Kitabı oku: «Хроники Бальтазара. Том 3», sayfa 2
III
За полночь в лагере старик Велетир под восторженные возгласы и оханье молодых бойцов показывал, сидя за столом, фокус с ножичком, быстро перебирая им по промежуткам между пальцами расставленной на серой дощатой поверхности пятерни.
– В старом дайконском храме одна старуха как-то забыла зонт, – умудрялся он ещё и байки травить в процессе опасного представления. – А столетия спустя одна юная теньши, убегавшая от похотливых желаний своего господина, среди ночи заскочила…
– Наступают! Наступают! – вбежал короткостриженный хрипатый мужичок с широко раскрытыми глазами к солдатам в столовую, а вокруг вовсю забили тревогу и принялись разжигать костры.
За его спиной блеснул в блеске чародейских молний и вернувшийся Бальтазар. Подходящий к дверям некромант был с припорошённой снегом причёской, суровым взглядом и словно застывшими в недовольной кривой гримасе губами. Ильдар и Люция тоже были здесь, в накинутых на плечи волчьих плащах они уставились на лорда весьма разнящимся меж собой взором.
Ильдар уверенно кивнул, готовый тут же двинуться помогать с защитой не просто военного лагеря, а всей пограничной территории. Люция же выглядела растерянной. Ни воевать, ни колдовать она не умела. Боялась за Бальтазара и не знала, куда же ей деться. Воины и их седой генерал похватали оружие и дружно ринулись наружу гурьбой, готовые сражаться за родные края и отвоёвывать занятые деревеньки обратно.
Впрочем, с уверенного и боевого их настрой и взгляд сменился, едва они увидели воинство покорных живых мертвецов, стоявшее позади некроманта. По костям и гниющей плоти ползали личинки, жучки и сороконожки. Едва сложенные вместе кости окружало яркое сиреневое свечение. Пустые глазницы горели, казалось, каким-то потусторонним огнём из чёрной бездны своего черепа.
Велетир взбадривал бойцов, призывал им не обращать на «зомбаков», как он выразился, никакого внимания и вёл вперёд к частоколу, где со сторону заснеженного поля уже подступала дайконская армия. Щуры с узким разрезом глаз неслись вперёд под весом составных пластинчатых доспехов. Сначала вооружённые двуручными чуть изогнутыми мечами, потом с двумя клинками разом.
Воздух пронзило зловещее шипение стрел. Присвистывая, те рассекали морозную ночь, успевая лишь сверкнуть остриём и гладким бамбуковым древком в танцующем свете пламени сигнальных огней. Кто успел, поднял округлые щиты. Ильдар сотворил расходящийся пламенный купол, яркий подле него, но всё сильнее угасающий своим сиянием по мере расхождения, пока тот совсем не растворялся в ничто.
Заклятье успевало подпалить ворох стрел в воздухе. Иные попадали в живых мертвецов, не принося тем, казалось, никакого вреда и дискомфорта. Что-то ударялось о кости или сбивало пару из них наземь, как бы отрывая куски, что-то застревало в гниющей плоти. Иные пущенные снаряды оказывались где-то в рёбрах или красовались своим волнистым, похожим на стружку, оперением из пустых глазниц. Никто даже не дрогнул, воинство мёртвых послушно стояло и ждало приказаний своего повелителя, пока к заставе приближались вражеские мечники.
Ополченцы и сам старик-генерал с драгунской шашкой встречали набегавших на них дайконских пехотинцев. Щуры с волосами, собранными в хвост либо пучок на макушке, иногда с широкой повязкой на лбу, изредка в гладких шлемах или пластинчатом кабуто с торчащими рогами яростно неслись на гарнизон, не только разя местных воинов, но и сокрушая опорные столбы башен, снося ворота и стены.
Велетир с необычайной для своих годов ловкостью парировал сразу двоих. Взять над ними верх, увы, не мог, пятился да отступал, но прикрывал спины своих бойцов, умудряясь следить за ходом сражения и отдавать команды. Повинуясь его приказаниям, те, кто и прежде служил в деревенской охране да городской страже, формировали отточенные построения.
Те же, кто прежде занимался ремеслом и лишь сейчас был вынужден вступить в армейские ряды, сражались как могли, но слабину не давали. Нехватка опыта отчасти компенсировалась комплекцией. Несмотря на доспехи, можно было легко заметить, что агрессивные дайконцы не отличаются горой мышц, большим ростом и крепким телосложением. В основном, судя по видневшимся лицам, воины их были довольно худощавыми и мало чем примечательными. Чаще всего гладко выбритыми, но встречались, конечно, и щуры с различной формой усов и бороды.
Позади первых отрядов вышагивала, словно не боясь мороза, в серебристо-белом одеянии с расплывающимися по воздуху, как по воде, лентами шла черноволосая женщина. Движения её одновременно казались и плавными, и довольно уверенными. Это было похоже на ритуальный танец и боевой марш, совмещённые в каждом отработанном движении. В руках её сверкали боевые веры, будто составленные из скреплённых в рукояти извилистых кинжалов. Лёгкое, но помпезное одеяние – кимоно «хёмонги» содержало голубоватый рисунок ниспадающий с плеч на рукава. Лицо её было бледным, как у призрака, белым, словно фарфоровая маска, – столь блестел в лунном свете нанесённый грим-макияж.
А правее неё из темноты выползал целый сонм уродливых созданий, стремглав понёсшихся на гарнизон. В разгар загремевшего сражения эти твари до визга пугали не подготовленных к их внешнему виду оборонявшихся. Были здесь и собачьи головы с щупальцами-хвостами. И похожие на гоблинов рыбоглазые прямоходящие существа с шипами и перепонками. Создания, внешне похожие на нагих черноволосых женщин с грудью без сосков и хвостом, только лица их напоминали змей или жаб. А были и наоборот, змеи с головами, походящими на уродливого человека.
Какие-то вертящиеся червеподобные чудовища, вьющиеся спиралями и вытягивающие свои шеи и конечности. Кусающиеся парящие головы, полные украшений, покрытые росписями и мерцающими татуировками. Лохматые тёмно-серые существа с длинными шершавыми языками, что скакали на корточках и передвигались на четвереньках, как обезьяны, имея короткие задние и крупные передние лапы. А ещё средь них ползали существа, внешне напоминавшие голого обезглавленного человека, ходящего задом наперёд, чей единственный глаз зорко выскакивал меж ягодиц. К подобному зрелищу даже байки деда-генерала молодых воинов не готовили.
Кто бежал в панике, бросая оружие. Кто сходил с ума или попросту отвлекался, лишаясь жизни в бою. Многих задевали и стрелы, так как чары купола Ильдара уже рассеялись, а тот спешно составлял некое, подобное бутону, мерцающее рыже-жёлтыми переливами заклятье от жутких тварей, не особо представляя, что они такое и как с ними справляться. На обороняющихся нападали и воины, и монстры, но, спасая местное ополчение, Бальтазар направил к месту сражения свою поднятую из могил армию.
Глядя, как мертвецы расправляются с инородной нечистью, солдаты кое-как начали приходить в себя. Возвращались к построению, прикрывали друг друга, отражая удары. Но едва живые или зомби своими клинками отсекали головы, руки или разрезали пополам вражеских самураев, как те рассыпались в песок и заново собирались вместе со всеми конечностями, доспехами и оружием.
– Это ещё что за магия, – покусывал губы Ильдар, испуская с янтарного навершия своего посоха светящиеся шары, создававшие защитные барьеры.
Любая отрубленная конечность вражеского воина обращалась в горстку сухого песка, а культя начинала рассыпаться, пока все горстки не объединялись вновь и не формировали повреждённый кусок тела. Да и не только тело: стоило этим воинам сломать клинок, как и он формировался заново из песчинок, а потом опять блестел в свете луны настоящим разящим металлом.
Некромант закончил сооружать ладонями вокруг себя чёрных волков со скорпионьими хвостами, ринувшихся усмирять нрав захватчиков. Сотканное из тёмной магии зверьё кусало врагов, разило когтистыми лапами, а когда те окружали любое из этих созданий, то скорпионий хвост раздваивался несколько раз, создавая целый пучок извивающихся отростков с толстыми иглами жала на каждом.
Бледно-зелённые каппы – водяные демоны с клювами и черепашьими панцирями – имели гладкую ледяную макушку и растущие во все концы от неё лохмы. Одноглазые ямаваро были ростом с ребёнка, имели густой мех и длиннющие ноги. Самые разные твари, невиданные в этих краях, сейчас бежали в бой, но были поражены цепью разросшихся молний.
Некромант буквально в воздухе формировал траектории, по линиям которых ударит пущенный мощный разряд. Прямые дорожки, ломанные линии, кривые изгибы – пальцы так и плясали в воздухе во время многочисленных пассов рук. Казалось, все бугры на ладонях пульсируют, мышцы сводило приступами боли, а сдавленно кричащий Бальтазар продолжал сооружать всё новые разящие заклинания.
Молниями удалось одолеть и некоторых представителей песчаного войска. Если те были в своём «рассыпанном» стоянии, то обращались от трескучих разрядов в груды стекла. Из него уже воины не восстанавливались, но этого всё равно было мало. Ополчение только и отступало.
Частокол принял на себя ряд уродливых, стремглав несущихся монстров, но военный лагерь разносило в щепки подкрепление. Бальтазар было ринулся вперёд, но бессмертные песочные стражи попросту не подпускали его к своей военачальнице, закрывая её и преграждая путь даже в чародейских рывках.
Лорд Кроненгард просто ударялся о глыбы песка. О воинов, рассыпавшихся перед ним, будучи рассечёнными магией и чёрным клинком на несколько кусков. Их оружие не выдерживало сопротивления чёрного клинка и ломалось, но запасные мечи то и дело грозились пронзить мундир Бальтазара, оплавляясь в раскалённую капающую жилу буквально за дюйм до его тела, а то и зависнув на расстоянии с ширину ногтя между остриём и нарядом чернокнижника.
Пущенные в разные стороны два голубоватых черепа, оставлявших хвост-след, словно кометы, сходились в единой точке, взрывом с густым синим дымом атакуя отряды наступающего врага. Деревья тряслись, некромант видел, как во все стороны средь кустов разбегаются встревоженные лесные обитатели – барсуки, лисы, еноты. Кто лез на дерево, кто стремглав мчался куда-то в черноту чащи. В своих норах под снегом им оставаться уже явно не хотелось, не чувствовали они там себя в безопасности, когда здесь творилось такое.
Ильдар обратил свои барьеры густой сдерживающей субстанцией, позволявшей ополченцам отступать. Вражеские чудища, оказавшись внутри рыжеватого поля, будто попадали в какую-то густую слизь, болото или гигантское желе, проползая и прорываясь сквозь подрагивающие вязкие комья.
– Бери Люцию и уводи отсюда, – велел Бальтазар чародею. – Двигайтесь в следующий лагерь или поселение, где генерал будет оборудовать гарнизон. Слышишь, он зовёт к отступлению? Иначе все тут полягут.
– Милорд! А вы?! Как можно?! – дивился маг, ещё ярче посохом освещая ночную округу.
– Хочешь победить армию, убей её генерала, – ринулся некромант в сторону статно вышагивавшей женщины в серебристом кимоно. – Будут всякие наглые вампирши мою землю топтать, отсеку сейчас ей башку. Проверим, чего новый меч стоит. А ты девчонку защищай!
Белоликая военачальница имела гладкие черты лица, маленькие очерченные чёрным губы и подведённые миндалевидные глаза, преисполненные черноты, а вот зрачок её выделялся бледно-жёлтым необыкновенным цветом, как будто на фоне ночного неба светила полная луна.
Внешне она казалась женщиной удивительной красоты. Мягкие расчёсанные волосы в сложной причёске с пучками и отпущенными прядями, стройная фигура, подчёркнутая национальным изысканным нарядом из дорогого шёлка с красивой росписью, но вот взор её был сосредоточен и холоден. Некромант не видел в ней злобы, однако по одним только этим глазам было понятно, что свой захват эта дайконская леди просто так не остановит.
Незнакомка разложила в воздухе свой веер на составные кинжалы, как бы перебрасывая их перед собой спиральными движениями рук, держа их, словно телохранителей, подле себя. Бальтазару, сумевшему на краткий миг избавиться от песчаных стражей, теперь предстояло биться будто бы с вооружёнными невидимками, сражаясь чёрным клинком с летающими по воздуху длинными лезвиями из веера.
Это напоминало бой одновременно с несколькими противниками. Порхающие кинжалы норовили пронзить то сзади, то слева, то справа. Не подчинялись обычным законам, могли взмыть куда выше, чем способен замахнуться привычный оппонент, или атаковать издали резким неожиданным выпадом, заметить который довольно сложно.
Несколько пропущенных таких ударов стоили лорду Кроненгарду изодранного мундира и ряда глубоких порезов. А вот пробиться сквозь «невидимок» к иноземной чародейке у него никак не получалось. Он и сам сотворил вокруг себя вращающиеся тёмные клинки, набиравшиеся силы и твёрдости, лязгающие в парировании об носящиеся по воздуху кинжалы, но их обладательница была преисполнена коварства.
Черноволосая парящая дама сама чуть приподнялась в воздух, взмыв в левитации. После чего, ни разу за бой не изменившись в лице, вдруг дрогнула уголками губ, вновь притянула свои лезвия в форму вееров и принялась изламывать чёрные колдовские мечи на осколки. Те таяли язычками полупрозрачного исчезавшего дыма ещё до своего касания заснеженной земли. А затем женщина элегантным взмахом направила их вперёд, надеясь поразить хоть одним из стремглав полетевших клинков Бальтазара.
Тот ощутил, как мерцающие острия пронзают и ломают выставленный барьер. Чужеродная магия была довольно могущественной, оплавить их, замедлить и остановить у него возможности не оказалось. Пронзённый ворохом кинжалов он вмиг оказался пригвождён к земле, издав столь громогласный вопль боли, что отвлёкся даже Ильдар-чародей, защищавший деревню изрядно поодаль. Изогнувшийся в агонии Бальтазар был ранен насквозь дважды в живот, в оба плеча, в левое бедро, сквозь левую ладонь, но кое-как жмурящимися глазами взглянул на приближавшуюся соперницу.
Силы, казалось, его покидали, разум не мог сосредоточиться из-за пульсирующих ран, словно на допросе у церковной инквизиции. Вокруг уже заново собирались рассыпанные им воины, так что выигранное время ускользало буквально как песчинки в стеклянных часах. От чародейки будто расходился какой-то морозный ветер, удерживающий «текущие» в разные стороны ленты декора и струящиеся с концов сложной причёски пряди ухоженных смольно-чёрных волос.
Каждое движение и даже полное бездействие казались немыслимой пыткой. То и дело с окровавленных мужских губ скрывались крики и стоны, яростный рык в попытках вынести и вытерпеть, но не потерять ни сознание, ни рассудок. Умирать прямо здесь и сейчас некромант не собирался.
Свободной рукой, сколь было энергии во внутренних ресурсах, с усиленной концентрацией, вкладывая в чары всю собственную боль и ярость в разряды, лорд Кроненгард сотворил несколько слетевших с лезвия меча молний, не позволявших остекленевшим глыбам обратиться самураями бессмертного войска. Тем временем на зов к нему подступали и вооружённые чем попало мертвецы.
Черноволосая военачальница жестами рук, подойдя ближе, вырвала свои клинки из плоти некроманта под гулкий мужской стон жертвы, собрав из них сверкающие веера. Будто в движениях грациозного танца под лунным сиянием женщина окружала себя защитным заклятьем, а потом вновь выпадом вперёд распустила предметы из рук новым ворохом острых лезвий.
Они поразили подходящий отряд зомби, проламывая черепа и грудные клетки. Однако те тоже по мановению пылающей сиреневой ауры и воли пробудившего их чернокнижника вновь поднимались и собирались обратно в готовое сражаться войско, раскрывая рты и издавая пронзающее до мурашек злое потустороннее шипение. Это столь удивило таинственную особу, будто она никогда в жизни ничего подобного не видела. А Бальтазар старался, как из последних сил.
– Что? Думала, одна ты на такое способна? – кряхтя, криво усмехнулся окровавленный некромант, отползая назад средь ног ковылявших к сопернице мертвецов.
Те набрасывались на обидчицу. Били в прыжке, замахивались мечами, кусали – по крайней мере, пытались. Едва оружие касалось защитной капсулы, как та сверкала, наполняясь серебристым свечением, и отталкивала оживший скелет со взрывом, разбрасывая кости прочь в разные стороны. Зомби, пытавшийся ухватиться зубами ей за руку, покрывался льдом и с треском распадался на куски, собственными осколками пронзая насквозь рядом стоящих.
Разомкнув свои чёрные губы, черновласая дева из Нипа со свистом метели создала стрекочущее мелкими льдинками морозное дыхание, собираясь застудить приподнявшегося некроманта на месте. Тот мог лишь закрыться не раненной рукой с клинком, сотворяя подобие чёрного щита с уродливым черепом, как если бы у костей была эдакая своя мимика, способная на озлобленные гримасы. Бальтазар начинал подозревать, что перед ним не отнюдь не вампирша, как поначалу казалось. И от такой чужеродной магии чёрный щит мог и не сберечь.
Всё тело чернокнижника ощущало слабость от обилия кровопотери, обращаясь от многочисленных ран в один клубок накатывающей волнами боли. В глазах темнело, конечности уже плохо слушались. Было явное ощущение, что этот бой он проиграл, что соперница готова к нему и превосходит во всём. В груди был жар, в сердце – тьма, а вот всё остальное будто бы похолодело от ощущения приближающейся смерти.
Яркий поток света ударил чародейке прямо в лицо, отбрасывая назад. Ильдар спешил сквозь мертвяков и подрагивающие останки, собиравшиеся уже не столько в прямоходящих воинов, сколько в каких-то аморфных големов с несколькими черепами и руками.
– Идёмте, милорд, разлеглись тут, привал устроили, некогда отдыхать, – оттаскивал по плотно примятому снегу и слегка приподнимал некроманта чародей, приговаривая.
Сверкающий янтарный посох дарил тёплый свет, расползавшийся аурой исцеления, а чародейские агаты, что всегда были при смуглом чародее, наоборот, давали эдакую прохладу облегчения в местах ранений. Два серьёзных увечья в живот мешали Бальтазару толком ощущать своё тело. Сквозная рана в бедре не давала подняться на ноги. Там и тут были также порезы, ныли пронзённые плечи, зато почти потеряла на морозе всякую чувствительность продырявленная левая кисть. Правда, от этого Бальтазару было лишь хуже. Отморозить что-нибудь до полной ампутации очень бы не хотелось.
Из темноты наступали новые войска. Лорд Кроненгард проговорил заклинания, притупляющие боль. Ими он постоянно пользовался: уловка чёрных магов, когда раны слишком велики и собственные ощущения лучше притупить, чем использовать с вектором внутренней ярости. Правда, откат потом настигал в том числе и от них, что рисковало усилить боль или последствия: судороги, паралич, разрыв сосудов, внутренние кровотечения. И всё же сейчас он полагал, что может позволить себе такой риск. Видимо, надеялся, что Ильдар поможет целительством, как тогда в Яротроуске.
– Милорд, а вы правы, неплохо бы вам сбросить пару фунтов, – пыхтя, тащил Ильдар истерзанного некроманта по снегу.
Некромант пошевелился, будто пытался встать на ноги, что без помощи смуглого бородатого чародея бы ни за что не получилось, но тело не слушалось. В лучшем случае он и сам, будто зомби, заковылял бы вслед отступившему войску, но истерзанные ноги не желали стоять и напрягать повреждённые мышцы даже в сиянии целебных камней. Удалось лишь одной здоровой рукой держаться за мантию и утеплённый кафтан своего спасителя, заставляя того притормозить.
Территория лагеря и возведённый гарнизон, и опустевшие деревни были отданы под натиск врага. Этот бой они проиграли, что, быть может, стоило чернокнижнику жизни. Он был не готов к этой воинственной ведьме из Дайкона. Часть поднятых мертвецов была повержена и разрушена в труху. Сил поднимать тех, кого ещё можно было собрать по кускам, уже не осталось. Сознание меркло: слишком много крови было потеряно от этих ранений.
– Я же… – схватил некромант чародея за грудки, – велел тебе охранять Люцию… – Рот его наполнился кровью, а в глазах потемнело даже в сиянии яркой луны с чистого звёздного неба.
IV
– Предлагаю какое-нибудь интересное пари, сколько ещё раз ты вот так будешь бродить по грани между жизнью и смертью, – эхом где-то по чёрному непроглядному междумирью раздавался мягкий шёпот царицы-тьмы.
– Что тебе от меня надо? Я же явно однажды сдохну и, видимо, вновь где-то здесь окажусь, – гремел повсюду в ответ низкий баритон Бальтазара.
– Ох, люди смертны, в этом и дар, и проклятье. Не будь смерти, как бы ты стал некромантом и достиг величия? – интересовалась нематериальная собеседница.
– Я слышал, смерть для каждого имеет свой облик. Кому улыбчивая дама, дающая напиться из ладоней, кому пузатый дружелюбный старик, приглашающий на пир, кому озорная девочка с чёрными косичками, кому старуха с косой… Девы-валькирии, уносящие на крыльях в иной мир, какие-то врата в райские сады, весы с сердцем и пером… И так далее, – без движения губ «говорил» некромант.
– Хочешь узнать, как смерть будет выглядеть для тебя? – интересовалась тихая собеседница.
– Это ведь просто какая-то выдумка, персонификация. Смерть – это явление, а не персона. Она как бы есть, но её нет. Вот как радость, например, – говорил ей лорд Кроненгард.
– Что может чёрный маг знать о радости? Когда ты в последний раз её испытывал? – звучала с усмешкой царица-тьма.
– Так я же и так сказал, что «её нет», – усмехнулся бы и Бальтазар, если б мог, но он даже своего лица сейчас не чувствовал.
– Ты молчишь, а я вижу весь поток твоих мыслей, – хитро нёсся женский шёпот, словно налетавший ветерок. – От меня не утаишь. Вино, постель, вкусная еда, массаж… Кажется, ты всерьёз путаешь понятие «радости» с «наслаждением». Мир соткан не только из физических удовольствий.
– Чтобы познать остальные, нужно выйти из тела, – хмыкнул некромант. – Как сейчас.
– Не уверена, что где-то здесь тебя может ждать собственное счастье, – в медленной задумчивости проговорила та.
– У тебя голос дрожит, такого ещё не случалось, – подметил Бальтазар.
– Это не от тревоги, а от ярости, – хмыкнула невидимая собеседница, а точнее та, кто был всем вокруг, абсолютной непроглядной чернотой неосязаемого, но густого пространства. – Куда ты полез?! Видел же, что силы не равны. Что ты ничего о ней не знаешь, что вокруг неё ледяная аура, а ты, напомню так, на всякий случай, может, ты забыл, – повысила она голос, – ты некромант, а не пиромаг. Щиты из огня и всякое горячее воспламенение ты не создаёшь. Лишь ледяное, из замогильного холода.
– Она жива? – поинтересовался некромант.
– Жива, что с ней сделается! – фыркнула на это царица-тьма.
– Я не про ведьму с Дайкона, я про Люцию, – пояснил Бальтазар.
– Да и я про неё. Будто я тебя не знаю, а! – хмыкнула собеседница. – Не слишком ли много печёшься о своей куртизанке?
– Она за мной увязалась, промёрзла ещё вся, простыла, небось, – проворчал Бальтазар.
– С каких это пор ты несёшь за неё ответственность? Увязалась бы и замёрзла, замешкалась бы и погибла, тебе-то что?! Помнишь Кастор? Что я тебе говорила тогда? Не привязывайся! Влюбишься и, – щёлкнуло что-то вокруг, словно сотня когтей или клювов, – тобой можно будет манипулировать! Привязанность – это слабость! Друзья, любовницы, питомцы… Хватит! Переспал с одной, с другой, с третьей, ищи следующих. Без наследия не останешься, кто-нибудь да родит от тебя, чего переживать-то? С твоей ненавистью к родителям продлевать именно династию Кроненгардов ты никогда не собирался, сколь я тебя помню.
– Не ты ли меня как-то просила определиться уже, наконец, с моими женщинами? – хмыкнул некромант.
– Одно дело – беспорядочные разовые связи и совсем другое, когда из раза в раз ты словно бы заводишь отношения с одними и теми же, – явно вздыхала собеседница, хоть и не умела дышать. – Ты человек, в конце концов, вам свойственно торопиться с продолжением рода. Есть, конечно, способы продлевать себе жизнь и даже молодость, но…
– Уймись, я не собираюсь становиться вторым Волдриани. Какой прок жить вечно, видя эти рожи типа отца Дамиана или Сетта Догмана, – закатывал бы глаза к потолку чернокнижник, если б здесь у него были глаза, ну или хотя бы где-то в пространстве развернулся бы потолок. – Это я ещё императора не видел. Уверен, тот ещё выродок. Апогей гротеска. Плод столь затянувшегося инцеста внутри рода Гростернов, что у него должен быть двоящийся череп от сросшихся близнецов, шнобель до колена, рот в слюнях и слизи, мужские и женские гениталии, кривые ноги, причём три – одна прям из задницы. Столь страшный, что даже в цирк уродцев к той змеюке подколодной бы не взяли, всех посетителей бы им распугал до сердечных приступов, и никто уже не вернулся.
– О своём сердце бы лучше подумал. Ты убил Волдриани, – напоминала царица-тьма. – Мог столько раз убить и Дамиана, и Догмана…
– А ты говорила, мы изменим мир… – с грустью вздохнул Бальтазар.
– И ты уже это делаешь, – шелестел загробным ветром ответ. – По крайней мере, делал. Вершил историю. Менял устои городов и регионов, заключал немыслимые союзы, обманывал судьбу. Яротруск должен был исчезнуть давным-давно из-за яда. Страгенхолм должен был стать краем орков. А Эхри Дальмейн полечь костьми подле баронского замка, а не зимовать с дочерью в новой избе. Кстати, именно там, в Яротруске. Заодно, да, ты избавил этот мир от Волдриани. Дольше, чем он в этом мире живут разве что боги.
– Кто они? Эти боги. Расскажи мне о них. Почему одни воскрешают детей, а другие требуют их себе в жертву? Если все они всего лишь марионетки, кукольный театр, головы на щупальцах раскинувшегося зверя Хаоса! – требовал Бальтазар.
– Не говори со мной о Хаосе, – рявкнула царица-тьма. – Без него всё пребывало в покое. А затем появились день и ночь, звук и тишина, лёд и пламя, твердь и небо, точка и пространство…
– Как хотя бы может существовать святая магия, если творца выдумали имперцы, дабы подчинить себе волю верующих? – любопытствовал некромант. – Почему ничто создаёт что-то? Почему за идеей оказывается реальная сила? Почему рукотворные боги становятся могущественнее истинных, вполне существующих духов и созданий?
– Сам скажи мне, что такое «Бог». Я для тебя бог? – интересовалась со всех сторон собеседница. – В этом мире родились рептилии и те, кого принято именовать демонами, если так тебе легче. Гоги и дракониды развивались и эволюционировали параллельно, как две ветви: одни в подземных пещерах, другие на поверхности. Одни молились могучим чудовищам – древним драконам, другие – более могущественным демонам-гигантам. И те, и другие пожирали всякую мелюзгу, отнюдь не заботясь о пастве своих верующих. Так и появились жертвоприношения. Дабы бог умилостивился, уснул, успокоился. Как дикари, кормящие первой красавицей племени неповоротливого гигантского крокодила, дабы тот залёг на месяц-другой на дно и не мешал рыбной ловле. Что есть Творец, если не первородный Хаос, из которого всё вышло. Ненавижу разговаривать о таких вещах!
– И что дальше? – рокотал мужской баритон.
– А ничего! Ступай в свой мир живых и не морочь мне голову, – фыркнула царица-тьма, обернувшись вокруг, словно зверь с густой шерстью.
Ощущение сохранилось и когда Бальтазар открыл глаза. Он был укутан шерстяным одеялом, по периметру которого ещё был обит мех с соболиных хвостов, щекочущий шею и немного лицо. Теперь уже его мужчина мог ощутить. Болел порез под левой щекой, опять ныли плечи, бедро, больше всего, конечно, живот. Но уже не так.
Он не чувствовал себя израненным и измождённым, умирающим страдальцем или немощным калекой. Скорее это было что-то фантомное, будто старые травмы открывались и давали о себе знать. Обе кисти синхронно попытались сжать простынь. Правая ладонь чуть болела по линии, начинавшейся между средним и свадебным пальцем косо, практически до запястья, сквозь все мышцы.
А рассудок гудел от одной единственной мысли. Дикой, странной, навязчивой. Есть ли у Тьмы голова? Последние слова той, что свернулась комочком где-то у сердца глубоко в груди, не давали покоя. Можно ли «морочить голову» тьме? И что ещё у неё может быть, если уж есть голова.
– Очнулся! – ещё сильнее прижимая к телу мех, накинулась на него с объятьями Люция, всхлипывающая не то от эмоций, не то от простуды и насморка.
– Живая… – заключил вслух очевидное Бальтазар, опираясь на обе руки и пытаясь принять сидячее положение.
– Я-то? Ап-чхи! За мной генерал Велетир присматривал по поручению градоначальника Ильдара, – заявила девушка. – Такой интересный человек, столько притч знает, фокусы разные умеет, в костяшки меня играть научил сегодня утром.
– Я уж и забыл, что старый чародей ещё и городничий Яротруска, когда только всё успевает, – вздохнул некромант.
– На то и волшебник! – запустила Люция пальчики в мужские волосы, плавно расчёсывая платиновые пряди. – Благодарность ему сказать не забудь! Это он тебя окровавленного без сознания из сражения вытащил по снегу, он лечил, не отходил ни на шаг, каменьями обкладывал, травами, мазями, заклятья шептал, посохом взмахивал! А-ап-чхи! Меня б так кто так выхаживал…
– Сколько прошло? Сколько я вот так провалялся? – спрашивал её некромант. – Задушишь… Раз так тискаешь, значит, немало. Но и не слишком много, иначе от тела моего бы несло так, что даже самая влюблённая полоумная девка б не обняла, даже самая продажная за мешок золота.
– Эй, мог бы и тоже в ответ обнять и сказать, что рад меня видеть, – надула губки девица. – А тело и протирать влажным платком можно.
– А то ты без объятий не знаешь, – проворчал Бальтазар, оглядывая деревенскую избу, в которую его поместили.
Крестьянское убранство, простенькие сундуки, пара полок на стене с поделками из дерева да оленьими рогами, горстка резных идолов божков земледелия в красном молельном уголке: на дождь, на всходы, на урожай, на защиту яровых от крыс, болезней да насекомых.
– Три дня где-то ты так валялся, – сообщила ему Люция. – Мы ж под вечер приехали, я не знаю, как толком считать. Сейчас полдень близится. Ильдар тебя лечил своими камушками. Военного лекаря же ты убил. Тот, который священник. У тебя это прям какая-то привычка: то наш Гаспар, теперь этот, что кинулся.
– Ещё травника в Заххаке погубил, если забыла, – нехотя припоминал тёмный лорд.
– Здешнего святошу хотя бы не жалко! Я б сама ему! Ух! А-ап-чхи! Так испугалась, когда Ильдар мне всё пересказывал! Умерла бы, если б увидела! – потёрлась Люция щекой о лёгкую щетину, образовавшуюся за это время на прямоугольном лице чернокнижника.
– Потому я и не брал тебя на войну. Это ты ещё не видела, как меня в решето пыталась одна дамочка-ведьмочка превратить, – фыркнул Бальтазар.
– Жаль я не ведьмочка, – сцепила свои пальчики на спине мужчины Люция в замок. – Я бы этой дамочке… А-ап-чхи! Хоть бы сказал «Будь здорова!», – нахмурилась девица на некроманта.
