Kitabı oku: «Турецкий транзит», sayfa 3

Полина читала путеводитель, обнаруженный ею в сумке, и доселе неведомый ей Памуккале превращался в зримый образ. Она видела этот белоснежный, будто засыпанный снегом склон холма. Белый-белый склон с уступами-бассейнами, а сверху синее-синее небо. Это ей не представлялось. Это она действительно видела. В Москве. На фотографиях. В буклетах, посвящённых Турции. Там почти всегда присутствуют снимки Памуккале.

* * *

Через пять часов пути она обнаружила себя стоящей на сером пыльном асфальте в Денизли, небольшом и ничем не примечательном городишке. День катился к своему завершению. Скоро наступит темнота и вот тогда Полина сполна вкусит прелестей тоскливого одиночества. Здесь никому не было дела до нее. И ещё она совершенно не представляла, что ей делать дальше. Она была как вспугнутый заяц, который, стремглав помчавшись от опасности прочь, в конце концов обнаружил себя в незнакомой местности. Возможно, ей не следовало уезжать из Антальи. Да, нельзя было уезжать.

Она уже почти решила возвращаться в Анталью. Пять часов дороги. Ночью она будет там. Ночью?!

Она испугалась. К ней вернулось воспоминание о человеке, который прятался за стеклом витрины, и близкая ночь лишь оживляла страхи.

А тут рядом Памуккале. Хлопковый замок. Белоснежные склоны под нетревожным синим небом. Одним глазком взглянуть. Ведь там красиво. Раз представилась такая возможность. Это совсем близко. Пятнадцать или двадцать километров. Двадцать минут пути.

* * *

Отель Koray был неприхотлив, но мил. Внутренний двор с выложенным голубой плиткой бассейном и редкой растительностью обрамляли по периметру галереи.

Молодой турок белозубо улыбнулся Полине из-за стойки.

– Здравствуйте, – сказала по-английски Полина. – У меня зарезервирован номер на имя Татьяны Тимофеевой.

У неё сводило скулы, когда она произносила эти слова, и она запоздало пожалела о том, что пришла в этот отель. Надо было ей остановиться где-нибудь в другом месте.

– Да, – подтвердил турок. – Сегодня и завтра. Верно?

Его английский был настолько плох, что Полина едва его понимала. Она жалко улыбнулась в ответ. Турок выложил на стойку ключ от номера, спросил, понадобится ли гостье ещё один ключ.

– Ещё один? – переспросила Полина. – А зачем?

Турок попытался ей рассказать что-то о втором ключе, но словарный запас его иссяк на первой же фразе, он стушевался и сказал:

– Извините.

Вот это у него получилось превосходно. Прямо от зубов отскакивало.

Полина поднялась на второй этаж. В её номере царила спартанская обстановка. Но это всего на одну ночь, сказала она себе.

Пока она посмотрит на белоснежные склоны.

* * *

Она действительно видела это прежде. На фотографиях. Это выглядело так, будто некая белая масса широким, в несколько сотен метров, потоком стекала со стопятидесятиметровой высоты, да так и застыла. Окаменевший снег.

Полина купила в кассе входной билет. Кассир жестом показал ей, что следует разуться, прежде чем ступить на девственно чистую белизну застывшей соли. Она подчинилась. Босыми ступнями коснулась этой белизны и испытала восторг от соприкосновения с ласковой тёплой поверхностью.

Тропа вела наверх. Предвечернее солнце освещало склон, отчего он казался мраморным. Чем выше поднималась Полина, тем больше она видела травертин – небольших бассейнов с минеральной водой, террасами спускающихся по склону. Она вошла в воду одного из таких бассейнов. Уровень воды едва достигал её колен. И вода тоже была тёплая и ласковая.

Белоснежный склон уступами спускался вниз. Далеко внизу лежал Памуккале, небольшой посёлок, дома которого отсюда, с высоты, казались игрушечными. Дальше, за Памуккале, была долина, а за ней на горизонте поднимались горы.

Полина бродила по воде и не хотела уходить. Здесь к ней вернулось спокойствие. Тихое блаженство, о котором мечтают все, но которое мало кому доступно.

Солнце опускалось всё ниже, оно зависло над горами, потом покатилось за горы, и когда уже почти скрылось – в последние пять минут перед наступлением ночи осветило белоснежный склон розовыми лучами и склон тоже стал розовым. Ради одной этой картины сюда стоило ехать. Зачарованная Полина замерла и долго стояла неподвижно. Солнце опустилось за далекие горы, и те стали чёрными – лишь угадывался их силуэт на фоне розового неба. А соляные склоны утеряли розовость и стали серыми. В стремительно заливаемой темнотой долине зажглись рассыпанные тут и там огоньки – будто проявившиеся на небосклоне звезды отражались в тёмной воде.

Полина сняла платье и опустилась в воду. Ласковая теплота окутала её. Никого не было вокруг и Полине вдруг представилось, что она совсем одна в этом мире, но нисколько своего одиночества не испугалась, потому что она вспомнила, что уже испытывала что-то подобное давным-давно. На Кипре.

Она отчётливо помнила, что, будучи на Кипре, она отправилась на западную оконечность острова, в местность, называемую Лара-Бич, чтобы своими глазами увидеть пустынный песчаный пляж, на который приплывают откладывать яйца гигантские морские черепахи. Там не было приличных дорог, не было отелей, не было людей, и в той пустынной местности Полина испытала удивительное чувство: она осознала, что в ту самую секунду, в тот миг ни одна живая душа на всём белом свете не знала, где именно Полина находится и что с ней, она потерялась, исчезла, пропала. Она отчётливо помнила, что в тот раз осознала: она – лишь песчинка на теле Земли, и это открывшееся ей знание её не удручало, а вызвало прилив нежности. И к самой себе, и к этой земле, и ко всем, кто живёт, кто жил и кто ещё придёт на эту землю жить. Ещё она помнила, что тот волшебный вечер продолжился для неё в ресторане на пустынном морском берегу. И там она впервые попробовала прекрасное кипрское блюдо под названием мусака.

– Мусака! – прошептала Полина.

Она лежала в тёплой минеральной воде, над её головой огромным шатром раскинулось чёрное южное небо с отметинами ярких звезд, и в этом раю можно было бы оставаться бесконечно долго. Если бы не чувство голода, испытываемое Полиной.

* * *

Полина покинула этот удивительный бассейн, надела платье на мокрое тело и как была, босиком, стала спускаться вниз. Уже включили подсветку. Прожектора, установленные внизу, у подножья склона, справлялись с темнотой неважно, зато слепили своими лучами Полину, и она порой теряла из виду ведущую вниз тропу. Белое соляное покрытие склона остывало в ночи и уже становилось прохладным, поэтому Полина, набредя на очередную зеркальную гладь минеральной воды, сходила с тропы и бродила по теплой минералке, согревая ступни. Ей нравилась эта теплота. Ей нравилась эта ночь. Ей нравилось это одиночество.

С этим ощущением тихого счастья она спустилась вниз, в посёлок, зашла в первый попавшийся ей на пути ресторанчик и поужинала, заказывая поочередно овечий сыр с маслинами, суп из йогурта и риса, и вкусные пирожки с острым сыром.

Утолив голод, она окончательно почувствовала себя счастливой. Дошла до отеля. Вместо прежнего улыбчивого молодого турка сейчас был другой, постарше и посерьёзней. И у этого с английским было намного лучше. Он спросил у Полины, что им делать со вторым забронированным ею номером, ведь уже ночь, а никто в тот номер так и не поселился.

– Какой второй номер?! – почти шёпотом спросила Полина, испытав настоящий ужас, потому что уже поняла, о каком таком втором ключе спрашивал у неё несколько часов назад молодой турок.

У него был такой ужасный английский, что она тогда не поняла, что он не о втором ключе от её номера полюбопытствовал, а интересовался, кому достанется ключ от второго номера, тоже забронированного на имя таинственной Тани Тимофеевой.

– Вы забронировали два номера, – сказал турок.

– Я? – растерянно уточнила Полина.

Турок смотрел на неё хмуро. Наверное, решил, что гостья не желает оплачивать бронирование второго номера, заказанного ею для кого-то, но так и не пригодившегося. Но не это Полину испугало, она бы и второй номер оплатила, здесь цены невысокие. Она испугалась, вдруг осознав, что кто-то ещё мог сюда прибыть. Тот, кто поселится во втором номере. Кто знает Таню Тимофееву.

– Я хочу уехать! – сказала Полина.

Бровь турка поползла вверх. Удивился.

– Автобусы ещё ходят? – спросила Полина. – Я уезжаю!

– До утра автобусов не будет, – покачал головой турок.

– А такси? – осенило Полину.

– Я могу вызвать такси. Куда вы хотите отправиться?

– В Денизли. А оттуда – в Анталью.

– На такси?

– На автобусе.

И снова турок покачал головой:

– Наверняка последний автобус в Анталью уже ушёл. Следующий – только завтра утром.

Значит, Денизли отменяется. Что ей делать там ночью?

– Я оплачу вам эти два номера, – сказала Полина. – Я ведь должна вам их оплатить?

– Разумеется.

– А вы мне дадите другой номер на эту ночь. Другой! Хорошо? Я буду ночевать там, в другом номере. А вы никому не говорите, что я ночую здесь. Если кто-нибудь будет спрашивать… Кто угодно… Если будут разыскивать Татьяну Тимофееву… Или просто скажут, что им нужна русская, которая забронировала здесь два номера… Вы скажете, что она уехала! Да?

Турок осторожно кивнул, не сводя с собеседницы взгляда. Наверное, просьба гостьи показалась ему чрезвычайно странной. Но он не нашёл причины отказать.

* * *

Новый номер Полины тоже был распложен на втором этаже, но в противоположном от первых двух конце галереи, и это небольшое на самом деле расстояние подарило девушке эфемерное ощущение безопасности. По крайней мере, ей было уже не так боязно. Заперев номер изнутри, она придвинула к двери стул, чтобы исключить внезапность появления кого бы то ни было, и спустя час, справившись кое-как со своими страхами, она смогла заснуть.

Сон ее был по-птичьи чуток и пуглив. Не сон, а полудрёма. Малейший шум в ночи возвращал её в реальность и она подолгу лежала, не засыпая и вслушиваясь в звуки.

Когда проём окна стал серым, она поднялась и оделась. Вещи стояли наготове. Ничто её здесь не держало.

Спустившись вниз, Полина увидела за стойкой уже знакомого ей молодого турка. Того самого, у которого были нелады с английским.

Полина положила на стойку ключ и объявила по-английски:

– Я уезжаю!

Турок счастливо улыбнулся ей в ответ. Вряд ли он понял, что сказала ему гостья.

– Завтрак! – торжественным тоном произнёс он и указал рукой направление.

Во внутреннем дворе отеля на нескольких столах теснились разнообразные блюда. Шведский стол. И никого из постояльцев. Ещё слишком рано.

– Спасибо, – сказала Полина.

Почему бы не позавтракать перед дальней дорогой, в самом деле?

Овечий сыр. Маслины. Томаты. Джем. Кофе. С привычным набором Полина устроилась за столом так, чтобы видеть стойку администратора и ведущую на галерею второго этажа лестницу.

Через минуту по лестнице спустилась семейная пара того неопределенного возраста, который обычно и выдаёт в людях иностранцев: может быть, им по пятьдесят лет, а может, и по семьдесят с хвостиком. Ухожены, улыбчивы, бодры. Взяли себе мюсли и зелёный чай. Сели неподалеку от Полины. Через некоторое время – ещё одна пара. Студенты. Иностранцы. Мюсли, зелёный чай. Наверное, лет через пятьдесят эти двое будут выглядеть так же, как завтракающая по соседству пожилая семейная пара…

– Привет!

Она вздрогнула от неожиданности.

Неведомо откуда появившийся молодой парень сидел за её столом. Русая челка. Взгляд без угрозы. Загорелое лицо трёхдневной небритости. Он выглядел, как путешествующий по Турции студент, каких Полина здесь видела немало.

– А мне сказали, что ты уехала. Перепутали что-то негодные османы.

Он говорил без осуждения и даже равнодушно, но Полину уже накрыла волна ужаса, и она, не зная, что ей делать и куда деть свои дрожащие руки, принялась за завтрак, ловя на тарелке непослушные округлые маслины с тем маниакальным упорством, какое обычно сопутствует крайней степени растерянности. Такая растерянность уже сродни панике.

– Вчера приехала? – спросил парень.

Полина замерла на мгновение. Не смела поднять глаза. Пауза затягивалась. Так и не ответив, Полина занялась овечьим сыром. С сыром у нее получалось лучше, чем с маслинами.

– Я думал, ты мне позвонишь, – сказал парень.

Без малейшего осуждения в голосе. Просто он рассказывал ей, как жил без неё.

– Или твои планы поменялись? – спросил он.

Полина замерла. Пауза вновь получилась неприлично долгой. Полина решилась поднять глаза. Собеседник смотрел на неё и явно ждал ответа. Не проронив ни слова, Полина вернулась к своему завтраку. Она всё ещё пребывала в растерянности и не знала, что ей делать дальше.

– Не сердись, – попросил парень, по-своему истолковав её нежелание говорить. – Я не смог приехать двадцатого. Так получилось.

Полина не решилась ни кивнуть в ответ, ни что-либо ответить. Она видела этого человека впервые в жизни. Зато он обращался к ней, как к старой знакомой.

– Танюха! Ты в порядке? – спросил обеспокоенный её молчанием собеседник.

Она вздрогнула, как от удара, а после окаменела. Хаос в мыслях порождал ощущение близости большой беды.

– Таня! – позвал её собеседник.

Будто издалека. Сквозь вату. Или во сне.

Она решилась поднять глаза. Парень смотрел на неё.

– Ты кто? – тихо спросила Полина.

Он растерялся, это было видно. Будто Полина пошутила столь нелепо, что получилось удивить.

– Ты теперь так шутишь? – спросил парень неуверенно.

Хотел, наверное, чтобы прозвучало насмешливо, но на самом деле только выдал свою растерянность.

– Ты кто? – повторила свой вопрос Полина.

Ей было важно знать. Она хотела понять, кто он, почему он сел за один с нею столик и теперь разговаривает так, будто они много лет знакомы.

– Ты уверена, что поступаешь правильно? – спросил парень.

Что-то проявилось в его голосе. То ли раздражение, то ли досада.

– Чего тебе нужно от меня? – спросила Полина.

Парень думал недолго. Поднялся из-за стола и пошёл прочь. Полина смотрела ему вслед. Он поднялся по лестнице, прошёл по галерее второго этажа, скрылся за дверью номера. Через минуту он вышел из номера с небольшим рюкзаком, спустился вниз. О чём-то переговорил с администратором. Турок позвонил по телефону. Парень посмотрел на часы. Он явно собрался уезжать. И демонстративно не замечал Полину. Забыл о её существовании. Ему ничего не было нужно от неё. И никакой угрозы с его стороны по этой причине не исходило. Он не собирался причинять ей зло. Он вообще не собирался с нею контактировать.

Турок окликнул парня:

– Такси!

Парень кивнул благодарно и вышел из гостиницы, не взглянув на Полину напоследок.

Полина склонилась к своей дорожной сумке, выхватила оттуда фотоальбом, зашелестела страницами. Фотографии, фотографии, фотографии.

Вот!!!

Она замерла, впившись взглядом в снимок.

На снимке была она. А рядом с нею на снимке был этот самый парень. Который сейчас уезжал из отеля. Который был ей незнаком, которого она прежде никогда не видела. И который был на фото рядом с ней.

* * *

Он уже сидел в старом жёлтом такси и что-то говорил водителю. Полина решительно рванула дверцу на себя. Парень резко обернулся.

– Подожди! – сказала ему Полина.

Она боялась, что он сейчас уедет.

– Ты меня знаешь? – спросила она. – Кто я? Как меня зовут? Я ничего не понимаю! Я вижу тебя впервые в жизни, но ты есть вот здесь!

Она ткнула ему в лицо фотоальбомом так, что он даже отшатнулся.

– Вот! – в отчаянии била пальцем в фотографию Полина. – Я здесь и ты здесь!

– Это Стамбул, – сказал парень.

– Я не была в Стамбуле никогда! – воскликнула Полина, чуть не плача.

Собеседник смотрел на неё растерянно. Не знал, как реагировать.

– Меня зовут Полина Звонарёва! Я прилетела в Турцию недавно! Несколько дней назад! Я прилетела в Мармарис! Из Москвы! И никого я здесь не знаю! Почему меня здесь знают все? Откуда ты меня знаешь? Ты видел меня раньше?

– Да.

– Где?

– В Стамбуле.

Чёрт побери!

– Я не была в Стамбуле!

– А это вот? – он показал на снимок.

– Откуда это? Я ничего не понимаю!

– Но многие знают тебя, ты сама сказала, – произнёс собеседник неожиданно вкрадчивым голосом.

– Да! – выпалила Полина. – Но этого не может быть!

– А тебе не кажется странным?

– Что?

– Что многие тебя узнают. Разные люди. Независимо друг от друга.

– Допустим, – ответила она, но всё ещё ничего не понимала.

– И только ты одна не узнаешь никого.

Кажется, она стала догадываться, к чему он клонит.

– И если это так, – произнёс парень прежним вкрадчивым голосом. – Тогда проблема, может быть, в тебе? Что такого случилось с тобой, что ты перестала всех узнавать? Что случилось за эту неделю?

– Почему за неделю? – спросила растерянно Полина.

– Потому что неделю назад ты знала меня и хотела со мною встретиться!

– Я? – ещё больше растерялась Полина.

– Да! Ты! Позвонила мне и просила приехать!

– Приехать – куда?

– Сюда, в Памуккале!

– Неделю назад? – никак не могла поверить Полина.

– Ты разве не помнишь?

– Нет, – ответила она растерянно. – Я не могла тебе звонить. И вообще, почему ты решил, что звонила именно я?

– Я ведь знаю твой голос. И потом… Мы договаривались встретиться. Двадцатого числа. И вот мы здесь. Оба. И я, и ты.

– Я здесь случайно, – пробормотала Полина.

Парень развёл руками в ответ. Он явно не понимал, что происходит, и тяготился этим.

– Послушай, с тобой всё в порядке? – спросил он. – Ты хотела поехать и посмотреть на Йолюдениз…

– Да, – подтвердила растерянно Полина.

– Ты там была?

– Да.

– Понравилось?

– Очень.

– А потом?

– Что – потом?

– Дальше было что?

– Я попала в больницу.

– В какую больницу? – насторожился парень.

– В турецкую.

– Я понимаю, – отмахнулся собеседник. – Но что с тобой такое вдруг произошло?

Он прорывался к разгадке и был уже к ней близок.

– Я упала. И была без сознания.

– Это правда? – вырвалось у него.

– Да. Я сильно ударилась головой. Вот, посмотри.

Полина склонила голову и продемонстрировала свежую рану и наложенные швы.

– Чёрт побери! – пробормотал парень. – А я ещё подумал, чего это ты ваньку валяешь! Я подумал даже, что ты со мной решила расплеваться! Ты правда не помнишь меня?

Девушка покачала головой.

– Тебя зовут Таня. Твоя фамилия – Тимофеева. И мы с тобой действительно познакомились в Стамбуле.

Она снова покачала головой. Не верила.

– Ну, хочешь, я тебе про тебя расскажу? – собеседник нисколько не сердился на неё за неверие. – Ты любишь слушать песни Криса Ри. Правильно? Терпеть не можешь сигарет, зато обожаешь пить ликер "Бейлиз". Ты не очень уважаешь крашеные газировки, но если приходится выбирать, ты всегда возьмешь "пепси-колу", а не "кока-колу". Да? Ещё ты любишь овечий сыр и маслины, но не любишь варёных яиц.

Он понимал, что всё говорит правильно, потому что видел, как вытянулось лицо у его вконец растерявшейся собеседницы.

– Ещё из твоих привычек, – задумался на мгновение. – Когда ты говоришь по телефону, руки ты держишь вот так…

Показал.

В левой руке трубка у уха, правая рука согнута и поддерживает левую.

– Откуда ты знаешь? – спросила потрясённая девушка.

Значит, и это тоже было правдой.

– Ты обожаешь мусаку…

– Я ела её на Кипре, – пробормотала девушка.

– Я не знаю ничего про Кипр. Но здесь ты на мусаку подсела крепко.

– Мусака – это кипрское блюдо, – сопротивлялась девушка.

– Про Кипр ничего не скажу, – терпеливо повторил собеседник. – Но мусаку ты любишь. Правильно?

– Откуда ты всё это можешь знать?

– Я могу это знать только в том случае, если ты действительно Таня Тимофеева, если мы с тобой познакомились в Стамбуле, и если я знаю тебя давным-давно.

– Но почему я тебя не помню? – спросила в отчаянии девушка.

– Потому что с тобою случилась беда. Травма. И я не знаю, сможешь ли ты вспомнить когда-нибудь, кем ты была на самом деле.

* * *

Он рассказал ей про её жизнь в последние полгода. Он знал её по Стамбулу, где они познакомились ещё в апреле – в квартале со смешным названием Лялели девушка работала в магазине кожаных изделий. Стамбульский район Лялели – это сплошная череда магазинов, где отовариваются российские челноки, поэтому там половина вывесок – на русском языке, поэтому там повсюду – русская речь, поэтому турки-торговцы нанимают в свои магазины русскоговорящий персонал. Она там работала, продавая кожаные куртки и плащи, но не очень ей работа эта нравилась, и через пару месяцев она нашла себе другую – не в Стамбуле, а на побережье, где отели и много туристов, и она уехала из Стамбула со своими знакомыми, которые ей новую работу как раз и предложили. Какое-то время о ней ничего не было слышно, но месяц назад она объявилась в Стамбуле, и первым делом сообщила, что работать ни на кого больше не собирается, а будет сама по себе, и хотя выглядела она тогда растревоженной, деньгами сорила налево и направо, и было понятно, что в её жизни произошли большие перемены. Она уехала из Стамбула, сказав напоследок, что не знает, когда ещё туда вернётся, а неделю назад вдруг позвонила, предложила встретиться в Памуккале, и дала при этом понять, что им теперь надобно держаться вместе. Не вдавалась в подробности, пообещав обо всём рассказать при встрече.

Она слушала с интересом, но почти каждое слово в его речи вызывало у неё чувство протеста, потому что это было не про неё. Не из её жизни.

– Это не про меня, – сказала она, наконец.

– Почему?

– Потому что я ничего этого не помню. У меня есть свои воспоминания. Меня окружали другие люди, совсем не те, о которых ты мне говоришь.

Тогда он достал свой мобильник и протянул ей:

– На, позвони.

– Кому?

– Тем людям, о которых ты говоришь. Людям из своих воспоминаний.

Она набрала телефонный номер "Агентства всемирных путешествий". Длинные гудки. Она повторила попытку. Тот же результат.

– Что? – спросил он.

– Ничего. Никто не отвечает.

– Вот видишь, – сказал он с таким видом, будто ничего другого и не ждал.

– Это ничего не значит! – произнесла она сердито. – Это фирма! Я там работала! Меня уволили! Потому что не было денег! Они, может быть, совсем обанкротились! Закрылись! И потому никто не отвечает!

– Позвони ещё кому-нибудь. Своим знакомым. Или родственникам.

Она набрала номер. Ей ответили.

– Алло-алло! – заспешила она. – Мне Прокопова, пожалуйста!

Ей что-то ответили на непонятном языке.

– Прокопов, плиз! – перешла она на английский, запаниковав. – Мистер Прокопов!

– Здесь нет мистера Прокопова, – ответили ей на английском. – Очень жаль. Извините.

Отключились.

– Это ничего не значит! – бормотала она.

Она не хотела верить. Не хотела быть Таней Тимофеевой. Всё в ней протестовало.

– Позвони ещё кому-нибудь, – предложил ей её незнакомый знакомец. – Своей маме, например.

– У меня нет мамы. Мои родители погибли.

Он посмотрел на неё недоверчиво. От неё это не укрылось.

– Погибли! – повторила она хмуро.

– Твоя мама живёт в Ленинградской области. Там городок с таким смешным названием. Ты говорила мне, да я забыл.

– Я не могла говорить тебе такого! – сказала она в отчаянии. – Я Полина Звонарёва и у меня совсем другая жизнь! Я не та, за кого ты меня принимаешь!

– Я не думаю, что ты сегодня впервые позвонила тем людям, которых якобы знала прежде. Ты наверняка уже пыталась им звонить. Правда?

– Да, – подтвердила она и у неё сжалось сердце.

– И они никогда не отвечали. Да?

У неё перехватило горло и она не смогла ответить, только кивнула в ответ.

– Может быть, они действительно существуют, эти люди, – сказал он осторожно. – Но в каком-то другом качестве. Всё, может быть, перемешалось в твоей голове. Это как с мусакой, которую мы с тобой часто ели в Стамбуле, а ты теперь почему-то говоришь, что дело было на Кипре…

– Да, это было на Кипре! – заупрямилась она.

Но на него это не произвело никакого впечатления.

– Тебе кажется, что ты всё помнишь, – сказал он. – Что твои воспоминания – это отражение того, что с тобой действительно когда-то происходило. Но когда ты хочешь получить подтверждения каким-то фактам – подтверждений нет!

Он взял в руки фотоальбом, раскрыл его на странице, заложенной стодолларовой банкнотой. На той странице обнаружилась фотография, где он и она были рядом.

– Твои воспоминания тут не играют, – сказал он спокойно. – Подтверждений нет. А то, что я тебе рассказываю, имеет подтверждения.

Он ткнул пальцем в снимок.

– Вот я. Вот ты. Это в Лялели. Вот твой магазин. И если мы сейчас туда позвоним – там тебя признают. А вот здесь на снимке дата. Месяц май. Совпадает с тем, что я тебе рассказываю.

Перевернул страницу.

– Вот ты в Стамбуле. Мечеть за твоей спиной – Айя София. Это недалеко от Лялели. Четвертая остановка, если ехать на трамвае.

Снова перевернул страницу.

– Вот твои знакомые…

– Ты их знаешь? – встрепенулась она.

– Немного, – сказал он неохотно.

Это были те двое, которые на снимках в фотоальбоме присутствовали наиболее часто. И одного из них она видела в Анталье.

– Это те люди, с которыми ты уехала на побережье.

– Не может быть, – пробормотала она.

Её ужасало то, как ладно стыковались факты. Один к одному. Без зазоров. И всё, о чём ей говорил собеседник, получало подтверждение. В отличие от того, что говорила она. И её воспоминания против его рассказов не имели никакой силы.

– Ты их не помнишь тоже? – спросил он.

– Нет. То есть не то что не помню. Я их видела. Одного из них.

– Да?! – заинтересовался собеседник. – И где же?

– В Анталье.

– Давно?

– Вчера.

– И что?! – у него даже глаза округлились.

– Мне показалось, что он выслеживал меня.

– А ты?

– Я убежала.

– Ещё бы! – пробормотал он.

– Ты что-то знаешь?

– А ты? – вдруг спросил он и посмотрел ей в глаза.

Она покачала головой.

– Не может быть, чтобы ты этого не помнила! – сказал он.

Он принуждал её вспомнить. Он говорил ей открытым текстом, что она должна знать, из-за чего вчера был весь сыр-бор. Но она не знала. Обращалась к своей памяти, но не видела там ничего. Сплошная темнота. Словно она озиралась в абсолютно тёмной комнате, пытаясь разглядеть хоть что-то, да что же можно увидеть в темноте.

– Вспомни! Ты провела с ними несколько месяцев!

Он всё так же заглядывал ей в глаза. Она снова покачала головой.

– Они ищут тебя. Почему?

– Почему? – отозвалась она эхом.

– Не может быть, чтобы ты всё забыла.

– Я не помню.

Он сомневался. Он не верил ей до конца.

– Что я должна знать? Почему они ищут меня?

– Я думаю, ты их обманула.

– Да?! – изумилась она.

– Ты мне этого не говорила, – честно предупредил собеседник. – Когда приехала в Стамбул месяц назад. Но ты сказала, что рассталась с ними. И я ещё тогда подумал, что ты не просто рассталась, а сбежала.

– Почему сбежала?

– Тебе лучше знать, – сказал он осторожно. – Может, это было связано с деньгами?

Что-то было за его словами. Будто он пытался вызвать её на откровенность.

– Я не понимаю, – призналась она.

Сбежала. Деньги.

– Ты хочешь сказать, что я сбежала с их деньгами? – осенило её вдруг.

Он смотрел на неё, не мигая. Ждал, пока она продерётся сквозь тьму в своё прошлое.

– Какая чушь! – произнесла она, поражаясь тому, в каких неприглядных делах её могли подозревать.

Но он не отступал. Заставлял вспомнить.

– Ты забрала их деньги, – сказал он. – Деньги, которые они считали своими.

– Какие деньги? – все ещё ничего не понимала она.

– Большие.

– Много, да? – уточнила растерянно.

– Семьсот тонн баксов.

– Чего? – окончательно растерялась она.

– Семьсот тысяч долларов. Вы бомбанули какого-то татарина…

– Вы – это кто?

– Ты и эти двое.

– Я их вообще не знаю! – запротестовала она.

– Вы бомбанули татарина…

– Какого ещё татарина? – она поморщилась, как от зубной боли.

Он пожал плечами:

– Татарин. Из Татарстана. Из какой-нибудь Казани.

Казань?!

Она ужаснулась.

– Что?! – быстро спросил он.

Консул ей сказал в больнице, что в мертвый город Кайя она приехала на машине, которую арендовал предприниматель из Казани. И тот человек исчез. Только следы крови после него и остались.

– Нет! Это всё неправда! – пробормотала она, цепенея от осознания того, как снова плотно прилегают друг к другу факты, излагаемые этим парнем. – Я не брала никаких денег! И я здесь никого не знаю!

Но почему находятся подтверждения тому, о чём он ей рассказывает? Она хотела обнаружить хоть что-то, что окажется неправдой. Что-то твёрдое, на что она сможет опереться, чтобы в этой трясине не пропасть. Она всё глубже увязала в болоте собственного беспамятства и лихорадочно искала ту кочку, твёрдость которой можно ощутить, выползти на эту твердь из трясины и хоть немного отдышаться, собраться с силами.

– Знаешь что? Мы сейчас позвоним туда! – вдруг осенило её.

Она раскрыла фотоальбом на заложенной банкнотой странице.

Снимок на фоне стамбульского магазина. И на входной двери читается номер телефона.

– Ты говоришь, что я там работала…

– Это ты заложила страницу банкнотой? – вдруг спросил собеседник и взял стодолларовую купюру в руки.

– Да, – ответила она невнимательно.

А он заинтересовался. Разглядывал банкноту. Она была новехонькая. Её даже не перегибали ни разу. Прежде она хранилась между страниц путеводителя. Парень достал из своего бумажника ещё одну стодолларовую бумажку. Сравнил две банкноты.

– Месяц назад ты приехала в Стамбул, – сказал он задумчиво. – Когда мы встретились, ты дала мне тысячу долларов. Помнишь?

– Нет.

– Конечно, нет, – произнёс он спокойно. – Ты дала мне их будто бы взаймы, но сказала, что отдавать не обязательно. Фактически подарила. И я понял, что у тебя откуда-то появились деньги. Вот эти сто долларов, – взмахнул банкнотой, – из той тысячи. А вот этот стольник – твой.

Он посмотрел на собеседницу так, будто, наконец, уличил ее в обмане. Но она не понимала.

– Ну и что? – спросила она.

– Посмотри на номера банкнот. Они различаются только последними цифрами. Эти банкноты – из одной пачки. Теперь ты веришь мне? Веришь тому, что мы с тобой давно знакомы? Что ты приезжала месяц назад в Стамбул? И что денег у тебя было так много, что ты запросто подарила мне тысячу баксов?

Она взяла банкноты в руки. Он не солгал. Одинаковые номера. Только последние цифры различаются.

Она закрыла ладонями лицо и разрыдалась.

* * *

Гладь воды в травертине была абсолютно неподвижна и потому казалась огромным зеркалом, которое положили на площадку белой окаменевшей соли. В этом зеркале отражалось звёздное небо. И огоньки домов внизу, в долине, тоже можно было принять за отражённые звезды.

– Красиво, – сказал он.

– Я здесь была вчера.

– Днём?

– Нет, тоже ночью.

– Не боялась?

– Нет, мне сейчас лучше, когда я одна.

Потому что любой из встреченных ею людей может оказаться её знакомым, которого она сама не помнит. Он понял, что она хотела сказать. Ей сейчас лучше, когда вокруг – совсем никого.

– Ужасное чувство, – сказала она задумчиво. – Когда человек тебя помнит, а ты его – нет.

Перевела взгляд на огоньки, дрожащие в долине. Передернула плечами, словно ей вдруг стало зябко. Он заметил это, придвинулся, обнял за плечи, согревая своим теплом. Она не отстранилась.