний Енисей.
подходя к замерзшей речке, очень внимательно нюхает лед и потом – или уверенно идет, или никакими силами не загонишь! Он чувствует толщину льда, глубину и силу речки и высчитывает опасность!
