Kitabı oku: «Дорога в один конец», sayfa 2
Глава 4
Ничего не случилось больше в эти последние школьные месяцы. Он шел ровным уверенным курсом, который проложил себе, приняв решение стать офицером-танкистом. По утрам зарядка с голым торсом и пробежка в километр, как минимум, – так начинались дни. По вечерам не бередили его сердце запахи весны, которая опять неизбежно пришла, согнав снега.
Вадим налег на нужные для поступления предметы, но без фанатизма. Он был крепкий «хорошист» по аттестату, и прапорщик с военкомата, который вел группу претендентов на армейскую карьеру, успокоил:
– Не волнуйся. С такими аттестатами, как у тебя будет, в военные училища идут раз-два и обчелся. Но удивляюсь тебе. Шел бы в институт. Что, романтика, небось? – он ухмыльнулся в усы, и в этой грустной ухмылке были и его пролетевшие годы, и сочувствие таким вот романтикам.
Формировать команды для учебы на «профессиональных защитников Родины» было его работой. Прапор клепал эти команды из кого попало, агитируя, лишь бы набрать с запасом. А поступят, или нет, пусть решают сами училища. Конкурсы в них всегда держались довольно высокими, впрочем, как и во все ВУЗы Советского Союза. И отсев был высоким. Реальность оказывалась не по зубам юным романтикам.
Вадим в своем стремлении чувствовал себя уверенно. Знал, что учебу потянет, а физически – и говорить нечего, спортом увлекался с детства. Но первая кочка на, вроде бы, ровной дороге не заставила себя ждать. На медицинской комиссии ему предложили поменять училище с командно-танкового на инженерно-танковое. В нем учиться надо было на год дольше, и для Вадима, распланировавшего свое будущее, как минимум, лет на пять вперед, офицерские погоны отодвигались, как ему казалось, в невидимую временную даль. Да и что такое зампотех? Гайки крутить? Он бы мог через четыре года уже командовать взводом, сидеть в люке командирского танка и: «Делай, как я!» А на маршах свысока бросать взгляд на обдаваемые соляровым выхлопом танковых моторов фигурки мальчишек. А на танцах – тонкие пальчики зеленоглазой девочки на погонах. Да и аргумент медиков: «Рост на два сантиметра превышает допустимый для командных училищ»? Что за бред? А зампотех что, не ездит в танке? Ну, абсурд какой-то!
Что это было? Добирали ли таким образом абитуриентов в инженерно-танковое, или Ангел-Хранитель аккуратно подкорректировал судьбу Вадима, не лишая его возможности принимать решение самому? Пойди, узнай. Выбор без выбора. «Пусть будет так», – решил Вадим. И уже сомневался, был бы он сейчас на этой вот комиссии, если бы ему сказали об этих злосчастных двух сантиметрах, когда получал приписное свидетельство? Он еще не умел врубать реверс – обратный ход. Под белыми халатами медиков были армейские погоны. «Не проси!» Ох, ждет разочарование горькое того, кто не уяснил этот принцип до армии! А еще Вадим учился подчиняться, а это немножко другое, чем играть по правилам цивильной жизни.
Экзамены, вручение аттестатов, выпускной. Вадим хотел прожить всю эту кутерьму быстрее, осознав, что детство, а может и юность кончились на последних летних каникулах после девятого класса. Теплый майский вечер выпускного не щекотал душу ни запахом скошенных полей августа, ни строгим, немерцающим взглядом холодных звезд последнего декабря. Девочка с зелеными глазами осталась там – в детстве, даже не в юности.
Он был один. И в одиночестве этом своем ощущал свободу. И по жизни, в своем осознанном стремлении к ней – к свободе, он будет желать ее много и всегда, не понимая, что в стремлении к этой свободе, чуть ли не к абсолютной, будет искать осознанную… зависимость.
Глава 5
Было раннее утро середины лета, когда захлопнулась калитка, и Вадим с чемоданом в руке, замечая на себе взгляды хозяек, провожавших коров на пастбище, направился на автобусную остановку. Он проделывал то действие, которое нельзя было прорепетировать. Вадим ни разу не был сам в большом городе – в этой чужой, может даже и враждебной среде. Но реализация решений возможна только при движении вперед, подавив в зародыше сомнения, – это Вадим понимал, и твердел его шаг. Автобус буднично принял одинокого пассажира и ровно загудел двигателем, увозя его во взрослую жизнь.
– Как проехать к танковому училищу?
Вадим ожидал, что тетенька в окошке справочного с интересом подымет глаза. Ну, а как же иначе? Это же ТАНКОВОЕ училище! Но тетенька, не отрываясь от кроссворда, черкнула на листике номера троллейбусов и буркнула сумму. Вадим отсчитал мелочь, взял листик и немного разочарованный двинулся к остановке.
– Молодой человек! Училище. Вам выходить. Вы спрашивали танковое? – кондукторша вывела его из задумчивости.
– Да, спасибо. – Пульс ощущался в висках.
Троллейбус ушел бесшумно, как занавес сцены, и Вадим узрел КПП, а в глубине постамент с танком. Танк был как тот, что видел далекой сырой весной мальчик с красной звездочкой на шапке, надвинутой на глаза. Не военный Т-34, а более современный – Т-62. Вадим уже хорошо разбирался в моделях. Мечта мальчика сбывалась.
Низенький, узкоглазый сержант с танковыми эмблемами на петлицах, мельком взглянул на документы Вадима и буркнул, коверкая в акценте слова:
– Догоняй. Во-о-н те два пошла.
Вадим догнал двоих с чемоданчиками. Их гражданская одежда никак не пасовала казенным тонам окружающей среды. Они выглядели как экскурсанты, и Вадим никак не мог представить себя в форме с окантованными курсантскими погонами.
В актовом зале, где шла регистрация прибывших, было шумно. Капитан с землистым лицом покрикивал: «Отставить разговоры!» Курсанты с лычками на погонах после каждой команды вторили ему, как попугаи, но гул не утихал. Царила атмосфера возбуждения от предстоящих жизненных перемен, она заражала, и Вадим поддался всеобщему настроению. Знакомились, обменивались впечатлениями, слухами, умничали в информированности, компетентности, интуитивно, наощупь стараясь найти свою нишу в новой для них среде.
– Я Вадим. А как тебя зовут?
– Игорь. – Он пожал протянутую руку. Среднего роста, как раз для танка. Спортивный, темные, почти без зрачков, глаза на смуглом лице. Вадим улыбнулся:
– Тебе по росту как раз бы в командное. Почему сюда? Пять лет, возня с железками, мазута. Я хотел в Харьков, срезали по росту – дебилизм какой-то. – Он старался держаться раскованно.
– Туда конкурс большой. С моими тройками, в военкомате сказали, могу не пройти, а тут пройдем – конкурса почти нет. Говорят, солдат с танковых частей наагитировали, чтобы хоть как-то конкурс поднять. Они уже в Гореничах – в лагерях. Нас туда тоже после обеда, – подчеркнул свою осведомленность Игорь.
– А мне чем дольше учеба, тем лучше, – как бы делая одолжение, вступил в разговор, развалившийся на скамейке, с Вадима ростом, блондин. Он щелкал, явно импортной, зажигалкой и флегматично созерцал идеальный контур пламени. Джинсы у парня были «фирма» да и волосы на голове длинные, по моде. И как его военкомат пропустил? Вадим был коротко стрижен «под канадку» и одет в советский джинсовый эрзац – «техасы». Игорь тоже.
– Мне нужно продержаться в Киеве минимум пять лет, а там предки пристроят, да и зазноба в «нархоз» поступает, – откровениями протаптывал путь к знакомству парень.
– А если не поступит? – скептическая улыбка скривила губы Игоря.
– Поступит. Там родаки по голову в блате. А тут, говорят, вроде, местным можно вообще ночевать дома. Прикинь, лафа какая! – «Фирмовый» не реагировал на скепсис.
– А чего ты с ней в «нархоз» не пошел?
– Да не тянут мои, да и я там не потяну.
– А здесь потянешь? – Игорь не удержал нотку презрения.
– А я через пару лет на гражданку слиняю, в институт переведусь какой-нибудь, лишь бы в Киеве. Нахрен мне эти танки и погоны. – Он рывком поднялся. – Пойдем, покурим.
Парень вытащил пачку «Золотое руно» и направился к курилке. Курсанты из-за столов регистрации провели его глазами, один поднялся и направился следом – парень курил классные сигареты. Вадим не курил, а Игорь сплюнул, достал пачку «Примы», но остался сидеть.
– А ты почему именно в танковое пошел? – Бут был огорошен цинизмом «фирмового» и хотел найти единомышленника своей детской мечты.
– Да конкурс здесь всего ничего, я говорил. Мне, вообще-то, плевать – танки, ракеты. Ну, и, – Игорь сделал паузу, ухмыльнувшись, – мне или в армию, или зона светит, но армия только через полгода. А еще, говорят, у танкистов больше шансов попасть за границу. Имеется такое желание.
Он поднялся и, доставая сигарету, направился вслед за «фирмовым» в курилку.
Маленького мальчика заволакивало сизым выхлопом танковых дизелей, и запах сажи – темного, вязкого налета, забивал дух романтики.
После обеда, разношерстную братию, даже не покормив, погрузили в автобусы и повезли куда-то по шоссе на запад. Город остался позади. Вскоре свернули с трассы и, пропетляв немного по узкой дороге среди дачных домиков, уперлись в шлагбаум КПП. Это был полевой учебный центр Киевского высшего инженерно-танкового училища, где им предстояло находиться в период сдачи вступительных экзаменов.
Толпу сбили в подобие строя и выставили напротив шеренги солдат в черных комбинезонах с эмблемой танка на груди. Уже знакомый худосочный капитан объявил, что покормят вечером, а сейчас всех разобьют на отделения во главе с командирами и определят на постой. Отсчитывали по десять человек. Из шеренги комбинезонов выходил солдат, командовал: «Нале-во!» и уводил уже отделение к квадратам палаток.
Вадим, Игорь и «фирмовый» попали в одну десятку. От черной шеренги отделилась фигура:
– Нале-е-у! Шаго-о-о! Арш!
Пилотка на затылке крупной головы с носом картошкой, рыжие редкие усики по уголкам рта спускались длинными волосинами, грязный комбинезон. Новоиспеченный командир был какой-то карикатурный, непохожий на оседлавшего грохочущий танк-волну белозубого красавца в ребристом шлеме, что отдал честь маленькому мальчику.
– Стуй! Напра-а-у! Заходим по одному и занимаем свободные койки. Шагом марш!
Две койки были заняты, как потом оказалось, новоиспеченными «командирами». С соседней палатки долговязый ефрейтор изволил остаться рядом с корешом, и одному с десятки предложили отправиться на его место. Встревоженные взгляды поставленных перед выбором «новобранцев» дружно уперлись в фигурку тщедушного очкарика, и тот покорно посунул к соседям.
Вадим и Игорь выбрали койки рядом, а «фирмовый» подсуетился с пачкой «Золотое руно», и «командиры» подвинули какого-то молчуна, освобождая место для фаворита в углу, возле себя.
На ужин пробовали шагать строем да с песнями, но получилась карикатура. Разномастные в своей «гражданке» абитуриенты побрели «право-левой», а за каждым десятком следовал пастух-«командир», напрягаясь в командах. Без танкистского комбинезона пастух отделения Вадима оказался в донельзя ушитой форме и был похож на балеруна в погонах. Сапоги с аляповато удлиненными каблуками походили на ковбойские, только без шпор. Он греб ими на полусогнутых ногах, засунув руки в карманы, которые в ушитых полугалифе оказались почти на заднице, и порявкивал:
– А ряз! А ряз! А ряз! Два! Три!
Народ забавлялся, шлепая кроссовками да кедами по гравию, и казался Вадиму весь этот балаган сборами по военной подготовке после девятого класса.
С утра не евши, поглотали в спешке какую-то кашу, а котлет и шайб масла на всех не хватило. Кто успел, тот и съел. Хотелось спать, но затеяли какую-то «вечернюю прогулку», и балерун выдал с кровати:
– Выходи строиться!
Никто не поднялся, только сидящие поглядели на лежащих вопросительно. Вадим и Игорь лежали, вполголоса обмениваясь впечатлениями от прожитого дня, и повернули головы на рык, раздражаясь в душе: «Ну, может уже хватит на сегодня?»
– Да ладно, Леха. Нафига оно тебе? Уймись, – долговязый ефрейтор, со стройбатовскими эмблемами на петлицах (Вадим отметил это удивленно), осадил «кореша». К полуночи все-таки угомонились.
Звук сигнальной трубы гвоздем вошел в сонный мозг, и Вадим не сразу сообразил, что это. Было довольно прохладно.
– Подъе-е-е-м!
Леха-«командир» выдал команду, не открывая глаз, и повернулся на другой бок. Закутанный с головой ефрейтор напоминал могильный холм. Не почувствовав шевеления по соседству, и «фирмовый» спрятал было высунувшийся нос назад под одеяло. Остальные вяло вылезли на свет божий. Вадиму хотелось, чтобы был выходной и не идти в школу. «Школу?» – он понемногу начинал ощущать реальность.
Завтра был первый экзамен – математика. После завтрака была самоподготовка, и народ разбрелся по территории с учебниками. Вадим попробовал было что-нибудь повторить, но не лезла в голову наука, да и не боялся – знал, на «четверку» точно вытянет. Игорь в одиночестве скучал в холодке, пуская лениво сигаретный дым. Вадим плюхнулся рядом:
– Что, все знаешь? Готов тянуть билет?
– Не наелся – не налижешься. Сдадим, не дрейфь, – Игорь щелкнул окурок пальцем и провел взглядом его полет.
– Да я, Игорь, не то чтобы боюсь, сомневаюсь, что ли. Какое-то все неожиданное, не такое, как представлял. Ну, вот, хотя бы, Леха этот, – Вадим запнулся. – Он, оказывается, и не собирается поступать. Говорит, чистые листы сдам. И этот – из стройбата. Сюда на курорт, говорит, с БАМа попал. Такое нарассказывал о службе! Верить, не верить. Куда лезете, ухмыляется. Там летех этих – после училищ, за людей не считают, не то, что за командиров, говорит.
– Так то в стройбате. – Игорь потянулся за новой сигаретой.
– Думаешь, в остальной армии не так?
– Смотря куда попадешь, – философски заметил Игорь. – Но везде первый год ты «салага», а второй – «дед». И это изменить не дано никому.
– Почему ты так уверен? – досада сквозила в голосе Вадима.
– Дядя у меня военный, рассказывал. Говорит, если дрейфишь, иди в институт с военной кафедрой.
– Ну, а здесь, в училище, есть это «дедовство», как думаешь?
– Посмотрим. – Игорь выплюнул сигарету и поднялся. Была слышна команда строиться на обед.
Глава 6
«Фирмового» и ефрейтора в строю не было. Их пайку, кроме жидкого первого, Леха слопал уже через силу. Его круглое лицо с картофелиной носа расплылось в блаженной ухмылке:
– А вам, салаги, – как медному котелку. Вешайтесь!
Перед ужином появилась пропавшая парочка. Причем ефрейтор на ужин не пошел, завалившись спать, а Леха с «фирмовым» возбужденно шушукались панибратски.
На вечернюю прогулку не пошли. Помялись возле палатки, да и попадали на койки. «Командирам» было пофиг, а «новобранцам» надоела эта игра в армию. Вадим лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к мучившему его непонятному раздражению. Где то, – наверное, в казарме обслуги, звучал магнитофон, и Вадим уловил голос кумира своей юности:
В церкви смрад и полумрак, дьяки курят ладан!
Нет, ребята, все не так! Все не так ребята!
И не церковь, ни кабак – ничего не свято!
Нет, ребята, все не так! Все не так ребята!
Вдоль дороги лес густой с Бабами Ягами,
А в конце дороги той плаха с топорами…
Хотелось домой, в круг своей компании. Вечерняя лавочка, упругие линии струн под пальцами и убегающие в пелену сумерек зеленые глаза. И чтобы после августа – в школу. И школьный Новый Год! И пальцы взрослой девочки, вздрагивающие от нежных уколов его токов.
Задремал.
– Да тише ты! – и сдавленный смех. – Эй, у выхода! Ану глянь – шухера нет?
В «командирском» углу возились, поскрипывая койками. Ровный огонек зажигалки «фирмового» вдруг высветил причину шума: Леха старался плеснуть в бритвенный пластмассовый стаканчик из бутылки. «Солнцедар», – определил Вадим популярное пойло ханыг, валящее с ног сразу. «Так вот где пропадали ефрейтор с «фирмовым», – догадался он.
– Я сказал – проверить на шухер, что не ясно?! – уже громче просипел Леха. – Эй, салага, – кому говорю?!
Молчун возле выхода поднялся с койки и, слегка откинув полог, высунул голову в дырку: «Нету там никого».
– Леха, ты, все-таки, потише. – Ефрейтор передал стаканчик «фирмовому» и занюхал яблоком. – Не хочется вылететь с этого курорта опять на севера. У нас в батальоне десятка два было намылились смотаться на отдых в училища, а отпустили троих. Вот это конкурс я прошел, прикинь!
«Фирмовый» все время угодливо похихикивал, его явно давило бражной тошнотой, но крепился.
– А мне и в Германии курорт. – Леха протянул руку, заваливаясь на койку, и «фирмовый» с готовностью выстрелил сигарету с пачки, щелкнул зажигалкой и поднес красивый огонек. Нос-бараболина выгулькнул на секунду с темноты и исчез, как жуткое привидение.
– Осталось восемь месяцев самой лафы. Вернусь, соберу марки с салаг – к ста дням до приказа надо уже быть в прикиде. Знаешь, какие шмотки я могу купить у нас в Магдебурге. Не то, что в этой совдэпии. Эх, Магда, Магда, Магдебург – это вам не Петербург! – прогугнявил Леха голосом подзаборного шансонье. – До Западной Германии полста километров – час ходу на моей «шестьдесятчетверке». А надо будет, за двое суток до моря дойдем! – Вдруг пробудился в нем ген «освободителя-завоевателя».
В углу забулькало опять.
– А вас там часто пускают в увольнения? – Неожиданно Вадим услышал рядом голос Игоря.
– А нахрен мне эти увольнения с пастухом. Мы – в самовол, через забор. Гаштет, девочки-немочки. Воля! А ты – увольнение.
– И так все два года? – В вопросе Вадима Леха почувствовал провокацию.
– Э-э-э, Бут! Чтобы так жить, надо на первом году помаяться без копейки, да без прикорма. Да подраить писсуары зубной щеткой. Да через день – дневальным без сна. Дед, сука, бросит в морду грязное тряпье свое и попробуй не постирай. А если влажное утром, – в рыло!
– И ты стирал? – Вадим чувствовал опасное приближение к грани, но это «и не церковь, ни кабак, ничего не свято» туманило рассудок, отпускало тормоза. Хотелось остановить этого «защитника Родины» в его бахвальстве, опустить до уровня, что заслуживает, и откуда лезет наверх в пьяной браваде.
Койка в углу взвизгнула противно, и повисла пауза на секунду, наверное, показавшаяся целой минутой всем, вдруг замершим в темноте.
– Тебе, салага, это еще предстоит, так что не умничай! – Голос Лехи в совершенной темноте звучал зловеще. – Или ты думаешь, в училище выдрочишь звездочки на погоны, заявишься в часть и будешь командовать? Ложили мы там на таких командиров! У меня сержант – командир моего танка, мне – рядовому, трусы стирает, прослужил полгода потому что! И свои 48 марок, гнида, будет отдавать мне, пока не проводит «дедушку» на дембель! Понял?!
Повисла пауза. В углу взблеснул огонек, забулькало, и, уже, наверное, пустая бутылка звякнула о ножку койки.
Эта темень, как в гробу, давила на Вадима. Хотелось встать и выбежать в прохладу ночи, от смрада дешевой бормотухи, тошнотного икания «фирмового», избавиться от опоясывающих пут подкрадывающегося неизвестного еще страха.
– А ты борзый, Бут! – Темнота оживала, Леху явно разбирало. – Чего молчишь? Не слышу, воин?! – Что-то громоздкое прошелестело в темноте над головой Вадима и мягко уткнулось в стенку палатки.
– Принеси сапог, салага. Я сказал!
Вадим не пошевелился. Казалось, темень гроба засыпают землей и через секунду уже не выбраться.
Второй сапог попал в лицо. Тяжелый, нарощенный каблук пришелся прямо в лоб Вадиму. Казалось, вспыхнул свет, и сорвал крышку гроба. Вадим схватил сапог и швырнул в угол, где как раз чиркнула зажигалка. Второй сапог уже запустил, вложив в бросок весь давящий клубок из злости, ненависти, гадливости, презрения, замешанных на липком страхе от неизведанной еще в своей короткой жизни конфликтной ситуации.
– Твою мать! – Слышно было, как от неожиданности таки вырвало «фирмового».
– Ах ты, сука! – Леха рванулся через койки, по лежащим, но, перепутав в темноте, навалился на Игоря, тыча кулаками куда попало.
– Пошел на хрен! – Игорь взвыл и зацедил в челюсть танкиста, а Вадим, обхватив того за шею, пытался оттянуть назад. Леха, давясь матерщиной, локтем двинул Вадима под дых. Вадим разжал руки, и сильный удар с разворота ногой в грудь отбросил его на опорный столб палатки. Столб звонким выстрелом треснул, и палатка, как парашют, накрыла побоище. Уже слышался топот мчавшихся на ЧП дежурных, а под двигающейся тканью палатки еще продолжалась матерная возня.
«Командиров» увели. «Фирмового» заставили убрать блевотину и завтра после завтрака велели прийти в канцелярию за документами. А наиболее пострадавшему Вадиму сержант-медик прилепил пластырный крестик на лоб, где ссадина помалу наливалась в шишку. На этом инцидент был исчерпан. Отделение самостоятельно, без «командиров», водрузило, кое-как, шатер палатки на место, и темнота быстро успокоила разгулявшиеся страсти.
