Kitabı oku: «Моногамия. Книга 1. Любовник»
От автора
Дорогой читатель! В тексте этой книги содержатся наименования композиций для прослушивания в процессе чтения (вынесены отдельной строкой). Эта музыка для Вас и вашего удовольствия! Каждому фрагменту подобран свой саундтрек по настроению, а в некоторых местах и по смыслу.
Плейлист «Моногамия 1» в Youtube
https://www.youtube.com/playlist?list=PLdunTpByMhm8djwD1fQ-eYKJ5lzyff6G7
Пролог
Выскакиваю на поверхность первым, один только вдох и обратно, выталкиваю её вверх. Она совершенно выбилась из сил, руки словно ватные, движения медленные.
Мои ладони на её бёдрах, я толкаю её и толкаю, чтобы надышалась, чтобы успела… и она всё делает правильно, держится сама. Я могу оставить её: она дышит.
Могу, но не оставляю, потому что под моими губами живот, лихорадочно сжимающийся в такт её вдохам. Я целую его одним только лёгким поцелуем – единственное касание, и в тот же момент забываю о том, что должен выплыть сам и заполнить свои лёгкие воздухом, если хочу жить. Но в этом мгновении я живее всех живых, и воздух мне не нужен, потому что есть нечто другое, дающее мне жизнь, наполняющее ею так, что в ушах звенит, сердце рвётся наружу, дыхание перехватывает от избытка эмоций, энергии, желания что-то делать, куда-то бежать, свершать, доказывать, что достоин, что смогу быть для неё тем самым…
«Хочу быть твоим мужчиной…»
Часть 1
“Сколько времени ты мог бы любить женщину, которая тебя не любит?” —
“Которая не любит? Всю жизнь”.
Оскар Уайльд
Есть люди, которые не умеют быть счастливыми. Когда судьба преподносит им дорогие подарки, они ищут подвоха, не верят, отстраняются. Однако умение принимать дары с благодарностью более важно, чем все другие таланты и навыки, которые родители и учителя прививают нам в детстве. И никто не расскажет, для чего мы приходим в этот мир? Какова наша цель? Чего мы ищем? И что в итоге делать с тем, что найдём?
Глава 1. Знакомство
Мне двадцать три года, я замужем, у меня есть четырёхлетний сын. В этой точке моей жизни ребёнок – самый главный и важный для меня человек, единственная близкая и родная душа на земле. Я не люблю своего мужа, но не отношусь к тем, кто ищет варианты. В целом, он не самый плохой партнёр и довольно привлекательный мужчина, однако с момента отплытия нашего семейного парусника мы взяли не тот курс. Он пережил шторма и бури, но утратил нечто необъяснимое и важное, то, что могло бы сделать его кораблём. Не обижайте друг друга – обиды не забудутся никогда, они сотрут ваши чувства в прах, и вы либо проведёте в нём остаток своего земного времени, либо растратите быстротечную жизнь на поиски чего–то другого. И далеко не факт, что вам повезёт.
Я возвращаюсь с сыном из поездки в жаркий солнечный июньский день. Мы лечили астму, но санаторное лечение принесло обострение вместо облегчения, и это удручает и злит меня. Впереди вновь долгие походы в больницы, анализы, обследования, бессмысленная трата времени, которое мне очень дорого, потому что я одна в нашей семье работаю. У меня есть мечта – большой дом, и я упорно к ней иду. Я сильная, уверенная в себе, меня распирает от самоуважения, но душит обида на мужа за его беззаботно–вольный образ жизни, за то, что все проблемы мне приходится решать самой, нести ответственность в одиночку. Мы на пике взаимной неприязни в этот период.
Я открываю дверь в наш старенький дом с верандой, раздеваю сына, захожу в гостиную и вижу стол, заставленный бутылками из-под недешёвого алкоголя и остатки такой же недешёвой еды. Гадкие подозрения уже роятся в моей голове, я распахиваю дверь в спальню, но вижу совсем не то, что успело нарисовать моё не в меру буйное воображение: чужое мужское тело в одежде, но, спасибо, хотя бы не в обуви, расслабленно возлежит на моём белоснежном белье.
Разум застилает злость. Нет, это даже не злость, а неистовое бешенство. Развернувшееся передо мной надругательство над моим идеально чистым жилищем, пусть не фешенебельным, но заботливо ухоженным, беспардонное отношение к моим вещам, моей интимности, наконец, вкупе с уже навалившимися проблемами выводит меня из себя. Муж, Артём, возникает вдруг непонятно откуда и объявляет, указав на тело, что это его «друг», что они расслабились и ничего крамольного не делали.
Мой мозг не воспринимает эту информацию. Иногда у меня совсем не получается контролировать свои эмоции, они без предупреждения взрывают сознание, и я не успеваю ничего предпринять, чтобы остановить этот поток. И хотя моему усердию в борьбе с этой напастью можно только позавидовать, на этот раз сдержанность не желает быть мне подругой.
Я хватаю первое, что попадается под руку, и бросаюсь лупить и мужа, и его гостя. Особенно гостя. Последнему достаётся больше всего и ругани, и побоев: моё сознание буквально раздваивается или даже «растраивается», выпуская наружу неосознанную всепоглощающую злость и обиду. Я бью чужака с остервенением, абсолютно неадекватным сложившейся ситуации, и та сила, с которой собственные эмоции разрывают меня на части, удивляет даже меня.
Муж хватает меня за запястья, пытаясь утихомирить, я несколько раз слышу отчётливое «Да угомонись уже, ненормальная!», но охвативший меня шквал практически неуправляем.
Я луплю гостя, отдаваясь процессу целиком и без остатка.
Я бью его, не жалея сил и проклятий.
Я эмоционально изливаюсь.
И понятия не имею о том, что наказываю неожиданно ворвавшегося в мою жизнь человека не за то, что уже было, а за то, что ещё только будет.
В яростном угаре замечаю, наконец, плачущего Алёшу, и лицо ребёнка в момент меня отрезвляет. Я подбегаю к сыну, хватаю его на руки, успокаиваю, а в это время Чужой быстро встаёт и перемещается в гостиную. Сжимая обеими руками свою побитую голову, он садится на диван. Ему явно больно, а я совершенно неожиданно замечаю, как изящны его руки.
– Убирайся вон отсюда, вон! – воплю. Но уже на три тона ниже, чем прежде.
Незнакомец поднимает голову, убирая от неё свои красивые руки, и, наконец, смотрит на меня. Недовольство в его глазах быстро сменяется чем–то необъяснимым, больше похожим на удивление, нежели негодование, но пристальность в его взгляде заставляет меня замереть. Она словно парализует, обездвиживает, как удав кролика перед поимкой.
– Алекс мой гость, дура! Услышь и закрой рот уже, наконец! – доносится до задворков моего сознания.
Гость разрывает наш необычный зрительный контакт и, взглянув на мужа, выдаёт то, что озадачивает нас обоих:
– Ну, дура не она, предположим! Дурак тот, кто допустил эту ситуацию!
Мы оба, что я, что муж, теряемся в лихорадочных попытках понять происходящее, а парень в это время развивает свою мысль дальше:
– Скажем, я был бы не очень рад обнаружить постороннего человека в своей постели. Думаю, тебе, Артём, следовало предупредить свою жену или меня, как минимум.
– Да кто ж знал, что она явится сегодня! Они должны были вернуться только через три дня! – возмущается мой супруг.
Разумные рассуждения Чужого окончательно гасят мою разбушевавшуюся сущность, и я, будучи всё же слабой и глупой женщиной, начинаю его рассматривать: лет двадцать пять на вид, кареглазый, черноволосый, немного растрёпанный, но в элегантной одежде. Обычным его ни за что не назовёшь, этот молодой мужчина необыкновенно, почти необъяснимо красив. Настолько, что вся моя злость, а за ней и прагматичность вкупе с самоуверенностью расползаются, как нейлон над пионерским костром.
– Давайте мы успокоимся и попробуем всё мирно решить, – обращается он ко мне. – Во–первых, приношу вам свои извинения – я не прав. Во–вторых, завтра я привезу вам новое бельё. Вы простите меня?
И снова этот взгляд – в самую глубь. Он смотрит открыто, с иронией, но и с искренностью в то же время. Его едва заметная улыбка располагает. Очень. Парень обладает природным обаянием, и это как раз тот случай, когда оно запущено на полную мощность.
– Бельё – это лишнее, – спокойно и с достоинством отвечаю.
Адекватность и мягкость героя всей сцены разворачивают мои эмоции на сто восемьдесят градусов: мне стыдно, и теперь я заливаюсь краской, покрываясь густыми малиновыми пятнами – вот так я умею краснеть, чтобы потом сгорать от стыда ещё больше. Двойной эффект, так сказать.
– Пожалуйста, уходите, – тихо прошу. Спокойно так.
– Хорошо, – внезапно соглашается.
Интервент выпрямляется, давая рассмотреть себя получше: стильно и дорого одет в белое, светлые туфли из тончайшей кожи и элегантные часы на руке выдают человека не только хорошего достатка, но и совершенно другого уровня. Даже тёмные вьющиеся крупной волной волосы на его голове острижены хаотично красиво, а значит дорого. Их длина придаёт его образу особый шарм – наши мужчины обычно так не стригутся – ясно, что этот парень нездешний.
Наблюдаю за ним, потому что сложно этого не делать: молодой человек двигается с достоинством, интеллигентно прощается, выходит и садится в новенький чёрный Порше Cayenne. Мне безумно нравится именно эта модель машины, и я мечтаю когда-нибудь накопить на подержанный вариант. Когда-нибудь.
Стою, уперев руки в подоконник с фиалками, и провожаю взглядом удаляющееся авто. А внутри гадко: я позволила себе наброситься на человека с социальным статусом гораздо выше моего. Факт разделения людей на классы по их благосостоянию и образованности унизителен уже сам по себе, а мой плебейский выпад опустил меня ещё ниже. Мне неприятно, стыдно и почему-то больно.
Так случилось, что моё взросление пришлось на период распада СССР, переоценки общественных и личностных ценностей, разрушения экономики, болезненного обеднения людей. Все прицелы были сбиты, всё вокруг рушилось и падало в пропасть. Наши родители не знали сами, как выплыть, и уж тем более им совершенно было не до осознания необходимости привить детям правильные установки, определить для них верные ориентиры. Бедность, в которую мы попали, удручала и пугала мой ещё детский разум и, подобно силе притяжения чёрной дыры, искривила строгие, правильные, честные векторы. Люди, сумевшие добиться успеха, вызывали уважение и благоговейный восторг, а собственная неспособность сделать то же самое низвергала достоинство, запуская механизмы самобичевания.
Мы с Артёмом долго ведём дебаты на повышенных тонах. Я стараюсь придерживаться версии «привёл в дом кого попало», но быстро сдаю позиции под натиском его аргументов: «Алекс – американец, в Кишинёве живёт временно в связи с рабочим проектом». Парень не беден и, если мой муж ничего по пьяни не перепутал, происходит из русской семьи то ли промышленников, то ли аристократов, иммигрировавших в США ещё до революции.
Для Артёма важно то, что его новый друг, возможно, сможет каким–то чудесным образом помочь и нам перебраться в «страну, где мечты сбываются», поэтому он считает, что нам необходимо с ним дружить, ведь мой муж с незапамятных времён вот прямо спит и видит себя в Америке! Ну и ладно, в этом вопросе я с ним солидарна: Алекс – хорошее и полезное знакомство.
Глава 2. Первый день вместе
Алекс, наш новый друг, появляется на следующий день уже в десять утра с пакетом белья, и это говорит о том, что он, как минимум, не спит до обеда подобно моему мужу, а значит, привык работать.
Я слышу шум его подъехавшей машины, выглядываю в окно и вижу, как он выходит из своего Порше, закрывает его небрежно–элегантным жестом и двигается к нашему дому. Он идёт не торопясь, движения его бёдер и плеч, манера держать голову слегка приподнятой говорят о колоссальной уверенности в себе, он пропитан ею, излучает успешность, силу, волю. Его тело вылеплено на мой скромный вкус идеально: довольно широкие плечи, сильные руки и мышцы – их мягкие очертания невозможно скрыть летней одеждой. Я далеко не почитатель мужских тел, но даже у меня невольно рождается желание раздеть этого парня и посмотреть на картину целиком. Он мужественен, но красота эта не вымучена в тренажёрном зале, а, скорее, подарена ему природой, потому что органична. Алекс высокий, но ниже Артёма, и мне почему-то это безумно приятно. Хоть что-то лучше у моего родного мужа!
Аристократизм, воспитанность, изящные манеры – это стиль его существования, они в каждом движении, жесте, в каждой фразе, слове, взгляде:
– Привет! – улыбается.
– Привет.
– Не разбудил?
– Ну, как сказать…
Я стою на пороге в коротких шортах и футболке, в которых обычно сплю, волосы распущены и не причёсаны, хотя встала уже давно. Само собой, ноль косметики, а я без неё даже мусор не выношу.
– Можно войти? – мягко спрашивает.
– Входите, – позволяю.
На лице его исключительно взвешенная улыбка, в ней ни на йоту не больше радости от нашей встречи, чем того требует ситуация. Он идеально контролирует свои эмоции, управляет ими изящно, как парусником; я завидую, но не только, я копирую. Я как губка впитываю умения людей, которые преуспели в чём–либо. Меня не интересуют неудачники, я вижу только успешных, красивых, талантливых, трудолюбивых. Я учусь всю свою жизнь, сколько помню себя, люблю это и делаю исключительно хорошо – всегда была и буду отличницей.
– Я принёс то, что обещал! – протягивает пакет в красивой обёрточной бумаге.
– Забирайте обратно, я же сказала, это – лишнее! – возмущаюсь, но сдержанно.
Я чувствую, что подражаю ему – это непроизвольно, я так устроена. Мой тон, манера смотреть и улыбаться идеально соответствуют его стилю, и я открываю для себя, насколько это приятно, буквально наслаждаюсь происходящим.
– Чем занимаетесь? – спрашивает, легонько облокотившись на столешницу.
– Чищу киви.
– Киви на завтрак?
– Почему бы и нет?
Вижу его взгляд, и он не скрывает истинных намерений моего гостя, в нём очевиден интерес: стойкий, уверенный и лишь слегка сексуальный. Алекс смотрит только в глаза – этого требуют манеры, но хочет разглядывать меня целиком, и я это чувствую, поэтому не отвожу взгляд, не давая ему возможности скользнуть вниз. Однако элементарные принципы гостеприимства вынуждают предложить ему кофе: мне приходится развернуться, и в то же мгновение краем зрения я замечаю, как Алекс, наконец, поглощает мой стан целиком – я была права. Чаще всего я бываю права.
Биотоки сексуального гостя буквально обжигают мою кожу: я стою спиной к нему, но знаю, в какую точку моего тела упирается его изучающий взгляд. И, нужно отметить, такое со мной впервые: не припомню, чтобы когда-нибудь я чувствовала мужчину так полно и так тонко.
Алекс приглашает нас с сыном прогуляться, заявив, что у него есть пара свободных часов, он жаждет посмотреть город и просит составить ему компанию. Артём отказывается с нами идти, поскольку сеанс просмотра его сновидений заканчивается не раньше полудня.
Втроём – я, Алёша и Алекс – мы бродим по Кишинёву – моему родному городу, и я рассказываю историю парков и зданий, нашего Цирка, Театра Оперы и Балета. Я неплохой гид, так как в студенчестве подрабатывала экскурсоводом для иностранцев, могу поведать много интересного и даже на разных языках. Моё хобби – иностранные языки: я бегло говорю на английском, французском, могу примитивно изъясниться на испанском и немецком, не считая родного русского, почти родного украинского и государственного молдавского, который просто обязана знать.
Алекс особенно интересуется зданиями, потому что он архитектор. Я показываю ему дома старого города, о которых знаю занимательные исторические факты, а также новые здания, вздымающиеся ввысь стеклянными стенами. Разоткровенничавшись, признаюсь, что современная архитектура, простая и строгая, техничная по исполнению, нравится мне гораздо больше старинной, чем вызываю архитекторский смех. Мне это не очень–то приятно, и, желая подкрепить свои доводы, я вознамериваюсь показать ему совершенно неотразимый, с моей точки зрения, новый жилой дом:
– Вы не представляете, насколько это современное сооружение! – плещусь восторгами. – Дом выстроен в виде каскада, поэтому каждая квартира имеет свою террасу, и получается, что, чем ниже расположена квартира, тем она больше. Это дом будущего, потому что он построен из экологически чистых материалов, во-первых, а во-вторых, в основе его создания, как я поняла, лежали энергосберегающие технологии, и поэтому у него минимальные потери тепла в зимнее время. Вся крыша и частично террасы покрыты солнечными батареями! Представляете? Поэтому этот дом абсолютно автономен в плане потребления энергии, а значит – экономичен! – я не могу и не хочу скрывать своего восторга. Мои глаза горят, руки дрожат, но мне на всё это наплевать – настолько я воодушевлена.
Алекс сосредоточенно поднимает брови и выдаёт:
– Ну, вопрос воды остаётся открытым. Как зациклить её потребление – вот эта проблема делает абсолютную экологичность и экономичность практически недостижимыми. Технически это можно сделать, но есть и этическая сторона вопроса, – улыбается. – Люди не захотят мыться водой, которая до этого побывала в соседском унитазе, пусть даже лабораторный анализ и покажет её полную стерильность.
Мой рот фигурально открывается, нечто сродни шока пропечатывается на моём лице, а Алекс мягко смеётся, окутывая меня облаком доброжелательности:
– Этот дом тестовый, и построен он по моему проекту. Сейчас мы только начали его заселять, чтобы протестировать работу всех систем. Я тоже в нём живу – в маленькой квартире на пятом этаже, – он снова счастливо улыбается. – На самом деле, на пятом самые большие квартиры, а самые маленькие – на четвёртом и далее увеличиваются до первого. Пятый этаж – самый непредсказуемый, будучи крайним, он подвержен больше других охлаждению. Поэтому самые большие квартиры могут оказаться самыми холодными, несмотря на то, что проектом предусмотрены усиленные системы их отопления. Увидим этой зимой! – и вновь он улыбается одной из своих шармовых улыбок.
– Почему на пятом самые большие, я не могу понять? Визуально пятый этаж самый маленький, – вопрошает мой аналитический склад ума.
– Всё дело в планировке, – объясняет Алекс. – Начиная с четвёртого, квартиры зеркально отражают друг друга, то есть находятся напротив. Всего восемь квартир на этаже. На пятом – всего три квартиры на весь этаж. У них же и самые большие террасы.
– Круто, – выдаю и больше ничего не могу сказать.
– Хочешь ко мне в гости?
– А мы уже перешли на «ты»?
– Ну, мне кажется, уже пора, – и вновь улыбка, самая лучезарная из всех, какие я вообще видела в своей жизни.
«Хочет очаровать меня и соблазнить, самонадеянный аристократ», думаю:
– Подозреваю, что в гости как–то неуместно. Особенно, если мы «на тебя», – выжимаю из себя весь максимум доступного обаяния и так же заливаю его улыбкой с головы и до самых пят.
– Ну, тогда поедем, пообедаем. Выбирай место!
И я решаю: «Выберу самый дорогой ресторан, хе–хе! Будет знать, как выпендриваться». И выбрала.
Imagine Dragons – Not Today
Это был самый чудесный обед в моей жизни. Так беззаботно, весело и в то же время насыщенно я давно не проводила время. Алёша смешил нас своими выходками, Алекс от души хохотал и внезапно сказал:
– Как прекрасно, наверное, иметь детей и вообще семью…
При этом он так пронзительно заглянул в мои глаза, будто хотел тронуть самые глубокие пласты и посмотреть, что под ними. Но что трогать, если ему и так уже довелось увидеть, насколько «идеален» мой брак, особенно когда муж назвал меня «дурой» при постороннем и «интеллигентно» предложил «закрыть рот». Мне было за это стыдно, и я старалась стереть из памяти всю эту мерзкую сцену, мешающую мне наслаждаться бесконечно приятным общением с этим человеком не нашего мира, не нашего круга, не нашего воспитания и образованности, не наших возможностей. Его интеллигентность и природная мягкость притягивали меня, как магнит. Я ощущала себя личностью рядом с ним.
– Откуда ты так хорошо знаешь русский? – интересуюсь.
– Ты считаешь, хорошо?
– Ну да, ты говоришь на нём, как на родном. И я удивляюсь, как это возможно, если ты американец?
– Меня воспитывали в русскоговорящей семье.
Я улыбаюсь и немного завидую: здорово вот так, наверное, вынести из своего детства бесценный языковой бонус.
– Я русский только наполовину: мои предки жили в Петербурге ещё до Революции – прапрадед перевёз всю семью в США – в Чикаго – а другая половина моей крови по матери испанская.
Годы спустя я узнаю, что эти самые иммигранты были русской аристократической элитой из рода Соболевых, удачно сохранившей и преумножившей свой капитал, чудом избежав финансовых и человеческих потерь во время Революции 1917 года, так что Алекс никогда в своей жизни не знал, что такое бедность, и с детства получил самые широкие возможности. Его предки были не только промышленниками, но и людьми с хорошей интуицией.
– Почему ты решил стать архитектором?
– А что может быть прекраснее, чем создавать и строить дома? Наверное, только производить на свет детей, но этого я, к сожалению, не умею!
Это была шутка, и мы оба над ней смеялись, но его слова оставили в моём сознании магический отпечаток. Плохо только, что впоследствии этот отпечаток упорно игнорировал мой излишне расчётливый разум.