Kitabı oku: «Невероятная зоология. Зоологические мифы и мистификации»

Yazı tipi:

* * *

Икающий лес был полон тёмных тайн. Днём по дороге на юг тянулись обозы с обогащённой рудой, а ночью дорога была пуста, потому что мало находилось смельчаков ходить по ней при свете звёзд. Говорили, что по ночам с Отца-дерева кричит птица Сиу, которую никто не видел и которую видеть нельзя, поскольку это не простая птица. Говорили, что большие мохнатые пауки прыгают с ветвей на шеи лошадям и мигом прогрызают жилы, захлёбываясь кровью. Говорили, что по лесу бродит огромный древний зверь Пэх, который покрыт чешуёй, даёт потомство раз в двенадцать лет и волочит за собой двенадцать хвостов, потеющих ядовитым потом. А кое-кто видел, как среди бела дня дорогу пересекал, бормоча свои жалобы, голый вепрь Ы, проклятый святым Микой, – свирепое животное, неуязвимое для железа, но легко пробиваемое костью.
Аркадий Стругацкий,
Борис Стругацкий.
Трудно быть богом.

Тень, знай своё место!
Евгений Шварц.
Тень.

Введение

Мир животных огромен, сложен и разнообразен. В его необозримой пестроте находят свое место и предназначение амёба и лев, крохотный почвенный клещик и огромный слон. Да и мы, люди, как ни кичимся, считая себя владыками Земли, тоже относимся к этому миру. Недаром английский зоолог Десмонд Моррис, публикуя свою остроумную, полную парадоксов книгу об остатках «звериного» в человеке, назвал её «Голая обезьяна».

Зоология, как и все науки, стремится к точности и чёткости. Уже много десятилетий существует строго соблюдаемый учёными «Международный кодекс зоологической номенклатуры», настоящий сборник законов, который пополняется и улучшается на каждом всемирном съезде зоологов. Это свод правил и рекомендаций, которые должны обеспечить постоянство научных названий животных, чтобы не было путаницы и неразберихи в колоссальном количестве знаний, накопленных за века.

Но никакие правила и кодексы не могут оградить науку от людей легковерных, фантазёров, а то и просто обманщиков. Тем более такую необъятную науку, как зоология. Ведь на Земле существуют многие миллионы видов животных; учёные успели открыть только часть этого удивительного разнообразия. И вот с глубокой древности до наших дней то и дело возникает слух о том, что где-то люди увидели некое необычайное чудовище. Потом о слухе забывают, но он возрождается снова и снова, убеждая немало людей в его реальности.

Легенды, мифы, а нередко и мистификации – постоянные спутники зоологии, вокруг этой науки их больше, чем вокруг какой-нибудь другой. В них, как в зеркале, отражается уровень развития не только науки, но и общества. И эти истории о загадочных существах захватывающе интересны.

Однажды я разговорился об этом с моим другом и коллегой Кириллом Борисовичем Юрьевым, большим знатоком истории зоологии и старой зоологической книги. Недаром он был председателем библиотечного совета нашего института – Зоологического института Академии наук. Мы прошли с ним в библиотеку института и несколько часов рылись в огромных старинных фолиантах. Они оказались неожиданно лёгкими. Их голубоватая, совсем не пожелтевшая тряпичная бумага с причудливыми водяными знаками была намного легче современной. Я впервые держал в руках тома знаменитых зоологов XVII века – Геснера и Альдрованди с вошедшими во все учебники наивными изображениями морского монаха, единорога, «скифского волка», похожего на собаку-пекинеса. В одной из книг со множеством искусно раскрашенных изображений животных под латинскими подписями кто-то гусиным пером с сильным нажимом старательно написал старославянские названия животных. Кирилл предположил, что это было сделано для мальчика Петруши, который мог разглядывать эту книгу задолго до того, как он стал Петром Великим; ведь наша библиотека – наследница библиотеки Кунсткамеры, в которую вошли и личные книги Петра…

– А вот тут есть рисунок чудовища, за которое знаменитый Себа отвалил уйму денег и никак не хотел признать, что его обжулили.

На огромном, в газетный лист развороте двух страниц было изображено воистину нечто удивительное. Семь злобно оскаленных голов вырастали из странного червеобразного туловища с закрученным хвостом, стоящего на двух когтистых лапах. Знаменитая семиглавая гидра!

– Трудно сказать, из чего её слепили. Головы, наверно, от змей или крупных ящериц, туловище тоже от какого-то пресмыкающегося. Может, это задняя половина варана вместе с ногами? Сшито было мастерски, вот бедняга и обманулся. А ведь даже Геснер, веривший в морского монаха и прочие чудеса, ещё за сотню лет до Себы разоблачил такую же фальшивку!

И у нас возникла мысль – а что, если написать книгу о зоологических мифах, легендах, мистификациях – древних и современных. Ведь одни только ринограденции, или носоходящие, обросли литературой, а уж о снежном человеке и разных озёрных чудовищах и говорить нечего! Конечно, надо рассказать и о забавных происшествиях, случавшихся в палеонтологии – как-никак, она родная сестра зоологии. Мы даже набросали план книги и придумали название.

Но накапливались всё новые дела. Я уезжал в экспедиции, писал научные статьи и детские книги. Кирилл тоже был погружён в свою работу, и мы никак не могли выкроить время для нашей затеи. А потом Кирилла не стало, и это было тяжёлой утратой для его друзей и нашей науки. Неброский с виду, со смешной походкой Чарли Чаплина, он покорял любого собеседника добротой, глубоким пониманием людей и внимательностью к ним. Он был интеллигентом в подлинном значении этого слова, питерским интеллигентом. Только после его смерти я узнал, что происходил он из стариннейшего русского рода, одного корня с Колычевыми, Романовыми, Шереметевыми.

Прошли годы. Мне кажется, будто Кирилл стоит за моей спиной и спрашивает, когда же я напишу нашу книгу. И мне остаётся только принять его молчаливый укор – и написать её.

Глава 1. Наивные мудрецы

В древние времена мир был невелик. Люди знали своё селение, его ближайшие окрестности и нечасто выбирались за их пределы. О соседних странах, тем более материках, они знали мало. И в то же время мир был огромен, потому что путешествовать быстрее, чем верхом на лошади или на парусном корабле, было невозможно. Странствия купцов, везущих товары из далёких краёв, длились годы. Многие месяцы занимали военные походы к границам великих империй древности. Годами продолжались и путешествия любознательных людей, желающих своими глазами увидеть дальние страны, что-то узнать и чему-то научиться. Купцы, путешественники и солдаты, возвращаясь, повествовали о вещах странных, необычных, удивительных. Рассказы о том, что они видели своими глазами, перемешивались с историями, услышанными в далёких краях, – о местах, где они не были, и о диковинах, которых они не видали. А люди в те времена были легковерны и легко путали сказки с действительностью. Поверить в единорога или в огнедышащего дракона им было легче, чем в то, что ласточки на зиму улетают в тёплые края, а не зимуют, зарывшись в ил.

И вот греческий историк Геродот, объездивший чуть не весь известный тогда мир – от Египта и Персии до северных берегов Черного моря, пишет о птице феникс, прилетающей в Египет раз в пятьсот лет, когда умирает её отец, и о крылатых змеях, живущих в Аравии. Геродот специально отправился в Аравию, чтобы подробнее узнать о них, и со слов арабов записал, что в начале весны эти змеи летят из Аравии в Египет, но навстречу им вылетают ибисы, не пропускают их в Египет и истребляют. Потому-то египтяне и почитают этих птиц.

1.1. «В Индии среди золотых гор обитают муравьи крупнее лисицы, сильные и свирепые. У них четыре ноги с мощными когтями. Они так сильны, что разрывают человека на куски, если видят его» – так переиначил текст Плиния составитель «Hortus sanitatis», средневекового трактата по естественной истории.

Пишет он и о гигантских, больше лисицы, муравьях, которые водятся в Бактрии и роют норы, выбрасывая наружу золотой песок. Индийцы приходят за ним в самую сильную жару, когда муравьи прячутся под землю. «Нет другого животного столь быстрого, как эти муравьи». Только в наши дни французский путешественник Мишель Пессель распутал эту басню – «муравьями» оказались сурки, в выбросах земли у их нор иногда находят золотые песчинки.

Конечно, не все древние сведения о животных были сказочными. Ещё в каменном веке охотники прекрасно знали повадки дичи. В Месопотамии за четыре тысячи лет до нашей эры скотоводы умели выводить новые породы скота. В древнем Китае одомашнили бабочку, из коконов которой получали шёлк; цикл её развития был досконально известен. Более того, в диком состоянии она вообще исчезла тысячелетия назад.

Но знания скотоводов и охотников переплетались с мифами и фольклором, и причудливые сказания о необычных существах, надёленных сверхъестественными силами, сохранились у всех народов мира. Нередко это покровитель рода, как ворон у якутов и индейцев Северной Америки или медведь-великан, мифический предок эвенков; порой зловредное существо, как волк-оборотень, способный превращаться в человека, о котором рассказывают страшные сказки на обширном пространстве от Франции до Армении.

Другой ужасный волк, гигантский Фенрир скандинавских саг, связан магической цепью, сделанной карликами из шума кошачьих шагов, женской бороды, корней гор и рыбьего дыхания. У китайцев священные животные – феникс, небесная черепаха и драконы. Один из драконов стал родоначальником первых императоров, именно поэтому дракон – символ императора. Драконы бессмертны; они бывают божественные, небесные, земные, подземные, морские. Дыхание их пышет огнём, они вызывают землетрясения и тайфуны. А народы севера Сибири полагали, что землетрясения вызывает ползающая под землей огромная мышь с длинными изогнутыми бивнями; если случайно она выберется наружу, то умирает. Нетрудно догадаться, что речь шла о мамонте.

На юге Франции обитало страшное чудовище Тараска – полузверь, полурыба, пожиравшее путников и рыбаков. «Его зубы походили на лезвие меча, заточенного с двух сторон, и были острыми, словно рога. С каждого бока он был вооружён двойными круглыми щитами. Он прятался в реке и убивал всех следующих мимо, а корабли топил», – говорится в «Житии святой Марты». Марта «окропила его святой водой, осенила крестным знамением и показала ему распятие. Побеждённый, Тараска сделался кротким, словно овца, а святая Марта связала его своим поясом, после чего люди забили его копьями и камнями». От этого чудища получил свое название город Тараскон, славный похождениями знаменитого Тартарена.

А чем плохи славянские чудища, от прилетающего из-за моря Змея Горыныча до свойских, рядом с людьми обитающих лешего, водяного и овинника, шишиги, которая может запарить насмерть, и почти безвредного банника, и, конечно же, домового, который может превратиться в лошадь, собаку или корову? Кстати, домового очень просто вырастить – взять яйцо, снесённое петухом, и носить его шесть месяцев под левой мышкой – вот и проклюнется домовичок.

Но, пожалуй, самые эффектные создания, прославленные многими поэтами, водятся в греко-римской мифологии. Это гарпии – птицы с лицами девушек, вечно голодные и пожирающие блюда на праздничных обедах; многоголовые гидры, одну из которых победил Геракл; эмпуса с ослиными ногами, подручная могучей богини Гекаты; грифоны – полульвы-полуорлы; кентавры, сатиры, наяды, тритоны (они же ихтиокентавры). Тут и химера – дышащий пламенем монстр с хвостом дракона, спереди напоминающий льва, посредине козла; впоследствии химерами будут называть и несбыточные фантазии, и невероятные, неестественные смешения признаков у животных.

О существах не менее удивительных рассказывали бывалые люди. Ктесий, греческий врач при дворе персидского царя Артаксеркса II в IV веке до нашей эры, описал массу персидских и особенно индийских диковин, совершенно серьёзно воспринятых мудрецами древности. Его книга «Индика» дошла до нас только в кратком пересказе, но в античности её знал каждый образованный человек. Именно Ктесий первым рассказал о чудовищной мантихоре, имеющей «три ряда зубов, которые подобны щётке, лицо и уши как у человека, туловище красного льва и хвост, оканчивающийся шипом, как у скорпиона. Она быстро бегает, любит человечье мясо, голос её похож на созвучие флейты и трубы».

Науки зоологии во времена Геродота и Ктесия попросту не было. Ведь любая наука – это прежде всего приведение знаний в стройную систему, а у древних писателей и были, и небылицы перемешаны так, что извлечь из них подлинное знание невозможно. Так было до тех пор, пока не появился один из величайших учёных в истории человечества – Аристотель. Его называют отцом зоологии и логики, он дал начало физике, химии, этике, психологии, теории политики и теории литературы. Немало его концепций и идей не потеряло своей ценности до сих пор, в зоологии его авторитет был непререкаем до XVIII столетия.

1.2. Ужасная мантихора с тремя рядами зубов – как представляли её в средневековье

Родился Аристотель в греческом городе Стагире, отчего его нередко называли Стагиритом (человеком из Стагиры). Его предки на протяжении двух веков были врачами, а отец – придворным медиком македонского царя Аминты III. Аристотель ещё мальчиком учился медицине у отца, а когда вырос, отправился завершать образование в Афины, в Академию великого мыслителя Платона, где пробыл двадцать лет. Три года он был воспитателем Александра, будущего великого завоевателя, сына македонского царя Филиппа, к пятидесяти годам вернулся в Афины и основал свою школу возле храма Аполлона Ликейского, прозванную Ликеем, или Лицеем. Школьные занятия велись во время прогулок в роще, поэтому и учителей, и учеников называли «прогуливающимися» – «перипатетиками» по-гречески. Главными предметами, изучавшимися в Лицее, были биология и история. Всего 12 лет Аристотель преподавал в своей школе – после смерти Александра афиняне объявили его виновным в безбожии и изгнали. Спустя год он умер на острове Эвбее, прожив 63 года и оставив огромное научное наследство.

Немалая часть трудов великого ученого была посвящена зоологии. Среди прочих работ до нас дошла его «История животных» в 10 книгах. Аристотель первым систематизировал животных, разделив их на девять групп. Пять из них обладают кровью; это «четвероногие живородящие» – млекопитающие; «четвероногие яйцеродные» – земноводные и часть пресмыкающихся (ещё в XIX веке их объединяли в общую группу, названную «гады»); «яйцеродные, крылатые, двуногие, летающие, покрытые перьями» – птицы; «живородящие, дышащие лёгкими, безногие, водяные животные» – киты; «яйцеродные, реже живородящие, чешуйчатые или голые, безногие, дышащие жабрами водяные животные» – рыбы. Интересно, что хотя учёный и не признал китов млекопитающими, но и к рыбам их не отнёс.

«Бескровных», как полагал Аристотель, животных, он разделил на четыре группы: «без резкого разделения твёрдых и мягких частей, с внутренним окостенением, с ногами на голове» – «Мягкотелые» (теперь это головоногие моллюски); «многоногие, покрытые роговой скорлупой, защищающей мягкое тело» – «Мягкоскорлуповые» (теперь это десятиногие ракообразные); «мягкотелые, с твёрдой ломкой раковиной» – «Черепнокожие» (то есть все моллюски, кроме головоногих). И, наконец, «многоногие, с телом разделённым на отрезки» – «Насечённые», по-гречески «энтома». От этого слова произошло и русское слово «насекомые», и название науки о насекомых – энтомологии. Но Аристотель этим словом называл и насекомых, и многоножек, и паукообразных.

Система эта, конечно, неполна и несовершенна, но ведь Аристотель был первым человеком, вообще задумавшимся о необходимости такой системы. И как много он увидел и понял! Его главный принцип – устанавливать факты, полагаясь на наблюдения; и теория верна только тогда, когда она основана на наблюдениях. Великий ученый древности писал, что все науки начинаются с удивления, то есть с любопытства, любознательности. И сам он обладал неистощимой любознательностью – свойством, без которого не бывает настоящего учёного.

Аристотель описал около 500 видов животных, среди них 120 рыб и 60 насекомых. Он анатомировал их, ставил эксперименты. Открыл, что у акулы-катрана новорожденный детёныш соединён с матерью чем-то вроде пуповины – это наблюдение было повторено только в середине XIX века. Аристотель описал спаривание головоногих, опять же подтверждённое через много веков. Он исследовал глаз крота, изучил строение внутреннего уха животных, обнаружил, что у куриного зародыша уже на третий день насиживания начинает биться сердце. Изучая морского ежа, он открыл его жевательный аппарат, который до сих пор так и называется – аристотелев фонарь. Первым из европейцев Аристотель проследил превращение бабочки от яйца, «меньшего, чем зерно проса», в личинку-гусеницу: она растёт, пока не превратится в куколку, окружённую подобием ткани, из которой вылетает «крылатое создание, которое мы называем бабочкой». Он наблюдал, как оса, названная им «ихневмоном», затаскивает в норку пауков, как он думал, убитых (на самом деле парализованных) и откладывает на них личинок (здесь он ошибся – оса-помпил откладывает на добычу яйцо). Он узнал, что кукушка подкидывает свои яйца в гнёзда других птиц, а глаза хамелеона могут смотреть в разные стороны – один вперёд, другой назад.

Всюду, где Аристотель пишет о том, что наблюдал сам, он удивительно точен. Но иногда, противореча самому себе, он ставит теорию перед наблюдением – и мы узнаём о вещах, по меньшей мере странных. Например о том, что змея враждует с лаской и свиньёй. С лаской – потому что они едят одинаковую пищу; со свиньёй – потому что она ест потомство змеи. Лиса и змея – друзья, ибо они роют подземные норы. Сокол враждует с лисой, а ворон и лиса – приятели, ибо ворон – враг сокола. Когда сокол преследует лису, ворон прилетает и помогает ей.

Дальше – больше. Блохи, по Аристотелю, возникают из разлагающейся материи, клопы – из влаги живых существ, вши – из плоти животных. «Когда возникают вши, на коже можно видеть маленький волдырь. Если его проколоть, вши выпрыгивают наружу». При многих болезнях, по мнению Аристотеля, вши возникают из человеческого тела в больших количествах. И тут же он добавляет, что вши бывают не только у людей, но и у животных (что совершенно правильно). Но вот на осла, будто бы, не нападают ни вши, ни блохи. Это утверждение Аристотеля особенно понравилось средневековым церковникам – ведь именно на осле Христос въехал в Иерусалим, и отсутствие паразитов на нём – знак Божьей милости. Приглядываться к живому ослу было незачем, ведь Аристотель всегда прав. Лишь в XVII веке был опубликован рисунок вши, найденной на осле.

Но обычно Аристотель осторожен. Пересказывая вещи, в которые трудно поверить, он пишет: «Говорят, что…» или ссылается на источник. Например, он пишет, что в Индии, по словам Ктесия, нет свиней ни диких, ни домашних, но водятся огромные животные, лишённые крови. И тут же добавляет, что Ктесий – писатель не очень добросовестный. Или: «Говорят, что в Ливии (так называли тогда Африку) длина змей ужасна». Выползая из моря, они проглатывают быков и, догоняя галеры, переворачивают их и пожирают команду. «Всегда что-нибудь новое из Ливии». Позднее, в Риме, эта фраза превратилась в поговорку. Когда речь шла о каких-нибудь слухах, спрашивали – «Что новенького из Африки?»

А в Аравии, «согласно рассказам», водятся конепетухи – гипполектрии. И тут же Аристотель пишет о гиппелафе, коне-олене, имеющем гриву, бороду и рога – довольно точная характеристика антилопы-гну.

Участь трудов Аристотеля была, казалось бы, счастливой. И в древности, и в средние века его авторитет был непререкаем. Его книги перевели на латынь и на арабский язык, их переписывали монахи во множестве монастырей – почему и дошла до нас бóльшая часть его наследия. Изучение книг Аристотеля было одним из главных предметов в средневековых университетах. О нём слагали легенды, говорили, что в Сицилии, в Палермо в одном из соборов можно видеть его гроб, подвешенный в воздухе, и народ приходит к нему молиться о дожде и избавлении от всяческих зол.

Но судьба сыграла с ним злую шутку. Средневековые учёные-схоласты, поражённые глубиной познаний Аристотеля, стали считать, что всё написанное им есть истина в последней инстанции. Они не пытались анализировать его труды, отделяя истину от ошибок и заблуждений. Поправлять Аристотеля стало почти что богохульством, сомневаться в написанном им – ересью. А наблюдение природы, главное звено в методе исследований Аристотеля, стало считаться занятием, недостойным истинного учёного. Ведь вся мудрость мира, по мнению схоластов, уже познана и хранится в немногих книгах. Создавать же новые тексты кощунственно. Так труды пытливого естествоиспытателя стали тормозом на пути развития науки.

Влиятельнейший христианский философ и проповедник Святой Августин (V век) писал: «существует иной, гораздо более опасный вид искушения. Имя ему – порок любопытства. Именно он подвигает нас на попытки разгадать недоступные нашему пониманию, ненужные нам тайны природы, познания которых человеку желать не должно». И даже в XVII веке известнейший голландский богослов Корнелис Янсен клеймил «любопытство, прикрывающееся именем науки» и считал, что «мир тем более испорчен этой страстью, чем более она прикрывается личиной добродетели, то есть знания».

Ещё один учёный древности стал в средние века непререкаемым авторитетом во всём, что касалось природы. Это был римлянин Плиний. Полное его имя было Гай Плиний Секунд, также его называли Плинием Старшим в отличие от его племянника, Плиния Младшего, книга писем которого стала одним из замечательных памятников римской культуры.

Плиния нельзя назвать учёным естествоиспытателем подобно Аристотелю. Он был воином, прошедшим многие сражения, администратором, занимавшим высокие посты. Но он был бесконечно любознателен. Всюду, куда его ни забрасывала судьба, он вёл подробные записи о том, что он видел, узнавал или прочитывал – а читателем и слушателем он был отменным. Он делал выписки из множества книг, и сам написал немало. Из-под его пера (точнее, стилоса) вышли книги о римской истории, работа по грамматике, обзор войн Рима с германцами, и даже книга «О метании дротиков с коня», которую он написал, будучи командиром кавалерийского отряда. Ни одна из этих его книг не дошла до нас, зато сохранился главный труд Плиния – энциклопедическое сочинение, названное им «Естественная история». Со времен Плиния это выражение прочно вошло в науку – недаром крупнейшие музеи мира, посвящённые всему кругу наук о природе, называются музеями естественной истории.

Плиний прожил не слишком долгую жизнь – всего 56 лет, но была она яркой и деятельной. Умер же он смертью отважного человека и подлинного учёного. Узнав о извержении Везувия, том самом, которое погубило Помпеи, он послал флот на помощь гибнущим людям, сам отправился на передовом корабле и погиб, задохнувшись в серных парах.

Плиний Младший опубликовал «Естественную историю» своего дяди уже после его смерти. В ней 37 книг. В первой из них Плиний пишет о сочинениях, послуживших ему источниками; их более 100, о многих из них он пишет подробно. Далеко не все они сохранились, некоторые известны только по этим упоминаниям Плиния. Остальные 36 книг охватывают широчайший круг наук: космологию, астрономию, географию, ботанику, агрономию, медицину, фармакологию, минералогию. Зоологии посвящены четыре книги – с восьмой по одиннадцатую. Сначала Плиний делает обзор диких и домашних млекопитающих, а также пресмыкающихся – змей, крокодилов, ящериц. Затем он переходит к рыбам и морским животным, потом к птицам и, наконец, к насекомым и паукам.

Перед Аристотелем Плиний преклоняется, немало у него позаимствовав. Он называет его «муж высочайшего превосходства в любой отрасли науки». Многое одолжил он и у других греческих авторов. Есть у Плиния и сведения, услышанные от разных бывалых людей, и собственные наблюдения. И хотя гордый римлянин порой посмеивается над греческим легковерием, именно заведомые небылицы он охотнее всего повторяет за греками, нередко ещё больше их преувеличивая. В итоге получилось увлекательное, хотя и не слишком последовательное сочинение, в котором реальные факты перемешаны с мифами и фольклором.

Плиний точен, следуя за Аристотелем (там, где Стагирит не ошибался) или описывая то, что наблюдал сам – например, домашних животных или зверей-участников цирковых игр – львов, медведей, крокодилов. Он знает, что крокодилы и черепахи откладывают яйца, что рыбы имеют слух и обоняние, что летучая мышь – единственное живородящее животное, умеющее летать. Его восхищают насекомые, комар для него «удивительное создание природы, наделившей такое крохотное существо всеми пятью чувствами, а вдобавок острым и нежным хоботком». Он пишет об инкубаторах для яиц – в то время их уже применяли. Подробно рассказывает Плиний о жизни пчёл, он знает, что трутни не имеют жала, а рабочие пчёлы могут жалить только один раз, и что у двукрылых насекомых – комаров и мух – нет жала в животе. Он отмечает, что ни одно рогатое (следовательно, травоядное) животное не имеет острых зубов, что по рогам можно определить возраст оленей, что в Альпах обитают белые зайцы, что мыши и сурки делают запасы на зиму.

Порой Плиний критично относится к своим источникам и даже к мифам; он знает, что «птица пегас» и грифон – существа сказочные, ловит предшественников на неточностях и рассказывает забавную историю о том, что когда император Клавдий в одной из своих книг написал о водящемся в Африке «гиппо-кентавре», то префект Египта был так ловок, что прислал императору такое существо в набальзамированном виде. Эта искусная подделка долго хранилась во дворце.

Но, увы, критично относиться ко всему, что он читал и слышал, Плиний не умел. Он был не исследователем, а добросовестным и доверчивым дилетантом. И какое множество невероятных существ разбежалось и разлетелось со страниц его книг! Драконы, крылатые змеи, крылатые лошади (видимо, что-то отличающееся от «птицы пегаса»), животные с головой человека, сфинксы с коричневыми волосами, убивающий взглядом зверь катоблепас, люди без голов, люди без рта, одноглазые люди, птица феникс и змея амфисбена с двумя головами, «как будто недостаточно яда в одной пасти».

Конечно, есть в этом зоопарке василиск. «Он происходит из Киренаики, не более 12 дюймов длины, с яркими белыми знаками на голове, подобными диадеме. Он побеждает всех змей своим шипением и двигается, не извиваясь в стороны, как все змеи, но подняв свою середину вверх. Он не только своим прикосновением убивает кусты и травы, но и дыханием, которое прожигает скалы. Говорят, что всадник на лошади убил его копьем, и зараза поднялась по копью и убила не только всадника, но и лошадь. Существо столь удивительное гибнет от яда ласки; если бросить василиска в нору ласки, ласка убьет его своим зловонием – но и сама погибнет». Как можно бросить куда-нибудь существо, к которому нельзя прикоснуться, Плиний не объясняет.

…Древесные змеи, по Плинию, могут летать как снаряд из катапульты. Живут змеи парами; если убить одну, уцелевшая будет преследовать убийцу.

…Марк Варрон утверждает, что один город в Испании был подкопан и разрушен кроликами, а другой, в Фессалии, кротами. Он же пишет, что племя в Галлии было обращено в бегство лягушками, а город Аминклы в Италии разрушен змеями. Согласно же Муциану, о хвостатых обезьянах известно, что они умеют играть в шашки.

…Римский легат в Олисипоненсе (будущем Лиссабоне) сообщал императору Тиберию, что был замечен тритон (божество с рыбьим хвостом вместо ног), дующий в раковину в некой пещере. Утверждают, что морской человек был замечен в Кадисском заливе, он ночью залезал на борт кораблей и весил столько, что сиди он подольше, потопил бы корабль.

…Слон обладает чувством стыда; оскорблённый, перестаёт есть и гибнет от голода.

…Если дом должен упасть, мыши заранее его покидают.

1.3. Художник, иллюстрировавший «Hortus sanitatis», не очень задумывался над образами морской коровы, морской собаки и морской лошади – он просто приделал рыбьи хвосты знакомым ему животным.

…Олени стадами переплывают море; было отмечено, что они переплывали с Сицилии на Кипр, руководствуясь не зрением, а запахом (расстояние между островами – более 700 км).

…Ежи готовятся к зиме и запасают яблоки; катаясь по ним, насаживают на колючки и прячут в пустых деревьях (эта байка дошла до нашего времени).

…Полип (осьминог) выходит из моря и залезает в баки с солёной рыбой, ибо её запах странным образом привлекает морские существа.

…Петух – опытный астроном, он отмечает пением каждый трёхчасовой период. Это гордая птица, и даже лев, самый благородный из зверей, опасается петуха.

Плиний оказал огромное влияние на средневековую науку; всё, написанное им, считалось святой истиной более тысячи лет. Средневековым схоластам он был даже ближе, чем Аристотель; ведь тот считал, что созданию теории должно предшествовать наблюдение, а это уже пахло ересью. Копии «Естественной истории» хранились почти в каждом средневековом монастыре; её комментировали, не подвергая сомнению, многие десятки учёных.

И всё же, несмотря на бесчисленное количество небылиц, рассеянных на её страницах, наука многим обязана Плинию. Он собрал всё, что в древности было известно о природе, и его труд послужил той ступенькой, отталкиваясь от которой шагали учёные эпохи Возрождения. Только в 1492 году (год открытия Америки!) был напечатан первый трактат, посвящённый ошибкам Плиния; его автором был Никколо Леоницено из города Феррары. Влияние Плиния уменьшалось по мере того, как всё больше учёных сомневалось в достоверности многих его утверждений, и к началу XVIII века он уже не считался непререкаемым авторитетом. Но «Естественная история» навсегда останется ярким памятником античной науки.

Древний мир пал под натиском варваров – вандалов, готов, гуннов. Рушились храмы, горели библиотеки, гибли учёные. Грамотных людей становилось всё меньше, простое изучение грамматики стало «тяжёлым и постыдным проступком», как писал одному епископу папа Григорий I. Неграмотен был даже император Карл Великий. Наука на Западе перестала развиваться, преклонение перед авторитетами стало абсолютным. И самой популярной книгой о животных стал «Физиологус», что можно перевести как «рассказывающий о природе».

Книга эта возникла, по-видимому, в Александрии между II и IV веками. Она состоит из 49 глав (в некоторых вариантах – до 60), повествующих о каком-то реальном или сказочном животном, а иногда растении или камне. При этом каждый рассказ был обязательно связан с назидательным библейским текстом; это было очень важно для читателя тех времён. В раннем средневековье «Физиологус» был почти так же популярен как Библия; он был переведен с греческого на добрый десяток языков, в том числе на старославянский. Самые ранние славянские переводы дошли до нас из XV века, но наверняка эта книга была известна на Руси гораздо раньше.