Игры в апокалипсис

8.

Вовочка, затеявший после обеда игру в солдатики, вдруг смел все стоящие перед ним фигурки и стал быстро-быстро произносить подряд одно слово: «Нет-нет-нет-нет!» Полина, посмотрев на брата, закричала:

– Бабушка! Что-то с Вовой! Иди, посмотри! Он, наверное, заболел!

И в самом деле, лицо мальчика покраснело, он, тяжело дыша, продолжал выкрикивать свое «нет». Бабушка прикоснулась губами к его лбу, заохала и попросила Полину отнести ребенка в спальню и положить на кровать.

Справившись вдвоем с этим делом, они присели на краешек матраса и стали уговаривать мальчика успокоиться.

– Вовочка, все хорошо, не волнуйся! – спокойно и размеренно произнесла бабушка.

Ребенок посмотрел на нее, потом на Полину помутневшими глазами и сказал:

– Нельзя! Будет несчастье!

– Что нельзя, Вова? – спросила сестра.

– Ехать нельзя, плохо! – каким-то отрешенным голосом отозвался брат.

– Успокойся, милый! – ласково проговорила бабушка. – Не поедем. Постарайся уснуть. Давай, я тебе песенку спою.

Она придвинулась ближе к внуку и, покачивая его, затянула древнюю колыбельную про курочку-сестрицу и братца-петушка, который, нарушив запрет, пошел кататься на коньках на речку, провалился под лед, и его еле спасли.

Володя еще несколько раз попытался что-то сказать про маму, но, обессиленный, сдался и уснул.

– Полинушка, – обратилась бабушка к внучке, – ты посиди с ним. Я уже одна, наверное, поеду к маме, куда с ним?! Заодно и лекарства куплю.

Полина, которой не раз приходилось оставаться с братом, возражать не стала, хотя ей очень хотелось самой выбрать в магазине себе обновки. Она только сказала бабушке:

– Бабуля, я маме говорила, но, может, она забыла. Мне так хочется раздельный купальник и чтоб был красного цвета.

– Хорошо, купим! – обнадежила пожилая женщина и стала собираться. До встречи с дочерью оставалось еще достаточно времени, можно было не торопиться, но она решила перед этим заглянуть в аптеку на первом этаже торгового центра.

9.

Объятия встретившей Анатолия Сибири оказались не менее жаркими, чем кольцо потных рук Москвы при прощании. Городок, будто дайвер, нырнувший когда-то в котловину между сопками, да так и оставшийся там, был окутан знойной дымкой. Одна из возвышенностей с выжженной солнцем бурой травой напоминала голову лысого человека, который в полном соответствии с современными реалиями, без тени смущения, демонстрировал ее окружающим. В противоположной стороне поднималась более рослая сопка, бросающая вызов своей визави не только крупными размерами, но и темно-зеленой шевелюрой из сплошного соснового леса.

За день Сивцов с приятелем объехали на машине весь город, время от времени останавливаясь у немногочисленных местных достопримечательностей. Больше всего ему приглянулись два старинных деревянных здания – церкви, в которой венчались сосланные в этой край декабристы, и почты, напоминавшей сказочный теремок. Если бы не пролезающая во все щели вездесущая реклама, то Анатолий мог подумать, что он попал в прошлое – эдак на четыре десятилетия назад. Правда, фасады заполонивших город пятиэтажек были изрядно обшарпаны, чего не наблюдалось в те далекие времена. На некоторых были даже проломлены свесы крыш, будто они долгое время находились в осаде.

«Какой же неприятель так обошелся с городом? – подумал Сивцов и сам же дал себе ответ. – Свой внутренний враг, ненасытные в жадности местные царьки».

Генка, почувствовав разочарование приятеля, поспешил исправить ситуацию:

– В городе делать нам нечего. Завтра полетим в тайгу.

– Полетим? – удивился Анатолий.

– А по-другому в зимовье не доберемся, только вертолетом, – ответил Валков.

– Это что же, туда рейс организован? – иронично поинтересовался следователь.

– Толик, не будь наивным, – засмеялся друг. – Ты же понимаешь, я здесь не последний человек, да и ты – важная персона. А у нас все просто: нужна «вертушка» – дадут. Я все припасы подготовил, они на аэродроме. Утром полетим. Полтора часа – и мы на месте. Только учти: я даже приемник брать не буду, чтобы не нарушать нашего единения с природой! А через пару недель, ну, может, немного больше, как получится у авиаторов, нас заберут. На крайний случай есть рация.

Анатолий не стал возражать, собственно, ради того, чтобы вырваться из цепких объятий цивилизации, которая стала его раздражать, он и приехал в этот глухой край.

Утром следующего дня они уже были в воздухе, вокруг колыхались волны бескрайнего таежного океана.

10.

Приближаясь к пятиэтажной громаде торгового центра, Мария Ильинична пожалела, что приехала сюда именно в этот день. Любые выражения типа «людской поток», «бурлящая масса», «непроходимая толпа» вполне можно было применить к той прорве народа, которая стремилась попасть к прилавкам многочисленных магазинов, сосредоточенных в этом бетонном, облицованном блестящими плитками здании.

Она уже знала о болезненном состоянии сына – об этом сообщила по телефону мать, предложив встретиться у аптеки. Сюда и пробиралась Мария Ильинична, надеясь побыстрее справиться с покупками и поехать к Вове. Неожиданно она почувствовала, как сползает с плеча ремешок сумки. Он, по-змеиному извиваясь, устремился вниз, лишившись груза, который еще недавно цепко держал. Голову прожгла догадка: «Сумку обрезали!».

Мария Ильинична обернулась и почти сразу обнаружила воровку: невысокого роста женщина, такая же, как и она, блондинка торопилась к выходу. Денег в сумке было немного, но там находилась банковская карточка с перечисленными отпускными и зарплатой, паспорт и путевки на круиз по Волге, которые она забрала только сегодня. От бессилия закружилась голова. Мария посмотрела вокруг себя, но нигде не обнаружили присутствия полицейских. Она бросилась вдогонку за воровкой, однако притискиваться через толпу, двигаясь против течения, было непросто. Какое-то время она видела впереди себя золотистую голову грабительницы, но потом на ее пути оказались высокие мужчины, заслонившие цель ее преследования.

И в тот момент, когда Мария Ильинична потеряла из виду воровку, спереди и сзади раздались взрывы. Они будто смяли ее голову, превратив тонкий блин, и это было последнее, что почувствовала маленькая женщина. Она не видела, как одна за другой рушились колонны, как махина конструкций верхнего этажа устремилась вниз, увлекая за собой людей, и, проломив пол, обрушилась на машины, стоявшие ровными рядами на подземной парковке. Проломы зияли спереди и сзади от того места, где лежала на небольшом островке под единственной уцелевшей колонной Мария Ильинична Ульянова.

Она не подавала признаков жизни и не могла видеть, что творится вокруг нее. Люди, оказавшиеся в момент взрывов на верхних этажах, теснились вокруг поручней, пытаясь разглядеть подробности случившегося. Многие из тех, кто был на первом этаже, смогли выжить даже после того, как под ними проломился пол, и они провалились на парковку, упав на крыши машин и в пространство между ними. И все же жертв было очень много. Впереди, в тридцати шагах от того места, где лежала Мария Ильинична, под бетонной плитой покоилась с размозженной головой женщина, укравшая сумку: она прижимала ее к груди, как любимого ребенка. А в ста метрах от уцелевшей колонны, рядом с полностью разрушенной аптекой лежала, опрокинувшись навзничь, пожилая женщина – мать Ульяновой. Железобетонный ригель обрушился сверху прямо ей на грудь и, придавив свою жертву, лишил ее дыхания.

В здании и вокруг него звучал леденящий кровь вой людской скорби, к которому через несколько минут присоединились рыдающие звуки сирен десятков машин «Скорой помощи», полиции, МЧС.

11.

Те, кто проплывал на теплоходе, катере или барже мимо живописного полуострова, образованного Волгой и одним из ее притоков, невольно завидовал расположившимся на изумрудной траве участникам пикника. Правда, внимательного наблюдателя могло насторожить полное отсутствие женщин, но в наше время это вряд ли можно считать чем-то необычным. Никаких подозрительных ассоциаций у большинства людей не вызвало бы и число собравшихся любителей природы – их было ровно двенадцать. И, наконец, если кто-нибудь открыл «страшную» тайну: мол, здесь собрались заговорщики, поставившие целью перекроить мир, ему в ответ обязательно покрутили бы пальцем у виска.

Эта тема как раз и была в центре внимания группы людей, сидевших прямо на земле вокруг парусиновой скатерти с яствами, причем меню не было богатым, оно ограничивалось бутербродами, кофе, чаем и минеральной водой.

– Я уверен, что опасения по поводу нашего разоблачения совершенно напрасны, – заметил элегантный мужчина с гладко зачесанными волосами, одетый в просторные льняные брюки и однотонную сероватую рубашку навыпуск. – Благодаря нашим так называемым коллегам теория заговора или конспирология полностью дискредитирована. Кто может обвинить нас в злых происках? – эту фразу оратор произнес с легким смешком. – Только такие же «подпольщики» из Бильдербергского клуба или тайные владельцы Федеральной резервной системы США. Но именно они сделали все возможное, чтобы убедить публику в невозможности осуществления в современном мире теории заговора. Ну а нам это только на пользу.

– Мне нравится ваш оптимизм, – вклинился в возникшую короткую паузу седовласый мужчина с живыми серыми глазами. – Но поскольку масштабы нашей деятельности постоянно расширяются, нам все же надо позаботиться о безопасности, чтобы мы смогли осуществить намеченное. И, в первую очередь, необходима тщательная проверка всех, кто примыкает к нашим рядам. Как у нас обстоит с этим дело, Матвей Павлович? – спросил он, обращаясь к предыдущему оратору.

– Иван Иванович, никто не будет спорить о том, что безопасность нужна, – ответил тот. – И, конечно, мы внимательно изучаем всех людей, кто увидел в нас единомышленников. Но смею вам напомнить о той огромной пропасти, что разделяет нас и заговорщиков из мировой элиты. У нас диаметрально противоположные цели. Если они стремятся сохранить и приумножить богатства, накопленные, а порой и награбленные небольшой кучкой людей, чаще всего безнравственных, то наша цель противоположна – помочь тем, кто ведет праведную жизнь. И мы можем совершенно открыто говорить об этом – в такой с позволения сказать «заговор» никто не поверит.

– Простите, но все осложняется будущими возможными жертвами, – вмешался солидный мужчина с русой окладистой бородой, по центру которой пролегала седая полоса. – Мы уже не раз отмечали, что волны греха становятся все выше и не за горами тот час, когда человечество просто накроет целое цунами порока. И здесь роли могут поменяться. Недаром в Откровении Иоанна Богослова сказано, что поклонятся зверю все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца. Так что нас вполне могут обвинить в заговоре против, фигурально выражаясь, адских сил.

На несколько минут воцарилось молчание. Видно было, что собравшиеся готовы к любому повороту событий и, наверное, пошли бы ради того дела, которому служили, на плаху.

– Ладно, закончим эту дискуссию, – наконец произнес седовласый. – Говорил я все к тому, что нам нужно больше привлекать людей из силовых структур и создавать из них свои органы безопасности. ФСБ, прокуратура, Следственный комитет, полиция – везде должны быть преданные нашей идее люди. – Он замолчал, потом кивнул головой, как бы соглашаясь сам с собой, и продолжил: – А теперь давайте посмотрим, как обстоят наши дела. Первое – дискредитация войны как таковой. Есть успехи, Петр Сергеевич?

– Пока только начинаем, но уже первый опыт оказался успешным, – поспешил ответить мужчина средних лет в тельняшке, просвечивающейся сквозь тонкую белую сорочку. – Мы смогли внести искажение в программу управления военными беспилотниками. Пока резонанса не наблюдается, видимо, наши противники растерялись и не знают, что им делать.

– Ну что ж, у этого направления есть хорошие перспективы, – заключил Иван Иванович. – Современные военные действия немыслимы без электроники, а она, как мы смогли убедиться, очень уязвима.

Разговор шел еще около часа, участники этого совещания на открытом воздухе обсудили несколько других направлений воздействия на людей, чтобы помочь тем стать лучше. В конце зашел разговор, как было сформулировано, о способах убеждения народных масс в необходимости праведной жизни.

– Все как будто бы идет неплохо, – заметил все тот же человек с внешностью священника, каковым он, впрочем, и являлся. – Но наша работа стала бы эффективнее во сто крат, если бы у нас появился пророк.

Окружающие переглянулись.

– Что вы имеете в виду, Андрей Сергеевич, – живо поинтересовался седовласый лидер.

– Кого-нибудь вроде наследника Ванги, – не совсем решительно ответил бородатый.

– А это возможно? – снова спросил Иван Иванович.

– Пока не знаю, – отозвался священник. – Но, как говорится, ищите и обрящете.

12.

Володя заплакал и проснулся. Он медленно спустил с кровати ноги и поплелся на кухню. Шел он, как маленький старичок, почти не отрывая от пола ступней.

– Вовочка, как ты? – заботливо спросила Полина, перебиравшая, сидя за столом, гречку. – Болит что-нибудь?

Мальчик будто не услышал ее вопросов, в глазах его читалась боль.

– Где бабушка и мама? – протяжно произнес он.

– Ты же знаешь, они в магазине, – отозвалась Полина. – Давай им позвоним.

– Давай, – согласился Володя.

Полина коснулась пальцем фотографии матери на экране телефона, но ответа после нескольких длинных гудков не дождалась. Казенный голос предложил оставить сообщение.

Девочка сбросила звонок и вызвала бабушку. На этот раз даже не прозвучало гудков – тот же бездушный голос сообщил, что аппарат абонента выключен или находится вне действия сети.

– Что там, Поля? – спросил брат.

– Не знаю, почему-то не отвечают, – сказала сестра.

Володя стал заметно волноваться. Как и перед сном, его лицо покраснело, и он опять заплакал.

– Где они, где они, где они, где они, – не переставая повторял он.

– Не плачь, милый! – стала утешать мальчика Полина. Она обняла его, прижала к себе и стала гладить по белокурой голове. – Они вернутся, обязательно вернутся! Давай готовить ужин, мама с бабушкой приедут, и мы все вместе поедим.

Девочка залила крупу водой и поставила на огонь. Она многому научилась у бабушки и, наверное, смогла бы вести хозяйство самостоятельно, обеспечивая питанием себя и брата.

Володя принес карандаши и бумагу, пристроился за столом и стал рисовать. Сначала он захотел изобразить реку и теплоход, на котором они поплывут в круиз. Но почему-то вместо этого у него получалось какое-то поле битвы с взрывами, дымами, схематичными фигурками бегущих людей.

Полина еще несколько раз набрала номера телефонов мамы и бабушки, но результат был такой же, как и раньше. Она с трудом сдерживалась от слез, все время думая о том, как ее плач отразится на брате. Но, в конце концов, девочка не выдержала, слезы прорвали искусственно созданную ею плотину и полились в два бурных ручья по щекам. Во весь голос сразу же заревел и Володя. Они снова обнялись и громко заплакали. На какое-то время от слез их отвлек стук крышки на кастрюле, где варилась гречка. Полина убавила огонь и зарыдала с новой силой.

Они плакали до изнеможения, уже не хотелось сварившейся и даже немного подгоревшей каши, не было желания ни рисовать, ни читать, ни смотреть телевизор. Все в душах детей заполнила безутешная, щемящая тоска, у которой не было ни конца, ни края.

В какой-то момент Полина, снова почувствовавшая себя старшей, отвела Володю на диван, где дети, продолжая утирать слезы, незаметно уснули.

Утром никто не подошел к сестре и брату, чтобы ласково разбудить их, поцеловать. Так всегда делали мама и бабушка, и каждое утро от этого становилось радостным. Да и называли старшие Ульяновы детей только нежными именами: Полюшка и Володюшка.

Первым проснулся Володя. Он сразу же побежал в спальню, где обычно коротали ночи мама и ее дети. Там никого не было. Пустой оказалась и маленькая комнатка бабушки. Мальчик обошел всю квартиру, но тщетно: никаких следов присутствия родных. Он вернулся в гостиную и стал тормошить сестру:

– Полечка, вставай! Они потерялись!– последнее слово показалось ему наиболее уместным.

Полина сразу же поднялась. Какое-то время она пыталась убедить себя, что потеря близких людей – это всего лишь жуткий сон, не имеющий ничего общего с действительностью. Но постепенно до нее дошел смысл слов брата, она как-то обмякла, вдруг осознав, что случилось что-то страшное. Девочка даже боялась думать о том, что конкретно могло произойти с их родными.

– О господи, что же теперь будет? – она выдохнула так, как это сделала бы бабушка.

– Нам надо их найти! – неожиданно твердо произнес Володя.

Полина в душе согласилась с ним, но никак не могла придумать, что же им надо делать. К сожалению, их семья вела довольно замкнутый образ жизни, поэтому девочка даже не знала, можно ли обратиться к кому-то из соседей. Да и что они могут сказать о тех, с кем только здороваются в лифте или у подъезда?

«Надо позвонить в полицию!» – наконец решила она и поделилась этой мыслью с братом.

– Конечно! – сказал он. – Они должны нам помочь!

Но Полина боялась, что в полиции ее никто не станет слушать, мало ли детей балуется, придумывая всякие истории. Бабушка рассказывала ей, как родителей наказали за шалости детей, позвонивших в участок и сообщивших о том, что их школа заминирована. Может, и сейчас полицейские ее для начала просто отчитают, а потом еще и оштрафуют маму, да и в школе расскажут о ее проделке.

Она долго не решалась подойти к телефону, хотя Володя жалобно просил ее об этом и даже сам хотел позвонить, но не знал номера.

Время шло, дети проголодались и решили поесть. Гречневая каша пришлась как нельзя кстати, ее Полина дополнила вареными сосисками и огурцами – каждый она разрезала пополам, посолила и потерла половинки друг о друга.

Еда прибавила им сил и решимости начать поиски пропавших родных. Сестра подошла к телефону, набрала цифры 102 и с замиранием сердца стала ждать, когда гудки сменит голос.

– Дежурный слушает! – вырвалось из трубки. У Полины чуть сердце не вырвалось из груди, она не могла не то, что говорить, но даже дышать.

Наконец, после того, как дежурный предложил хоть что-нибудь сказать, девочка тоненько пролепетала:

– У нас пропали… – тут ее голос оборвался от страха, что ее сейчас начнут ругать.

Дежурный неожиданно серьезно отнесся к словам девочки, он не стал ее отчитывать, а наоборот, как-то по-отечески тепло сказал:

– Не волнуйся, милая! Скажи мне, кто пропал, и я тебе обещаю, что мы сразу же начнем искать!

Полина немного успокоилась и хотя несколько сбивчиво, но все же рассказала полицейскому о том, что мама и бабушка не возвращаются домой со вчерашнего дня, а она с братом не знает, что и подумать.

– Значит, они пошли в торговый центр? – переспросил дежурный, и его голос заметно погрустнел. – Продиктуй мне свой домашний адрес, как зовут маму и бабушку, тебя и брата, а мы обязательно что-нибудь придумаем. Только не выходите, пожалуйста, никуда из дома и не открывайте двери никому, кроме полиции!

Девочка передала нужные сведения, пообещала быть бдительной, попрощалась с дежурным и положила трубку.

Теперь ей и Володе оставалось только ждать, когда приедут дяденьки из полиции и расскажут, что же случилось со старшими Ульяновыми.

Но страшная правда раскрылась детям гораздо раньше. Брат включил телевизор, надеясь найти мультики, и сразу же перед ребятами открылась картинка из «Новостей»: полуразрушенное здание торгового центра, вой сирен, санитары, выносящие из здания на носилках людей, механизмы, расчищающие завалы.

– Я знал, я знал, я знал, я знал, – опять начал повторять одни и те же слова Володя.

Полина уткнулась в подушку и истошно завыла.

13.

Всю последующую часть дня дети пребывали в состоянии почти полной отрешенности от происходящих событий. Включился древний механизм самосохранения, который не давал скорби полностью поглотить души и тела маленьких людей.

Правда, время от времени Володя, встрепенувшись, начинал повторять:

– Мама жива, мама жива, мама жива, мама жива.

А Полина, поддерживая брата, вторила ему:

– Конечно, милый! Конечно, милый! Конечно, милый! Конечно, милый!

Через два часа после разговора с дежурным полицейским в дверь позвонила тетенька в форме – это Полина увидела в глазок. Она впустила гостью, но с ней оказалось еще три человека – две женщины и один пожилой мужчина.

– Ребятки, меня зовут Галина Михайловна, я из подразделения по делам несовершеннолетних, – начала особа в форме. – Со мной сотрудница отдела опеки и попечительства вашего района, представитель организации для детей-сирот и двое понятых.

Дети ничего не поняли из адресованных им слов, да полицейская этого и не добивалась, она просто выполняла формальную процедуру представления членов комиссии.

– Мне очень жаль, – продолжила женщина в форме, – но пока ваших родных мы найти не смогли. Но вы же понимаете, что одни не сможете прожить даже два дня.

– Почему? – робко спросила девочка. – Я умею готовить и стирать, мы как-нибудь продержимся несколько дней, пока вы не отыщете маму с бабушкой.

Полицейская заглянула в бумаги, находившиеся в папке из тонкого картона и как можно ласковее сказала:

– Нет, Полина, мы не можем оставить вас одних. Это очень опасно! А вдруг пожар?! Как вы будете спасаться? Или бандиты, узнав, что вы одни дома, нападут? Разве вы с ними справитесь? Поэтому мы определим вас в хорошее место, где много других деток. Там вы будете накормлены и присмотрены. А если найдутся ваши родные, они сразу же заберут вас.

– Мы все равно не хотим! – твердо заявил Володя.

Женщина в форме снова посмотрела в документы и достаточно жестко произнесла:

– За вас отвечает государство, и оно будет решать, где проживать детям, потерявшим родителей. Так что давайте больше не будем попусту тратить время, а найдем ваши документы, соберем необходимые на первое время вещи и поедем в детский дом. О квартире не беспокойтесь, мы ее опечатаем, и никто сюда не войдет.

Детям пришлось, хоть и с большим внутренним сопротивлением, подчиниться. Особенно после того, как им предъявили акт с печатями и подписями, в котором было написано, что Полина и Володя Ульяновы временно направляются в организацию для детей-сирот. Полина даже стала объяснять брату:

– Вовочка, здесь же написано – «временно», а это значит, что не навсегда. Так что ты не волнуйся.

Она попросила тетеньку в форме пообещать, что ее и брата не разлучат, и та дала слово, что так и будет.