Kitabı oku: «Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944-1945»

Yazı tipi:

Предисловие

Почему я написал эту книгу?

Как оправдание немецкого солдата? Нет. Человеку, не нуждающемуся в оправданиях, не требуется никаких слов.

В 1945 г., осаждаемые численно превосходящим врагом, мы вступили на бесславный путь, которым прошли наши побежденные солдаты. Мы учились хранить молчание, когда ценности, которыми всегда дорожили, стали несостоятельными и были втоптаны в грязь. Мы потеряли свободу, пожертвовали своим имуществом и здоровьем. Мы похоронили своих товарищей и близких.

Но мы не потеряли одного – своей любви к родине.

И именно поэтому я написал эту книгу, чтобы наша страна знала, что в самые трудные часы1 мы любим ее так же, как делали это в более счастливые времена, что мы счастливы быть ее сыновьями и хотим помочь ей преодолеть эти несчастья с тем же моральным духом, с которым сражались за нее.

Я писал эту книгу, движимый желанием показать немецкого солдата таким, каким он был, как он думал, говорил и вел себя. Эта книга – свидетельство очевидца, и я надеюсь, что она поможет лучше осмыслить прошедшие события и, может быть, немного изменить общественное мнение.

Вилли Хейлман

Глава 1

В последний момент я рванул ручку управления влево и резко потянул ее на себя. Во время разворота с креном 90° я старался удержать правую ногу на педали руля направления, пока не почувствовал судорогу, в то время как подо мной словно зловещий кошмар промелькнули железные фермы Эйфелевой башни. Я еще раз вышел сухим из воды. Со вздохом облегчения я выровнял свой FW-190 и осмотрелся, тревожась за своих товарищей.

Вокруг не было никого!

Потеряться в сгущающихся сумерках в сильную грозу не составляло никакого труда.

В течение получаса я кружил над Парижем, надеясь найти кого-нибудь из своих. Капли дождя стучали по фонарю кабины, лобовое стекло покрылось маслом, и я использовал систему омывания, чтобы очистить его.2 Шквалистый ветер дул в борт «Фокке-Вульфа», и, несмотря на скорость 500 км/ч, его мотало словно щепку.

И вдруг внизу, немного слева, я заметил аэродром!

Заложив глубокий вираж, я стал изучать возможность приземления. Это был подходящий аэродром, но посадочных знаков и «сосиски»3 не было видно. Все это не могло помешать посадке, так как мы всегда более или менее точно могли определять направление ветра. Итак, я начал готовиться к посадке: убрал газ и выпустил шасси.

Но вдруг со всех сторон от моей машины появились красные и желтые трассеры. Вокруг все закипело, как в дьявольском котле. Эти парни, очевидно, не опознали мой «Фокке-Вульф», или же это была атака с воздуха. Я быстро оглянулся назад.

Нет, на хвосте никого не было. Я резко спикировал и на малой высоте пролетел над летным полем. От волнения зенитчики не видели, что я покачивал крыльями. Видимо, придется покидать этот сектор как можно быстрее. Внезапно меня пронзила мысль, что над Парижем должны были быть вражеские самолеты. Почти тридцать минут я тщетно пытался установить связь с какой-нибудь наземной станцией, но их приемопередатчики не были настроены на рабочую длину волны, и я не мог ожидать никакой помощи с базы в Кёльн-Остхайме.4

Мимо меня по правому борту проплыла базилика Сакре-Кёр5 – величественное сооружение в романо-византийском стиле на Монмартре. Дождь наконец прекратился, но погода была совершенно непригодна для полетов на малой высоте. Дрожащей рукой я вытер со лба пот, автоматически включил навигационные огни и начал выпускать сигнальные ракеты: красная, красная, красная. Я должен был приземлиться самое позднее через десять минут, поскольку топливо было почти на исходе. Сигнальная лампа на приборной панели6 уже мигала некоторое время.

Существовала и другая возможность – Ле-Бурже,7 большой столичный аэропорт, – сумасшедший хаос воронок от бомб и разрушенных боевых и транспортных самолетов. «Нет, Хейлман, ты не сможешь посадить истребитель с двигателем в две тысячи лошадиных сил на подобной поверхности. Ты не в разведывательном самолете типа Физелер „Шторьх“».8

Два истребителя приближались ко мне снизу. Я хотел уже нажать на спуск оружия, но распознал в них своих друзей. Покачать крыльями, подойти ближе. Они приближались крылом к крылу, словно робкие «кролики»,9 включив свои бортовые огни – зеленый, красный, белый. С мрачной усмешкой я подумал о своем полетном задании: привести двенадцать машин с только что оперившимися пилотами как пополнение для III группы Jagdgeschwader 54.10 Теперь это больше не имело значения. Я должен был приземлиться, пока у меня все еще оставалась такая возможность. Жаль, что я не изучил подробное расположение на карте парижских аэродромов, прежде чем вылетел на задание. Наш полет стал достаточно неожиданным, а опытный командир эскадрильи, фельдфебель, только что оправившийся после ранения, в тот полдень заявил с большим апломбом: «Держитесь лишь поближе ко мне, мальчики, и я приведу вас в Виллькобле».11

Отлично, и что теперь?

У меня осталось топлива еще минут на пять. Красная лампочка угрожающе мерцала. Три машины сделали широкий круг над городскими предместьями. Еще один аэродром. Что это – Орли?12 Он был полностью разбомблен. По правому борту в серых сумерках снова появилась Эйфелева башня. Если мы сохраним этот курс, то должны будем достичь Версаля и аэродрома, который ищем, – Виллькобле. Глаза напряженно всматриваются в плотный сумрак. Версаль!

Мой сосед справа вдруг резко отвернул и исчез из вида. Я с удивлением смотрел за тем, как он удалялся. «Талли-хо»!13 Внезапно появились огни аэродрома. Мог ли это быть Виллькобле? С высоты взлетно-посадочная полоса выглядела крайне маленькой. Красные и белые огни указывали направление захода на посадку. Разворот влево, заход, пора. Вздохнув, я начал постепенно передвигать рычаг дросселя назад, уменьшая скорость. Теперь я ни при каких обстоятельствах не мог снова увеличить обороты. Это было бы безрассудством теперь, когда двигатель в любой момент мог остановиться из-за отсутствия топлива. Ничего не поделаешь, но пришлось выполнить официально запрещенное скольжение на крыло.14 Правую педаль руля направления до отказа в пол, ручку управления слегка влево, необходимо позволить машине войти в немного более крутой вираж. «Фокке-Вульф» снижался словно мешок с тряпками.

Черт возьми, что это? Передо мной взлетели красные сигнальные ракеты, и наземные огни потухли. О Боже! С противоположного направления на посадку заходил «Фокке-Вульф». Этот парень совершенно потерял самообладание, пытаясь приземлиться на этой крошечной полосе с подветренной стороны? Позади него появилась вторая тень. Они абсолютно потеряли разум! Сжав губы, я толкнул рычаг дросселя вперед. Несколько воздушных ям. Внимание, не останавливаться. Затем надсадно ревущий двигатель поднял «Фокке-Вульф» прямо над приземлявшейся машиной. Господи! Еще один заходит с неправильного направления. Они все просто сошли с ума.

Два «кролика» все еще были у меня на хвосте. Это были те самые пилоты, что прилепились ко мне и сопровождали в течение последних десяти минут. Теперь я ни в коем случае не должен показать, что испытываю страх. Бесполезно размышлять о том, что может случиться, когда топливо почти закончилось. Новый заход. Практически полностью стемнело, линия красных и белых огней и красный круг вокруг аэродрома были четко видны. Когда носовая часть моего самолета будет указывать на белую линию, я должен снова начать приземление. Пока все шло превосходно. Нужно выпустить шасси, закрылки опустить вниз, уменьшить газ и теперь медленно потянуть ручку управления на себя. Небольшое скольжение на крыло, осторожно, необходимо сохранить устойчивость. Теперь вниз. Моя рука автоматически двигала ручку управления. Небольшой толчок. Тормоза.

Приходилось поворачивать то влево, то вправо, я уже был на краю аэродрома. Дружественные прожектора осветили мой «Фокке-Вульф». Я выбрал самый маленький аэродром в окрестностях – Бук, в нескольких километрах к югу от Версаля.

Дрожащими руками я прикурил сигарету. Механики окружили меня и начали оживленно рассказывать, что видели мой самолет в течение длительного времени, но не осмеливались подать никаких идентификационных сигналов. Вокруг шныряли американские «Тандерболты».15 Патруль истребителей-бомбардировщиков совершал вечерний тур над парижскими аэродромами. Смогли ли сесть остальные? Санитарная и пожарная машины промчались поперек летного поля. Видимо, кто-то разбился. Все три «Фокке-Вульфа», заходившие на посадку с подветренной стороны, потерпели аварии на краю аэродрома. Первый стоял на носу, второй – тоже, он горел как свечка. Третий пилот, выглядевший ужасно, показал опущенные вниз большие пальцы – знак неудачной посадки. У его самолета было сломано шасси. В это время приземлялась последняя машина. Слишком быстро. Это был новичок. Он зашел хорошо, но взлетно-посадочная полоса была слишком коротка. Еще одна новенькая машина скапотировала. Пропали четыреста тысяч марок!

– Манц, – сказал, представляясь, док, стройный, очень элегантный офицер медицинской службы, носивший щегольский мундир.

– Я – Хейлман.

Я заметил глубокие шрамы на левой щеке доктора. Забавно, только золотой сережки, казалось, не хватало. Затем я увидел медали: Железный крест 1-го класса, полученный на действительной службе, медаль за Сталинград. Так что все еще были господа, которые смогли стряхнуть с себя лед Восточного фронта.

– Хорошая работа, – произнес доктор, тщательно полировавший носовым платком стекла своих очков.

– Да уж…

– Один из пилотов, ефрейтор, получил серьезные ожоги. Другой, фельдфебель, наглотался бензина, что не слишком полезно для его желудка.

Я обратился к доктору с просьбой подвезти меня, и он согласился.

«Ганза» ехала, двигатель мягко мурлыкал. «Я должен немного поспать, – подумал я. – В чем я теперь нуждаюсь, так это в приличной кровати».

– Вы из боевого подразделения? – спросил доктор, крутя руль и прерывая мои мысли.

– Нет. Мы из истребительной группы «Запад».16 Пополнение для III./JG54.17

– Хм-м. Вы должны были пролететь еще несколько километров. – Доктор резко повернулся ко мне. – Нас здесь редко кто посещает, кроме «друзей» с противоположной стороны. Как вы можете представить, это не слишком желанные визиты. Они навещают нас каждый вечер.

– Нам еще далеко?

– Нет, уже почти приехали. Мой госпиталь находится почти рядом с квартирой, – ответил доктор Манц с улыбкой. – Хотите сигарету?

– Благодарю.

Свет от спички осветил наши лица. Я жадно вдыхал дым в свои легкие. Автомобиль повернул направо и остановился около дома доктора.

– Вот мы и на месте. Берите одежду с собой. Вы мой гость сегодня вечером. – Доктор пошел вперед.

Казалось, это был типичный парижский жилой квартал. Много железобетона, стекла, свежего воздуха, комфортабельные комнаты. Я сморщил нос, почувствовав запах карболки.

– Так, вы большой знахарь, а? – спросил я шутливо.

– Я должен иметь ее, вы же знаете.

Справа открылась дверь. Два больничных санитара приветствовали нас.

– Раненые уже здесь?

– Да, господин доктор. Мы отправили ефрейтора прямо в Клиши.18 Фельдфебель все еще без сознания.

– Я осмотрю его.

Старший из двух санитаров выпрямился по стойке «смирно» и открыл дверь, которая вела в больничное отделение. Теплый, застоявшийся воздух встретил нас, когда мы вошли. Я затушил свою сигарету.

– Так, Виммерс, как он выглядит? – спросил доктор, поворачиваясь к маленькому, точнее, тщедушному солдату, который заботился о пострадавшем. Он стоял сбоку.

– Я рад, доктор, что вы приехали, – произнес этот человек с тревогой, не отрывая глаз от пациента. – Кажется, хуже, чем мы думали. Мы не можем его передвинуть, он все время стонет.

Когда доктор повернул лампу к человеку, лежавшему на кровати, я от удивления широко открыл глаза. Это был фельдфебель, летевший во главе эскадрильи. Я помнил его заверение, когда он с улыбкой превосходства сказал: «Держитесь лишь поближе ко мне, мальчики…» Это было всего три часа назад.

И теперь он лежал тут с серьезным отравлением бензином. Доктор спокойно осматривал пострадавшего. Казалось, что с его левой ногой что-то не так. Он приказал наложить шину. «Может быть перелом», – сказал доктор. Внезапно раненый, находившийся без сознания, застонал и его несколько раз вырвало. Отравленный организм сопротивлялся. Санитар быстро подставил лохань, но было уже поздно – зловонное месиво запачкало синее клетчатое одеяло.

– Это хорошо, – сказал мне доктор Манц. – Чем сильнее его тошнит, тем лучше, он сам сделает за меня часть работы, и мне не придется использовать зонд для промывания желудка.

После того как доктор Манц дал распоряжения, заверив санитаров, что скоро вернется, он отвел меня в сторону, и мы вместе покинули палату.

– Вы не должны волноваться, мой друг. Мы всегда довольны, когда это проходит так безобидно, как сейчас.

Он шел впереди по длинному переходу.

– Будьте осторожны, мы не должны здесь включать свет. Вся стена коридора практически одно большое стеклянное окно, как в студии. Вы сможете лично убедиться в этом завтра утром. – Он открыл дверь и немного повозился, прежде чем нащупал выключатель.

Моим глазам предстала комфортабельно обставленная комната, освещенная теплым светом бра.

– Чувствуйте себя как дома, Хейлман. Я должен вернуться на работу. Дверь там ведет в маленькую спальню, которая будет вашим домом до завтрашнего утра. Идите и ложитесь спать. – Не дойдя до выхода, он повернулся и указал на диван у стены напротив. – Там вы найдете все, что захотите. Я знаю, что вы, пилоты, немного избалованы, но мои сигары и шнапс неплохие. Вы можете пользоваться ими; что же касается меня, то я наверстаю упущенное в следующий свой приезд в Виллькобле. В любом случае командир вашей группы прекрасный товарищ. Я говорю это вам просто для того, чтобы успокоить ваши нервы.

– Зачем успокаивать мои нервы? – спросил я с улыбкой.

– Хорошо, я полагаю, что вы не ждете букетов за вашу вынужденную посадку. О, подождите еще минуту. Я забыл наиболее важную вещь. – Он сардонически ухмыльнулся от двери. – Если вас ночью что-нибудь застигнет врасплох, то вы найдете туалет в коридоре, сразу же за дверью. Вы сможете найти его даже в темноте.

Он выключил свет. Я бросился открывать окно. Невозможно было дышать тяжелым, пропахшим сигарами воздухом, и перед сном комнату нужно было проветрить. Я остановился у окна, завороженно глядя на очаровательную картину снаружи. Яркий лунный свет окутывал Париж серебряной вуалью. Дом стоял на высоком месте. Жаль, что забыл спросить, в каком квартале предместий Парижа я находился.

Никакие звуки не нарушали теплую июльскую ночь.

«Ну вот, я снова в Париже», – подумал я. Прошло три года с тех пор, как я, только что получив офицерское звание, был направлен из Арраса в захолустную дыру Рачки,19 около Сувалок, в Польше. В нескольких километрах за лесом, на другой стороне реки, находился Августов. Это было направление нашего движения; и прошло всего несколько дней, и началось решительное наступление. В то время самым страшным кошмаром для наших войск была Советская Россия. Немецкой армии предстояло решить внушавший ужас жизненно важный вопрос – как далеко еще нужно пройти, прежде чем возникнет возможность окончательно разгромить врага. Страшные предчувствия и опасения лежали на сердце тяжелым грузом, и, как выяснилось в дальнейшем, небезосновательно.

Теперь эта смертоносная семилетняя война близится к завершению. В течение последних восьми дней в Нормандии идет ожесточенная борьба за каждый метр земли. Если вторжение англо-американских войск удастся, а к этому есть все предпосылки, то все будет кончено.

Вой сирен прервал мои размышления. Лучи прожекторов беспорядочно шарили по небу, выискивая вражеские самолеты. Рваные контуры облаков освещались призрачным светом. Лай зениток, разрывы снарядов – обычная рутина.

Внизу по улицам бегали люди, раздавались тревожные крики, ругательства. Здесь в Париже, как и на Рейне, где я провел два дня своего последнего отпуска, мирные жители были доведены до отчаяния постоянными бомбардировками. Как долго еще будут продолжаться их страдания?

«Мы не должны позволять себе слабость, – пробормотал я сам себе. – Среди летчиков-истребителей нет места сентиментальности». Я лег. Ох, подушка! После четырех лет армейских раскладушек она напомнила мне мирную жизнь. Если бы только прошла сильная головная боль – последствие тяжелой ночной посадки. В голове назойливо звучала сентиментальная мелодия; она вспомнилась, когда я стоял у окна, – приятный иностранный напев, который так мало соотносился с войной и печалью, Sous les toits de Paris…

Глава 2

Я медленно передвинул вперед рычаг дросселя. «Фокке-Вульф» задрожал, когда двигатель набрал полную мощность. Силой ускорения меня прижало к спинке сиденья. Удерживая при помощи руля направления нос самолета прямо, я несся по гладкому бетону взлетно-посадочной полосы: 95, 130, 145, 160 – показывал указатель скорости в кабине. На 170 км/ч «Фокке-Вульф» оторвался от земли. Я нажал на кнопку убирания шасси, и небольшая потеря высоты показала, что стойки шасси пошли вверх. Лампы на приборной панели горели ровным зеленым светом… Все в порядке. Теперь необходимо нажать на кнопку поднятия закрылков, которые на взлете давали самолету дополнительную подъемную силу. Рычаг дросселя слегка назад и еще один взгляд на указатель числа оборотов – стрелка отклонилась назад до 3450 об/мин.

Левый разворот и последний взгляд через крыло на аэродром. Он был слишком маленьким для истребителей. Оставив Эйфелеву башню слева от себя, я сделал еще один круг над Парижем. Были видны старые знакомые – Триумфальная арка, церковь Мадлен, а это, должно быть, купол Дома инвалидов20 и дальше налево Лувр.

Пологий левый вираж, и в ярком утреннем свете появились крыши Монмартра. Затем Сакре-Кёр, белая21 чужеземная красота в сердце Запада. Ничего не разрушено. Очевидно, город-светоч22 сохранился. С другой стороны, пригороды сильно пострадали от бомбежек. Разрушенными оказались мосты, железнодорожные станции и автомобильные дороги.

Под правым крылом проплыл Булонский лес, за ним вдали Сен-Жермен и немного в стороне замок. Весной 1940 г. моя саперная рота была переброшена туда из Руана, чтобы принять участие в большом победном параде на Елисейских Полях.23 Последний в конечном итоге был отменен, но я никогда не забуду те великолепные часы отдыха и расслабления.

Я повернул вправо и прибавил скорости. Теперь было видно красивое искусственное озеро, окруженное террасными садами персиковых деревьев. Знакомый теннисный корт мерцал подобно красному глазу, и белая вилла все еще была там. Да, это была очаровательная земля, земля радостных воспоминаний.

Я улыбнулся, когда подумал о своих прежних товарищах. Хитрый, опытный Бремер, толстый Бремер, добродушный чертежник из Франкфурта с черными жульническими глазами, и Виллиакс из Касселя. Где все они теперь?

Там, на озере, в тени фруктовых деревьев мы однажды резвились с девушкой. Как малые дети, мы брызгались водой. Ивонна беспомощно гребла круг за кругом, а мы трое, подобно сладострастным фавнам, дразнили ее до тех пор, пока она не обратилась в бегство; три мушкетера не смогли найти ее, потому что она стыдливо скрылась в кустарнике.

«Прекрати, Хейлман, ты не должен предаваться мечтам. Бреющие полеты запрещены в окрестностях Парижа, если ты не хочешь заполучить крепкую „ракету“.24 И при этом сверкающее синее небо небезопасное место для истребителя. Тебя могли обнаружить вражеские самолеты».

Разворот назад. Я летел над Коломбом,25 поворачивая над Сеной в южном направлении от Монмартра к Эйфелевой башне; при дневном свете она, несомненно, выглядела более привлекательно. Я предпочитал этот вид. В памяти еще был свеж образ призрака со смертельной сетью железных ферм, который угрожающе вырос из темноты предыдущим вечером.

Правый разворот – Версаль, и позади него тот несчастный маленький аэродром – Бук, а затем Виллькобле.

Мой собственный дом, если его можно было так называть.

«Но черт! Где я должен приземлиться?» – внезапно подумал я. Никаких подсказок. Этот аэродром находился в рабочем состоянии, так же как и второй, с другой стороны дороги. Никто не упомянул того факта, что в Виллькобле имелись два аэродрома!

Мне необходимо было быстро принять решение, какой аэродром выбрать: северный или южный. Какой из них является нашей «свалкой»? Очевидно, надо бросить монетку. Северный выглядит гораздо лучше, и это, кажется, подразумевает то, что орлиным гнездом истребителей должен быть южный.

Я был прав. В стороне, откуда взлетели сигнальные ракеты, я заметил истребители, замаскированные в своих капонирах. Примчались механики. Я открыл фонарь.

– Здесь базируется III./JG54?

– Нет, вы прибыли не по адресу, – ответил механик, растягивая слова с берлинским акцентом.

– Но там есть истребители.

Я мог не дожидаться ответа. Это действительно были истребители, с острыми носами и маленькими изогнутыми стойками шасси: знаменитые и очень ненавидимые «Мессершмитты-109».

– Мне, как всегда, не везет, – проворчал я. – Кажется, я обречен на то, чтобы так и не найти «Зеленое сердце».26

– Ах, так это туда вы хотите попасть? Это место сведет меня с ума, но не волнуйтесь, герр обер-лейтенант. – Он бросил взгляд на две полоски на моем летном комбинезоне.27 – Вам не нужно будет снова взлетать. Это часто случается. – И он указал двумя красными флагами на левый край аэродрома. – Французы уже привыкли к этому.

В то время как я в недоумении смотрел в направлении, в котором указывал этот человек, открылись широкие ворота, два длинных шеста опустились и перегородили весьма оживленное шоссе. Движение замерло, и я медленно порулил на «Фокке-Вульфе» на другое летное поле. Я достиг аэродрома Виллькобле-Северный. Я предполагал, что это будет впечатляющее приземление вместе с 19 другими «Фокке-Вульфами», но теперь прибывал в одиночку, словно обессиленная птица, слишком утомленная, чтобы лететь, и медленно вползающая в свое новое гнездо.

Прекрасное начало, Хейлман! Что твой новый командир, твои будущие боевые товарищи и все те, кто являются свидетелями этого, подумают о твоем появлении в образе воскресшего Дон Кихота?

«Фокке-Вульф» занял место в своем капонире, и механик уже набросил поверх «ящика» зеленые маскировочные сети. Пара вопросительных глаз посмотрела на меня.

– Герр обер-лейтенант, куда я должен доставить ваши вещи?

– О, пока оставьте все это здесь. Я не знаю, где еще остановлюсь.

Обер-фельдфебель остановил проезжавший мотоцикл с коляской.

– Садитесь, между высоких деревьев поверните немного направо. Там штаб.

«Это довольно большой аэродром, – подумал я. – Если ходить пешком, много не сделаешь». Мотоциклист остановился. «Благодарю, вы мне больше не нужны». Привести в порядок летный комбинезон, поправить фуражку, застегнуть ремень – рутинные действия, проделанные сотни раз.

Я вошел в двустворчатую дверь все еще держа в руках летный шлем с наушниками; кто-то пробормотал: «Извините меня, герр обер-лейтенант». Слева сидел ефрейтор, штабной писарь, он следил за беспорядочной болтовней и бурными криками, несшимися из его радио. Наклонившись вперед и прижав ухо к громкоговорителю, стоял офицер. В штабе находилось много офицеров, они были в одних рубашках, лица не бриты, и я сразу почувствовал эту фронтовую атмосферу. Через открытую дверь в комнату отдыха я мельком заметил стол со стоявшими на нем чашками с кофе и двух человек, играющих в настольный теннис. Такую же картину я уже наблюдал в России, когда адъютант Генерального штаба вермахта посетил в Сиверской оберста Траутлофта28 и его эскадрилью.

– Говорит Rabe Anton.29 Талли-хо!

Тот человек у громкоговорителя внезапно ожил.

– Курт, он сделал своего четвертого, – обратился он к одному из игроков в теннис и захлопал в ладоши от восхищения. Повернувшись, он увидел меня. – Я Нойман, – и, вспомнив, что на нем надета спортивная рубашка с короткими рукавами, добавил: – Гауптман Нойман, адъютант.30

– Хейлман, из истребительной группы «Запад», с 12 июня назначен в III./JG54.

Рукопожатие у него было вялое и влажное, что мне очень не понравилось.

– Теперь мы можем их слышать. Они около Кана, немного восточнее. Пока сбиты четыре вражеских самолета.

– Rabe Anton – всем самолетам. Gartenzaun.31

– Полетное задание выполнено. Будем надеяться, что все прошло хорошо, – произнес адъютант, направляясь в канцелярию. – Пожалуйста, пойдемте со мной. Как, вы сказали, ваше имя?

– Хейлман, герр гауптман.

Придерживая левой ногой дверь и балансируя с дюжиной тарелок с едой, маленький, коренастый ефрейтор в белой куртке осматривался вокруг, ища место, куда их поставить. Сдвинув локтем несколько деревянных моделей самолетов на столе, он опустил свою ношу на освободившееся место.

– Главный волнуется больше, чем пастух о своем стаде. – И, выключив радио, он продолжал ворчать: – Старик немного нервный. Хорошо, что у нас сегодня есть хотя бы приличная кормежка.

– Отлично, Калувейт, что вы сегодня принесли?

– Ах, это вы, герр обер-фенрих.32 Есть прекрасное жаркое с соленой капустой.

– Хм-м! – послышалось довольное мычание из угла.

Маленький стол и четыре обитых материей стула,

книжная полка, несколько зачитанных газет и журналов, колоды карт, шахматы и шашки, и все это в беспорядке, как если бы только что использовалось. Долговязый рыжий парень в рубашке с короткими рукавами и шортах, с трубкой, зажатой в углу рта, читал французский журнал.

А затем за дверями послышался сильный шум, началась толчея и беготня, случающиеся когда первые пилоты возвращаются из боевого вылета на свой аэродром.

Обер-фенрих торопливо схватил трость, которая выглядела скорее как грубо сделанный посох, и неуклюже двинулся из своего угла. Я заметил, что его правая нога находится в гипсе.

Калувейт пинком распахнул дверь.

– Так, парни, как все прошло? – Его краснощекое лицо уроженца Восточной Пруссии сияло навстречу вновь прибывшим. – Два, три, пять, семь – о, мы все здесь, – сказал он радостно.

– Нет, Фритци, командир не вернулся. Я видел, как он пошел вниз, оставляя шлейф черного дыма. Будем надеяться, что он смог уйти.

– Он – сумасшедший ублюдок, – произнес очень бледный молодой унтер-офицер. – Ситуация для нас не была бы такой сложной, если бы он был немного хладнокровнее.

– Не говорите так.

– Тоймер33 – прекрасный малый, не знающий, что такое страх.

– Я знаю, но попадает-то нам. Он всегда первым бросается в драку, а нас позади него щиплют.

Тем временем Калувейт накрыл на стол. Пилоты закурили, и спокойствие постепенно восстановилось. Высокий офицер отвел в сторону фельдфебеля:

– Курт, расскажи, как все прошло.

– Так же, как и обычно. Мы не смогли добраться до устья Орна, как хотели. Они теперь начинают атаковать нас над Эврё, самое позднее – над Лизьё. Нам повезло бы гораздо больше, если бы не Тоймер. Вы можете поздравить меня – я сбил «Лайтнинг».34

– Прекрасно, Курт! Удачи!

– Да, фельдфебель, я видел это. Составляйте рапорт, и я подпишусь под ним как свидетель, – сказал бледный унтер-офицер с другой стороны стола.

– Спасибо, Хунгер.35 Спасибо!

– Так что наш Веньякоб36 имеет уже дюжину, – произнес долговязый Остро,37 его черты и произношение говорили о том, что он родом из Восточной Померании.38 Парни называли его Патт. – Если Тоймер не вернется, то он возглавит эскадрилью. Сейчас у нас нехватка офицеров, вплоть до штабных должностей.

– Это было бы здорово, – заметил Хунгер. Он не так давно находился в эскадрилье, и раздражающие «собачьи схватки»39 над плацдармом, очевидно, действовали ему на нервы. Так же, казалось, он не особенно любил лейтенанта Тоймера, командира эскадрильи. Было очень непросто держаться рядом с таким отчаянным сорвиголовой, как Тоймер.

– Мальчики, давайте ешьте, – ворчал Фритц Калувейт.

Они действительно были его мальчиками, поскольку за его широкой спиной были сорок пять прожитых лет и где-то в окрестностях Гольдаппа40 его ждало семейство – мать и маленькая Ева.

– Приятного аппетита, ребята!

Командир группы41 прервал ужин:

– Хейлман, пожалуйста, пойдемте со мной, а также вы, Гросс42 и Дортенман.43 Эмиль, вы хотите пойти или?..

– Роберт, вы сами сказали это, – весело рассмеялся человек по имени Эмиль.

– Хорошо, передайте мои наилучшие пожелания вашей подруге. – И затем, повернувшись ко мне, пояснил: – У нашего Булли44 есть миленькая изящная мадмуазель из кафе в Версале.

Вместе с этой веселой группой офицеров я отправился в следующую комнату, где под резным деревянным геральдическим щитом с зеленым сердцем мы обнаружили несколько удобных кожаных кресел.

Ординарец быстро принес любимый пилотами послеобеденный напиток – ароматный кофе, кексы и турецкие сигареты. Среди своих новых товарищей я начинал чувствовать себя как дома.

Итак, Роберт Вайсс – «прекрасный товарищ», как вчера назвал его доктор Манц, командир 3-й группы в известной эскадре «Зеленое сердце», – слушал отчет о сбитых над фронтом вторжения45 вражеских самолетах. Мои глаза блуждали от его Рыцарского креста46 до его глаз. Я считал, что хорошо разбираюсь в людях, и глаза этого парня водянисто-синего цвета казались искренними и открытыми. Он был самым старшим по возрасту в этом кругу, за исключением штабных офицеров из нелетного персонала. С другой стороны стола сидел лейтенант Альфред Гросс, произведенный в офицеры за храбрость. За ним сидел лейтенант Дортенман – холодный и скрытный.

– Хейлман, – сказал Вайсс, прерывая мои мысли, – вы возглавите 7-ю эскадрилью лейтенанта Той-мера. – Обернувшись к другим, он продолжил: – Возможно, он снова избежал неприятностей.

«О, житель Вены», – сказал я сам себе, услышав мягкий акцент.

– Он все еще мог выпрыгнуть, но, кажется, ударился о хвостовое оперение. Вероятно, у него сломаны ноги. – И продолжил, повернувшись ко мне: – В воздухе эскадрилью будет вести фельдфебель Веньякоб. Вы будете держаться меня. Я хочу посмотреть, что вы можете. Что случилось с новыми «ящиками», о которых сообщалось раньше? – обратился он к офицерам, сидящим за другим столом и играющим в скат.47

– Так, это весьма длинная и мучительная история, – ответил Нойман.

Я почувствовал себя неудобно. Нужно ли мне рассказать о том, что произошло в небе над Парижем?

– Девять из двадцати прибыли, включая герра Хейлмана, – сказал Нойман, бросив свои карты. – Восемь приземлились здесь во время налета истребителей-бомбардировщиков вчера вечером. Герр Хейлман прибыл только час назад.

1.Необходимо сразу отметить, что эти мемуары Хейлмана были впервые опубликованы в 1951 г., вскоре после того, как Германия разделилась на две части – Западную и Восточную – с различными политическими системами. (Здесь и далее примеч. пер.)
2.В ходе полета на лобовое стекло и боковые стекла фонаря могли попадать капли масла, частички гари и т. п., вылетавшие из выхлопных патрубков двигателя, что приводило к ухудшению видимости. Поэтому FW-190 были оборудованы системой омывания стекол, в качестве очищающей жидкости использовался обычный бензин из топливной системы истребителя.
3.Жаргонное слово, используемое летчиками для обозначения указателя направления ветра, в виде полосатого полотняного конуса, обычно поднимаемого на мачте над пунктом управления полетами.
4.Остхайм – аэродром, располагавшийся около Кёльна на правом берегу Рейна. Ныне этот район находится в городской черте.
5.Сакре-Кёр – сердце Иисусово (фр.).
6.Имеется в виду индикатор резервного остатка топлива.
7.Ле-Бурже – аэродром на северо-восточной окраине Парижа, в 12 км от центра города.
8.Легкий одномоторный самолет Fieseler Fi-156 «Storch», использовавшийся в качестве связного и спасательного самолета; имел двигатель мощностью 240 л. с. и максимальную скоростью 175 км/ч. Его разбег на взлете составлял всего 65 м, а пробег при посадке – 22 м, что позволяло взлетать и приземляться на крошечных площадках с более или менее ровной поверхностью.
9.Жаргонное слово, которым в люфтваффе называли молодых неопытных пилотов.
10.Jagdgeschwader (JG) – истребительная эскадра люфтваффе.
11.Виллькобле – аэродром на юго-западной окраине Парижа.
12.Орли – аэродром на южной окраине Парижа, в 14 км от центра города.
13.Поскольку Хейлман издавал свои мемуары на английском языке, то он широко использует англо-американский военный жаргон. Так, выражение «талли-хо» у летчиков-истребителей союзников обозначало победу, удачный перехват и т. п.
14.Имеется в виду, что скольжение на крыло запрещалось выполнять в процессе приземления, поскольку возникала угроза сваливания самолета.
15.Истребители-бомбардировщики Р-47 «Thunderbolt».
16.Имеется в виду учебно-боевая истребительная группа «Запад», задачей которой была окончательная подготовка пилотов, прошедших полный курс обучения в истребительных авиашколах.
17.В люфтваффе номера групп внутри эскадр обозначались римскими цифрами, а номера эскадрилий – арабскими. Так, III./JG54 означало 3-я группа 54-й истребительной эскадры, а 7./JG54 – 7-я эскадрилья 54-й истребительной эскадры.
18.Клиши – северо-западное предместье Парижа.
19.Рачки – поселок в 15 км юго-западнее г. Сувалки, Польша.
20.Название здания, построенного в 1670-х гг. как госпиталь для раненых солдат. Позднее там был размещен Военный музей. В соборе Дома инвалидов установлен саркофаг с прахом императора Наполеона I.
21.В отличие от других католических соборов и церквей базилика Сакре-Кёр окрашена в белый цвет.
22.Город-светоч – так называют Париж французы.
23.Хейлман ошибается в дате, поскольку немецкие войска вошли в Париж лишь утром 14 июня 1940 г.
24.Жаргонное выражение военных, обозначающее строгий выговор.
25.Коломб – северо-западное предместье Парижа.
26.«Gгünheгz» – название 54-й истребительной эскадры люфтваффе, произошедшее от ее эмблемы – зеленого сердца. Последнее первоначально было персональной эмблемой Ханнеса Траутлофта. Он был родом из Тюрингии, которую называли зеленым сердцем Германии, и потому еще во время боев в Испании нарисовал на борту своего Bf-109 большое зеленое сердце. 25 августа 1940 г. майор Траутлофт был назначен командиром JG54, и зеленое сердце стало официальной эмблемой этой эскадры.
27.Поскольку на летных комбинезонах люфтваффе не было предусмотрено ношение погон, звания пилотов можно было определить по специальным нарукавным нашивкам.
28.Имеется в виду поселок Сиверский, в 58 км южнее Ленинграда, где находился аэродром, на котором в сентябре – декабре 1941 г. базировалась JG54. В тот период ее командир Ханнес Траутлофт имел звание майора.
29.Радиопозывной командира группы, который можно перевести как «первый (старший) ворон».
30.Должность адъютанта в группе или в эскадре обычно занимал один из пилотов, в чьи обязанности входило помогать командиру группы или эскадры в повседневных делах.
31.«Садовый забор» (нем.) – термин из кодового словаря летчиков-истребителей, означавший аэродром базирования и команду вернуться.
32.Обер-фенрих – промежуточное звание, которое в люфтваффе получали кандидаты в офицеры. Фактически оно соответствовало званию обер-фельдфебеля.
33.В тот день, 10 июня 1944 г., командир 7./JG54 обер-лейтенант Альфред Тоймер был сбит в бою между г. Лизьё и устьем р. Орн. Он получил ранение, но успел выпрыгнуть с парашютом. В конце сентября 1944 г. Тоймер был назначен командиром 8./JG6, оснащенной реактивными истребителями Ме-262. 4 октября 1944 г. при заходе на посадку после тренировочного вылета на его самолете внезапно отказал правый двигатель. Потеряв скорость, «Мессершмитт» врезался в землю, и Тоймер погиб. Он совершил свыше 300 боевых вылетов, на его счету было 76 побед.
34.Американский истребитель P-38 «Ligthning».
35.Речь идет о Клаусе Хунгере. Он пропал без вести (погиб) 18 июля 1944 г., после того как его FW-190A-8 в бою с американскими Р-38 был сбит в районе г. Дрё.
36.Всего Отто Веньякоб успел одержать 16 побед. Он пропал без вести (погиб) 23 июня 1944 г., когда его FW-190A-8 не вернулся после воздушного боя в районе Эврё – Кан.
37.Имеется в виду Бруно Островитцки. Он погиб 17 апреля 1945 г., когда его FW-190D-9 упал в озеро Шверинер-Зе, на севере Германии.
38.Померания – историческая область на побережье Балтийского моря с центром в г. Штеттин, входившая сначала в состав Пруссии, а затем Германии. После Второй мировой войны большая ее часть отошла Польше.
39.«Собачья схватка» – жаргонное выражение военных летчиков, означающее ближний маневренный воздушный бой между истребителями.
40.Гольдапп – город в Восточной Пруссии. Ныне г. Голдап в Польше.
41.С 6 июня 1944 г. III./JG54 командовал гауптман Роберт Вайсс.
42.3 сентября 1944 г. FW-190A-8 лейтенанта Альфреда Гросса был сбит в бою в районе Брюсселя. Гросс получил тяжелое ранение, но смог выпрыгнуть с парашютом. После выздоровления в боях больше не участвовал. Он выполнил 175 боевых вылетов и одержал 52 победы.
43.К концу войны на счету обер-лейтенанта Ханса Дортенмана было 38 побед. Он пережил войну и умер в апреле 1973 г.
44.Булли – прозвище командира 9./JG54 обер-лейтенанта Эмиля Ланга, которое, в зависимости от контекста, может означать «забияка, хулиган или сутенер».
45.Так называли линию фронта, возникшую во Франции после высадки союзных войск на побережье Нормандии.
46.Рыцарский Железный крест был наиболее ценимой наградой в немецких вооруженных силах во время Второй мировой войны. Учрежденный 1 сентября 1939 г. для награждения «за выдающуюся храбрость перед лицом противника», он стал высшей степенью Железного креста, учрежденного еще 10 марта 1813 г.
47.Скат – карточная игра с участием трех игроков.
Yaş sınırı:
0+
Litres'teki yayın tarihi:
19 mayıs 2011
Hacim:
270 s. 1 illüstrasyon
ISBN:
5-9524-2330-2
İndirme biçimi:

Bu kitabı okuyanlar şunları da okudu