Kitabı oku: «Невеста по принуждению», sayfa 11
Глава 40
– Вернер, к вам посетитель.
Поднимаю голову и в дверном проеме вижу мотылька. Запуганного, несмелого.
Что сердце сжимается от той мысли, что она думает.
Я – не убийца, нет. И никого не убивал. По крайней мере, в тот день.
Прошло несколько суток, как произошёл тот инцидент на юбилее, а она только пришла. Ко мне не пускают, но адвокат без проблем разобрался с этим с помощью денег.
Завтра меня ждёт первое слушание. Суд. Допрос свидетелей, где будет Каролина.
И я рад, что она пришла сюда. Не из-за того, что её слова могут повлиять на всё, а просто хотел видеть. Взглянуть в голубые чистые глаза. Увидеть вздёрнутый маленький носик. Пухлые натуральные, в отличие от других моделей, губы. Изящную и маленькую фигурку. Тонкую талию, изящные изгибы.
Даже сейчас, с синяками под глазами и опухшим от слёз лицом, выглядит красивой. Она плакала?.. Почему? Так напугалась мёртвого тела?
Испугалась…
Так и хочется подойти и обнять её.
Что и делаю. Встаю с жёсткого стула, направляясь к ней. Благо меня не заковали в наручники, как самого настоящего преступника.
Тяну к ней ладони, чтобы обнять. Успокоить. Объясниться.
Но она делает шаг назад. Отстраняется. Боится, как самого дикого огня.
Она не доверяет мне. От этого в груди что-то покрывается тонким слоем льда.
Верит, что это я убил Коршунова?
Нет. Я этого не делал.
– Лина, ты боишься меня?
Вопрос вылетает неосознанно. Сжимаю кулаки. Да, она боялась меня и до этого, но я не причинял ей боли. Только давил. Морально, иногда руками. А потом делал приятное.
Но сейчас ситуация полностью изменилась.
После того, как она нашла меня в том кабинете с телом Андрея на полу.
Тогда она отшатнулась, сделала шаг назад и убежала. Женя закрыла кабинет с той стороны и заперла меня до приезда полиции. А те приехали быстро, что очень странно.
И тогда всё, что я почувствовал, глядя в отдаляющуюся спину – Левицкая явно накрутит себя.
Что и сделала.
Потому что сейчас пятится назад.
Руки сами падают плетьми вдоль тела.
– Меня вызвали в суд. И прежде, чем сказать, что ничего не видела, и тебя посадят за решётку, хочу услышать обо всем происшедшем от тебя.
Странная. Обычно люди выпаливают сгоряча, а здесь… Меня радует, что она поступает обдуманно.
– А поверишь ли ты мне? – произношу, зная, что проценты малы.
Она поджимает губы и обхватывает себя руками. Сейчас на ней нет платья, которые она так любит. Только чёрные джинсы и лёгкая блузка, закрывающая её идеальную фигуру от глаз.
Правильное решение.
Меньше будут пялиться, пока я сижу за решеткой, а мои адвокаты пытаются вытащить меня отсюда.
– Всё зависит от того, что ты скажешь.
Ухмыляюсь и забавляюсь одновременно. Снова.
И всё-таки странная. Боится меня, но в то же время пытается показать себя. Противостоять.
– Присядешь? – одной рукой обхватываю спинку стула и отодвигаю его в сторону. А она стоит, как в землю вкопанная.
Боится сделать шаг вперёд.
Смотрю вниз и усмехаюсь. Да-а, вот она, случайность – теперь Кара страшится меня ещё больше.
Делаю шаг назад, к окну с решётками. Облокачиваюсь на подоконник и наблюдаю, как мотылёк садится на стул, ставя на колени сумку.
И я, чтобы не оттягивать, начинаю:
– Андрей зашёл в кабинет, когда я рылся у него в столе. Я нашёл те фото, что искал. И именно с ними застал меня Коршунов. Пошёл на меня, а потом, когда обходил стол, упал. Ударился шеей об край. Та сломалась. И всё. Он упал. Я даже не дотронулся до него, не проверил пульса. На нём нет моих отпечатков пальцев, но версию в случайность отвергают. Потому что Женя в три голоса орёт, что я убил её мужа.
Лина слушает меня внимательно, сжимает тонкими пальцами ремешок сумки. А потом поднимает на меня свой взгляд, полный надежды.
И я понимаю одно, только взглянув в её чистые, невинные озерца – все эти дни она пыталась оправдать меня. И хоть она этого не говорит словами, глаза никогда не лгут.
– Что это были за фотографии?
Правильный, хоть и не совсем тот вопрос, которого я ожидаю.
– Твои, Лина, – говорю честно. Хватит лжи. – И твоих родителей.
Вижу в её глазах недоумение.
– Какие фотографии, о чём ты? – её плечи мигом расправляются. Она даже хочет встать. Желает уйти? Не дам.
– Я знаю, что ты танцевала в клубе не по своей воле. И я скажу сразу – со стороны твоих эгоистичных родителей это было мерзким поступком. Так использовать свою дочь, лишь бы прикрыть свои странные наклонности и фетиши.
– Прекрати, – прорезается её звонкий голос через пелену спокойствия. – Я сама пошла на это, и это тебя никак не касается!
Она резко встаёт с места и идёт на выход. Но останавливаю её другими словами:
– Тебя засняли в «Сфере». Как ты выходила из кабинки полуголая, со слезами на глазах. Тебе ведь было противно, так? Но ты танцевала. Лишь бы родителей не спалить. Понимала, что, если узнают о них, твоей репутации конец. Годы голодовок, спорта полетят к чертям.
Прозвучало слишком жёстко и грубо. Не вижу смысла преподносить эту информацию мягко.
Хочу спросить, кто тот шантажист, но понимаю, что сейчас не время. Будь он передо мной, я бы ударил его по лицу. Десять раз. Лопатой.
Но нет, молчу. Потому что Каролине пока хватит.
Её плечи подрагивают, а ладони сжимаются в кулаки.
Резко оборачивается ко мне лицом и смотрит заплаканными глазами.
Хочу её обнять. Вот прямо раздирает всё, чтобы этого не сделать.
Вытерпеть эти слёзы, прижать к себе.
Я – не романтик, вот вообще. Но только при этой девчонке меня всего выворачивает наизнанку.
– Откуда ты узнал про фотографии?
И снова дрожащий голос делает это. Режет по обнажённой душе.
– Твой отец рассказал.
– Зачем?
– Я увидел тебя год назад в клубе. Запала ты мне, – её тело. Только оно. – Решил найти – нашёл. Пошёл сразу к твоему отцу, потому что слышал, что скоро ты выходишь замуж. Сказал: хочу твою дочь. И он отдал. Взамен на то, что я выкуплю у него компанию. Ту самую, разрушенную, валяющуюся на дне. А потом сказал, что вместе с тобой идёт проблемка. В общем, твой папаша, зная, что ты мне нужна, решил спихнуть вашу общую нелепость на меня. А избавиться от неё было в моих интересах. Чтобы не запятнать твою репутацию. Потом же я узнал, что у Андрея есть и твои одиночные фото.
– Год назад? – недоумённо шепчет, бегая взглядом по комнате. – И почему ты не сказал раньше? И начал наше знакомство, как полный мудак?!
Не отрицаю – мудак. Привык действовать по-своему. Легче взять силой, чем переубеждать. Да и играть куда веселей.
– Разве тебя сейчас волнует это?
Она снова не отвечает.
– И что стало с теми фотографиями?
– Я их сжёг, – выпаливаю правду. – После того, как Женя закрыла меня в кабинете. Чтобы если сесть за решётку, то хоть с законченным делом. Думал, что успею уйти с ними и разобраться потом, но… Кто-то появился не вовремя.
И нет, я не перекидываю всю вину на неё. Но, кажется, Каролина сама накручивает себя.
– Это из-за меня? – спрашивает неуверенно, потеряв весь запал.
– Нет, не бери в голову, – отмахиваюсь. – Ты ела?
Последний вопрос вылетает неосознанно. Я спрашиваю об этом каждый день на автомате. Вижу её и первая мысль: съела ли она сегодня хотя бы проклятый йогурт.
– Тебя волнует только это? – голос надрывается. В уголках глаз начинают скапливаться ненавистные мне слёзы.
Сдерживаюсь, чтобы не подойти. Еле-еле. Но чувствую, мой ручник медленно сам спускается вниз, давая мне волю сделать несколько шагов вперёд.
– Тебя обвиняют в убийстве, которого ты не совершал, а всё, что волнует, ела ли я? – первые слёзы скатываются по щекам, и я, сжимая челюсти, плюю на всё. Отталкиваюсь от подоконника и в одно движение оказываюсь рядом.
Обхватываю её и прижимаю к себе, ощущая подрагивающее тело.
Сейчас она в обычных босоножках, даже не на каблуках, и еле достаёт мне до подбородка, которым утыкаюсь в её макушку.
Обнимаю и, наконец, чувствую спокойствие за последние несколько дней. Вдали от неё необычно. Вот тебе на… Привязался. Недели-то не прошло. Или прошло? Я перестал считать время.
– Меня не посадят, – отвечаю стойко. – Существенных доказательств нет. Но продержать могут долго. Женя – не последний человек, и сейчас её словам верят больше, чем мне. Она уверена, что это сделал я. Ты ведь не давала показаний?
Каролина не отстраняется, но не обнимает. Держит на моей груди ладошки, сжимая майку. Качает головой и поднимает на меня свой заплаканный взгляд.
– Нет, – шмыгает носом. – Папа подсобил. Я была не уверена в собственных мыслях, поэтому… Не стала ничего им говорить. Просидела эти дни дома, считая тебя убийцей. Ты же псих. Ненормальный. Вечный манипулятор. Кто тебя знает?
– Спасибо за комплименты, – улыбаюсь, но улыбка тут же сползает с лица. – Но вернёмся к другому.
Обхватываю её лицо двумя ладонями и смотрю в голубые глаза.
– Мне нужно, чтобы ты сказала на суде, что видела, как он оступается и сворачивает себе шею. Если будет хоть один настоящий свидетель, дело рассмотрят быстрее.
– Мне надо солгать? – это невинное лицо сводит с ума.
– Да, Лина. Сможешь?
Она опускает взгляд вниз и поджимает губы. Не уверена. Понимаю.
– Это тяжело, – соглашусь. – И хоть ты полный придурок, не хочу, чтобы попал за решётку.
Хочу ударить её по заднице. Опять оскорбляет, хоть и делает это слишком мило и невинно.
– Я верю, что ты не убивал… – замолкает, борясь с собственными мыслями. – Ты не такой. Поэтому… Тогда и не стала ничего говорить полиции. Боялась сказать что-то не так. Но теперь… Я помогу, потому что верю – ты этого не делал.
Хочу улыбнуться, но не могу. Только перемещаю ладони на её голову, шею, и оставляю их на лопатках.
– Всё будет нормально, – шепчу ей в макушку. И хоть она ненавидит меня, рад, что сейчас на моей стороне.
Внезапно голос охранника вырывает из нашего маленького мирка.
– На выход. Время.
Киваю и отстраняюсь.
Каролина растерянно поправляет сумку и поднимает на меня свой взгляд.
Хочу поцеловать её. Дико. Страстно. Как люблю. Но нет, не сейчас. Лучше отпустить, иначе я промучаюсь всю ночь.
– Иди, – она кивает и идёт на выход. И всё. Дальше тишина. Ни прощаний, ни подбадривающих слов.
Потому что оба знаем – завтра увидимся снова.
Глава 41
Сижу и тереблю в пальцах оторвавшуюся пуговицу. Жду её. Время тянется мучительно медленно и мне хочется уйти отсюда. Оказаться в одной квартире с Каролиной, вдохнуть её запах и хорошенько…
Нет, просто бы её увидеть.
Слушание начинается через десять минут.
Мне выдвигают обвинение, с которым я не согласен, жду развития судебного процесса. Свидетелей вызывают по одному. Приплели даже Матвея. Лучший друг потерпевшего.
Тот рассказывает общеизвестные и ничего не несущие факты и удаляется.
Женя, как только что потерявшая мужа жена, ревёт, рассказывая о произошедшем.
Зачем-то говорит о том, что я стоял над телом Андрея, злорадствуя.
Пф, что только не выдаст женский мозг в истерике.
А ведь на месте преступления нашли вещь, на которую, предположительно, наткнулся Коршунов. Поскользнулся, упал.
И версия вполне проста, что он сделал это самостоятельно, но… Женя почему-то так не считает.
Ладно, я-то знаю, что выберусь отсюда. Обязательно. Но желаю сделать это как можно быстрее. Мне совсем не по душе здесь находиться. Да и работа встанет без моего руководства, а там ещё и брат с родителями приехать хотят…
Везёт, что пока этому делу не дают огласки. И, надеюсь, не будут.
Спустя бесконечно долго я, наконец, вижу ту, кто поможет мне быстрее выбраться отсюда. Ту, кто доверился мне, несмотря на то что всё показывает обратное.
Только вот её вид… Напрягает.
Бледная, расстроенная. Сжимает край толстовки. Что? Толстовки? Она ведь их не носит.
Волосы распущены и чуть неряшливы. Не бывает такого. Она всегда укладывает их, выпрямляет. Даже если прядь ляжет не так – сразу это исправляет, а тут…
Выглядит подавленной.
Из-за того, что придётся солгать суду?
Она такая. Врать не любит, но я на неё надеюсь. Хоть и неприятно смотреть на то, как она терзает себя.
Наблюдаю за каждым её шагом. Неуверенная. Ломается на части? Это тяжёлый выбор.
И она это чувствует, знает: кусает губы, теребит кофту. Волнуется. Но почему не смотрит на меня?
Это начинает напрягать ещё больше.
Идёт вперёд, глядит под ноги. Слежу за её движениями и не могу понять, в чём дело.
Когда проходит на место свидетеля, опускает взгляд зашуганного котёнка вниз.
Испуг? Вина? Что она сейчас чувствует?
Не понимаю.
Слушаю вопрос, заданный ей, и перестаю дышать.
Лина мне не нравится. Может не выдержать, расколоться. Тогда она сама же создаст себе проблемы за дачу ложных показаний.
И не зря у меня такое предчувствие.
Потому что мотылёк открывает рот и говорит фразу, шокирующую меня:
– Я ничего не видела.
И всё.
Четыре добивающих слова.
И нет, это не разрушит мою жизнь. У меня самые лучшие адвокаты, и я выиграю это дело. Но это вопрос времени. И Лина могла существенно его сократить. Вышло бы всё быстрее.
Но ладно.
Это меня сейчас не волнует.
Потому что Каролина предала. Сказала, что справится. Но нет, хотя она и могла.
И для чего всё это?
Вчера говорила одно, а за ночь передумала?
Я так ей надоел? Возможно…
Она даже не поднимает на меня взгляда, когда уходит из зала. Смотрит вниз, сжимает ткань толстовки. Опять.
А я только смотрю ей вслед.
Обманула. Бросила пыль в глаза.
О чем и пожалеет.
Каролина
Иду по скверу, сжимаясь от холода. Неожиданный дождь хлещет по лицу, но пытаюсь добраться до хоть какого-то укрытия.
В груди сейчас что-то рвётся. Обрушивается огромной лавиной вниз, падая в пятки. Вместе со мной. На дно.
Я понимаю, что поступила по-скотски. Неправильно. Сказала, что помогу Владу и теперь есть вероятность, что его посадят в тюрьму за убийство. Я… Не хотела этого делать.
Но…
Сжимаю телефон пальцами в кармане одежды.
Я не могла поступить по-другому.
Поджимаю губы и обнимаю себя руками, несясь в какой-нибудь магазин. Слёзы скатываются по щекам, сковывая горло изнутри. Всё горит. Так сильно, что не выдерживаю и плачу.
Утешаю себя тем, что Влад справится. Он не из тех людей, что так легко сдаются. И я знаю – он вернётся. Он выберется.
И однажды мы встретимся ещё раз.
И мне придётся объясниться. Но сейчас…
У меня нет выбора.
Вторая часть «Жена по принуждению».