Kitabı oku: «Дух оперы», sayfa 10

– Не только их, – заметил я, – но и всю нашу планету и даже меня.

– Да! – обрадованно воскликнул Юрий. – Я на основании своей теории вывел механизм образования микрочастиц. Излучаемые атомами струйки сверхплотной материи при выходе из микроядра формируются центростремительным его потоком в сверхплотные микроядра. А стабильные микрочастицы: электрон, протон, альфа-частицы, и всё множество коротко живущих частиц, которые распадаются на корпускулы эфира, включаются в его структуру. Моя теория – просто чудо! Это – новое слово в науке! Ты можешь меня поздравить!

– С чем? – спросил я его. – С тем что ты открыл иной мир, который начинает вторгаться в нашу действительность и разрушать её?

Разгорячённый Юрий, сразу поник. Его голос осёкся.

– Да, ты прав, – горестно сказал он, – я, конечно, могу за это открытие получить Нобелевскою премию, но думаю, что в скором времени она обесценится, так как всё, за что её давали учёным, являлось профанацией. Оказывается, что мы никогда не знали, чем является наш мир. Лучше бы мы все оставались в заблуждении. С появлением этого Луиджи Попагальо джин вырвался из бутылки и изменил весь наш мир.

– Неужели ничего невозможно сделать? – задумчиво произнёс я.

– Разве можно вернуть ядро в пушку, когда оно уже находится в полёте? – вопросом на вопрос ответил мне Юрий. – Нет, этому горю уже ничем не поможешь. Непоправимое должно свершиться.

Немного подумав, он произнёс чуть слышно:

– И лучше будет, если об этом никто пока не узнает. Потому что, никто ничего не сможет сделать с тем, что происходит. Может быть, этот процесс как-то сам собой остановится, и остаток времени люди проживут счастливо.

Когда он об этом сказал, я вспомнил наших друзей математиков, которые ничего не замечали, что происходит вокруг нас, и уж тем более им не могло даже прийти на ум то, что всё изменилось, и конец нашего света так близок.

– Эти орнитантропы, – глухо произнёс Юрий, – сейчас будут набирать тяжёлую массу своих ядер из эфира по геометрической прогрессии. Пока что мы знаем одного Луиджи, но уже через некоторое время мы все это почувствуем, и, прежде всего, через гравитацию. На земле начнут происходить необратимые процессы – мир тонкий соединится с миром плотным, и может получиться так, что тонкий мир станет тяжелее нашего мира. И тогда уже мы перейдём в тонкий мир и будем считаться духами и приведениями, а их мир станет истинно физическим и проявленным на земле. Но может стать ещё хуже. На месте земли вдруг образуется чёрная дыра. Эти пришельцы из тонкого мира, подобно чёрной дыре, всосут в себя. как гигантские пылесосы, вначале всё нашу действительность, поменяв её на свою, а затем и всю нашу землю, развалившуюся на куски, затем весь космический мусор нашей Солнечной системы вместе с планетами, а потом и всю энергию Солнца.

– Так что же получается, наше Солнце погаснет?

– Его энергия будет поглощена ими, и они съедят не только солнце, но и другие звёзды, находящиеся поблизости от нас. А в этой точке, где сейчас находится земля, произойдёт рождение новой галактики. Когда масса превзойдёт критическую, то будет взрыв, и две с половиной тысячи звёзд понесутся в разные стороны, устроят хоровод, заодно поглощая всё, что встретится на их пути.

Слушая его, я вдруг рассмеялся и сказал:

– Но, может быть, твои предположения – это всего лишь бред твоего воспалённого ума? Я не думаю, что мы присутствуем в начале великой катастрофы вселенского масштабы.

– Может быть, это и так, – тут же согласился со мной Юрий, – но то, что я тебе сказал, может и сбыться.

– М-да, – задумчиво произнёс я, – за что же нам такие наказания? Зря наш ректор пригласил в институт этого учёного.

– Уж это точно, – опять согласился Юрий. – Но если бы он не пригласил его к нам, то это всё равно произошло бы где-нибудь в другом месте. Всё было бы то же самое. Он бы и там нарушил весь порядок в небесной механике.

– Но, может быть, всё ещё не поздно исправить, – высказал я свою надежду.

– Поживём, увидим, – согласился со мной Юрий, – но я чувствую, что нам придётся пройти через многие испытания.

Он вынул из кармана пижамы одну из груш, принесённых мной, и протянул её мне. Другую грушу откусил и, прожевав кусочек, сказал:

– Спасибо за внимание, ты меня балуешь. Очень спелые и сладкие груши, я всегда их любил. У них необычная форма, такой формы ни у кого больше нет, даже у тыквы-горлянки. Обычно все плоды круглые в форме шара, а у груши – как будто две части соединились вместе в большой шар и маленький, но они не проникли друг в друга, не смешались, а каждый в новой форме занял своё местоположение, получилось очень интересная конфигурация, похожая на молекулу. Кстати, из всех фруктов именно груша напоминает своей формой человека, а именно женщину, которой предстоит родить, и ещё, о неуклюжем и не спортивного вида юноше говорят, что у него фигура как у груши, не так ли? Сейчас я понял, что и человек состоит из двух частей: из видимой и невидимой части. Груша сама по себе вкусная, как женщина.

Я кивнул головой.

– Слушай! – вдруг воскликнул и оживился Юрий. – А ведь эта груша навела меня на одну мысль. И знаешь какую? Эта груша могла бы нам помочь спасти наш мир.

– Каким образом? – удивился я.

– Я всё думаю о том, как разнятся между собой мужчины и женщины. Они, я имею в виду женщин, ведь совсем не похожи на нас, на мужчин. И женщины не страдают от своей разделённости. Ты, наверное, это тоже хорошо знаешь! Может быть, это происходит оттого, что они рожают из своего тела детей, а мы делать этого не в состоянии, поэтому и пытаемся произвести своё второе «я», чтобы не чувствовать своей ущербности.

– Да, – ответил я, – может быть, ты и прав, но признай, что твое умозаключение весьма оригинальное.

– Некоторые говорят даже о неполноценности женщин, – продолжал говорить Юрий, не обращая внимания на мои слова, – но я думаю, что такого целостного существа, как женщина, в мире больше не существует. В них и есть наше спасение.

Я тут же вспомнил об Агнии и подумал, что она послана мне самим Небом, чтобы удержать меня от дальнейшего скатывания в безумие. Перед моим внутренним взором стразу же возник ей образ, и я сказал Юрию:

– Ты прав, нам, мужчинам нужно крепко держаться за женщин, чтобы оставаться теми, кеми мы рождены на свет божий, кстати, ими же.

Юрий рассмеялся такому витиеватому построению моей фразы и, похлопав меня по плечу сказал:

– Золотые слова! Придерживайся и дальше этой линии, и, чтобы тебе в этом помочь, хочу дать тебе ключ от своей квартиры, чтобы ты мог привести туда какую-нибудь красавицу и полюбить её. Всё равно, сейчас квартира пустует, пока я нахожусь здесь, и я не знаю, когда меня выпустят отсюда. Прошу тебя, поживи там, пока меня нет. Поливай цветы, чтобы они не засохли, и следи за батареями центрального отопления, а то они – в плохом состоянии, если потекут, то затопят весь дом.

После этих слов он снял с шеи ключ от своей квартиры и передал его мне, потом сказал, что подходит время ужина и вернулся в свою палату. Когда мы, распрощавшись, расстались, я вышел на улице и поразился изменениям в городе, произошедшим за время моего пребывания к клинике.

5. Раздвоение

Когда я вышел на улицу, попрощавшись с Юрием, то сразу же удивился тому, что всё вокруг меня поменялось. Вроде бы это была та же самая улица, по которой я полтора часа назад шёл к психлечебнице, но что-то кругом было уже не таким, как раньше. Дома и деревья стояли в густом тумане, а сама улица с пешеходными дорожками находилась в чистой от тумана зоне, как будто на город кучками спустились облака, закрывшие дома. Везде царила ранняя осень, и в чистые от тумана места пробивались лучи вечернего солнца. «Как может такое быть, – подумал я, – когда посреди зимы вдруг наступает осень»?

Было тихо, и всё искрилось нежным розовым цветом, как будто лучи заходящего солнца, отражаясь от туманных облаков, окутывали со всех сторон предметы и вещи, находящиеся в чистом пространстве. Совсем не слышался городской шум, и нигде не было видно ни людей, ни машин. Всё – как будто вымерло, но откуда-то звучала приглушённая музыка, как если бы кто-то в доме играл на фортепиано кусок из клавиров Шуберта.

Я посмотрел на свои ручные часы, они стояли. Шёл, вероятно, шестой час вечера. «Что же это такое? – подумал я. Всё тихо, как ночью». Но мои щеки пригревали лучи вечернего осеннего солнца, и абсолютно не было холодно. Сквозь туман местами пробивались ветви деревьев с пожелтевшими листьями, а где-то вдалеке чирикали воробьи.

Да, это была не ночь, ведь ночью птицы спят.  Я ничего не понимал. Ни разу в своей жизни днём я не слышал на улице города такой тишины. Я шёл медленно по улице, удаляясь от психлечебницы и с интересом смотрел по сторонам. Далее все дома были окутаны густым туманом, и даже местами на улицы и площади выбивался этот туман, меняя очертания города и создавая впечатление, как будто я нахожусь на небе среди облаков.  Вдруг я увидел красивую женщину, идущую мне навстречу, и услышал цокот её женских каблучков. Я замер на месте, ожидая её приближения. Женщина была очаровательна и чем-то походила на Агнию, но выглядела лет на десять старше её.

– Извините, – обратился я к ней, когда она приблизилась ко мне, – откуда взялся этот туман, и почему вдруг зима в нашем городе превратилась в осень?

Она посмотрела на меня удивлённым взглядом и ответила с лёгкой улыбкой:

– Туман, насколько я знаю, появляется от резкой смены температуры. Такое иногда случается в природе. А на смену зиме приходит обычно весна, а не осень. Вы что-то попутали, или, может быть, вы долго спали и проспали весну и лето. Насколько я знаю, осень в этом году пришла в наш город как обычно, и до наступления зимы ещё далеко. Так не может быть, чтобы осень сменяла зиму, может быть, вы прилетели к нам с другой планеты, где всё происходит наоборот, когда зиму сменяет осень. У нас здесь такого нет.

– Но где я? – спросил я, придя в замешательство от её иронического объяснения.

– Вы на земле, – рассмеявшись, сказала женщина, – во всяком случае, так называется наша планета.

– Но я сам житель этого города! – воскликнул я, теряя терпение. – И я понять не могу, что происходит в нашем городе. Только что была зима и вдруг настала осень. Так не должно быть!

– А как должно быть? – спросила она, смеясь.

– Время должно течь последовательно, а не прыгать скачками, как это происходит сейчас, – сказал я, – всего час назад я пришёл в психлечебницу, чтобы посетить своего друга, и была зима. А когда я вышел оттуда, то наступила уже осень.

– Может быть, всё это время вы находились там, – сделала предположение женщина, приняв серьёзный вид, – и просто не заметили, как прошло время.

– Этого не может быть! – воскликнул я с раздражением. – Ведь я не какой-то там помешанный.

– А кто вы? – спросила меня женщина. – Чем же вы занимаетесь?

– Я – математик, – ответил я.

– И с вами ничего не могло произойти странного на этой почве, что могло поменять ваше сознание?

– О чём вы говорите?! Я – простой человек и вполне здоровый, каждый день выхожу на улицу, но сейчас я поражён изменениями, какие произошли в городе.

Женщина опять рассмеялась и сказала:

– Но изменения с нами происходят постоянно. Вы же, мужчины, и, особенно учёные, никогда не замечаете того, что происходит вокруг вас. Вы как будто бы спите и просыпаете всю свою жизнь.

– Но с утра всё было ещё по-другому, – возразил я ей.

– Ну, тогда вы всё проспали, – сказал она, смеясь, – у нас давно уже произошло много изменений.

– Каких изменений? – оторопело спросил я.

Она посмотрела на меня внимательно и сказал уже серьёзным тоном:

– Я вижу, что вы немного не в себе, если всему так удивляетесь. Так бывает иногда с людьми, когда они вдруг видят вокруг себя всё новое, на что раньше они не обращали никакого внимания. Они как бы просыпаются и обнаруживают, что что-то поменялось, пока они спали.

– Но я же говорю вам, что я не спал, – сказал я, теряя терпение, – и живу в этом городе давно, но вот удивляюсь этим неожиданным переменам. Но что происходит?

– Всё меняется, – последовал ответ, который как бы пошёл на второй круг, – вы привыкли к старой жизни и не ощущаете постоянных перемен во времени. А они происходят каждую минуту и каждую секунду. Время не стоит на месте и само меняется, и с этим ничего не поделаешь. Если не обращать внимание на происходящее, то можно очень быстро отстать от времени, как бы остановиться в движении и в свой действительности, которая меняется ежесекундно в зависимости от изменений.

– Странно, – сказал я, – но у меня остановились наручные часы, хотя я совсем недавно менял в них батарейку.

– Вот видите, – заметила женщина, – это только доказывает, что вы остановились в своём времени. Впрочем, времени, как такого, вообще, не существует, потому что все мы живём в том моменте, в котором мы себя ощущаем. Поэтому можно сказать, что времени нет, существует только настоящее. То, что происходило, продолжает происходить, но оно как бы отлетает от нас, и назвать его прошлым могут только недалёкие люди, потому что оно продолжает где-то осуществляться рядом с нами, так же, как и будущее, в которое мы ещё не вступили, и это будущее – всего лишь иллюзия. Нет никакого будущего, потому что то, что может осуществиться, может и не осуществиться.

– Странное толкование времени, – заметил я.

– Не более странное, чем всё остальное, что нас с вами всегда окружает, – сказала она, – просто ко всему нужно присматриваться, всё замечать и во всём обнаруживать изменения. Ведь мир так изменчив и хаотичен. Нам только кажется, что существует во всём какой-то порядок. Если мы не наводим сами этот порядок, то всё пребывает в беспорядочном состоянии.

– Это вы верно заметили! – воскликнул я. – Но кто вы? Вы так странно рассуждаете, что я до сего момента и не подозревал, что женщины способны думать так, как вы думаете, и думал, что только мужчины способны на отвлечённые и, чаще всего, не логические рассуждения.

Услышав эти слова, женщина рассмеялась и сказала:

– Сразу вижу перед собой шовиниста. Мужчины все – такие примитивные создания, что раскрываются с первого же слова. Стоит им произнести первую фразу, и сразу же понятно, кто они такие. Вы спрашиваете, кто я, не разобравшись ещё в том, а кто вы есть сами. Ведь вам, наверное, часто приходят в голову мысли о том, кто вы такой есть, что вы здесь делаете, и зачем вы появились в этом мире. Не так ли? Но, подумав немного, и так и не поняв до конца сути этих вопросов, вы переключаетесь на другое. Я права?

Я кивнул головой, внутренне согласившись с ней.

– Так вот, – продолжала она говорить, – отвечая на ваш вопрос, я хочу сказать первое: незнакомым людям я никогда не называю своего имени, да и что такое имя, данное человеку?! Это есть такая же абстракция, как математическая формула, которая ничего не значит. Если бы люди это поняли, то никогда не называли бы друг друга по именам. Ведь вы тоже никому не скажете своего истинного имени в силу того, что вы его сами не знаете. Кто-то при рождении дал вам имя, не спросив вас, нравится оно вам или нет, и вы носите его всю жизнь, стараясь ему соответствовать, и таким образом, получая имя, попадаете в ловушку. Ведь любое имя что-то собой означает, имея свой определённый смысл. И человек, получив это имя, с первых дней жизни начинает себя программировать, чтобы соответствовать смыслу своего имени. А если это имя его не устраивает, то он или меняет его сам, или придумывает себе другое имя, то есть такое, которое ему нравится, и потом всю свою жизнь живёт, скрывая его от других и мучаясь от раздвоения. Если же этого не происходит, то он, так или иначе, выполняет ту и или иную программу, заложенную кем-то в него вместе с этим именем, которому подсознательно он стремится в чём-либо соответствовать, теряя свою изначальную природную свободу. Ведь вы же не можете назвать мне своего настоящего имени?

– Ну, почему же, – сказал я, – ведь для того, чтоб кем-то стать, для начала нужно хотя бы получить какое-то имя, чтобы хоть как-то определиться и представлять себя в этом мире. А то всё вокруг нас может стать, вообще, каким-то неопределённым.

– Так оно и есть, – согласилась со мной женщина, – в мире ничто не поддаётся определению. Мы можем только предполагать, что какая-то вещь является такой-то вещью. А на самом деле она может быть совсем другой. В этом и есть вся трудность для человека в понимании мира.

Я уже хотел назвать своё имя «Александр», как оно застряло у меня в горле, и вместо него я произнёс совсем другое, я сказал:

– Меня зовут Жан-Батист Люлли.

Услышав это имя, женщина расхохоталась, сказав:

– Вот видите! Это только доказывает то, что вы не знаете своего настоящего имени. И до сих пор вы ещё не определились в этом мире.

«Зачем я назвал это имя, выставив себя на посмешище»? – подумал я.

А женщина тем временем продолжала говорить:

– Вы не только не определились со своим собственным именем, но, по всей вероятности, всё ещё продолжаете определяться с родом своей деятельности. Наверняка, вы слушаете «Королевский дивертисмент» Люлли и пытаетесь стать королём в музыке, но не простым королём, а повелителем пространства и времени, создавая своё собственное королевство в своём воображении. Ведь я не ошибаюсь, не так ли?

И женщина, прищурив один глаз, подмигнула мне другим.

Я не знал, что ей ответить, а тем временем женщина продолжала говорить:

– Я вот определилась со своей идентичностью, потому что я являюсь Царицей Ночи. Помните, как у Моцарта в «Волшебной флейте». Приближается ночь. И я выхожу на прогулку в город, который ночью и является моим королевством, когда все спят и повсюду так тихо, что ничто не отвлекает от разных дум. Вы же можете попытаться стать Царём Дня и Света, как это сделал в той же опере Зарастро, создать некий талисман солнца, солнечный диск, который носят на груди мудрецы в стране мудрости и доброты. Но для этого вам сначала, наверное, нужно всё же стать Моцартом для того, чтобы ваши мысли засветились солнечным светом.

– Вот как? – произнёс задумчиво я. – Значит, мне нужно стать искуснее Люлли, и с площади, где дают представления короли, переместиться в театр, а потом в храм?

– Если у вас откроются таланты, то вы сможете это сделать легко, – сказала смеющаяся женщина, – тем более, что в нашем городе имеется много площадей, где расположено множество театров и храмов.

– Неужели?! – воскликнул я. – В нашем городе есть оперный театр?

– Их – множество, – ответила женщина, – так же, как и множество храмов. Любой человек может здесь создать свой театр и свой храм. Для этого ему нужно всего лишь воображение, а с этим у жителей города всё в порядке.

– И что же, среди них есть и женщины, и мужчины?

– А я по-вашему кто, – спросила она, приняв удивлённое выражение лица, – разве я не женщина? А раз так, то зачем вы это спрашиваете у меня? Всё же, какой вы странный человек!

– Я бы сказал, что какой странный этот город! – воскликнул я. – Раньше я не замечал за ним такие странности. Неужели всё это происходит со мной наяву, а не во сне?

– Явь ото сна ничем не отличается, – заметила она, – просто человеку нужно научиться быстро переходить из одного состояния в другое, чтобы понять, спит он или продолжает бодрствовать.

– Я не могу проснуться, – заметил я, – а это значит, что я бодрствую. Но какая странная действительность, в которой всё поменялось!

– Действительность не может быть странной, – сказала женщина, – действительность – это то, что мы принимаем за действительность, и она может изменяться лишь тогда, когда мы готовы к её изменениям. Какой порядок мы сами устанавливаем, такой порядок, в действительности, и рождается. И так поступают все, кто склонен к переменам; а сейчас таких людей много в нашем городе, которые меняются сами и меняют наш город.

– А вы можете кого-либо привести для примера? – спросил я.

– Многих, – ответила она, – среди них есть даже итальянцы, но я не знаю их имён, я их ни разу не видела, потому что выхожу из дома поздно ночью, вот только сегодня вышла довольно рано и наткнулась на вас.

– Так, может быть, вы имеете в виду того итальянца, который преподаёт математику и физику в политехническом институте, и ещё исполняет оперные партии в музыкальном театре? – спросил я её.

– Всё может быть, – ответила она, – а почему вы удивляетесь этому? Ведь вы же сам математик, как только что недавно представились мне.

Я ничего не сказал, а лишь пожал плечами и спросил её:

– А не слышали ли вы, что о нём говорят люди? Не считают ли его случайно орнитантропом?

– Эти научные термины у меня постоянно вызывают оскомину, – сказала она, – поэтому в своей речи я никогда их не употребляю. Но я не думаю, что наш город стал птичьим. Просто, я считаю, что многие люди обрели истинную духовность.

– Но я надеюсь, что после того, как они обретают истинную духовность, то вместе с ней у них не вырастают за спиной крылья?

– Нет, я так не думаю, – рассмеялась женщина, – крылья у них не вырастают. Они не становятся птицами. Я говорю об этих мужчинах, и с женщинами у них всё нормально. Но многие из них обретают также новые возможности, которых раньше у них не было. Они могут быстро переноситься в пространстве, поэтому никакой транспорт им не нужен. Так что, весь транспорт в городе аннулирован, и с целью сохранения окружающей среды весь город объявлен пешеходной зоной.

– Вот как? – удивился я. – Значит, можно перемещаться хоть куда, и не нужно никакого транспорта?

– Вот именно, – ответила словоохотливая женщина, – и это очень удобно, можно уноситься, куда пожелает душа, и ни с чем не сталкиваться, потому что всё вокруг нас приобрело мягкие формы. В нашем городе нет ничего жёсткого, ничем нельзя пораниться, так как невозможно ни о что удариться, если даже на что-то налетишь. Стены у всех наших домов в городе стали мягкими и звуконепроницаемыми, потому что и дома, как вы видите, изменили свою форму, превратившись в некое подобие облаков. И это – просто замечательно! А так как сейчас дома могут обретать любую форму, в зависимости от желания и фантазии их жителей, то архитектура нашего города от этого только выиграла. Сейчас, как вы видите, в городе нет скучных и скученных построек.

– Но как же люди находят свой дом и свою квартиру, где они живут? – удивился я.

– Очень просто, – ответила женщина, – достаточно запомнить свою улицу и то место, в котором стоял ваш дом. Подойдя к облаку, которое скрывает ваш дом, достаточно протянуть руку, и на расстоянии вытянутой руки вы найдёте вход в свою квартиру, не нужно никаких лестниц и лифтов. Не забывает, что при помощи мысли вы можете перемещаться в пространстве.

– А как же находить дома друзей? – спросил я, вспомнив, что должен посетить квартиру Юрия, ключ от которой лежал в моём кармане.

– Вы найдёте их дома очень просто, если помните, где живут ваши друзья.

– Значит, жители этого города не имеют никакого транспорта? – рассеянно спросил я женщину, думая о том, как я доберусь до его дома, – и люди не ходят, а мгновенно перемещаются из одного места города в другое. Но почему тогда вы идёте пешком, а не летаете?

– Я привыкла гулять пешком, – объяснила мне женщина, – а кому-то нравится летать. Я считаю, что прогулки хороши для укрепления здоровья, так же, как и полёты, но, гуляя, можно о чём-то подумать, чем-то полюбоваться, с кем-то встретиться и поговорить.

– Вот оно что! – воскликнул я. – А как же с доставкой товаров и продуктов в магазины?

– Мы, наверное, забываете, что это – город духовный, а не физический, и здесь жизнь поддерживается духом, а не едой. И здесь идёт накопление духовных ценностей, а не материальных.

– Значит, наше тело в этой жизни не участвует? – сделал я предположение.

– Почему же, – возразила мне дама, – здоровый дух всегда формирует здоровое тело.

– А я слышал другое, что «в здоровом теле – здоровый дух».

– Эта поговорка распространена только в физическом мире, – заметила женщина, – здесь же гуляют другие пословицы и поговорки, такие как «не хлебом единым», или «мудрец питается не злаками, а ветром, и пьёт росу».

– Но если питаться только ветром и пить росу, то наше тело может превратиться в пустоту, – возразил я.

– Наше тело и так является пустотой, – заявила женщина, – даже в физическом мире оно ничего собой не представляет и ничего своего не имеет, а лишь наполняется чем-либо, заимствуя всё от природы и от тонкого духовного мира. Поэтому наше тело само по себе не только ни имеет никакой сущности, но оно, в принципе, пустотно, это – простая оболочка некой энергетической субстанции. И лишь то существенно, что наполняет нас нашей самостью, и только её, эту нашу самость, можно назвать нашей душой или нашим субстантивным энергетическим стержнем, творящем вокруг себя физическую и духовную оболочку. Поэтому в этом мире мы всегда осуществляемся в тройственном наличии, сохраняя свою самость, проецируемая в физическом и духовном мире. Через это происходит наше раздвоение, мы одновременно ощущаем себя как некую единую форму, которая становится механизмом нашего взаимодействия с окружающей средой, и неким своим собственным содержанием, наличествующим в тонком мире. Но это раздвоение лежит глубоко в нас, которое мы, находясь в одиночестве, где-нибудь на площади, даже не чувствуем; а разделение идёт только тогда, когда мы оказываемся в театре или храме. В театре мы себя чувствуем одним существом, а в храме – совсем другим. Надеюсь, что вы понимаете меня, ведь наша самость – это одно нечто определённо-общее, что объединяет в себе нас всех других, таких же разных, как и мы, но обитающих в двух непохожих друг на друга сферах нашего существования: в сфере нашей повседневной жизни при нашем взаимодействии с людьми и вещами, и в сфере нашего духовного разума, когда мы даём оценку нашим действиям и всему происходящему с нами в физическом мире. Вы меня понимаете?

Я кивнул головой.

– И сейчас, когда вы попали в этот мир, закрытый для многих, – говорила женщина, – вам нужно преодолеть свою двойственность, и стать тем, кем вы всегда желали быть. Желаю вам на вашем тернистом пути успехов и обретения своей истинной идентичности.

И она, не говоря больше ни слова и не простившись со мной, повернулась и пошла своей дорогой. Я смотрел ей вслед, слушая стук её каблуков, и думал о всём том, что она мне только что сказала.

Идя по улице по направлению дома Юрия, я думал о всех этих странностях, которые стали происходить со мной после посещения моего друга в больнице. Мне нужно было разобраться во всём, что происходило в мире и во мне самом, и устранить тот разлад, который возникал из-за противоречий моего внутреннего и внешнего я.

Я понимал, что, будучи творцом своей жизни, я не был свободен ни от общества, ни от природы, ни от обстоятельств, поэтому мне следовало или приспособить свои идеи к тому, что происходило вокруг меня, или отгородиться от мира стеной отчуждения и жить своим внутреннем миром, как это делают страусы, пряча свою голову в песок. Но ни тот и ни другой метод решения моих проблем не подходил мне. Мне нужно было стать проводником своих идей, показать всем, что мой образ жизни более правильный, чем их, ведь я же мог быть тем избранником, которого выбрало проведение, чтобы изменить жизнь людей. Ведь все мы постоянно стремимся к чему-то новому и открываем каждый день свои новые пути. Нам не постигнуть, что творит Господь, избирая нас тем или иным орудием в этом мире. Но может ли человек быть творцом этого мира?

И как противостоять тому, что уже сложилось в мире? Можно, конечно жить по совести, ничего не меняя вокруг, но будет ли это правильным? Все мы рождены для того, чтобы быть активными, так как наша пассивность означает смирение и полное принятие того, что навязывает нам этот мир. Но для того что быть активным, нужно стать сильным и избавиться от всякого страха. Только при этом условии можно изменить мир. Если Бог дал мне душу и подарил мне жизнь, то, значит, он в своих планах приспособил меня для какой-то своей цели. Но с другой стороны, моя жизнь принадлежала мне, и я имел право распорядиться ею сам. Здесь опять передо мной встал сложный вопрос о свободе выбора и о необходимости целесообразного ограничения этой свободы. Так или иначе, думая в этом направлении, я внутри себя находил два пути движения, которые порождали внутри меня два мира и два вида сознания при отношении к этим двум мирам. Мир внешний и мир внутренний хотя и были разными, но вместе с тем, через моё существование они были тесно взаимосвязаны, и каждый из них проецировался на другой. И внешний мир сильно влиял на мир внутренний, от него нельзя было оградиться. А я, в основном, жил своим внутренним миром и считал, что все люди в своей жизни представляют какую-либо ценность только благодаря своей внутренней духовной глубине, и каждый человек внутри себя является богом, судьёй и правителем. Если бы не было такого положения, то вряд ли проявилась бы наше собственное «я», которое делает нас личностью. А раз так, то все мы, живущие на земле, являемся богами, судьями и правителями. Все мы – личности, и каждый из нас имеет ту значимость, которую сам определяет для себя на земле. И каждая личность на земле неповторима, потому что она является фокусом, своего рода сосредоточением всех стечений обстоятельств, определяющихся рождением, сочетанием физических данных, проявлением определённо выраженного характера, отпечатком окружающей среды, внутренним воспитанием и самообразованием. Поэтому каждая личность, какой бы она не появилась на свет, достойна восхищения, потому что является ничем иным, как проявлением божественной воли, выраженной в определённом духе. Да, да именно так! Человек является божеством, пока он одухотворён. Но как только его духовность исчезает, человек сразу же становится тварью, ничем не отличаясь от других тварей, обитающих на земле. Но для того, чтобы стать личностью, нужно пройти через трудные испытания: открыть самого себя в себе. И это – не простой опыт, который мне нужно было приобрести.

После беседы с Юрием я понял, что в мире не так всё просто, как мне казалось раньше, и что за оболочкой мира скрывается ещё одна оболочка, где существует сферы некого иного существования, непохожего на нашу обыденную жизнь. Она обитаемая, но жизнь там совсем другая. И живут там люди, несколько отличающиеся от нас своим мировоззрением, радующиеся наступлению нового времени, как та женщина, с которой я только что поговорил. Эта женщина, совсем не похожая на других, знала, что ей нужно в жизни и в мире, и от одного этого знания была уже счастливой. Со мной же дело обстояло иначе. Я, как любой мужчина, не знал, что мне нужно, а потому искал то, чего могло даже не существовать в природе. Но мои поиски были для меня смыслом моей жизни. Я верил, что вечная неудовлетворённость мужчин является тем двигателем, который и развивает человечество, несёт прогресс обществу, приближает человека к постижению вечных истин. Я постоянно об этом помнил, стараясь проникнуть за некий экран, отгораживающий нас от той действительности, которая вот-вот должна была нам открыться, чтобы понять всю правду жизни и посмотреть на бессмысленность нашего существования под другим углом, признаки которого я обозревал посредством душевной смуты, происходящей во мне от полного разлада с внешним миром. Я желал найти объяснение всему тому, что в мире людей уже давно вылилось в безумство, хотя они и находили всему этому своё оправдание. Мне хотелось раскрыть им глаза, чтобы их прозрение наконец-то их исправило и сделало их достойными того предназначение, при помощи которого Высшие Силы направляют нас на правильный путь развития.