Kitabı oku: «Екатерингоф. От императорской резиденции до рабочей окраины», sayfa 8

Были и такие статьи расходов. Унтер-офицеру лейб-гвардии Егерского полка 3-го батальона Григорию Сизову было выплачено 257 руб. «за нахождение ценнаго» во время бойки свай и у дачи Д. Лодера. Сизову заплачено за поденную работу по забивке свай у мостов в Екатерингофе в течение 552 дней 717 руб. 60 коп. и «за вытаску дуба» – 10 руб. За «перекатку» почти тысячи бревен на Обводном канале катальщик Алексей Орехов («с его снастями») заработал 1198 руб. 44 коп.

Была статья «на обметание снега, на сколку льда, на очищение щеп и хлама в разных местах, на чистку труб, на инструменты и прочия подобныя издержки».

Встречается статья – «экстроординарные» расходы.

Но среди прочих оказалась одна, по сумме незначительная, но понятная, статья расходов. По распоряжению военного генерал-губернатора «выдано земляникам рабочим на водку» 25 рублей. Рабочие, «которые очищали просеки», получили на водку 20 руб.

Содержателю трактира Арпену выдали в сентябре 1824 г. 1100 руб. под залог его собственной фарфоровой посуды в Вокзале.

Подвоз земли или гравия (на лодках) оплачивались отдельно, их разгрузка – отдельно. Перевозка мебели и расстановка мебели – аналогично. Перевоз щебня стоил в среднем в два раза дороже, чем земли. Солдаты 3-й карабинерской роты Егерского полка получали в 1823 г. 1 руб. 30 коп. в день.

Одними из самых дорогостоящих работ были дорожные, включавшие «разбитие булыжнаго камня» и «выгрохочение гравия». Коллежскому асессору Попову «за устроение шоссе булыжным камнем» в объеме почти 58 кубических саженей выплатили 2293 руб. 33 коп. Унтер-офицеру лейб-гвардии Семеновского полка Кондратию Савельеву «за разбитие» 75 кубических саженей булыжного камня «для устроения шоссе» – 1875 руб.

Другой дорогостоящей работой была забивка свай. Самыми высокооплачиваемыми за вторую половину 1823 г. оказались двое. Поручик 1-й легкой артиллерийской роты Бакунин «за очищение двух просеков на Гутуевском острову» (по 300 руб. каждая), разбивку булыжника «для шоссе» и поденные работы по забивке свай у мостов получил 3832 руб. 83 коп. Крестьянин Сергей Петров «за зделание пешеходных и ездовых дорог, и дерновой стилки» заработал 10 тыс. руб.

Купчихе 3-й гильдии Степаниде Ивановне Добрецовой «за ковку железных вещей с ея железов», лебедки, ломы, гайки, ключи, молоты, кувалды и прочее было выплачено 989 руб. и 32 с половиной копейки. Двести пять молотов и двенадцать кувалд поставил кузнечный мастер Михаил Горев. Купеческий сын, оконный мастер Иван Иванов поставлял стекла.

Отдельно оплачивалось дробление крупного гравия (уже в Екатерингофе).

Из Конторы адресов средства выдавались И.Ф. Жербину и М.П. Сакеру под расписку. В августе—декабре 1823 г. «Его Сиятельству» выдали (без расписки?) из Конторы в общей сложности 4,5 тыс. руб., сам граф М.А. Милорадович выдал под расписку 2 тыс. руб. садовому мастеру И. Бушу-младшему.

В октябре 1823 г. Комитет «имел разсуждение» и разрешил М.П. Сакеру производить самому выдачу работникам денег в пределах одной тысячи рублей.

Но, увы, выдача средств еще не означала, что все работы будут оплачиваться своевременно. 26 июня 1824 г. от Комитета на имя военного генерал-губернатора поступило рапорт: «Многия подрядчики по работам в Екатерингофе производимым, являясь безпрестанно, требуют следуемых им денег, сумма коих простирается более ста тысяч рублей», а по «отзыву словесному» И.Ф. Жербина, у него более денег на выплаты нет.

В феврале 1826 г., в связи со смертью М.А. Милорадовича, в Комитет из канцелярии нового военного генерал-губернатора были переданы документы. Среди них возвращалась «Ведомость о причитающихся деньгах за сделанные работы по устройству Екатерингофа, прежде наводнения». И в этом 7-страничном документе перечислялось более 60 человек, которым причитались денежные средства за выполненные ими работы до наводнения. В том числе Ф. Торричелли, живописному мастеру Брондукову, лепному мастеру Филиппу Снегину, смотрителю Обуховской больницы Сорокину, директору Казенных литейных заводов Фуллону, гончару Балашеву (за изразцы). Семьдесят рублей Комитет оставался должен титулярному советнику Фогелю за стеклянную вазу и две поездки в Екатерингоф – часового и зеркального мастеров.

Причиталось также, например, Городской думе за доставленную мещанином Мягковым землю 10 304 руб. 20 коп. Контора Императорского Стеклянного завода не получила оплату починки часов.

Сверх всего этого, долг коммерции советнику И.Ф. Жербину «за поставленные лесные материалы и за покупки сделанные им на собственные деньги» простирался до 50 тыс. руб. Примерно столько же Комитет не заплатил вовремя столярам.

Еще и в декабре 1826 г. И.Ф. Жербин принимал от К.К. Родофиникина деньги «для расплаты» по работам в Екатерингофе.

Так сколько же всего в 1823-1824 гг. было потрачено средств на обустройство Екатерингофа?

Разные авторы (в том числе и я) приводили – разным объемом – выдержку из воспоминаний Ф.Ф. Вигеля: граф Милорадович «захотел иметь свой Парк-о-сер и давно брошенный Екатерингофский лесок избрал местом своих увеселительных занятий. На украшение его вытребовал он у города более миллиона рублей, для молодых актрис и воспитанниц кругом велел нанять дачки, и в выстроенном зале, под именем воксала, начал (разумеется, не на свой счет) давать балы…»¹⁷¹.

В своих монографиях я подробно рассмотрел всю явную предвзятость оценки Вигелем деяний Милорадовича в Екатерингофе¹⁷². Это касалось и «требования» у города примерно трети его доходной части, и якобы «желания» графа иметь свой Олений парк по типу Parc-aux-cerfs в Версале, и «дачек», и др. Повторяться не буду.

В документах Комитета об устроении Екатерингофа приводятся суммы до копеек¹⁷³.

С июня 1823 г. по апрель 1824 г. – то есть когда уже были осуществлены основные работы в Екатерингофе – было выдано членам Комитета М.П. Сакеру и И.Ф. Жербину из Конторы адресов 65 тыс. рублей, из средств Городской думы И.Ф. Жербину – 20 тыс. руб.

В сентябре 1824 г. из своих средств «на разные работы в Екатерингофе» Дума выделила Комитету 150 тыс. руб. То есть всего 17 % от вигелевского «миллиона». Больше Городская дума до ноября 1825 г. средств на Екатерингоф не выделяла.

Обустройство (или современным словом – реконструкция) Екатерингофа в целом завершилось к осени 1824 г. Сумма расходов указана выше.

Работы летом и в начале осени 1824 г. в Екатерингофе продолжились.

А затем произошло наводнение 7 ноября.

Обычно Екатерингоф заливало водой при ее подъеме на 1,8-2 м. В тот день высота невской воды в районе Екатерингофа составила примерно один метр, в конце Волынкиной деревни – до двух метров.

Утром седьмого ноября температура воздуха составляла около 7 °С.

Очевидец наводнения А.С. Грибоедов писал, что военный генерал-губернатор «граф Милорадович в начале наводнения пронесся к Екатерингофу, но его [Екатерингофа. – В. Х.] поутру не было, и колеса его кареты, как пароходные крылья, рыли бездну, и он едва мог добраться до дворца [Петра Великого. – В. Х.], откудова, взявши катер, спас нескольких»¹⁷⁴. По описаниям других очевидцев наводнения¹⁷⁵, вода, затопляя подвалы и нижние этажи домов, поднимала деревянные полы, повреждая под ними кирпичную выстилку, ломала заборы, разрушала дорожные мостки, фонарные столбы, обломки которых выбивали рамы, перила, двери, ограды. По Неве неслись барки с сеном, дровами, углем, плоты, суда, обломки строений, бочки и тюки с товарами. Семья некоего таможенного чиновника, жившая близ Екатерингофа, видела, как со стоявшего рядом с их старым жилищем вновь отстроенного дома (тоже их) сначала снесло крышу, затем дом разрушился «и унесен был в море». Только в третьем часу дня вода начала резко убывать. На мостовых у решеток над подземными трубами «сделались прососы, в кои проваливались экипажи с лошадьми». «Улицы были наполнены самыми разнообразными вещами; тут были: доски, крыши, бочки, стулья, дрова, сено, солома, размокший хлеб, утонувший скот и всякая домашняя утварь. В иных местах улицы были покрыты строениями, выстроенными на столбах, поднятыми водою и унесенными ветром». К утру 8 ноября «сделался мороз». От печей в домах стали отвариваться изразцы. В Нарвской части было снесено 9 строений, «наружно повреждено» 88, с огородов снесло парники.

Вскоре после наводнения И.А. Милорадович отдал указание М.П. Сакеру обследовать в Екатерингофе дворец, Ферму, Вокзал и Готический павильон, чтобы немедленно приступить «к необходимым исправлениям» – печей, полов, дверей, окон – от «могущей последовать сырости» и дабы «отвратить безобразие».

Часть подрядчиков, ранее участвовавших в устроении Екатерингофа, 3 декабря 1825 г. приступила к работе.

«Описание о повреждениях по Екатерингофу» М.П. Сакера занимает 16 листов. Думаю, нет целесообразности перечислять в деталях последствия наводнения относительно каждого строения (кроме дворца) и участков парка. Поэтому я составил обобщенную картину.

Самое главное – все строения устояли.

Мавританскую беседку «покривило», все печи на Ферме и в Трактире «развалились», изразцы отвалились. При «Избах» 12 «„нужных мест“ с дверьми и приборами» и все ворота со столбами были унесены водой, разбилось более трехсот тарелок.

Почти полностью в нижних частях екатерингофских строений сорвало наружную обшивку, пострадали резные и лепные украшения фасадов, наличники окон. Штукатурка (до половины стен нижних этажей) обвалилась. Были разбиты стекла, сломаны или повреждены колонны и оконные переплеты, размыты частично каменные фундаменты, полы покоробило, повреждены пилястры, капители, лестницы, двери сорваны с петель, некоторые из них разломило надвое, порваны обои. У водосточных труб оторваны нижние «рукава».

Заборы (почти все), дощатые навесы (в том числе для хранения извести) с полами, оставшиеся от строительства складированные бревна, перила, ступеньки, часть наличников окон, ставней и полов были унесены в залив.

Всю территорию Екатерингофского парка завалило дровами, вырванными с корнями деревьями, барками, плотами, «разным хламом». Дерновой настил вокруг всех строений либо снесло вообще, либо «местами перебило». Размыло цветочные клумбы. Вдоль берега Екатерингофки от Фермы к Цепному мосту образовался «промой» шириной в шесть и глубиной до двух метров.

На «исправление Екатерингофа после наводнения» в 1825 г. было отпущено Городской думой 10 тыс. руб., из Конторы адресов – 104 596 руб. 45 коп.

Ранее из Конторы адресов (которая была государственным, а не городским учреждением, к тому же самоокупаемым) с июня 1823 г. по ноябрь 1825 г. в Комитет поступило 322 985 руб. 42 ¹/₂ коп.

Ликвидация последствий наводнения в Екатерингофе обошлась в 202 856 руб. 75 ¹/₂ коп.

Третьим финансовым источником оплаты работ в Екатерингофе стало утвержденное в начале августа 1824 г. (когда обновленный Екатерингоф уже открылся) Александром I мнение председателя Департамента государственной экономики Государственного совета А.Б. Куракина.

Летом того года Комитет министров дважды, по представлению управляющего Министерством внутренних дел В.С. Ланского, рассматривал вопрос «о устройстве Екатерингофа для публичнаго гулянья на счет разных сумм». Ланской ознакомил членов Комитета министров с предложением М.А. Милорадовича, суть которого была в следующем.

В Екатерингофе уже «устроены помещения для ваксала, фермы и харчевни, которые доставляя публике удовольствие должны также приносить доход и городу; харчевня отдана уже в содержание за 15 000 р[ублей] в год <…> Необходимость требовала также сделать шоссе и новые мосты». И на предполагаемые дальнейшие затраты по работам в Екатерингофе «и для обсаживания деревьями всего обводнаго канала и обделки берегов онаго, во исполнение существующаго на то Высочайшаго повеления» не выделять «особыя городския суммы», а «нечувствительно уплачивать» расходы из суммы в 342 тыс. руб.

Эти средства накопились «по частным мелочным взысканиям» в 3-м Департаменте городского магистрата, и за их получением уже более десяти лет никто не являлся. Возмещать занятые средства 3-го Департамента можно, по мнению М.А. Милорадовича, из «остатков от разных по городу расходов, кои по Высочайше утвержденному 9 го Декабря 1821 года мнению Государственнаго Совета повелено обращать в особый капитал для назначения онаго с Высочайшаго разрешения на значущия и общеполезныя в Столице строения, или заведения».

Под «харчевней» имелись в виду два строения с переходом, за которыми закрепилось позднее название «Русские избы».

В конечном итоге военному генерал-губернатору М.А. Милорадовичу предоставлялась запрашиваемая сумма, но обращенная в бессрочный долг Городской думы. Проценты с суммы, находившейся в Заемном банке, «определялись» «в распоряжение Комитета призрения заслуженных гражданских чиновников».

В период до ноября 1825 г. из городского магистрата поступил 316 771 руб. 18 ¹/₂ коп.

Должен подчеркнуть, что ни одной фразы о каких-либо добровольных пожертвованиях на Екатерингоф с момента начала его реконструкции в документах Комитета нет. Крупные суммы накапливались за счет расходов частных лиц (физических и юридических) в счет дальнейшей их оплаты со стороны Комитета.

Итого к началу декабря 1825 г. сумма всех поступлений в Комитет об устроении Екатерингофа составила 809 756 руб. 42 ¹/₂ коп. Отчетные ведомости составляли М.П. Сакер, генерал-майор П.П. Базен, Контора адресов.

11 декабря 1825 г., последний раз в уходящем году, собрался Комитет об устроении Екатерингофа. Выступал К.К. Родофиникин – о выдаче М.П. Сакеру «для расплаты» с рабочими 21 тысячи рублей, что и было сделано 12 декабря.

В ночь на 15 декабря скончался М.А. Милорадович.

Следующий документ «Комитета об устроении Екатерингофа» датирован только 7 апреля 1826 г. Это была расписка М.П. Сакера в получении им 5 тыс. руб. на посадку деревьев и другие работы.

На апрель 1826 г. всего на «устройство Екатерингофа» затрачено 1 221 083 руб. 23 ¹/₄ коп.

Сумма не являлась засекреченной. После смерти М.А. Милорадовича разобрали его бумаги. Среди них оказались отчеты Комитета об устроении Екатерингофа. Часть бумаг возвратили в Комитет. И в доме покойного военного-генерал губернатора, и «по дороге» обратно в Комитет бумаги мог видеть любой, кого интересовало, сколько потрачено на Екатерингоф. Позднее, в 1829 г., все имевшиеся у Комитета документы передали в архив Городской думы.

26 марта 1826 г. Николай I, по докладу военного генерал-губернатора П.В. Голенищева-Кутузова «о передаче Екатерингофа со всеми тамощними устроениями в Городское ведомство», принял положительное решение. Однако «повелеть соизволил», чтобы императорский дворец вновь, через двадцать два года, принять в ведение Гоф-интендантской конторы¹⁷⁶.

В 1828 г. с деятельностью Комитета был связан новый городской голова, купец 1-й гильдии Николай Иванович Кусов. В отличие от своего предшественника по выборной должности Жербина, членом Комитета он не стал.

Член «Комитета об устроении Триумфальных ворот в честь Гвардейского корпуса», выборный директор Главного правления Российско-Американской компании, член Совета Коммерческого училища, действительный член Вольного экономического общества Н.И. Кусов поставлял в Екатерингоф цветы и деревья. В журнале Комитета от 28 мая 1828 г. значится, что за их поставку Кусову причитается 4832 руб. 20 коп.¹⁷⁷

Так как жизнь Н.И. Кусова (и его жены Марьи Ивановны) с 1840 г. в дальнейшем будет непосредственно связана с Екатерингофом, то немного подробнее расскажем об этом человеке.

Член совета Государственных кредитных установлений (1818 г.). Один из директоров столичного Комитета Общества попечительного о тюрьмах. Член Попечительного совета Градской Обуховской больницы. В мае 1826 г. Н.И. Кусов вместе со своим братом Алексеем Ивановичем (с 1822 г. – директор Государственного коммерческого банка) именным указом были возведены в дворянское достоинство с нисходящим от них потомством. Председатель комитета по постройке Дома призрения престарелых и увечных граждан, особого биржевого Комитета для пособия и призрения пострадавших от наводнения (1824 г.). В 1831 г. Кусов занимался устройством «содержавшихся на счет купечества особых холерных больниц в 13 частях города»¹⁷⁸. Оказывал содействие Купеческому обществу в основании им Николаевского дома призрения престарелых и увечных граждан. Являлся членом других различных комитетов – по постройке постоянного моста через Неву, Николаевской Чесменской военной богадельни.

Последний документ Комитета об устроении Екатерингофа датирован 5 ноября 1829 г. Это была препроводительная в городскую Думу о передаче ей журналов, дел, расходных книг и других документов Комитета с просьбой «приказать, кому следует, принять оные от Исправляющаго Должность Правителя Дел Титулярнаго Советника Бакаревича», а от М.П. Сакера – принять «остаточныя разныя железныя и прочия вещи и материалы по ведомости». Там же изъяснялось, что коммерции советник Жербин доставит в Думу «остаточные деньги» – 1106 руб. 45 ¹/₄ коп. Подлинник подписал К.К. Родофиникин, скрепил И.В. Бакаревич.

Кратко о судьбе членов Комитета.

К.К. Родофиникин 25 апреля 1830 г. был назначен членом «Комитета по азиатским делам», а через два с половиной года – сенатором и членом Совета Министерства иностранных дел, управляющим Азиатским департаментом.

И.В. Гладков скончался 7 августа 1832 г.

И.Ф. Жербин скончался в 1840 г. В 1866 г. подполковник Федор Иванович Жербин, член по хозяйственной части 1-й дистанции Строительной комиссии Городской управы, будет докладывать в Хозяйственно-строительную комиссию Думы о продаже части строений в Екатерингофе, станет гласным Думы.

Генерал-майор Михаил Павлович Сакер. На 1833 г. исполнял должность начальника I Округа путей сообщения. Управлял отделением IV Округа путей сообщения. Еще в 1825 г. купил в Лужском уезде у помещиков Бакуниных село Ивановское с усадьбой. Построил каменный дом, распланировал сад и парк, по берегам речек Чернавки и Городенки поставил мельницы. Сохранилась деревянная церковь Успения Божией Матери, построенная на средства М.П. Сакера в 1838-1844 гг. на внутренней части бывшего старинного городища в поселении Городец, что в 12 км от Луги. Скончался 18 февраля 1855 г.

На Городецком кладбище сохранилась могила Михаила Павловича Сакера с надгробием в виде колонны. Почти как Молвинской, только миниатюрной…

Колонна, избы и Ферма

Летом, но не позднее начала ноября, 1824 г. в Екатерингофе появился столб, на «Общем плане Екатерингофа…» Монферрана не показанный, но в книгах и особенно публикациях о Екатерингофе приписываемый, с оговорками, Монферрану.

Имеется в виду 6-метровый монумент, позднее названный Молвинская колонна.

По сей день, коль упоминают колонну, тут же (разным объемом печатных знаков) пересказывают связанные с ней «легенды», «мифы», «были» с оттенком готики. Разве что до анекдотов не дошло.

В документах Комитета об устроении Екатерингофа 18231829 гг. «столб» упоминается несколько раз¹⁷⁹.

Сразу отметим, что в документах (в основном это финансовые отчеты) однозначно говорится о назначении монумента – «гранитный столб, означающий границу города».

То есть въездной столб, какие устанавливались в российских городах со второй половины XVIII в., к тому же столб при въезде «в каждое селение» надлежало иметь в соответствии с указом Александра I (1817 г.).

Вся стоимость возведения столба в Екатерингофе составила 6724 руб. 66 коп., включая «работу для фундамента к оному».

Следующее. В документе, подписанном тремя членами Комитета весной 1826 г., читаем: «Покойным графом Милорадовичем предписано Комитету сделать по чертежу Архитектора Монферана Шар и поставить на Гранитный столба Для сделания сего шара, с вызолочением и поставкою на месте, – нужно по последней с торгу цене» 700 руб., но это «предположение» не было осуществлено по причине «не ассигнования» денежных средств.

Почему генерал от инфантерии М.А. Милорадович задумал поместить на гранитный столб позолоченный шар, можно выстроить как минимум две версии.

Из воспоминаний С.Н. Глинки можно узнать, как Милорадович заказывал публикации в журналах именно о Екатерингофе. В описании майского 1824 г. Екатерингофа, опубликованном в «Отечественных записках» в том же году, присутствовало четверостишие Мадлены де Скюдери «На гвоздики, саженные князем Конде», или Луи II Бурбоном, одним из известнейших европейских полководцев XVII в. Аналогия между посаженными принцем Конде цветами и садовыми посадками Милорадовича в Екатерингофе более чем очевидна. Великий князь Павел Петрович, будучи впечатленным пребыванием в гостях у принца Конде в Шантийи, и обелиском с позолоченным шаром в том числе, возвел в 1793 г. в Гатчине аналогичный монумент, который венчал, по описанию современника, «большой золотой набалдашник». Или шар.

Вторая версия. Любимое имение Милорадовича Вороньки, где он, по оценке современника, «развел чудесный сад», находилось в Полтавской губернии. В 1811 г. в Корпусном саду, в центре Полтавы, была установлена на гранитном постаменте 16-метровая колонна, увенчанная позолоченным бронзовым орлом, державшим в клюве лавровый венок.

В Петербурге Румянцевский обелиск венчал шар с бронзовым орлом.

Не исключено и третье.

В октябре 1814 г. в Риге на Замковой площади на средства местного купечества была заложена «в память побед Александра I» 16-метровая гранитная колонна (есть точка зрения, что по проекту Дж. Кваренги). Была открыта через три года. Колонну венчал шар, на нем стояла бронзовая крылатая фигура Победы, державшая в правой приподнятой руке лавровый венок, а в левой – масличную ветвь.

Таким образом, идея установки гранитного монумента в виде колонны могла принадлежать в равной степени и Милорадовичу, и Монферрану, даже в большей степени первому. Я уже цитировал воспоминания секретаря М.А. Милорадовича в Театральном комитете (Р.М. Зотова) о том, что летом 1823 г. военный генерал-губернатор ежедневно не только «осматривал работы» в Екатерингофе, но и «придумывал новые украшения». К сожалению, в документах Комитета об авторстве Милорадовича тех или иных работ или строений можно судить только по перечислению того, что не было осуществлено по предложению или указанию военного генерал-губернатора. Так же учтем и то, что Зотов описывал относящее к Екатерингофу только лета 1823 г. Поэтому нельзя исключить из авторов идеи монумента в виде колонны М.П. Сакера, который участвовал в 1809 г. в архитектурном оформлении Пулковской горы.

Гораздо, на мой взгляд, интереснее и важнее попытаться узнать, кому мы обязаны собственно самой колонной и ее возведением.

Из журнала Комитета от 27 октября 1824 г. следует, что начислено: чиновнику IX класса Палашковскому «за гранитный монумент» – 5000 руб., купцу Суханову «за материалы и работу для фундамента Гранитнаго монумента» – 750 руб., купцу Лыткину «за бутовую плиту для фундамента гранитнаго монумента» – 367 руб. 50 коп.

Площадь основания, на котором уложен первый ряд гранитных блоков пьедестала монумента, составляет 16 кв. м. Была ли эта территория огорожена, как ныне, декоративной цепной, на невысоких квадратных столбах оградой, пока не установлено.

По журналу Комитета от 28 июля 1826 г. Суханову (названному «подрядчиком», а не каменотесом) начислено «за теску плиты и выкладку пола в кухне Воксала» 186 руб. 75 коп. Это к тому, что работы Суханова в Екатерингофе связаны только с фундаментом колонны.

В документах имена (кроме Лыткина), чины и гильдии не указаны.

Поэтому, с привлечением иных документов¹⁸⁰, уточним. Титулярный советник Иван Андреевич Палашковский. Купец 3-й гильдии Семен Суханов. Царскосельский 2-й гильдии купец Федор Лыткин.

Молвинская колонна. 1824 г. Фото автора. 2009 г.

О начислении вышеназванным физическим лицам денежных сумм «по монументу» был составлен рапорт от 1 декабря 1824 г. «к разрешению» военного генерал-губернатора, однако… «решения не последовало», и указанный рапорт после смерти Милорадовича возвратили обратно в Комитет.

Ровно через два года военный генерал-губернатор П.В. Голенищев-Кутузов предложил Комитету об устроении Екатерингофа, в лаконично-изысканном канцелярском стиле, «немедленно удовлетворить платежи те лицы, коим по удостоверению сего Комитета назначенная в помянутом отчете сумма, показана следующею в выдачу».

В общем, смысл понятен.

20 декабря 1826 г. Комитет составил многостраничную ведомость – список лиц и учреждений, которых надлежит «немедленно удовлетворить». Фамилии Палашковский в списке… не было. С. Суханову «за материал и работу для фундамента гранитнаго столба» деньги были выданы весной того года.

Заплатили ли Палашковскому в дальнейшем – не установлено.

По службе Иван Андреевич не был гоголевскими Акакием Акакиевичем – такому «можно и не заплатить». Впервые И.А. Палашковский появляется в «Адресе-календаре» на 1821 г. – журналист (без кавычек) по одному (из пяти) отделений Инспекторского департамента Главного штаба Военного министерства. На 1825 г. – уже столоначальник отделения того же департамента Военного министерства.

Казалось бы, здесь можно приготовиться поставить точку. Но…

Есть одна запись в отчетных документах Комитета об устроении Екатерингофа: начислено «следственному приставу Пипину для удовлетворения крестьян, объявивших претенцию на купца Суханова» 178 руб. 84 ¹/₂ коп. Даже знакомый в самой незначительной степени с правовыми и социальными реалиями того времени потеряется в догадках, что мог «сотворить» купец Суханов, если крестьяне выставили против него иски, которые удовлетворили из денежных средств «Комитета об устроении Екатерингофа», а в разбирательство между сторонами привлекался следственный пристав.

Ответ – в более ранней, доекатерингофской «купеческой» биографии С.К. Суханова: его личное «знакомство» со следственными приставами было уже не первым.

Третьего мая 1821 г. в первом прибавлении к «Санктпетербургским ведомостям» объявлялось, что Комиссия для окончательной перестройки Исаакиевского собора вызывает желающих «принять на себя сломку» полуциркульных выступов и купола Исаакиевской церкви. Два первых торга пройдут «в Комиссии» (находящейся при Кабинете Е. И. В., «что у Аничкина моста»), заключительный, третий торг состоится 10 мая у члена вышеназванной Комиссии, военного генерал-губернатора М.А. Милорадовича у него на дому¹⁸¹.

В ту весну Милорадович проживал в доме надворного советника Э. Колержи на Невском проспекте.

На заключительных торгах «красную» цену – 90 тыс. руб. – объявил крестьянин, каменщик Иван Кореляков «с товарищами». Ими были: «путиловский промышленник» Тимофей Афонин и купец Самсон Суханов. Победив, каменщик Кореляков сбавил цену до 80 тыс. руб. (причина не называлась, видимо, по примеру коммерции советника И.Ф. Жербина).

На следующий день или днями позднее гоф-маклер и коммерции советник И. Кремер по приказанию члена «Комиссии для окончательной перестройки…» сенатора А.А. Столыпина привел победителей в торгах «в квартиру Его Превосходительства». По итогам «домашней беседы» у Столыпина стоимость «сломки» снизилась до 75 тыс. руб.

Документально подтверждается, что летом 1823 г. тайный советник А.А. Столыпин часто гостил в Екатерингофе (у кого и что он там делал – в главе «Дачники»).

Как раз в те самые дни торгов, а именно 5 мая, комиссар Комиссии Борушникевич направил в Комиссию рапорт¹⁸². Из него следовало, что в апреле 1821 г. подрядчик Суханов доставил к строительной площадке 30 гранитных монолитов. Однако «по сличении цвета и слоя с Гранитом Казенной Ломки, подозрительно, ибо означенный камень увезен Сухановым из оной, и к строением продан за собственный». Но это еще не все. «Не благоугодно [ли] будет Комиссии», задавался вопрос, «строго исследовать» (и сравнить), сколько раз на Казенной ломке нагружены были суда гранитом, который оставался «в большом количестве» от расчисток двух ломок? Сколько из нагруженного гранита доставлено «к строению»? И сколько в настоящий момент находится у собора гранита, и почему «так мало доставлено к строению онаго»?

Подполковник Петр Ефимович Борушникевич. Службу начал подпрапорщиком Мушкетерского (позднее – Гренадерского) графа Аракчеева полка. Участник Отечественной войны 1812 г., кавалер трех орденов. Из дворян, тридцати четырех лет, холост. В январе 1817 г. переведен в Императорский сухопутный кадетский корпус. Двадцать второго марта 1818 г. по полученному в августовском 1812 г. сражении тяжелому ранению («ружейною пулею в живот на вылет в спину»)¹⁸³ уволен с воинской службы с награждением чином подполковника с мундиром и «пенсионом полнаго жалованья» от военного ведомства в размере 773 руб.¹⁸⁴

Оказался Борушникевич «при строении» Исаакиевского собора при следующих обстоятельствах.

15 сентября 1819 г. архитектор О. Монферран предложил Комиссии по окончательной перестройке Исаакиевского собора, «чтобы все отдано было в его распоряжение» – от приемки от подрядчиков материалов до установления численности «рабочих людей». «Комиссия на сие согласилась». Единоличная хозяйственная деятельность архитектора настолько оказалась «плодотворной», что уже примерно через два месяца Александр I повелел «Комитету, Высочайше утвержденному в 18-й день Августа 1814 года» (т. е. Александровскому комитету о раненых), докладчиком по делам которого был граф А.А. Аракчеев, назначить одного «исправного офицера» комиссаром при строительстве Исаакиевского собора. Был выбран бывший офицер Гренадерского графа Аракчеева полка П.Е. Борушникевич. Явившись за предписанием о вступлении в должность к председателю Комиссии графу Н.Н. Головину, Борушникевич услышал от него следующее (специально привожу дословно): «Мне нужно иметь при строении свои глаза; главнейшая должность ваша честность и безкорыстие. Нещадите никого. Я сижу на деньгах и окружен ворами со всех сторон. Надеюсь что человек подвергавший жизнь за Царя и Отечество будет служить верно»¹⁸⁵.

Борушникевич был определен в должность 20 ноября 1819 г. и поселился там же, у собора, вместе с рабочими, во временном деревянном доме. Однако вплоть до 27 июля 1820 г. (в тот день император утвердил для Комиссии «правила») Петр Ефимович, как он сам признавался в письме Александру I, в должность вступить не мог, был «праздным»: «упорствовал» Монферран¹⁸⁶.

Открылось «дело». Звучит оно так: «Об учинении следствия по подозрению, выводимому Комиссаром Барушнекевичем на купца Суханова, в продаже якобы казенного гранита за собственный». Вскоре исполняющий должность обер-полицмейстера сообщил М.А. Милорадовичу, что «производство дела» возложено на следственного пристава, титулярного советника С.П. Мылова.