«To the Lighthouse / На маяк» kitabından alıntılar, sayfa 9
И дом был полон, казалось, детским сном, бдением миссис Рэмзи; ночниками и тихим посапыванием.
Качества, при которых корабельная команда продержалась бы в бушующем море на шести сухарях и на фляге воды – выдержка, осмотрительность, справедливость, преданность, ловкость, – пришли к нему на выручку.
Главное, она думала, довериться будничной вещи; просто чувствовать – вот кресло, вот стол, и – одновременно: ведь это чудо и счастье.
Да, подумала она, кладя кисть в совершенном изнеможенье, – так мне все это явилось.
Как же, спрашивала она себя, что-то узнаешь про людей, если они опечатаны? Только кружишь над куполом улья, как пчела, приманясь недоступной осязанию и вкусу вязнущей в воздухе сладостью, порыщешь в одиночку над дальними странами и кружишь над ульями с их жужжанием и давкой, над ульями, которые люди и есть.
Тщательно вычищенный, скрупулезно точный, утонченно беспристрастный...
И она открыла книгу и принялась читать наобум, наугад, будто карабкаясь вверх, вниз, пробираясь густой лепестковою осыпью и едва различая – тот вот белый, тот – красный. Сперва она совсем не понимала слов.Когда читаю в свитке мертвых лет
О нежных девушках, давно безгласных...прочитала она и перевернула страницу, и, во власти ритма, доверясь его зигзагам, перебиралась со строки на строку, как с ветки на ветку, от одного красного и белого цветка к другому, пока не очнулась от легкого звука, – муж хлопнул себя по ляжкам. На секунду их глаза встретились; но разговаривать им не хотелось. Им нечего было друг другу сказать, но что-то все равно перешло от него к ней. Жизнь сама, ее власть, невероятное удовольствие вызвало этот хлопок по ляжкам. Ты уж меня не трогай, будто умолял он, ты ничего не говори. Только сиди тут, пожалуйста. И он продолжал читать.
Он пожимал собственное обьёмистое брюшко, моргал, словно и рад бы ответить на её угождения, но не мог пробиться сквозь серо- зелёную сонь, которая всё обволакивала; отнимая слова, летаргией сплошного доброжелательства
Все это оживет в жизни Пола и Минты; этих Рэйли. Она попробовала новоиспеченное сочетанье на вкус; и, берясь за дверную ручку детской, она ощущала ту общность с другими, которую дарит нежность и при которой разделяющие нас переборки делаются до того тонки (и это такая отрада и легкость), что мы вливаемся в общий поток, и стулья, столы и карты - все делается их и твое, чье - не важно <...>
<...> и тут в ее мыслях застряла колючка; и, распутав душевный колтун, она обнаружила - вот: одна женщина когда-то ее обвиняла <...>
