Kitabı oku: «Прииск «Безымянный»»
© Гадиятов В. Г., 2017
© ООО «Издательство «Вече», 2017
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017
Сайт издательства www.veche.ru
Книга первая. У истоков золотого пути
Глава 1. Неожиданное открытие
За окном трещал мороз, градусник показывал за сорок, а в большом здании геологического управлении, на крутой крыше которого красовалась надпись «Богатство недр – народу», суровая зима совсем не ощущалась. В здание битком набились разные службы, подчиненные мощному министерству, руководившему всей геологической отраслью страны. Здесь же базировалась геологоразведочная экспедиция, в которой работал Фёдор Закатов, молодой геолог, приехавший покорять Север.
Фёдор был среднего роста, с пышной шевелюрой русых волос, зачёсанных набок. Пробор, проведённый, словно под линейку, разделял волосы на две части, лишая голову симметрии. Узкие бакенбарды спускались ниже уха.
Накануне принесли анализы проб из лаборатории, и то, что он увидел, превзошло все ожидания и надолго вывело его из равновесия. Эти пробы передали из геологического отдела. В сопроводительных бумагах значилось, что они поступили из Якутского краеведческого музея, а проанализированы в лаборатории Сибирского института геологии алмазов и благородных металлов. Однако результатов анализов не оказалось, и более месяца назад их отправили на повторное исследование в Центральную лабораторию Геологоуправления, с которой Закатов сотрудничал долгое время.
И вот теперь рядом с сопроводительными документами и полученными результатами на его столе лежали пять небольших пакетов, свёрнутых из плотной обёрточной бумаги. На каждом выделялся выцветший штамп музея, поставленный фиолетовыми чернилами, а ниже, написанный простым карандашом, виднелся номер, разделённый косой дробной чертой. В знаменателе дроби на всех пакетах было написано «1927». После этих цифр через тире стояли порядковые номера от одного до пяти, дописанные, по-видимому, позднее. Внизу каждого пакета был указан вес пробы. Судя по проставленным аналитиками данным, золота в пакетах стало меньше, чем имелось первоначально.
Четырёхзначная цифра в числителе обозначала инвентарный номер, под которым пакет с золотом числился в краеведческом музее. Цифры 1927 – означали год поступления, а первая пятёрка – порядковые номера, которые пробам присвоили в Центральной лаборатории. Внутри каждого пакета лежал ещё один пакетик размером намного меньше, свернутый из полупрозрачной кальки. На нём стояли те же номера.
Фёдор осторожно открыл пакет из кальки. Тускло заблестел золотой песок, притягивающий к себе, словно магнитом. Золото оказалось таким мелким, что напоминало речной песок, и если бы не холодный металлический блеск и повышенный вес, неизвестно, как бы отнеслись к нему современники, не проводившие лабораторных определений.
Несколько золотых песчинок геолог насыпал на предметное стекло и включил микроскоп. Под направленным светом золотинки заблестели, у каждой появилась своя форма, и даже проявился рельеф на поверхности.
«Золото практически не окатанное1, – первое, что бросилось в глаза Закатову, – размером меньше одного миллиметра. А ещё в основном однородное и более-менее изометричное».
В пробе не оказалось уплощённых «лепёшек» причудливой формы, какие часто встречаются в россыпях. Не оказалось и «зализанных» круглых или неправильных комочков. По слегка красноватому золотисто-жёлтому цвету было видно, что золото высокопробное. Внешне оно ничем не отличалось от просмотренного раньше. Но это оказалось только первое впечатление, сохранявшееся до того, пока золотой песок не оказывался под микроскопом.
«С морфологией всё понятно: золото вынесено из коренных пород, – разглядывая жёлтые песчинки, размышлял Закатов, – и практически не перемещалось. По-видимому, пробу отобрали из рудного тела или из коры выветривания, образованной над ним. Значит, надо думать, что это реальный объект, имеющий место в земной коре, а если точнее – на поверхности Земли».
Фёдор машинально застегнул пиджак и усмехнулся, но когда проверил данные по картотеке, мысли побежали в другом направлении. По химическому составу золото из двух проб оказалось не похожим ни на одно российское месторождение. В то же время было почти идентично золоту из известного африканского гиганта.
«К бабке не ходи: похоже, прямо один в один. Отличается только содержанием урана и вот этими показателями. – Он снова расстегнул пиджак, полосатый галстук выскочил наружу и, раскачиваясь в такт его движениям, опустился за стол. – Но откуда здесь такое золото? В то время даже не каждый слышал про Африку, а чтобы у кого-то было золото, привезённое с чёрного континента, это вообще предел фантазии. – Пожав плечами, Фёдор посмотрел на значения отношений ряда химических элементов, служивших в качестве диагностических признаков. – Нет, золото явно местное, но вот откуда – большой вопрос!»
Закатов задумался и на время потерял нить своих мыслей. Потом его пригласили к телефону, и Анна Ивановна, геолог, сидевшая в этом же кабинете, позвала пить чай с рыбным пирогом. У Фёдора побежали слюнки, он невольно облизал губы и, бросив все дела, потянулся к столу.
«Так что же получается? – откусывая от большого толстого куска, думал молодой человек, – получается, что это золото из месторождения, так называемого типа древних золотоносных конгломератов. Эти месторождения локализованы в породах, возраст которых где-то порядка двух-трех миллиардов лет».
– Ну, как пирог? – перебила его размышления Анна Ивановна, высокая статная женщина лет сорока пяти с накрашенными губами и пышной причёской. – Это из муксуна, чира2 я не нашла в магазинах.
Фёдор промычал набитым ртом вроде того, что очень вкусно, и снова замкнулся. Полученные анализы не выходили из головы.
«Таких месторождений у нас нет. Интересно получается: месторождений нет, а золото, судя по этим анализам, есть. Значит, что-то здесь не так, кто-то не прав…»
Об этой проблеме можно было размышлять бесконечно. Изучением золота занимались десятилетиями. Ещё до Закатова во всех концах страны геологи провели самые разные исследования, написали сотни монографий и диссертаций, в которых приводились какие угодно данные, но сообщений о таком золоте, как у него, не имелось.
Древнее золото усиленно искали, но пока никто его не видел. Заключения во всех отчётах и публикациях на эту тему звучали примерно одинаково: «По возрасту золото является молодым. По условиям образования связано с кварцем или метасоматитами3, углистыми сланцами или с другими породами».
Древнее золото задело Фёдора за живое. Вопросы роились в голове, и, не найдя на них ответа, он снова возвращался к неожиданно возникшей проблеме.
«Так кто же прав, предшественники, занимавшиеся этой проблемой многие годы, или я, сделавший многообещающее заключение? Хотя, если толком разобраться, моё заключение основано на результатах анализов каких-то случайных проб, непонятно как оказавшихся в музее. Правда, результаты получены профессионалами и выполнены с помощью современной аппаратуры. Один только Сан Саныч чего стоит! А Ирина Викторовна! Это же специалисты высшего класса, проанализировавшие тысячи самых разных проб. Итак, каково же резюме? – подталкивал он себя к принятию решения, которое могло изменить сложившееся представление о золотоносности страны. – А резюме таково: если пробы золота, действительно, с нашей территории и в анализах ничего не напутали, то у нас тоже есть такой же тип золотого оруденения, как в Африке. – Фёдор дёрнулся вперёд, горячий чай выплеснулся на рукав нового костюма, недавно купленного в ЦУМе, и облил руку, но он даже не заметил. – Правда, где этот объект – большой вопрос. Короче, надо срочно выяснять, откуда эти пробы…»
– Федя, поставь, пожалуйста, чашку. Ты, наверно, обжёгся? – участливо спросила Анна Ивановна, вернув его в действительность. – На, возьми салфетку.
Он ответил что-то односложное и, промокнув чай, снова погрузился в размышления.
– Федя, что с тобой? На тебе лица нет. С кем-то поругался или, может, Леночка отказала? Не переживай, всё пройдёт. Если хочешь, я поговорю с ней…
– Да при чём тут Леночка? – неожиданно вспылил парень. – Что вы кто мне пристали? Вечно вы что-то придумываете.
Анна Ивановна, как будто только этого и ждала, – и сразу перешла в наступление:
– Федя, ну ты, оказывается, наглец! Я к тебе пристала, я всё придумала! Товарищи, вы только посмотрите на него, вы представляете, какой он нахал! – неизвестно к кому обращаясь, выпалила женщина. – Вы все, мужики, одинаковые: вначале в любви объясняетесь, голову девкам морочите, а потом бегаете к другим бабам. Молодец, Леночка, правильно сделала, что тебе хвост показала. С таким букой, как ты, ни одна женщина долго не выдержит.
До Фёдора наконец дошло, в чём его обвиняют, захотелось возмутиться, но в последний момент он сдержался и спокойно сказал, что с Леной у него всё замечательно и только вчера он ходил с ней на концерт.
– С кем я работаю?! – не дослушав, обиделась Анна Ивановна. – Я его пирогами угощаю, а он…
«Ну, всё, её теперь не остановишь. Надо шефу рассказать о своём открытии этого золота. Я думаю, ему будет интересно».
* * *
На крупном лице Шурковского заходили желваки, глаза сощурились. Сквозь толстые стёкла очков Фёдор увидел, как в них блеснули сердитые огоньки, пунцовая краска выступила на щеках.
– У меня отчёт горит, а ты пристаёшь со всякой ерундой, – подняв голову от стола, резко сказал шеф. На высоком лбу обозначились едва заметные залысины. – Сейчас это совершенно не актуально, есть дела поважней. – Машинально он погладил лоб и продолжил уже более спокойно: – Фёдор, давай отложим этот разговор до лучших времен, я думаю, твои пробы никуда не денутся.
Несолоно хлебавши Закатов закрыл дверь.
«У него, видишь ли, отчёт горит, а ты тут кувыркайся как хочешь. Проблема моя, значит, и решать самому».
Своим открытием Фёдор поделился с Владимиром Николаевичем Ачагыровым. Поджарый, болезненный с виду Ачагыров выглядел лет на тридцать пять. Был он доброжелательным улыбчивым человеком среднего роста и худощавого телосложения. Редкие волосы Владимир Николаевич зачёсывал назад, от чего его лицо казалось более вытянутым, но это нисколько не портило его внешность. Взгляд выразительных тёмных глаз приковывал к себе внимание, придавая ту самую привлекательность, какой многим так не хватало. Во внешности Ачагырова угадывались якутские черты, которые можно было принять за азиатские корни разных народов, доставшиеся ему от каких-то далёких предков. Владимир Николаевич вёл свою научную тему и ещё работал на шефа. Как он справлялся с таким объёмом материала, оставалось только догадываться. Любой другой давно бы взбрыкнул, но только не Ачагыров, отличавшийся невероятной выдержкой.
– Понимаешь, у меня такая проблема, – взволнованно начал Фёдор. – Мне принесли пробы золота из музея, и в нашей лаборатории сделали анализы на основные микроэлементы. Получились классные результаты. Я до сих пор не могу успокоиться, а Шурковскому всё по фигу.
– Ну и что? – спокойно ответил геолог. – Я тоже получил свои пробы, и у меня неплохие анализы. И из-за этого шефа отрывать от отчёта? Да у него сейчас без нас забот хватает. Привыкай решать такие вопросы самостоятельно.
Ачагыров улыбнулся. До того как попасть в эту экспедицию, старший геолог Ачагыров прошёл все ступени роста. Работал горным мастером на Индигирке, где документировал канавы и шурфы, состоял в геолого-поисковой партии на Колыме, занимался геологической съёмкой в Верхоянье и, наконец, стал ответственным исполнителем работы по россыпям касситерита. Поэтому после того, что он испытал, проблемы Закатова казались ему детскими забавами. Только молодой специалист мог так болезненно относиться к безучастному отношению начальника.
– Понимаешь, это золото похоже на африканское из Витватерсранда, – ухмыльнувшись в ответ, продолжал Фёдор. – Это необычное золото. Такого здесь никто не находил. И не только здесь. Его вообще никто не видел в глаза.
– А ты откуда знаешь?
– По составу определил. В моей базе данных есть всё, что хочешь. Надо только ввести показатели – и ты получишь ответ. – Во взгляде его открытых тёмных глаз угадывался волевой характер и упорство.
Сообщением Фёдора Ачагыров заинтересовался и задумчиво посмотрел на парня. А тот, увидев в нём благодарного слушателя, рассказал о полученных результатах.
– Напомни мне, пожалуйста, про этот Витватерсранд, – будто невзначай, попросил его Владимир Иванович. – В своё время я что-то слышал о нём. Кажется, это одно из богатейших месторождений. Если не ошибаюсь, таких у нас нет.
– Я тебе об этом и говорю, – подскочил Фёдор. – Витватерсранд считается самым крупным месторождением золота в мире. Можно сказать, это крупнейшая древняя россыпь. Точнее, это группа месторождений, залегающих в структуре Ранд, – сбиваясь, быстро заговорил он, – а Рандом в Африке называют рифт или хребет. Так что, судя по названию, это целый золотоносный хребет, сложенный пластами преобразованных кварцитов4, песчаников5 и золотоносных конгломератов6.
Ачагыров молча закивал головой, и Закатов стал уверенно продолжать:
– Месторождение относится к типу древних конгломератов. Золотоносная порода представлена галькой кварца, гнейсов и других образований, которые когда-то разрушились, а потом вторично сцементировались. – Его понесло, как необъезженную лошадь, и, вспоминая всё, что знал, Закатов сыпал налево и направо: – Среднее содержание золота колеблется от шести до десяти граммов на тонну. Но это только среднее, на самом деле золота намного больше, а в отдельных местах доходит до пятидесяти граммов…
– Хорошее содержание, ничего не скажешь, – не выдержал Ачагыров.
– Но это ещё не всё. Если учесть, что длина Ранда около ста километров и он прослежен на глубину более четырёх километров, то это настоящий монстр, какой нам даже не снился.
– Когда его открыли?
Фёдор машинально почесал нос с едва заметной горбинкой и подошёл к окну. Сквозь висевшее моросящее облако было видно, что по улице нескончаемым потоком идут машины, на автобусной остановке толпится народ. Какая-то женщина в рыжем плаще остановила такси.
– По-моему, где-то во второй половине девятнадцатого века, – сказал он, поворачиваясь, – точной даты я не знаю. – Но, как всегда, и там не обошлось без курьёзов. Золото в конгломератах открыл один человек, а основной пласт золотосодержащих конгломератов, находящийся в центре Ранда и ставший тем самым Витватерсрандом, о котором мы теперь знаем, нашёл другой. Это оказался австралийский золотоискатель Джордж Харрисон. Геолог Штрубен обратил внимание на гряды конгломератов, развитых среди пород Главного рифа. При дальнейшей разведке выяснилось, что эти конгломераты залегают на всём протяжении Главного рифа. Выветрелые на поверхности, на глубине они оказались очёнь прочными, поэтому для их разработки требовалась дорогая техника, какой не обладали единоличные искатели фарта.
– Конечно, там одиночкам не потянуть – нужны буровзрывные работы и обогатительная фабрика с разными дробилками, – словно разговаривая с самим собой, сказал Ачагыров. – Короче, без соответствующей технологии разработки много золота из них не добудешь.
– Вот поэтому на Витватерсранде вскоре появились горнодобывающие компании, которые смогли внедрить такие технологии. Но самое интересное, что и им эти породы оказались не по зубам. Проблема заключалась в том, что руды обогащены сульфидами, а они мешают извлечению металла. Золотодобытчики уже подумывали о закрытии рудников, как произошло одно событие, изменившее представление о добыче этого драгоценного металла.
Ачагыров больше не перебивал, а когда Фёдор заговорил о новой технологии, не выдержал:
– Ты, наверно, имеешь в виду промывку водой? Так ещё при царе Горохе знали, как «посадить» тяжёлые минералы и золото в том числе. Дроблёную породу…
– Да нет, я имею в виду метод извлечения золота с помощью цианидного выщелачивания, – не дал ему договорить Фёдор. – Цианиды имеют свойство разрушать любые горные породы и минералы, высвобождая драгоценный металл. В качестве реагента используются соли циановой кислоты – цианиды натрия или калия. Этот метод в конце девятнадцатого века запатентовали шотландцы Джон Макартур и братья Форест.
– А при чём тут Витватерсранд?! – с удивлением в голосе сказал Ачагыров. – Это же так называемый метод кучного выщелачивания. Насколько я знаю, его стали применять относительно недавно, и самое неприятное – из-за высокой токсичности цианистых солей «куча» оказывает отрицательное воздействие на окружающую среду.
Закатов усмехнулся.
– Чтобы не загрязнять окружающую среду, следует выдерживать технологию: надо соблюдать меры безопасности, и, в частности, обезвреживать стоки. Так вот, этот метод изобрели именно для получения золота из конгломератов. Потом его стали применять для извлечения золота из других пород. А теперь без него никто даже не представляет процесс добычи тонкого и рассеянного золота.
Установилась тишина. Каждый думал о своём, возможно, перебирал в памяти более безопасные способы получения драгоценного металла.
– Кстати, на Ранде сейчас самая глубокая шахта, – прервал молчание Закатов. – Она пройдена по рудному телу до отметки более четырёх тысяч метров. За время разработки месторождения там добыли почти половину всего золота, извлечённого из земли. Это и правда настоящий монстр, какого ещё не знали геологи.
– А ты видел золото оттуда?
Фёдор утвердительно закивал головой. Подержать в руках самое древнее золото Земли он мечтал давно, но как это сделать – не мог даже представить. Утешало только то, что его видели немногие соотечественники. А потом случилось чудо: главный геолог управления привёз пару образцов золотосодержащей породы из служебной командировки в ЮАР и передал их в музей.
– Как я понимаю, Федя, Витватерсранд – это древняя россыпь. Обрати внимание – россыпь. Значит, золото там должно быть окатанным. А твоё золото совсем не проработанное, у него практически нет признаков, свидетельствующих о перемещении. Значит, делай выводы.
То, что сказал Ачагыров, Фёдор знал не хуже его, но, по разработанным им параметрам, музейное золото подходило именно к этому типу.
– Может, это не конкретно Витватерсранд, – сказал он, будто оправдываясь, – но то, что золото из древних образований – это факт.
Ачагыров развёл руками. В этом жесте выражался и нескрываемый интерес, и полное разочарование.
– Ну что я тебе скажу, Федя, проблема крайне интересная и, по-моему, очень перспективная. Есть смысл ею заняться, только в нашей партии ты её не решишь – мы золотом не занимаемся. Выход у тебя один: надо заинтересовать шефа, убедить в её важности. Он человек неглупый и прагматичный, я думаю, поймёт. Но для этого шеф должен увидеть, что это перспективное направление и у тебя уже есть какие-то наработки, которые позволят получить положительные результаты. То есть можно будет открыть месторождение нового типа, – уточнил он. – Ты должен как по-писаному изложить суть дела и при этом вызвать его интерес. Улавливаешь, о чём я говорю?
Фёдор кивнул, хорошо понимая, о чём говорит коллега.
– Если у тебя получится, шеф поможет выбить самостоятельную научную тему. Вот тогда, считай, тебе дали зелёную улицу в науку. Запомни, у Шурковского огромные связи. Потягаться с ним может только Федотов.
* * *
Основными критериями, которыми руководствовался Закатов при составлении своей базы данных самородного золота, являлись химический состав и проба золота. Кроме того, Фёдор разработал ещё около двух десятков различных характеристик. Среди них была морфология, плотность и всевозможные коэффициенты, учитывающие отношения содержаний разных химических элементов друг к другу и даже к их суммам и произведениям. Это позволило разделить всё имеющееся у него самородное золото на множество мелких групп, которые характеризовали разные месторождения. Вначале таких групп получилось не меньше проанализированных проб. Нередко получалось, что золото из одного и того же месторождения отличается различным химическим составом, из-за чего попадает в другую группу. В этом заключалась главная сложность, возникшая при систематизации. На это натыкались все исследователи, занимавшиеся подобной проблемой. Отсутствие жёстких параметров не позволило добиться положительных результатов.
«Нет двух, а тем более пяти или десяти месторождений с одинаковым типом золотин. Похожие есть, а одинаковых, так же как одинаковых снежинок, нет».
Это высказывание известного учёного Фёдор запомнил на всю жизнь и впоследствии сам убедился в его правоте. Разработав дополнительные критерии, он пошёл дальше всех: ему удалось добиться чёткого разделения золота из всех известных объектов. Теперь получалось, что любой образец золота с одного и того же месторождения, даже значительно отличавшийся по составу от своих собратьев, попадал в свою группу. Ошибка могла составлять ничтожные доли процента. Но введя дополнительные характеристики, ему удалось избежать их полностью.
Так Закатов создал первую базу данных самородного золота из месторождений Восточной Сибири. С её помощью он мог безошибочно определять образцы из разных объектов. Идея этой работы появилась не сразу и, как нередко бывает, поддержки не нашла. Только получив первые результаты, удалось уговорить начальника партии поэкспериментировать.
– Хорошо, даю тебе добро, – будто с барского плеча, сказал Шурковский, – но с одним условием.
Этот эпизод, ставший решающим в составлении базы данных, Фёдор вспоминал постоянно, и перед его глазами снова возник шеф.
– Моё условие таково, – будто испытывая Закатова на выдержку, шеф на мгновенье замолчал, – основная работа остаётся за тобой. За это ты получаешь зарплату. Отсюда следует, что своей самодеятельностью ты можешь заниматься только в свободное время. Но ты не пугайся, – на его лице появилась улыбка. – Это не значит, чтобы ты сидел после работы или в выходные дни. Я имею в виду, что в первую очередь ты по-прежнему работаешь на меня, а потом всё остальное.
* * *
За основу базы данных Закатов взял образцы самородного золота из коллекции геологического музея. По правилам, заведённым когда-то в стенах геологического управления, со всех открытых и разрабатываемых месторождений в музей присылали образцы руд, редких минералов и самородного золота. Сотни таких проб, собранных за многие годы, нашли постоянное пристанище в его витринах и на стеллажах хранилища.
В пакетиках из кальки и крафтовской бумаги, в пробирках и колбочках, а то и просто в тряпочных мешочках пробы золота пылились в огромном сейфе, стоявшем в кабинете начальника геологического музея. Десятки килограммов драгоценного металла насчитывала эта бесценная коллекция. Такое представительное собрание самородного золота являлось уникальным, и Владимир Иванович Волченко в душе им очень гордился, но как человек, повидавший на своём веку немало, старался не афишировать свою коллекцию. Примеров того, когда известные экспонаты «уходили» даже из самых лучших музеев, он знал немало. А что говорить про его ведомственное подразделение, входившее в структуру геологического управления? При желании верхнего руководства можно было забрать любой экспонат или даже закрыть весь музей.
Об этой коллекции Фёдор узнал совершенно случайно. Получая карабин, хранившийся наряду с другим оружием в металлическом шкафу Волченко, заведовавшим также экспедиционным арсеналом, он увидел, как сотрудники музея разбирают небольшие пакеты из плотной бумаги и раскладывают их по кучкам.
– А что это за пробы? – не удержавшись, спросил Фёдор.
Волченко как-то хитро на него взглянул и нехотя сказал, что это новые образцы, которые им прислали с Индигирки на временное хранение. Индигирская геологоразведочная экспедиция занималась поисками и разведкой золотоносных россыпей, поэтому у Фёдора не возникло ни малейших сомнений о содержимом пакетов. Тем не менее, не зная зачем, он высказал предположение, что там, наверное, золото. Начальник музея заморгал своим единственным глазом и, набычившись, произнёс:
– Ну, золото. А тебе-то что до этого?
Молодой человек не растерялся и ответил, что не первый день в геологии, а природного золота ещё не видел. На лице Волченко появилась лукавая усмешка. Грузное тело обмякло, будто после тяжёлого похмелья, руки как-то сами по себе затряслись.
– Ну и хорошо, что ты его не видел. Держись от золота подальше. Ничего, кроме головной боли, оно тебе не даст. Поверь мне.
Его толстое лицо покраснело, на носу неожиданно выступили капельки пота.
«Ничего себе, Билли Бонс разошёлся. Похоже, я наступил на больную мозоль».
О том, что Волченко предприимчивый человек, знал каждый сотрудник экспедиции. То, что многим оставалось недоступно, он легко претворял в жизнь. В то время когда рядовые сотрудники экспедиции добирались на работу на общественном транспорте, а то и просто на своих двоих, Владимир Иванович подъезжал на своей зелёной «Волге» с оленем на капоте.
– Паша, покажи ему золото, – подмигнул он молодому парню. – Пусть посмотрит, раз так хочет, – более доброжелательно сказал Волченко. – Только не забудь расписаться за полученное оружие и разрешение. После полевого сезона придёшь, отчитаешься. Пять патронов я даю на пристрелку, они не в счёт. – Он протянул две амбарные книги, в которых появилась фамилия Фёдора. – Считай, тебе повезло: даю почти новый карабин – 1942 года выпуска, который только что пришёл, а мог бы получить довоенный револьвер системы «Наган».
Оставив свой автограф, Закатов подошёл к столу с пробами, и на его глазах произошло чудо. Содержимое коричневого пакета из крафтовской бумаги заблестело. Золотые песчинки, «лепешки» и мелкие камушки излучали волшебную силу, приковавшую его взгляд.
– Ух, ты! Сколько золота! Какие вы счастливые, что видите такую красоту.
– Да что тут красивого? – удивился Павел. – Песок, да и только, разве что тяжёлый. У нас его немеряно. – Пальцем он показал на несгораемый сейф, огромный глыбой возвышавшийся в углу. – Есть действительно стоящие экспонаты, а это – так себе, мелочь. Ты бы посмотрел на наши самородки!
Паша хотел сказать ещё что-то, но Волченко остановил:
– Всё, занимайся своим делом. А ты забирай карабин и до осени свободен. И ещё. Забыл тебя предупредить: о твоём нездоровом интересе к металлу я должен сообщить нашему куратору. Такие у нас правила. Если тебя вызовут в спецчасть, не обижайся.
Совершенно неожиданно Закатов заболел золотой болезнью: жёлтый металл стоял перед его глазами и даже снился. Он видел золотые чешуйки, а представлял себе изящные золотые фигурки и увесистые слитки. Они жили своей жизнью, о которой он раньше даже не подозревал, жили независимо от него. Этот драгоценный металл двигал экономику целых стран и даже способствовал развитию человечества.
Случайно Фёдору пришла в голову мысль, что не мешало бы составить сводку самородного золота, содержавшую полную характеристику, включая химический состав и другую информацию. Но за эту работу следовало браться только при наличии материала из разных месторождений. И такой материал, собранный отовсюду, находился в геологическом музее Волченко. Не воспользоваться этим казалось непростительной глупостью. Только к этой коллекции требовалось как-то добраться. Но как?
И Закатов, как настоящий разведчик, стал прорабатывать различные варианты. Разговаривать на эту тему с Волченко было бесполезно: к музею он не подпускал никого, не говоря уж о коллекции золота. Повышенный интерес молодого геолога он мог расценить как покушение на свой музей и принять соответствующие меры. Выходить на начальство, ничего не зная о коллекции, – заведомо загубить хорошую идею. Единственным человеком, кто мог бы о ней рассказать, являлся Павел Безруков.
Паша работал геологом в отряде Волченко и отличался железной хозяйственной хваткой: то, что однажды к нему попадало, он уже не выпускал. А ещё он считался заядлым охотником и рыбаком. Так же, как начальник, работой в музее он убивал двух зайцев сразу: занимался геологией и своим хобби. Имея в загашнике хороший образец, за него мог выменять что-нибудь для души или просто продать. Простенькие поделки из самоцветов, которые Павел делал в музейной камнерезной мастерской, также находили своего потребителя.
К удивлению Фёдора, Безруков постоянно уходил от разговоров о коллекции золота, словно это закрытая тема, которой запрещено даже касаться. Так могло продолжаться бесконечно долго, если бы не случай. В экспедиции Фёдор слыл неплохим фотографом, снимавшим на цветную плёнку. Неожиданно его вызвал начальник экспедиции и попросил сфотографировать минералы, которые собирались отправлять на Международную минералогическую выставку в Мюнхен7.
Среди будущих экспонатов Закатов увидел крупные самородки золота и уникальные кристаллы алмаза. Присутствовали тут и бесформенные золотые комки с включениями кварца, смотревшие дымчатыми или белоснежными глазами, и замысловатые фигурки зверей, и даже разные геометрические фигуры.
Из многообразия самородков выделялся равносторонний треугольник с большим круглым отверстием в середине. Казалось, что оно кем-то просверлено, чтобы золотую фигурку повесить на цепочку или даже вставить в неё ювелирный камень.
И всё же самым красивым Фёдор признал образец, напоминавший ветвистое дерево. Его золотистые ветки и листочки выступали из сахаровидного кварца и нависали над ним. Образец был размером со спичечный коробок, причём основную массу составлял кварц, поэтому, по сравнению с увесистыми бесформенными самородками, золота в нём присутствовало немного, но дерево смотрелось настолько эффектно, что буквально завораживало.
Воображение рисовало различные фантастические картины. На ум приходили мысли о творце, создавшем это уникальное произведение искусства, которое не сможет повторить ни один мастер.
В резной шкатулке цвета морёного дуба лежали алмазы. Даже внешний вид дорогого ларца ясно показывал, что внутри что-то очень ценное. Сколько могли стоить эти алмазы, Закатов никогда не задумывался, но по тому, как трясся над ними Волченко, пришёл к выводу, что намного дороже кучки самородков, лежавших в фарфоровом тигле. Когда Владимир Иванович снял печать и открыл крышку шкатулки, Фёдор ахнул от восхищения. Шесть прозрачных кристаллов лежали на чёрном бархате, играя всеми цветами радуги. Вес каждого правильного октаэдра превышал десять каратов.
В первый день фотосессии Волченко и Безруков не оставляли Фёдора ни на секунду. Кто-нибудь постоянно находился рядом с ним и смотрел в оба. Чаще всего – Паша. Вместе с Фёдором он передвигал образцы, выбирая лучший ракурс для съёмки и ставил освещение, а когда тот фотографировал, садился возле витрины с минералами и от скуки клевал носом.
