Kitabı oku: «Командир Красной Армии: Командир Красной Армии. Офицер Красной Армии», sayfa 6

– Шайсе! – как только ефрейтор Ганс Отто Байер с со своим напарником установил на треногу станковый МГ-34, готовясь открыть огонь по орудиям, что били справа, как два огромных куста сорвались с места и как будто провалились в землю, став недоступными для огня пулемета. Оказалось, за позициями засады была небольшая ложбина, по которой русские беспрепятственно смогли уйти от возмездия. Однако два других орудия, что находились спереди, продолжали стрелять.

– Берем! – крикнул ефрейтор, и они втроем понесли пулемет в сторону, чтобы открыть огонь. Байер определил, что бьют русские зенитки, с которыми он уже встречался на границе. Несмотря на малый калибр, русские умудрились сжечь все танки, два из трех бронетранспортеров и около десятка грузовиков. Разлившееся в середине колонны горящее топливо с бензовоза подожгло еще три машины.

Не успели они занять позицию в прямой видимости орудий, как от леса стали бить сразу несколько пулеметов и затявкали два орудия, видимо, те, которые они упустили. Были также слышны звонкие танковые выстрелы, но как ни всматривался в сторону леса Байер, так грозных боевых машин и не увидел, что его успокаивало.

В это же время один человек из расчета ефрейтора вдруг заорал и, ни слова не говоря, побежал к концу колонны. Непонимающе осмотревшись, ефрейтор и второй номер рванули за ним, бросив пулемет.

Со стороны Ровно шла лавина русских танков. Там были в основном легкие Т-26, но опытный взгляд ефрейтора заметил пять массивных зализанных корпусов новейших Т-34.

Они бежали, не чуя ног, остановившись только у как раз развернувшейся в боевое положение противотанковой батареи, которая сразу же затявкала, расстреливая русские танки.

Появление наших танков было неожиданным. Я честно считал, что мы тут остались одни, и слегка впал в ступор, но быстро пришел в себя и приказал прикрыть отходящий взвод Сазанова. Били по колонне пулеметы Горгадзе, расстреливая пехоту, – спрятаться на открытой местности, кроме как за техникой, ей было негде. Часто хлопали, выпуская разрывные снаряды, закопанные танки. Это кто-то из них поджег бензовоз в середине колонны. Мы туда не стреляли.

Бойцы уже содрали маскировочную сеть и, пока два подносчика сматывали ее и крепили на положенное место, заряжали орудие.

Когда зенитки Сазанова выметнулись из капониров и понеслись к нам, вдруг начали один за другим вспыхивать легкие Т-26, которые атаковали колонну.

– Товарищ лейтенант, там вроде батарея их стоит, из-за дыма не видно, но где-то за горящим бензовозом, – известил меня Андреев.

– Нет, не вижу, – опустив бинокль, ответил я.

Но танкисты, похоже, видели, кто по ним стрелял, так как две «тридцатьчетверки» остановились и, поводив немного своими кургузыми стволами, открыли огонь. Через минуту немецкая батарея умолкла.

В это время мимо нас пролетели обе машины Сазанова, облепленные маскировочными сетями. Как и было приказано, они, не останавливаясь, завернули за лес по малоезженой дороге. Там их ждали готовые выдвигаться машины обеспечения и старший сержант Медведева – на всякий случай с бинтами наготове.

– Выдвигаемся, товарищ лейтенант? – спросил подошедший Андреев.

Я, отрицательно покачав головой, приказал:

– Давай к Сазанову. Машины под укрытие деревьев и чистите стволы после стрельбы. А я пока с Индуашвили скатаю к колонне, надо пообщаться с танкистами и посмотреть, что мы там настреляли. Наши уже ушли дальше добивать противника, так что сейчас там безопасно. Если появятся немецкие самолеты, а они появятся, огня не открывать. Запрещаю выдавать наше местоположение. Сазанов за старшего на батарее.

В это время на дороге из Ровно показалась еще одна танковая колонна, которая прямо по полю свернула и проследовала за передовым отрядом, что ушел дальше. Пехоты я так и не увидел.

– Есть, – козырнул немного суетящийся сержант. Было видно, что у него приподнятое настроение после расстрела колонны немцев. Я не стал ему говорить, что нам повезло и на нас, скорее всего, налетели части второго эшелона, а не передовые войска немцев, которые наверняка сейчас штурмуют Ровно в лоб и с другой стороны.

– Товарищ лейтенант! – окликнул меня старшина, бегущий от одного из танков. Это он ими командовал.

– Что? – спросил я, направляясь к машине Индуашвили.

– Нам что делать? Согласно плану или согласно изменившейся обстановке? Я так понимаю, мы пока не будем отходить?

– Правильно понимаешь, пока экипажи пусть сидят на месте, нас прикроют. А я скатаю к колонне. Командуй… И выстави наблюдателей, чтобы следили за нами, мало ли что.

– Есть.

– Сержант, заводи! – крикнул я Индуашвили.

Когда мы приблизились к колонне, нас окутал дым горевших техники, воняло резиной и человеческим мясом. Мерзкий, надо сказать, запах, да и вид, несмотря на удовлетворение от осмотра результатов своей работы, тоже не доставлял удовольствия.

Высунувшись из кабины, я приказал:

– Сержант, с одним бойцом охраняешь нас как от пехоты, так и от авиации.

– Так нет же никого, товарищ лейтенант.

– Авиация, сам знаешь, как внезапно появляется, а всю пехоту мы не уничтожили, наверняка десяток-другой прячется в траве. Она тут высокая, сам видишь.

– Есть охранять.

Пока один из бойцов расчета и водитель машины ходили среди убитых немцев, собирая оружие, боеприпасы и документы, я достал журнал боевых действий батареи и стал зарисовывать, как мы уничтожили колонну, где стояли зенитки, как отходили и сколько подбили. Как работали закопанные танки и зенитные пулеметы Индуашвили. Несмотря на то, что все танки были уничтожены нами, по грузовикам и пушкам можно сказать, что наших всего десяток, не более. Остальное – работа танкистов, о чем я также записал в журнал.

С другой стороны колонны, в поле у наших разбитых танков, уцелевшие члены экипажей собирали своих раненых и убитых. Помощь им не требовалась – я спрашивал, скоро должна подойти санитарная колонна.

По итогам выяснилось, что на наш счет можно записать все шесть танков, также два бронетранспортера, семнадцать грузовиков и один бензовоз.

Закончив с журналом, я стал составлять рапорт командиру дивизиона о прошедшем здесь бое, не забыв несколько представлений на ордена и медали. Сто процентов выкинут их, но о том, что я готовил наградные, на батарее будут знать. Специально спрашивал у Индуашвили его имя и отчество, а уж он разнесет слух. Мне нужно было, чтобы бойцы знали, что я о них забочусь.

Карабины я приказал не брать, только пулеметы, автоматы, боеприпасы к ним и гранаты. Про бинокли, планшеты с картами и говорить не стоило. Бойцы притащили даже ракетницы и пару ящиков осветительных ракет.

– Вот, товарищ лейтенант. Мы в поле нашли. Вроде станковый, – притащили водитель и один из бойцов расчета Индуашвили станковый пулемет МГ-34, – а к нему еще были патронные короба и полная улитка.

– Молодцы, грузите в машину… Сержант, да заткни ты его! Ведь ранит, а то и убьет кого! – рявкнул я.

Вот уже минуту откуда-то с конца колонны по нам и танкистам, грузившим своих раненых в подошедшие санитарные машины, работал одинокий стрелок. Убитых пока не было, но у нас прострелили лобовое стекло, а у танкистов две пули попали в уже убитого бойца в темном комбинезоне и шлемофоне.

Видимо, Индуашвили смог разобрать, откуда ведется огонь, потому что, дав две пристрелочные очереди, выпустил еще одну, но длиннее. Это помогло, обстрела больше не было.

– Вот, товарищ лейтенант, вы просили, – протянул подошедший старший сержант-танкист лист бумаги.

– Сколько тут?

– Двенадцать убитых, еще двое умерли. Не дождались медиков, я их тоже записал.

– Спасибо, сержант. Нашего раненого забрали?

– Да, его ваши бойцы уже погрузили в машину.

– Хорошо. Спасибо.

При отходе один из бойцов расчета Ольнева из взвода Сазанова получил ранение в спину – видимо, случайная очередь. Ранение серьезное, и никакой возможности забрать его с собой не было, Медведева сказала, его нужно срочно под нож хирурга, штопать сосуды.

Внеся в журнал список имен четырнадцати погибших танкистов, чтоб не стали без вести пропавшими, велел нашим собираться. Делать тут больше было нечего.

– Товарищ лейтенант, кажется, там наша полуторка. Вон, по дороге сюда пылит, – остановил меня сержант, когда я собирался сесть в кабину.

– Вижу. Вроде посыльная, – согласился я.

Мы подождали и не ошиблись – машина, замедлив скорость, свернула к нам, мы стояли на бывшей позиции взвода Андреева и были видны издалека.

Из кабины с пассажирского места выскочил тот же сержант-посыльный, что передавал мне приказ во дворе хлебопекарни.

– Товарищ лейтенант, вам пакет из штаба дивизиона, – козырнув, он протянул мне не конверт, а действительно большой пакет. Внутри, кроме двух новеньких карт района Ровно, был еще и приказ.

Изучив его, я мрачно спросил:

– Почему подписано комиссаром?

– Капитан Матвеев и старший лейтенант Елкин погибли вчера во время бомбардировки города. Дивизион принял батальонный комиссар Ковыль. Вот, распишитесь в получении документа.

Расписавшись, я отдал ему рапорт о наших боевых действиях за последнее время и отправил обратно.

– Плохо дело, командир? – спросил Индуашвили.

– А-а-а, – махнул я рукой. – У нас все через задницу. Возвращаемся в расположение.

Доехав до леса, заметно иссеченного осколками за последние четыре дня, я велел Индуашвили замаскировать машину, а сам пошел к батарее, где у одной из зениток суетился расчет Ольнева. Он уже взял себе замену из резервных бойцов.

– Сазанов, Андреев, Непейборода, ко мне! – скомандовал я, подойдя к тяжело нагруженным полуторкам обеспечения.

– Товарищ лейтенант… – начал было докладывать Сазанов, но я оборвал его:

– Садитесь, не до устава сейчас. Значит так, от командования дивизиона пришел приказ. Приказ неоднозначен: продолжать держать оборону и обстреливать пролетающие мимо самолеты.

– Обстреливать? – непонимающе переспросил Сазанов.

– После гибели капитана Матвеева и начштаба дивизион принял батальонный комиссар. А он, как вы знаете, в артиллерии ни в зуб ногой. В общем, мы продолжаем держать этот перекресток. Старшина, разгружайте машины. Как вы понимаете, смены рубежа пока не будет. Остальным заниматься по распорядку. Я его уже накидал в журнале. Теперь по трофеям, что нами собраны…

С трофеями у нас было отлично: кроме шести ручных пулеметов и одного станкового с приличными количеством боеприпасов, было девять автоматов с запасными магазинами в чехлах.

И если пулеметы я распределил по одному в каждый расчет, отдав остальные «нахлебникам», то с автоматами поступил проще. Их получили все командиры орудий, оба взводных, старшина и я. Два оставшихся достались повару и санинструктору, будет у нас в тылу хоть кто-то с автоматическим оружием.

Кроме этого, все командиры еще получили пистолеты, их собрали семнадцать штук, и бинокли. Последних, правда, было всего шесть штук. Пока бойцы изучали новое вооружение, мы занялись распределением остальных трофеев, начав с гранат. Их было всего восемьдесят три, половина в ящиках, что мы нашли в разбитом грузовике.

Старшина, услышав о трофеях, выпросил у меня разрешение еще раз съездить к колонне. Получив его, он, взяв обе разгруженные полуторки, машину Индуашвили в прикрытие, четырех бойцов и уехал на сбор трофеев.

Пока было время, экипажи почистили орудия и, перезарядив обоймы, приготовились к бою. Наступило время обеда, поэтому, отдав приказ кормить людей, я сам отсел чуть в сторону, наворачивая наваристый борщ. Хлеба не было вторые сутки. Прямое попадание в пекарню. Повар пару раз пытался испечь узбекские лепешки, но мука кончилась, и он бросил это дело, хотя получалось у него неплохо.

– Матвей, откуда такая роскошь? – услышал я радостный вопль одного из подносчиков взвода Андреева.

– Так на дороге корову убило. Вот я ляжку и отрезал, – честно пояснил повар. – Я еще гуляш на второе сделал, с макаронами.

– Да ты кудесник, Матвей! – продолжал восхищаться боец.

Я улыбнулся, мне было приятно, что у бойцов приподнятое и веселое настроение. Поев второго, я вышел к опушке, от которой как раз в нашу сторону отъезжало несколько машин. Кроме трех наших, к моему удивлению, была трофейная немецкая с небольшим прицепом странного вида. И только когда они приблизились, я понял, что это немецкая полевая кухня.

Так что возвращения старшины я ждал с довольной улыбкой, хотя настроение отнюдь было не радостное, так как понимал – еще день или два, и батареи не станет, если мы не сменим позицию, о которой уже наверняка знало все командование люфтваффе.

– Товарищ лейтенант, разрешите доложить? – стараясь перекричать рев проезжающих мимо машин, спросил соскочивший с подножки передовой машины старшина.

– Докладывайте, – кивнул я.

В это время последняя полуторка с набитым чем-то кузовом проползла мимо, и можно было говорить нормальным голосом.

– За время изучения расстрелянной колонны было обнаружено еще два десятка убитых, у которых присутствовали документы личности. Также два были взяты в плен.

– Сами сдались?

– Нет. Они под машиной прятались, вот мы их оттуда и выгнали. Я гранату кинул невзведенную. Они с воплями бросились в разные стороны, бойцы их и споймали.

– Молодец, хитро. У нас в батарее трое говорят на немецком, позже допросим. Давай дальше.

– Был обнаружен грузовик с прицепленной кухней, он за большим трейлером стоял, сразу и не заметили. Грузовик и кухня целы и готовы к использованию. Водителем туда я Горина посадил, он умеет. Еще было обнаружено восемьдесят карабинов, шесть автоматов, восемь пистолетов, двадцать шесть гранат, два бинокля, три планшета с картами и несколько ящиков с продовольствием. Также было собрано восемьдесят три пары сапог, шесть из них мы были вынуждены оставить на месте, так как они полностью пришли в непригодность. Из тяжелого вооружения есть два ротных миномета с сотней мин.

– Молодцы. Сейчас иди обедай, мы там вам оставили.

От кухни были слышны восхищенные вопли повара, ему вторили некоторые бойцы. Конечно, еды хватало, но из-за того, что котлов было всего два, возможно было приготовить только два блюда – первое и чай или второе и чай. Сегодня было первое и второе без чая, хотя некоторые ушлые бойцы сварили чай в своих котелках. Теперь же с появлением кухни даже хлеб можно было печь. В общем, хорошее приобретение.

Вернувшись к штабелям, находившимся в ста метрах от опушки в глубине леса, я присел на один из ящиков и, достав пачку немецких документов, что привез старшина, записал данные из них в журнал. Теперь за батареей числится еще и семьдесят уничтоженных солдат противника.

Пока я переводил бумагу, составляя опись имущества и задачи батареи на ближайшее время, старшина развернулся вовсю. Бойцы меняли свои обмотки на немецкие сапоги – те, кому подходили, конечно. Даже Сазанов сменил свои брезентовые полусапожки на высокие блестящие офицерские сапоги. Только трем не нашлось замены из-за сорок последнего размер, хотя, может, и пятьдесят последнего, как шутил старшина.

Сейчас бойцы были больше похожи на бойцов Красной Армии, а то эти обмотки уж больно бросались в глаза. Теперь же, в коротких немецких сапожках, они даже двигаться стали по-другому, увереннее, что ли.

После того, как старшина закончил, я сформировал из «нахлебников» два минометных расчета по три человека, выделив им машину. Командиром временно поставил одного из бойцов постарше и поопытнее, пока нет ефрейтора Смелова, охранявшего мой тайный склад. Он раньше тоже был минометчиком.

Дав батарее часовой отдых, я с двумя переводчиками пошел допрашивать пленных. К сожалению, ни к чему это не привело, так как оба оказались из хозчасти пехотного полка, который мы обстреляли. Эти, например, были водителем и сопровождающим. Ну понятно, опытные вояки быстро свалили, поняв, что оборону в поле не займешь.

Документы это подтвердили, не удивительно, что при них не было оружия, поэтому после допроса я приказал пленных расстрелять.

– Товарищ лейтенант, но они же военнопленные! – возмутился стоявший неподалеку Сазанов.

– Они сдались? – спокойно спросил я.

– Нет.

– Я считаю военнопленными тех солдат противника, которые сами сдались нашим войскам, в других случаях это «язык», то есть пленный для допроса. На них правила не распространяются. Поэтому приказываю расстрелять.

Посмотрев, как бойцы мнутся, нехотя берясь за оружие, чтобы отвести немцев подальше, со вздохом вытащил из кобуры ТТ и произвел два выстрела в головы стоявших на коленях пленных.

– Не надо сомневаться и думать, хорошо это или плохо. Пока вы думаете, противник убьет вас. Все слышали, что я сказал?.. – я внимательно осмотрел присутствующих, после чего жестко приказал: – Трупы утащить подальше, пусть тут не воняют!.. Чего ждем? Выполнять!

Как ни странно, не только уничтожение колонны, но и этот поступок вознесли мой авторитет на небывалую высоту.

В течение этого дня мы шесть раз открывали огонь по самолетам противника, прикрывая наши войска, что шли в сторону границы. Надеюсь, механизированные корпуса второго эшелона, которые закрывали собой прорыв, не только остановят немецкие войска, но и нанесут им потери. Например, нам помогли танкисты 9-го механизированного корпуса под командованием генерал-майора Рокоссовского. Хотя, как мне пояснил лейтенант с обгоревшими руками – он доставал из танка своего механика, – их полк сбился с пути и поэтому оказался у Ровно. А основные части корпуса сейчас на маршруте чуть дальше, севернее Ровно, ближе к Луцку.

К вечеру двадцать девятого июня я понял, что наши все, кончились – отступившая было канонада снова начала к нам приближаться. Над головами постоянно висела авиация, бомбя лес, который в последнее время был нашим пристанищем. Видимо, пожаловались уцелевшие пехотинцы из уничтоженной колонны своим начальникам, кто их тут обидел, да и авиация припомнила старые обиды: все-таки два сбитых да четыре подбитых – это хоть что-то. Кусачая у нас батарея, вот они и бомбили лес уже третьим налетом. К тому же вчера мы еще двух приземлили. Один уже был где-то подбит, летел медленно. Сбить его оказалось на удивление нетрудно, второго ближе к вечеру, когда колонна из двенадцати «хейнкелей» возвращалась с бомбардировки на пятисотметровой высоте. Тут уж они сами подставились. Могли и выше подняться.

В общем, в данный момент мы наблюдали за работой девятки «юнкерсов», находясь в двух километрах в стороне от леса, где неплохо замаскировались в чистом поле под видом стогов прошлогоднего сена. Огня мы, конечно, не открывали. Эта девятка «юнкерсов» от нас мокрого места не оставит, одно дело перехватывать, когда они пустые идут с бомбардировки, другое – когда сами нас ищут. Ну их на фиг. Пусть лучше лес бомбят, чем наши части.

– Улетают, – опустив трофейный цейсовский бинокль, сказал Сазанов.

У меня бинокль был получше, старшина подарил, поэтому провожал я их дольше.

– Да, похоже, – убрав бинокль в чехол, я вернулся к бритью. Правая сторона уже успела подсохнуть, так что я стер полотенцем пену и, размешав в ступке, стал наносить ее заново. – Думаю, завтра или послезавтра можно ожидать передовые порядки немцев. Похоже, кончились у наших силы, все бросили в контратаку. Видел, сколько час назад машин с ранеными проехало?

– Видел, – вздохнул взводный.

– Это медсанбаты и госпиталя эвакуируют, – пробормотал я и замолчал, работая опасной бритвой.

– Вчера к нам подъезжал капитан-пограничник, ну, тот, у которого в кузове пленные немецкие офицеры были, так он говорил, что немцы два наших госпиталя из огнеметов сожгли. Всех, и врачей, и раненых.

– Не помню такого, – задумался я, с помощью зеркальца проверяя, тщательно ли побрился.

– Это было, когда вы к тому полковнику ходили, относили памятки.

– Ах да, к вам какой-то грузовик ЗИС подъезжал. Да, точно, ты же докладывал, да только потом был тот налет, от которого мы едва не потеряли батарею, вот и вылетело из головы.

Вчера к обеду я увидел проходивший мимо батальон, оказавшийся потрепанным авиацией полком, вот и вручал командирам написанные с моих слов памятки. Там были зарисовки, как стрелять по самолетам противника и как из простой винтовки с зажигательными пулями жечь немецкие танки. Многие командиры благодарили. Другие брали молча, устало перебирая ногами. Так вот, когда прошел этот батальон, на следующую часть налетели «Штуки». Наша батарея, прикрывая своих, открыла огонь, так эти штурмовки переключились на нас. Ладно, у меня расчеты уже более-менее умелые, спасибо последним дням активной боевой тренировки. Так мы еще стали вести активную оборону. Как? Все просто, выпустил очередь – и резко в сторону, на ходу перезаряжаясь. Замер, выпустил прицельную очередь – и снова крутиться по полю. А когда таких кусачих машины четыре? Вот так и получилось, что и штурмовики по нам не попали. Правда, и мы по ним. Остались при своих. В общем, опыта пока маловато.

В тот момент я как раз разговаривал с командиром дивизии, в которую входил этот полк, рассказывал о прошедшем тут бое, о котором памятниками напоминала сожженная техника. Вот и получилось, что того капитана пропустил, как-то вылетело из головы.

– Бойцы слышали?

– Молчунов, он потом и передал остальным.

– Хорошо, – убирая бритвенные принадлежности в сидор, я велел полить стоявшему рядом бойцу и вымыл лицо. – Жаль, политрука нет. Я бы его заставил провести политбеседу на эту тему.

– Да бойцы и так поняли, уже много наслушались. А как вы вчера того стрелка высмеяли, что немцев тьма, что танки у него непобедимы и что авиации куча, которая все долбит и долбит.

– Да бред он нес. У страха глаза велики. Немцы просто хорошо организованы, умеют взаимодействовать с другими родами войск и имеют за спиной двухлетний опыт войны. У них своя тактика блицкригов, вот они ее и используют. Кстати, отбой тревоги. Пусть бойцы пару часов отдохнут до ужина, а там снова тренировки. Выполнять!

– Есть.

После ужина, когда мы наблюдали за новой бомбежкой Ровно – дымил он уже второй день – внезапно кто-то за косогором открыл по идущим на двух тысячах «юнкерсам» огонь.

– Наши, тридцатисемимиллиметровые бьют, – сказал стоявший рядом со мной старшина. Мы как раз отвлеклись от подсчитывания имущества, когда начался налет на город. А поскольку ничего не могли сделать, только молча наблюдали. Поэтому и удивились, кто это стреляет по высоко идущим немцам.

– Точно, – согласно кивнул я головой, продолжая крутить в руке карандаш. – Две зенитки работают. Может, из отступающих частей орудия? Мы уже сколько таких видели? Штук пять точно.

– Вполне может быть, – задумчиво протянул старшина. – Может, мне съездить посмотреть?

– Нет, не нужно выдавать наши позиции. Сейчас бомбардировщики второй волны пойдут назад, вот и будем их перехватывать. Вон, как раз Сазанов бежит.

– Товарищ лейтенант, это что, наши? – радостно спросил он.

Видимо, его тоже беспокоило, что второй день нет никаких приказов в такой неопределенной обстановке. Меня это ничуть не волновало, так что я продолжал сохранять невозмутимый и уверенный в себе вид, что передавалось бойцам. У нас не было ни одного паникера, все работали с огоньком, без вопросов, для чего они все это делают и почему не обстреливают всех пролетающих мимо немцев.

– Ты-то с чего взял?

– Так, а кто еще? Наш дивизион единственный в этом районе.

– Так я сгоняю? – тут же подскочил старшина, но поймав мой взгляд, стушевался. Я уже приучил личный состав батареи, что мои приказы нужно исполнять, а не обсуждать.

– Товарищ старшина, зенитки, которые, кстати, прекратили стрельбу, находятся на дороге в Ровно, мы их не видим, так как находимся в низине, но когда они доедут до перекрестка, то увидим. Если они из нашего дивизиона – в чем я сомневаюсь, им тут просто нечего делать, – то дадим знак, где находимся. Это все. Занимайтесь своими делами.

– Есть, – козырнули оба.

– Товарищ младший лейтенант, останьтесь, – попросил я Сазанова, и когда старшина отошел узнать, что у нас там с кухней, велел: – Усильте наблюдение за западным и южным направлениями.

– Есть.

– Теперь свободны… Кстати, вы не ошиблись, орудия нашего дивизиона, – опустив бинокль, произнес я.

И действительно, на перекрестке остановилось пять машин. Впереди две зенитки, как у нас, на базе ГАЗ-ААА, позади них две полуторки, набитые бойцами. Да и сами зенитки были облеплены красноармейцами сверх меры. Однако больше всего мое внимание привлек топливозаправщик на базе ЗИС-6, стоявший предпоследним.

– Все, сдали город, коль разбегаться начали, – пробормотал я.

Из головной машины вышел невысокий командир и принялся активно крутить головой. Видимо, не найдя того, чего хотел, он достал карту и стал сверяться. Некоторые бойцы, разминавшие ноги у машин, тыкали пальцами в остовы сгоревшей немецкой техники. Видимо, обсуждали прошедший здесь несколько дней назад бой.

– Товарищ лейтенант, а ведь они нас ищут, – произнес продолжавший стоять рядом Сазанов, наблюдая за зенитчиками. – Черт, неужто Иванов?

– Кто?

– Да мы с ним учились вместе в училище. Там и познакомились, хотя наши части рядом под Луцком стояли. Нет, точно он.

– Я уже понял… Дайте им знак, где мы.

Сазанов достал из кобуры ТТ и дважды выстрелил в воздух.

– Далеко, не слышат. Да и двигатели у них наверняка работают. Давай ракетой параллельно земле.

– Понял, товарищ лейтенант.

Зеленую ракету, скакавшую в их направлении, неизвестные заметили сразу. Сперва они засуетились, но когда взводный вышел на открытое место и помахал каской, попрыгали в машины и попылили к нам прямо по полю, переваливаясь на кочках.

Я поморщился: машины оставляли четко различимые с воздуха следы. Теперь обнаружить нас будет нетрудно.

– Старшина, приготовьте дополнительный маскировочный материал, – приказал я подбежавшему Непейбороде.

Три стога рядом стояли пустые, так что нам было чем укрыть гостей.

Не доехав до меня метров пятнадцать, первая машина с орудием в кузове остановилась и заглохла. Остановились и другие, только последняя полуторка обогнала колонну и встала рядом с первой машиной.

Из кабины ГАЗ-ААА устало вылез слегка замызганный командир с одни кубарем в петлицах и, внимательно осмотревшись, пошел ко мне, придерживая планшет у бедра.

– Третья батарея? – поинтересовался младлей.

– Возможно. Кто такой? Вас что, товарищ младший лейтенант, не учили представляться по уставу?! – хмуро спросил я.

– Извините, товарищ лейтенант, – застегнув верхнюю пуговицу и поправив фуражку, он кинул руку к виску и представился: – Командир первого огневого взвода первой батареи отдельного зенитного дивизиона младший лейтенант Иванов.

– Почему здесь находитесь, а не на своих позициях? – поинтересовался я, изучая его документы. Они были в порядке.

– А нет больше позиций, – криво усмехнувшись, спокойно пояснил младлей. – От дивизиона остались ваша батарея да эти орудия, и все. Остальных раскатали у складов. Комиссар часа два назад приехал на нашу позицию, отдал приказ на отход да уехал на автобусе, а куда – кто его знает? Бросил нас, сволочь. Вот я и решил прорываться к вам. В городе уже немцы, да и мы с мотоциклистами столкнулись на окраине Ровно, обстреляли их да прорвались.

– Приказ о передислокации, – требовательно протянул я руку. Как только Иванов достал пакет, погрузился в чтение. – Все правильно оформлено, почему не отошли?

– Интенданта одного встретили, он сказал, что дорогу перерезали немецкие танки, вот я и вспомнил про вас. Вдруг вы еще тут, комиссар вас в пример постоянно ставил.

– Причину отхода я понял, почему я вам нужен? – спросил я, убирая пакет в свой планшет.

От вопроса Иванов явно завис.

– Ну… я думал… может, вместе будем прорываться?.. – немного скованно спросил он, тоскливо проводив приказ взглядом.

– У меня воинское подразделение, а не сброд, – подбородком я показал на его людей, которые оправлялись и разминались у машин. – Если хотите ко мне присоединиться, то только под мое начало. И я сразу предупреждаю, приказы выполнять беспрекословно. Вам все ясно, товарищ младший лейтенант?

– Да… Можно я посоветуюсь со своими людьми?

– У тебя в подразделение что, анархия? – удивился я.

– Извините? Но ведь командир политически близок к…

– Лечить меня не надо. Командир – это высшая инстанция в воинском подразделении. Вы командир, и ваши приказы должны исполнять. У меня в подразделении махновщины нет. Я приказал – они исполнили. Вам, товарищ младший лейтенант, понятна моя политика?

– Да… Мы… То есть я согласен.

– Хорошо. Тогда проведем рокировку подразделений. Сазанов!

– Я!

– Собрать всех командиров.

– Есть!

Теперь у меня было шесть зениток, о чем я тут же сделал запись в журнале батареи. Прибывшие стали третьим огневым взводом под командованием младшего лейтенанта Иванова с орудиями под номерами пять и шесть. Ими командовали соответственно старший сержант Васюта и младший сержант Иволгин.

Пока Непейборода узнавал, в чем нуждаются новые люди, я приказал замаскировать орудия и машины и разглядывал отдельно стоявших красноармейцев. Тут были все, кого по пути подобрал Иванов. Даже два пекаря – их я отправил в помощь повару.

Полуторки оказались пусты, хотя тоже принадлежали нашему дивизиону. К тому же выяснилось, что только одно орудие происходило из батареи, где служил Иванов, второе вообще было из пятой, их свели вместе после больших потерь в технике и людях дня два назад. И топливозаправщик оказался пуст, там вряд ли было больше двухсот литров.

Теперь у меня появились транспортные машины и пехота прикрытия. Из более чем тридцати человек под командованием стрелкового старшины по фамилии Богданов я сформировал взвод охраны и вооружил его автоматическим оружием из наших запасов, нарезав круг задач. Даже минометы им дал с расчетами и станковый пулемет в усиление.

– Сазанов, Андреев, Иванов, Непейборода, Богданов! – подозвал я своих подчиненных командиров. – Приказ на сегодня: в одиннадцать часов ночи выдвигаемся на восток. Приготовить машины к движению, пусть водители их осмотрят, с восьми до одиннадцати отдыхать. Выполнять. Стрелкам обеспечить охрану.

– Есть! Есть!.. – посыпалось от командиров.

Поставив задачи людям, я присел на шинель и стал вносить фамилии пополнения в журнал, записывая их со слов Иванова. Во взводе работал его зам, старший сержант Васюта. Потом подозвал Богданова, закончившего опрашивать своих подчиненных – знал он только троих, остальных подобрали во время отступления.

Закончив с документаций и поставив новичков на довольствие (кухня уже была помыта, и новеньким выдали сухпай до утра), я откинулся на стог и, прикрыв глаза, задумался.

«М-да, все-таки мечты сбываются. Я хоть попал и не туда, куда хотел, но ведь попал! Даже смог устроиться тут вполне нормально, и что главное… Мне тут нравится! Парней вот только жалко, экипаж, раненых бойцов спецназа. Они ведь мне стали роднее, чем все парни и девчонки из детдома. Ладно, хоть попал, как это ни странно, куда нужно. Мне ведь понадобилась неделя, чтобы понять, что это реально мой шанс изменить хоть что-то в этой войне. Я не знаю, может, я в параллельном мире, о котором так любят писать фантасты альт-истории, чтобы не запутываться в прошлом и настоящем, или на самом деле в прошлом своего мира? По крайней мере, все, что я успел изучить за время пребывания здесь, указывает, что это именно прошлое моего мира. Что это значит? Это значит, что у меня есть шанс его изменить. Так почему бы и не попробовать?..»