Kitabı oku: «Дикий Талант», sayfa 4

Глава 4. КИТАР

(Паук)

– Рино, посмотри! Какой ужас! Он весь в змеях! – женский голос спицей вонзился в уши.

– Это ритуальные рисунки южных варваров, – пояснил другой голос, мужской и низкий. – Они делаются особой краской на коже, и стереть их никак невозможно. Никак! И потом, дорогая, это не змеи. Больше похоже на паутину.

Я с трудом разлепил один глаз (другой заплыл слишком сильно) и посмотрел на говоривших.

Это была благообразная парочка: суховатая девица и держащий её под руку усач со шпагой. Женщина – наверняка дочь какого-нибудь провинциального дворянина, который уже отчаялся выдать «деточку» замуж. Оно и понятно, при её внешности – одна надежда на приданое. Судя же по тому, как женщина одета, о богатом приданом можно забыть. Простые горожанки иной раз щеголяют в более роскошных нарядах.

Мужчина – из той же «оперы», только его дела идут, кажется, еще хуже. Камзол ветхий, кружева оборваны, плюмаж на шляпе – одно название. Даже непременный знак благородного происхождения – золотая цепь, кажется какой-то жидкой. Этот ободранный кот, из всех достоинств которого усы наиболее примечательны, уже не помышляет о выгодной женитьбе. Каждый день кусок хлеба и стакан вина – ему вполне достаточно.

В общем, понятно. Китар, провинция, глухомань.

Все эти детали было не так-то легко разглядеть одним глазом, к тому же из сточной канавы, куда меня сбросили сволочи из борделя, но до того, как стать Пауком, я был кем-то еще… кем-то, кто хорошо умел оценивать свои жертвы.

Жертвы?

Я был гол, ранен, у меня не было ни оружия, ни денег. Зато у воркующей парочки кое-что имелось. И я не испытал ни малейшего смущения при мысли о том, что это можно отнять. Уже стемнело, вокруг – ни души. Очень удобно. Проблема заключалась лишь в том, что справиться со мной было легче, чем с ребенком.

– О, Рино! Он жив! он смотрит на нас? Пойдем, пойдем отсюда скорее! Сейчас этот варвар начнет молить о помощи. Ты же знаешь, мое бедное сердце этого не выдержит!

– Не волнуйся, дорогая, его так отделали, что…

Я попытался встать. Тело отчаянно протестовало, мышцы стонали, нутро горело, но я стиснул зубы. Я встану. Пауки удивительно живучи.

На левой руке два пальца были сломаны, но именно ею я взялся за кстати подвернувшийся камень. Правая ведь вообще не слушалась.

– Видишь, как он смотрит? У него недобрый взгляд, Рино! – женщина потянула кавалера за собой.

Тот нарочно уперся.

– Сдается мне, варвар получил недостаточно полный урок хороших манер. Но это всегда можно исправить.

Дворянин театральным жестом потянул шпагу из ножен… даже оружие у него было никудышное…

Камень ударил усача точно в лоб, прервав движение в тот момент, когда клинок покинул ножны наполовину. Кавалер округлил глаза, потом губы, словно собираясь протянуть удивленное: «о-о-о?», затем повалился, едва не утянув с собой даму. Женщина закричала и бросилась прочь, путаясь в юбках. Второго камня у меня не было, а жаль. Сейчас эта горластая дворяночка поднимет на ноги всю городскую стражу!

Я кое-как вылез из канавы, подобрался к своей жертве. На лбу у бедолаги – огромный кровоподтек, но жилка на шее бьется. Это хорошо. Не люблю убивать, пока меня не вынудят.

Раздевать бесчувственное тело искалеченной рукой, к тому же левой – самое трудное дело, какое только можно себе представить. И все же я справился. Правда, за это время меня раз пятнадцать должна была повязать городская стража.

На мое счастье, Китар – маленький провинциальный город, с десятком вечно пьяных стражников на всю округу. Если бы не Свинцовая тропа, по которой монотонно тянут поезда исполинские големы, Китар, скорее всего, остался бы обычной деревней. А так – город: станция, бордель, две церкви. Все как положено.

Церковь! Одна эта мысль придала мне сил.

Собрав волю в кулак, я пошел. Черная церковь находится рядом со станцией. Главное дойти, не свалиться где-нибудь. Если бы не Тотем, взявший на себя часть боли и надежно закрепивший сломанные кости, я, скорее всего, умер бы по дороге. Но Тотем помогал, и я брел, тащился, плелся, едва сдерживая стоны. При каждом шаге невидимые иззубренные лезвия проворачивались у меня в животе. Каждый вдох пронзал легкие железной «кошкой». Должно быть, именно так чувствуют себя грешники в аду, когда их перетаскивают из котла в котел на раскаленных крючьях.

Не пройдя и половины пути, я истратил весь запас ругательств и проклятий, известных… кому же известных? Кем был тот, кто стал Пауком?

Неважно. Это уже давно неважно.

Наверное, висельник бредет к эшафоту быстрее, чем брел я. И все же цель приближалась.

До Черной церкви я добрался в полуобморочном состоянии. К этому времени дворянка должна была поставить на уши всю городскую стражу, но, видно, на мое счастье, сегодня стражи были не просто пьяны, а пьяны просто удивительно. Иначе что им стоило прочесать город и схватить едва ковыляющего, перемазанного кровью «варвара» в лопнувшем на спине камзоле?

Впрочем, повезло мне не только со стражей. Чистым везением было и то, что громилы из борделя отволокли меня достаточно далеко, чтобы паучьи инстинкты оставили шлюху. В противном случае она нашла бы меня и разорвала бы мое горло.

А может, инстинкт и не оставил «паучиху». Может быть, её просто побоялись развязать. В любом случае мне повезло – очнулся раньше, чем они на это решились.

Черная церковь нависла над улицей огромным уродливым пауком. Подойдя ближе, я почувствовал наше родство, и на какое-то мгновение мне стало легче.

Перед храмом Тьмы и Первородного Зла был небольшой загон для скота и птицы, рядом примостилась лавка торговца. Кровавые жертвоприношения… куда без них?

Мало что известно о тех временах, когда люди отказались от тотальной войны с темными силами и согласились на сосуществование. Это было на заре времен – ни дат, ни имен тех, кто был в числе первых, заключивших договор. Только смутные предания… Впрочем, кому есть дело до преданий?

Главное, что это полезно.

Черные церкви – зло одомашненное, приспособленное к нуждам и потребностям смертных. Зло не хаотичное, но упорядоченное, собранное в конкретных местах. Зло, принимающее добровольцев и довольствующееся этим… по крайней мере, так кажется на первый взгляд.

Так проще всем. Даже аду – души с тех пор обходятся гораздо дешевле. И все по закону, все в рамках человеческих правил. Существует официальный свод цен на услуги. Единственно, запрещено приносить в жертву создания, наделенные разумом и душой. Преступившего это правило ждет суровая кара, по сравнению с которой сжигание на медленном огне – просто небольшой ожог.

И все идет своим чередом. Кто-то в обмен на собственную душу проклинает соседа, другой отворяет себе вены, призывая Герцогов ада отомстить за поруганную честь дочери, третий режет горло жертвенному быку, устраивая выкидыш жене давнего недруга. У каждого свои мотивы и свои причины. Кажется, это все-таки лучше, чем вторжение орды демонических тварей из потустороннего мира. Или нет?

При жизни Зло оказывает услуги, после смерти – забирает душу. Все честно и справедливо. В наш мир нельзя впустить больше Зла и Тьмы, чем ты стоишь. А преисподняя уже собрала такой урожай, что цены существенно упали. Конечно, кое-что осталось неизменным – душа праведника, безусловно, стократ дороже души грешника, но праведники-то и не идут добровольцами.

Впрочем, дело не в этом. Просто все знают – Тьма всегда в выигрыше. Она все равно возьмет больше, чем даст. Поэтому в Черные церкви идут либо те, кому терять нечего (увы, многие вскоре понимают, как сильно они заблуждались), либо те, кто уже впустил в душу отблески адского пламени.

Кроме того, на другой чаше весов находится Строгая Церковь и Божественное вмешательство. Равновесие, чтоб его!

…Тот, кем я был до того, как стать Пауком, не особо тяготел к философии, но он разделял черное и белое и старался по мере возможности быть на светлой стороне. Для Паука все стало гораздо проще. Он просто смешал краски. Мир Паука – серый, хотя и в нём нашлось место глубоким и мрачным теням.

– Мессир, могу я предложить вам этих… э… чудесных черных цыплят. – Торговец на глаз оценил мой достаток и предложил самый никчемный товар. – Их кровь умилостивит духов!

– Агнец! – сказал я хрипло. – Мне нужен агнец. Белый. Без единого пятнышка. Еще сосущий мать.

– Э… могу я посмотреть на деньги?

Я снял золотую цепь (усач, должно быть, до сих пор в беспамятстве) и бросил торговцу.

– Твое!

– Хм… – покрутил головой толстяк.

Дворянин, добровольно расстающийся со знаком своего благородного происхождения? Небывалый случай!

Впрочем, босые и татуированные дворяне, наверное, случай куда более небывалый. Но золото не имеет запаха. У него другое свойство – липнуть к рукам.

– Весьма щедрая плата, мессир! Так платят короли! Могу я предложить еще что-нибудь? Есть свежая кровь девственницы. Никакого насилия, все по уговору! За четверть пинты я возьму…

– На алтарь! – приказал я. – Где твои подручные? Пусть тащат его на алтарь.

Не оборачиваясь, я захромал к церкви. Прислужник у входа – плечистый горбун с лицом идиота – услужливо распахнул дверь. Даже сломанный нос не помешал мне почувствовать исходящую от него вонь трупного разложения. Зомби. Похоже, у Черной церкви в Китаре дела идут совсем плохо, если она не может позволить себе даже живого привратника.

Внутри было мрачно, сыро и душно. И снова запахи оказались достаточно сильными, чтобы я смог их учуять – несло серой, гнилью, горелым мясом. В воздухе витали эманации боли, страдания, животной одержимости и низменных страстей. Толстые свечи на шестирогих подсвечниках сильно чадили. Это, конечно, не был чистый трупный воск, но без него не обошлось.

Ко мне подошли двое в черных одеждах. Под капюшонами виднелись традиционные для Черной Церкви символы – треснувшие серебряные пентаграммы. Странно, что металл, губительный для Тьмы, так привлекает её служителей. В лучах пентаграммы заключены простые мистические знаки, складывающиеся в шестой символ – одновременно заклинание и одно из Неназываемых Имен.

– Что привело тебя к нам, брат мой? – голос, донесшийся из-под капюшона, был ровным и холодным.

Ни участия, ни радости, ни желания помочь – исключительно деловые отношения.

– Поиск удовольствий? Желание утолить ненависть? Терзающая душу тоска? Страх, может быть?

– Исцеление плоти! Черная благодать! – выдохнул я.

– О, да. Ты страдаешь, брат мой. Тьма не приветствует муки, которые испытывает смертный. Он достоин наслаждения и земных благ, боль же и страдания – удел зверей. Наша церковь готова помочь тебе… но Герцоги ада не откликнутся на одни только мольбы. Нужна жертва.

Двери скрипнули, и внутрь настороженно вошел подручный торговца – невысокий, хлипкого вида паренек, держащий на руках белого ягненка.

– Твоя жертва радует глаз. А кровь её будет радовать духов Тьмы. Кому из идолов ты поклоняешься, брат мой?

– Это неважно. Любое из имен – лишь отзвук настоящего Имени. Мне нужна Черная благодать! И быстрее!

Фигура в черном молча направилась вглубь церкви. Следом пошел я. За мной – мальчишка с дрожащим ягненком.

Алтарь был накрыт блестящей алой тканью.

– Клади! – приказал я.

Служитель протянул жертвенный нож – с выщербленным лезвием из позеленевшей от времени бронзы. Нож походил на коготь исполинского зверя. Я неуклюже принял его, зажал как мог уцелевшими пальцами, и поднял над слабо барахтающимся ягненком.

Парнишка не сводил глаз с искривленного лезвия, готовый отпрыгнуть в любое мгновение. Наверняка ему случалось присутствовать и при человеческих жертвоприношениях. Закон законом, а демонов трудно удовлетворить одной лишь овечьей или бычьей кровью. Тем более что Черная Церковь принесение в жертву «белого козлика» только приветствует и никаким префектам, естественно, не докладывается. По закону – казнят тех, по чьему желанию человеческая жертва приносилась, и тех, кто непосредственно умерщвлял. Служители Церкви наказанию не подлежат. Они – под особым покровительством.

– …и одари меня Черной благодатью; верни силу рукам и ногам моим, дабы мог я воздать тебе; исцели мои хвори и раны, дабы мог я умножить число их, твоей милостью неся смерть и увечье… – нараспев гнусавил служитель, и я повторял за ним слово в слово.

Черная благодать исцеляет тело, но обрекает душу на вечные муки. Но мне было наплевать. Однажды заложив душу мастерам Сагаразат-Каддаха, я привык использовать её как разменную монету. Кому она достанется в конечном итоге… кто знает? Думать об этом было страшно, поэтому я и не думал.

Вслед за служителем назвав имя шестого Герцога ада, я опустил нож, попытавшись при этом задеть и руку мальчишки. Человеческая кровь, даже если ее мало, лишней не будет. Но гаденыш был начеку и ловко отпрыгнул в сторону. Не дожидаясь окончания ритуала, он выбежал прочь из храма.

Разумно. Зачем искушать судьбу?

Лезвие легко перерезало горло, ягненок задрыгал ножками. Кровь лилась на алое, но на ткани не оставалось и пятнышка. Вся кровь до капли уходила в материю и исчезала без следа. Агнец, наконец, затих.

Жертва принесена.

Я замер, ожидая ответа. Время тянулось медленно и тягуче, будто смола. Тьма может и отказать в благословении, тем более, что душу я продаю не в первый раз.

Сердце отбивало удар за ударом, ничего не происходило, только боль продолжала терзать тело. Кружилась голова, перед глазами прыгали пятна.

– Увы, Герцоги не видят в тебе достоинств, позволяющих заплатить за Черную благодать, брат мой, – развел руками служитель.

И осекся.

Сначала было липкое прикосновение к спине. Потом огненный столп, в который на мгновение превратился мой хребет. И невыносимая боль, с которой осколки костей начали двигаться в теле, складываясь один к другому, словно кусочки бесовской головоломки, разрывая на своем пути связки и мышцы, которые тут же срастались заново. Тело мялось и корчилось куском глины в пальцах гончара. Невидимые пальцы ухватили меня за сломанный нос и с силой дернули, вправляя хрящи. На глаза навернули слезы.

Судороги сотрясали меня, и я кричал, не стесняясь. Так должно быть. Черная Церковь на том и стоит – боль, страх и смерть.

Жар охватил меня, обжигающими пульсирующими волнами прокатился с головы до ног. Кровоподтеки исчезали, раны зарастали, шрамы рубцевались. В искалеченное тело возвращалась былая сила и жизнь.

– Да. Да! ДА!!!

Я подпрыгнул и закричал. Боль исчезла. Исчезла! Служитель одобрительно затряс капюшоном. Пентаграмма качалась на его тощей шее из стороны в сторону.

– Герцоги вняли твоим мольбам, брат мой. Но помни, ничто не достается даром. Боль и увечья, взятые у тебя, должны сегодня же вернуться. И посему ты обязан…

– О, да. – Я, не скрывая удовольствия, потянулся всем телом – как прежде сильным и гибким. И оскалился, точно леопард. – Боли будет много. И боли, и увечий…

Глава 5. БЕЛОЕ ПЕРО

(Генри)

…солнце.

Ходить я учился заново. Шаг левой, шаг правой. Любое усилие вызывало обильный пот, тяжесть в висках и тошноту. Иногда усталость становилась невыносимой – словно гору взвалил на плечи. Хаос подери! Расщелина в затылке. Мост.

Я дотащился до окна и упал в кресло.

Книга.

Что?

Моя книга. Лота. Письмо.

Голова болит немилосердно, перед глазами повисла белая пелена. Мысль о еде вызывает тошноту. Спать нельзя. Что же еще мне остается? Что меня тревожит?

Потом я понял.

К уже имеющимся бедам добавилась новая…

Моя книга пропала.

Трактат «О войне» в первой попавшейся книжной лавке не купишь. Это вам не «Черная магия» Федерико Гануччи. И не банальная «Некрономиконика», которая есть даже у самого последнего школяра…

Это редкость.

Книга о том, как победить Слотеров и ловить рыбу.

Я поднял руку и потрогал лицо.

Дорогой потерь. Тропой достижений.

Шея занемела. Над правым глазом – болевое пятно. У меня потемнело в глазах.

– Х-хаос п-по-ддер-ри, – сказал я. – Чувствую себя так, будто мне действительно оторвали голову.

Где Берни?

Мне нужна моя книга.

Спросить у Берни. Игги-и-ип-п.

Проклятое солнце! Такое ощущение, что у меня на затылке лежит широкая теплая ладонь. И ладонь эта время от времени сжимается.

Когда тяжелые пальцы легли на лоб, сминая его, как кусок глины – я закричал…

…и очнулся.

Ощущение было новым. Я стоял в коридоре (когда я вышел из комнаты? зачем?) и смотрел на две одинаковых двери. Из темного дерева, покрытого лаком, в медной окантовке, с бронзовыми круглыми ручками. Только одна дверь была справа, а другая – слева.

И какая из них моя?

Я посмотрел налево, затем направо.

Не помню.

«В незнакомом месте, – прозвучал голос. – Всегда держись левой стороны, мальчик».

Маран?!

Я оглянулся. Никого. Только белый туман клубится вокруг…

Я подошел и взялся за ручку. Повернул.

Дверь отворилась без малейшего скрипа.

Комната – в точности как моя… нет.

В кресле у окна сидел человек и читал книгу в переплете коричневой кожи.

Медленно, как во сне, я переступил порог.

Я уже видел это лицо. Точно видел. Но – где?

Крючковатый нос, черные усы, впалые щеки – и тонкий вертикальный шрам под глазом. Словно человек фехтовал на рапирах без защитной маски и пропустил неуклюжий замах.

На столе лежала шляпа с широкими полями. На шляпе…

Человек поднял голову – мне стало холодно. Взгляд у черноусого оказался – пронзительный, как укол из третьей позиции…

– Что угодно, мессир? – спросил человек.

И, после недолгого молчания:

– А-а, это вы…

На шляпе было уже знакомое мне белое перо.

Наверное, я везучий сукин сын. Вместо того чтобы вышибить мне мозги на месте – и пистолет, и шпагу я благополучно забыл у кровати – Белое Перо вдруг завел беседу:

– Как вас зовут?

– Г-генри, – заикался я, – Уильямс. Чужое имя норовило застрять в глотке. – Т-тассел. Граф.

– Приятно познакомиться, – сказал Белое Перо. – А я – Дэрек Джекоби. Не граф, – с иронией уточнил он. Даже не надейтесь…

Из широкого рукава на меня равнодушно смотрел маленький дорожный пистолет.

– Вижу, вам тоже очень приятно, – сказал Дэрек.

И я понял: в отличие от меня, «не граф» он – самый настоящий.

– Н-ничего н-не п-п… – выдавил я.

Проклятье, заикаюсь все мучительнее! Как бы не надорваться.

Дэрек молча указал на бумагу и «вечное» перо.

«Зачем останавливать поезд? – написал я. Буквы выходили кривые и крупные, словно перебравшие крепкого вина. – Только не говорите мне про денежные затруднения. Какому-нибудь вконец разорившемуся дворянину я бы поверил. Но вам…»

Дэрек пожал плечами.

– Думайте что угодно, – сказал он негромко. – Впрочем, это не тайна. Кроме денежных затруднений, бывают еще затруднения… э-э, со временем… Когда время – вопрос жизни и смерти… Понимаете?

Еще бы.

– П-по… – начал было я, но быстро исправился и кивнул. Да.

– Я получил некое известие. Очень важное для меня. Пришлось действовать быстро. Мне действительно жаль, что с вами приключилось… такое, – сказал Дэрек. – И мне жаль беднягу-проводника…

Проводника? Берни?

– Приношу свои извинения, Генри. Надеюсь, это скоро пройдет.

Я тоже надеюсь.

Трудновато будет общаться с Лотой… вот так.

– В-вы, – начал было я и замолчал. Потому что Дэрек меня не слушал.

Дэрек смотрел на мои руки, лежащие на столе. Что его так заинтересовало… хаос подери!

– На вашем месте, Генри, – сказал Дэрек мягко, – я бы нанял телохранителя.

Я спрятал руки под стол. Проклятье, проклятье, проклятье! На глазах превращаюсь в развалину. И что самое страшное, я этого даже не замечаю. Я попытался улыбнуться… Попытка не удалась.

Я представил, как берусь за пистолет. А он у меня в руках – ходуном ходит. Я даже курок взвести не могу… От этой картины меня прошиб пот.

– Генри?

Я поднял голову и посмотрел на Дэрека. И понял, что ненавижу в нем и этот шрам, и это ледяное спокойствие. И эту дурацкую, уверенную правоту человека, который держал – и держит! – меня на прицеле. И который прекрасно понимает, о чем я сейчас думаю.

– Генри, я серьезно, – сказал Дэрек. – Найдите какого-нибудь варвара позверообразнее. Чтобы молчал все время, и только иногда жутко и многозначительно улыбался. Варвары это умеют. В Наоле… вы же туда направляетесь? Там сейчас сложно.

– В-война? – в горле пересохло, губы – точно растрескавшаяся земля.

– Скажем так: неспокойно. Когда в тридцати лигах друг от друга стоят две армии, мародеров и всякой вооруженной швали становится ох как много. И дальше будет только хуже. Поверьте. – Дэрек говорил просто, без пафоса или надрыва – поэтому ему верилось сразу и до конца. – А еще лучше, не нанимайте слугу, Генри… Самое лучшее – на следующей станции пересядьте на поезд в обратную сторону.

Я удивился.

– Д-даже т-так?

Дэрек внимательно посмотрел на меня. Словно раздумывая.

– Я знаю много больше вашего, Генри, – сказал Дэрек наконец. – И вы мне почему-то симпатичны.

– А в-вы мне – н-н-нет!

Никогда не думал, что заикам так сложно говорить дерзости.

Но Дэрек лишь улыбнулся.

– Справедливо.

– Туи-и-и-ип! – гудок.

Поезд начал торможение. За окном появилась и плавно остановилась станция. Люди вдруг стронулись с места и забегали, засуетились, принялись что-то делать – словно ожила картина, висящая на стене.

– Кажется, это ваше, – сказал Дэрек. Пододвинул ко мне книгу в коричневом переплете.

Трактат «О войне» великого Эмберли вернулся к законному хозяину…

У меня почему-то вдруг заледенели пальцы.

Мне почему-то показалось, что пока я разглядывал оживающую станцию, этот человек, сидя напротив и улыбаясь одними губами, решал мою судьбу.

Хаос! Я становлюсь мнительным.

– С вашего позволения. – Дэрек встал. Убрал за пояс длинноствольный пистолет с колесцовым замком. – Было приятно познакомиться. Я сойду здесь. Будете в Китаре, навестите меня.

Это даже не звучало как издевка. Просто спокойная вежливость уверенного в себе человека.

– В-взаимно, – сказал я. – Ж-жаль, что у нас получился т-такой р-ра…

– Разговор? – Дэрек усмехнулся. Покачал головой. – Разговор у нас как раз не получился, Генри… мессир Уильямс. Или правильнее сказать, – он сделал паузу, внимательно посмотрел мне в глаза, – лорд Малиган?

Я сжал зубы. Как Дэрек догадался? Или просто – знает? Тогда это уже не совпадение.

– Л-лучше Ришье Малиган, – ответил я медленно. Не хватало еще сказать: «Р-Ришье». – А еще лучше: Ришье Лисий Хвост.

Дэрек поднял брови.

– Тот самый?

– Т-тот с-самый. – Надо же, и в этой глуши обо мне знают! Что бы там Лота ни говорила о «достоин большего», все равно чертовски приятно. – Я-я…

– Никогда не слышал этого имени, – сказал Дэрек насмешливо. – Никогда.