Kitabı oku: «ВДВ. Врач полка. Армейская сага военного медика»
© Влад Озер, 2018
ISBN 978-5-4493-6496-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Одесса. По дороге на службу
см. ФОТО:1. Памятник основателю города Дюку Ришелье, в профиль.2. Тот же памятник в анфас.3. ЖД вокзал. 4.Одесский национальный академический театр оперы и балета.
Последние каникулы, как и все предыдущие, испарились как утренний туман под лучами солнца. Оставили ребенка у родителей. И направляемся вдвоем с женой в неизвестную еще мне Одессу. В купе, досталась газета от предыдущих пассажиров, «правда», она называлась. И там на последней странице мне на глаза попалась довольно пространная статейка про город, в который теперь лежал мой путь.
А писалось в сем центральном органе печати о том, что отцы легендарного приморского града, совсем руки опустили. Довели южную пальмиру до полного запустения и разрухи. Особо уделялось внимание центральному городскому парку имени Тараса Шевченко. Который превратился в пристанище для бомжей и в мусорную свалку.
Так состоялось мое заочно-предварительное знакомство с хваленой Одессой.
Прибыли мы на вокзал в шесть утра. На календаре было двадцать девятое августа. Поезд причалил к вокзальному тупику под мелодию Утесова « у Черного моря…», которая раздавалась из динамиков на всю округу. Несмотря на то что солнце уже заливало своим светом все вокруг, чувствовалась еще утренняя прохлада которая тянулась видимо от недалеко расположенного моря. Я же еще понятия не имел, что оно совсем рядом.
Прошли внутрь вокзала. Я навел справки в бюро, насчет чем добраться до города Болграда. В справочном, как положено в Одессе, «добросовестно» заверили что поезд по маршруту «Одесса —Рени», транзитом через благословенный Болград, отправляется в двадцать два, ноль-ноль. Даже и не намекнув нам то что есть еще автовокзал, а от него туда ходят автобусы. Мы почему то об этом тоже не подумали. Торопиться вообще то было некуда.
Решили весь день посвятить знакомству с городом-героем. В первую очередь позавтракали в первой-попавшей привокзальной забегаловке. А после приема пищи меня тогда всегда тянуло перекурить. Но оказалось что ни зажигалки и ни спичек в моих карманах почему то нет. Оставив жену возле вещей в зале ожидания, сам отправился на поиски огня. Но как оказалось, на исходе второго года перестройки, прикурить на Одесском ЖД вокзале было не так то просто. Ни спичек ни кресал в ближайших торговых точках не оказалось. Выхожу на площадь перед вокзалом. Она в то утреннее время была почти пустынной. Редкие прохожие неторопливо пересекали ее по прямым и диагоналям.
С левой стороны, на всю торцевую стену какого то пятиэтажного здания, висел огромный, цветной портрет Леонида Брежнева. За все годы своего висения, он был уже достаточно поблекшим. Но тем не менее на нем четко просматривались все дорисованные звезды. После каждого очередного награждения. А вместе с очередной звездой, художник приколист, дорисовывал генсеку и плечо. Звезд было четыре, а значит и плечо удлиняли три раза. Картина была резко ассиметричная, и каждая дорисовка была в своей стадии выцветания. Все это видели, всем было понятно что это наглядная карикатура, но никто даже и не думал ее снять. Не смотря на то что Леонид Ильич на то время уже четыре года как был покойником. По моему картину сняли только после полного развала СССР.
Кто то мне подсказал что спички могут быть в гастрономе за трамвайными путями. Перпендикулярно моему движению, площадь пересекает одессит, лет под шестьдесят, около двух метров ростом. Под мышками у него по арбузу. А живот размером примерно как пять крупных арбузов. При этом сорочка прикрывает его социальный запас только до пупка.
– Скажите пожалуйста, как пройти до гастронома, который за трамвайными путями? Громила притормаживает, медленно поворачивает маленькую головку в мою сторону, и видимо чисто по одесски, «дружелюбно» отвечает:
– А оно тебе надо? После чего спокойно продолжает свой путь. Я стою оторопевший. Но потом вспоминаю что я в Одессе, а здесь видимо так принято общаться с приезжими лохами. Самостоятельно продолжаю свой путь. По дороге действительно пересекаю несколько веток трамвайных путей, и упираюсь в « гастроном».
Захожу, прямо напротив входа отдел- «табак». За столиком сидит одесситка лет шестидесяти, весом минимум полтора центнера. На совершенно пустых полках у нее за спиной, лежит две пачки сигарет «памир». Ну наконец то, здесь то спички должны быть.
– Здравствуйте.
– Здрасте.
– У вас спички имеются?
– Нет.
– Как это у вас и нет спичек?
– Вот так вот.
Пожимаю плечами и продолжаю путешествие дальше по магазину. Но так как там взгляду задержаться не на чем, то через минуту следую обратно. И тут замечаю что от прилавка, табачного отдела отходит двое парней, а у одного из них в правой руке между пальцами зажаты два коробка спичек.
– Ребята, погодите! Они, уже в дверях, притормозили.
– Извините пожалуйста, скажите а вы где спички купили?
– Да вот здесь. Показывают руками и кивают головами в сторону старой жидовской торгашки, с одинокими прилипшими к лысине жирными волосиками.
– Так я же только что у нее спрашивал, и она ответила что у нее спичек нет!? Парни заулыбались в ответ.
– Так это потому что вы в форме, а она продает коробок по пятнадцать копеек. Вот и решила что лучше отказать, чем продавать за одну копейку. Ну, тут уж я даже не представляю какое у меня было выражение лица, потому что когда я повернул свою витрину в сторону прохиндейки, она тут же уныло просычала:
– Вам сколько коробков?
– Один! И кинул ей десять копеек на прилавок. Она молча, медленно отсчитала девять копеек, достала с под прилавка коробок и с тяжелым сопением положила его на столик. Благодарить я ее не стал почему то.
Наконец то я смог выйти и закурить. Мдаа, интересное начало знакомства с Одессой-мамой. Дальше принимаем с женой решение посетить знаменитый рынок, «привоз». Потому как он рядом, впритык к вокзальной площади. Сдаем свои скудные пожитки в камеру хранения, и на легке, куда глаза глядят. Базар как базар. После питерских базаров, этот производил впечатление более колоритного. Длинные фруктово овощные ряды. Пирамидки лимонов, мандаринов, апельсинов. Минимум в три-пять раз цены были выше, чем в Ленинграде. За прилавками исключительно длинные носы и кепки-аэродромы. Зато арбузы и яблоки с грушами стоили копейки. И продавали их в основном продавцы -аборигены, с пригородных сел.
В промтоварных линиях все было привычно серо и скучно. Глазом не за что зацепиться. Галдежь, горы мусора и экскрементов, бродячие собаки и смрад, дополняли картину «знаменитого» базара.
– Пошли отсюда. Говорю жене. Пошли куда ни будь, где хоть воздух может будет почище. Уточнили у прохожих в какую сторону море, и где есть парк, сквер. Нам показали как пройти к парку Шевченко. По разбитой брусчатке, и расплавленному асфальту тротуаров, под уже начинающим нещадно припекать солнцем, побрели в указанном направлении. Удивили тогда юные одесситки. Они шныряли по улицам в каких то разноцветных, прозрачных, марлевых мини юбках. Под которыми по моему ничего больше не было. О стрингах тогда еще никто понятия не имел.
Так и добрели до зеленой зоны. На входе был план-схема парка. Я обратил внимание на то что на набережной есть памятник «неизвестному матросу». Купили два букетика гвоздик.
Вошли в парк. Хотели где ни будь присесть, передохнуть. Но не тут то было. По всем аллеям и дорожкам носились армады дворников. Вперемежку с самосвалами и уборочно-поливочными машинами. Пыль стояла столбом. Шум и гам были такие, как будто здесь творилось какое то столпотворение.
Присесть в буквальном смысле слова было негде. На вопрос к ближайшей тете уборщице, что у вас здесь происходит, она кинула, – генеральная уборка, мать ее ити! И тут я вспомнил статью в «правде», прочитанную утром в поезде. Так вот какая она, руководящая и направляющая роль партии, подумал я. Оказывается еще не все потеряно. Есть еще влияние столичной прессы, на периферию. Или это только окозамыливание?
Стараясь дышать через раз и не на полную мощь легких, вышли на центральную аллею. В конце которой стоял высокий, пирамидальный обелиск. Возле него как раз происходила смена почетного караула. Пионеры в матросской форме, четко выполняли воинский ритуал, заступления на почетную вахту. Здесь дышать было легко, сюда еще не добрались уборщики. Море, вот оно, блестит, до самого горизонта. Мы аккуратно возложили свои букеты гвоздик к подножию памятника. Выдержали минуту молчания, и затем тихонько побрели к берегу.
Здесь кипела своя, пляжная жизнь. Нашли свободную скамеечку в тени раскидистых лип и акаций. Передохнули, насмотрелись на впервые виденное Черное море. Повспоминали книги Валентина Катаева и других писателей и поэтов которые живописали об этих местах. Также я сравнил живой прибой с виденными в питерских музеях картинами Айвазовского. Разницы не было. Мастер творил на полотне реальное море.
Вдоволь насытившись первой встречей с северным берегом южного моря, отправились дальше бродить, без путеводителя. Меня интересовал оперный театр. Благо он тоже оказался не очень далеко. Прошли по набережной, мимо карантинной гавани, и вышли к знаменитой потемкинской лестнице. Спустились по ней и обратно поднялись. Какое благо когда ноги еще молодые, и не чувствуют усталости.
Подошли и постояли возле памятника основателю города Дюку Ришелье. Я тут же вспомнил детские стишки: -если стать на крышку люка, то увидишь чл. н у Дюка. Поискал глазами и нашел ту самую крышку. И точно, стоя на ней, фигура держащего в левой руке свернутый в трубку свиток, грамоту на градостроительство, и складки одежды Дюка чрезвычайно похожи на мужские гениталии. Сходство еще больше усиливается во время дождя, когда со свитка стекает струйка.
И вот наконец добрались до того самого театра о котором я тоже еще в юности слышал целое произведение…
Раз пришел ко мне сосед
Как-то в воскресенье:
– Слушай, друг, пошли в балет
Ради развлеченья…
В зал вошли, места нашли,
Сели, ожидаем.
Рассуждаем, мол, пришли,
А зачем – не знаем.
Заиграли трубы вдруг,
Люстры погасили,
Через несколько минут,
Занавес открыли.
А на сцене – благодать,
Устлан пол коврами.
А штуковина горит,
Разноцветными огнями!
Вдруг на сцену скок козой
Девка молодая.
Срам-то, господи, какой —
Ведь почти нагая! …и в таком духе до конца представления…))
После своего первого визита в театр Фёдор Шаляпин написал жене: «… Был в театре и пришёл в дикий восторг от красоты театра. Я никогда в жизни не видел ничего красивее».
Осенью 1992 года, после своего первого выступления в одесском оперном, Елена Образцова сказала: «Ваш театр – жемчужина. Я пела практически на всех сценах мира, и отдаю предпочтение Вашему театру даже перед венской оперой, сооружённой по проекту тех же архитекторов»
Уникальная акустика подковообразного зала позволяет доносить даже шёпот со сцены в любой уголок зала.
Внутрь нам конечно в тот день попасть так и не пришлось. А жаль. Тем не менее, будем считать что первоначальное знакомство с «жемчужиной у моря» состоялось.
Все что было построено в досоветский период, конечно же впечатляло. Тот же театр и роскошный спуск к морю по Потемкинской лестнице. Если не пришло в запустение. Как например жилые кварталы. Замызганное состояние двориков и двух-трех этажных лачуг. Перенаселенность исторической части города. Зловоние и нечистоты все это конечно же не добавляет шарма. Город построенный над катакомбами*, постоянно находится как на пороховой бочке. Все время существует угроза обвала и провала. А периодически это происходит и реально. Дома в прямом смысле слова рушатся и проваливаются.
Поискали и нашли где отобедать. А затем уже на трамвае добрались на свою базу, железнодорожный вокзал. Билеты мы приобрели заранее. Поэтому слонялись до посадки в вагон по вокзалу и вокруг него. Тогда я узнал что такое Куликово поле. Увидел штаб Одесского военного округа и барельеф Г.К.Жукову на нем.
Прошлись по улице Пирогова и посмотрели на кпп 411 военного госпиталя. Что пришлось весьма кстати в дальнейшем. Теперь я знал где будут проходить лечение мои подопечные. Здесь же случайно, на углу одного из домов увидел мемориальную табличку и барельеф с изображением профиля моего любимого писателя, Валентина Катаева.
Все это находилось буквально вокруг ЖД вокзала, или по близости.
Пришло время, занимаем места согласно купленным билетам, в купе. Вместе с нами поселяется семейство военнослужащих. Он майор, фамилия Беспалов. Едет в туже дивизию что и я. На должность начальника штаба одного из полков. Он уже битый воин, в ВДВ послуживший не один год. Закончил академию им М.В.Фрунзе. И вот по выпуску получил распределение сюда. Жены быстро нашли общий язык. А мой майор, узнав, что я всего лишь лейтенант, старается выдерживать дистанцию. Я его понимаю. Вполне может такое случиться что попаду с ним в один полк. А там я для него буду всего лишь одним из мелких подчиненных.
Болград
см. ФОТО:1. Местный собор.2.памятник А.С.Пушкину в городском парке.3.Штаб дивизии.
Приехали утром на железнодорожную станцию с экзотическим названием Табаки. Мелкий полустанок сельского уровня. Хорошо, что ехали ночью, и я не сразу увидел все прелести Бессарабского края, который сам себе выбрал для дальнейшей службы и жизни. Забираем свои торбы и ищем автобусную остановку. Пока с женой стоим в толпе и ждем рейсовый автобус, за нашими попутчиками приезжает служебный УАЗик. Они погружаются молча, нам не предлагают и уезжают, не помахав ручкой. Тоже понятно, все везде одно и то же – пресловутая субординация.
Но вот и наш транспорт, рейсовый ЛАЗ. Народу набивается под завязку. Сидячих мест для нас, конечно же, не досталось. Едем, дорога разбитая вдрызг, полный салон пыли, на зубах скрипит песок, становится душно, дышать нечем. Здесь мое ухо впервые улавливает какие – то гортанные звуки, режущие мой не искушенный слух. Совсем не понимаю, на каком языке разговаривают аборигены, это не русский, но и абсолютно не украинский язык.
«Что за чертовщина? Куда это я попал? – сам себе задаю вопросы, и пока не нахожу ответов. – Ну, видимо, это местное наречие, с которым я скоро свыкнусь.»
За окнами проплывают непривычные пейзажи. Степь, лесополосы, холмы. Деревьев совсем мало. Серо-желтый пейзаж, выжженной за лето солнцем пустыни. Пожухлая трава и серая пыль на всем вокруг. Да уж, унылая природа. А вот и дувалы вместо заборов. Глинобитные дома, и рядом, на обочинах, сохнущие кирпичи самана.
«Так это я еще в Украине или уже в какой то части Азии? – лихорадочно соображаю.»
Но вот, наконец, потянулись хорошо знакомые бетонные заборы, которые у нас бывают или вокруг промышленной зоны, или вокруг воинских частей. Вслед за ними по правой стороне появились двухэтажные «хрущевки» – лачуги, а затем по обе стороны, четырех и пятиэтажные корпуса.
«Ну, неплохое начало для города в двести тысяч,» – продолжал думать я.
– Это пригород? – спрашиваю у рядом стоящего местного жителя.
– Да, – отвечает он.– Вот сейчас, за перекрестком, уже начнутся городские кварталы.
Действительно, проезжаем перекресток, и он даже со светофорами, как положено. Как потом оказалось, такой только один из четырех во всем городе. А за перекрестком снова потянулись саманно-глинобитные одноэтажные лачуги, за все теми же дувалами, но изредка уже и за обычными кирпичными или деревянными заборами.
– Не понял, -снова обращаюсь к рядом стоящему попутчику, – так это что, и весь город такой одноэтажный?
– Ну, да, а какой он еще должен быть? -удивляется уже немолодой пассажир, который, по всей видимости, в своей жизни других городов и не видел.
– А эти дома, пятиэтажные, что вначале были, это кто там живет?
– А, так это военные городки. Там живут такие как и вы, -отвечает он мне безразличным голосом.
«Вон оно что!» – наконец, доходит до меня.
А тем временем автобус останавливается и водитель сообщает: -Центр города. Кому надо, выходите.
Выходим.
Классика, базар, вокзал, милиция. Все это сосредоточено вокруг зачуханной хибары с поблекшей вывеской, «Автовокзал».
«Вот это я попал!» – мелькнуло в сознании.
– А где здесь ваша гостиница? – интересуюсь у прохожего.
– А вот по левой стороне обойдите базар вокруг, и на следующем перекрестке увидите. «Золотой колос», называется. Делать нечего, пошли.
Проходим мимо, видимо, центрального входа на местный базар. Вокруг суетится народишко. Какие – то старушки в засаленных кожаных, овчиною внутрь, безрукавках, и в черных, завязанных по самые глаза платках, в таких же кацавейках и мужчины, но в овечьих папахах на головах. Под забором – телеги, на них в мешках визжат свиньи и блеют, привязанные к возам овцы. В некоторые тележки вместо лошадей впряжены ишаки и ослики. Изредка мелькают военные в ХБ-цвета хаки, полевых фуражках, в сапогах и при портупеях.
На улице уже припекает. Идем вокруг сплошного бетонного забора по разбитой вдребезги брусчатке из местного камня-песчаника. Под забором – горы мусора, вперемешку с лошадиными, собачьими, овечьими и прочими экскрементами.
Но вот и следующий перекресток, а за ним на двухэтажном домике видим табличку «Дом колхозника». Чуть ниже, более мелким шрифтом, написано: Гостиница «Золотой колос». Заходим, в регистратуре уточняем. Да, места есть. Общие, в одном номере на двенадцать человек. А женские? Нет, все вместе будете, если желаете. Переглянулись мы с супругой, но деваться – то некуда. Оформляемся. На втором этаже- большой номер. Солдатские железные, расшатанные кровати стоят рядами, как в казарме.
А там уже и поселенцев навалом. И все «наши» лейтенанты с женами. Хорошо, хоть пока без детей. Оказывается, они тоже только что поприезжали автобусами и поездами, попутками, короче, кто как смог, так и добирался. Быстро знакомимся. Медиков среди них нет. Все десантники. В основном, с Рязанского десантного училища, но есть и с Коломенского артиллерийского, и с других. С тыловых, автомобильных и прочих и прочих. Они уже и другие номера позаселяли. Короче, колхозникам, пока что здесь делать нечего.
В ходе общения кто – то говорит, что в гарнизоне по идее должна быть своя, военная гостиница. И точно, уточняем у местной администраторши, оказывается, есть такая. Находится на окраине там, где военные городки. Собираемся несколько человек, едем местным маршрутом автобуса туда, но там, оказывается, таких как мы – уже давно битком набито. Подтоптанная хозяйка трехэтажного « Отеля» по фамилии Чиркова, как бандерша в притоне, рыло задирает, разговаривать с нами вообще не желает. Плюнули, растерли и вернулись в колхозный дом, не солоно хлебавши.
Для того, чтобы жены могли переодеться, натягиваем простыни, и имитируем стенку-перегородку, поворачиваем головы в противоположную сторону. Здесь никто и не страдает по поводу такого бедламского поселения. Женщины уже накрывают общий стол, каждый вытягивает свои припасы, взятые в дорогу. Шум, гам, смех. В общем, весело. Окна из комнаты выходят на две стороны. С того, которое на торцовую, видны ворота базара с противоположной стороны. А прямо, справа от ворот, высится гора, именно, гора арбузов.
Предлагаю одному из только что приобретенных друзей сходить разведать, по чем местные нитраты, хотя в те времена о нитратах еще никто и не догадывался. И добавить их к нашему столу. Идем, спрашиваем у пацанов:
– Почем чудо-ягоды?
– По три-пять копеек за килограмм, – отвечают ребята – колхозники. Практически даром. Выбираем, которые на наш неискушенный взгляд самые, самые. Набираем, сколько можем унести, а заодно покупаем персиков, помидоров и огурцов. Отобедали на славу. Приняли по пару капель для снятия негативных впечатлений от знакомства с захолустьем. И сразу жизнь показалась не такой кошмарной, какой она была на самом деле.
Под вечер новоиспеченные друзья, настойчиво предлагали прошвырнуться по местности, но я отказался, ссылаясь на старость и усталость. Правда, договорились, что если они наткнутся на что – либо достойное внимания, то чтобы меня свистнули. На том и порешили. В десять, как обычно, несмотря на коллектив, я забрался в свою кроватку. Уснул быстро и крепко. Проснулся от того, что кто – то раскачивает мою кровать. Первая мысль была, что друзья нашли что -то реально интересное, и решили меня пригласить, поэтому я даже успел еще пробормотать, что сон для меня дороже приключений, что не надо меня будить, и никуда я уже не пойду.
Но тут кто- то начал орать, что в гостинице пожар. С другой стороны, голос визжал, что в гостиницу ударила молния. Ну, тут уж я мгновенно откинул в сторону одеяло и остатки сна. А когда раздался уже четвертый вариант, и кто-то из жен завопил, что это землетрясение, тут уж я и ноги сбросил с кровати на пол, в поисках тапочек.
Дверь в нашу комнату открывалась и закрывалась самостоятельно, кровать моя раскачивалась без чьей -либо помощи, а плафон под потолком болтался со стороны в сторону, как язык в церковном колоколе. За окном бушевала буря, дождь заливал окна сплошным потоком, и беспрерывно сверкали молнии. Жильцы номера находились в самых разных позах готовности к бегству. Одни, как и я, сидели в кроватях, свесив на пол ноги. Другие, обернувшись в простыни, как в тоги, напряженно застыли. Третьи выглядывали в окна. Короче, живая картина Карла Брюллова «Последний день Помпеи».
Но стоило мне прикоснуться босыми ногами к холодным половицам, как все одновременно и мгновенно прекратилось. Остановилась дверь и плафон, кровать прекратила шататься. За окном прекратился дождь и молнии исчезли. Удивительная метаморфоза природы.
Некоторые жильцы настойчиво предлагали идти на улицу и там дожидаться рассвета, потому что, мол, сотрясения бывают минимум парными, а то и целая серия подряд. Три -четыре рязанско-коломенских барышень-лейтенантш, заразив паникой и мою жену, все – таки выскочили в чем попало на улицу. Надышавшись озоном, и продрогнув до косточек, минут через пятнадцать возвратились. Другие, ссылаясь на личный опыт, заверяли что ничего уже больше на сегодня не повторится. Я посмотрел на часы. Двадцать минут на первый час. И согласился с мнением последних. А пусть будет что будет! Через пару минут продолжал спать аки младенец. И слава Богу, до утра ничто уже нас, и меня в том числе, не беспокоило.
Встал как обычно в шесть ноль, ноль. Утренний туалет и моцион вокруг гостиницы. Вроде никаких видимых разрушений. За завтраком приняли решение, что девушки остаются дома, а мальчики выдвигаются в штаб дивизии. Нужно было в первую очередь посетить отдел кадров, и своих, предполагаемых начальников.
Шли в штаб по дороге, уточняя маршрут у аборигенов. И тут же обращали внимание на последствия ночной стихии.
Да, кое – что попадало, развалилось. Это печные трубы, кирпичные ограды по краям крыш румынских домиков и даже некоторые заборы. Кучи строительного мусора. Короче, упало все, что должно было упасть и потрескалось все, что должно было дать трещину. Кто – то из наших нес в руках миниатюрный радиоприемник, по которому шли последние новости. Мы остановились и прослушали, что эпицентр землетрясения был где – то в Румынии, и что значительные разрушения произошли в Кишиневе, по всей Молдавии. И что даже имеются человеческие жертвы. Так я впервые столкнулся с таким природным явлением. Много еще раз мне пришлось видеть воочию и переносить эти тряски, но по сравнению с тем, что мне пришлось со временем увидеть в Спитаке, это были даже не цветочки.
