Kitabı oku: «Со многими неизвестными. Повести и рассказы», sayfa 3

– Значит, запросто в окно может сигануть, – вслух размышлял Наумов. Он сморщил лоб и добавил: – В коридор бы выманить его. Есть у них там коридор? Что собой представляет? – обратился он к Громову.

– Есть, – быстро ответил тот и передал Белову лист бумаги. – Взгляните, это план дома и квартиры, участковый по памяти нарисовал. Может, и пригодится.

Мы принялись поочерёдно изучать план. Да, коридор есть. А в нём – щиток с автоматическими пробками. Я высказал свои соображения на этот счёт:

– Если отключить освещение квартиры, кто

то тогда выйдет посмотреть, в чём дело? Конечно, мужчина. А в данном случае – Камилов!

– Дельно! – загорелся Наумов. – Вряд ли он в этом случае сунется в коридор с оружием.

– Значит, так… – вновь заговорил Белов. – Уточняем детали операции. В первую очередь устанавливаем за домом наблюдение, блокируем подъезд… На лестничной площадке и во дворе в самый ответственный момент не должно быть никого из детворы и жильцов! С ними надо сработать особенно аккуратно! Кому это поручим?

Наумов с Громовым с нарочитым вниманием опять принялись разглядывать план дома, будто и не слышали последней фразы Белова. Он с пониманием усмехнулся:

– Что ж, возложим это на участкового. Как считаете, товарищи, справится?

– Да детвора в нём души не чает! – живо отозвался Громов.

– И все на участке к нему с почтением! – добавил Наумов. – Справится, товарищ майор!

– Вот и отлично, – заключил Белов. – Значит, капитан, вам с Громовым быть у щитка.

Они, как по команде, встали, в один голос громко ответили:

– Есть, быть у щитка!

И я чётко понял, что Камилову уже не уйти от них, даже если он выйдет к ним с оружием.

9

Наше совещание в этот день несколько затянулось. Мы вновь и вновь уточняли детали предстоящей операции, обсуждали возможные действия её участников, время проведения… Одни сотрудники войдут в группу захвата преступника, другие будут перекрывать пути его вероятного отхода, блокировать двор дома… Ну, а мне предстояло провести у Камиловых обыск.

Без десяти семь оперативники Белова доложили, что Камилов дома и выходить пока не собирается.

Я выглянул из окна кабинета на улицу: есть ли где огоньки? Ведь начало операции ровно в девять. Огней пока – ни в одном доме. Лишь полыхали в окнах оранжевые отблески заката.

В восемь тридцать – звонок Белова:

– Спускайся вниз – через пять минут выезжаем.

Я снова выглянул в окно: закат уже потускнел, на улице – серая дымка… Пожалуй, к девяти часам и стемнеет.

У подъезда присоединился к Белову. Сели в машину. Все остальные участники операции уже давно на улице Садовой. По рации то от одного из них, то от другого – короткие сообщения: «Двор блокирован», «Подъезд блокирован», «Объект на месте, посторонних в квартире нет».

На тихой улочке, у старого четырехэтажного дома с высокой аркой над въездом во двор, наша машина остановилась. На доме табличка: «Большая Садовая, 17». Вдоль арки прогуливались двое хипповатых парней. С трудом узнал в них наших работников уголовного розыска. Во дворе – ни души, лишь за самодельным столиком у второго подъезда всё ещё стучали костяшками домино четверо чем-то мне знакомых личностей. «И эти – наши!» – пронеслось в голове.

Взглянул на часы: без трёх минут девять. «Пока войдём в подъезд, пока поднимемся по лестнице…»

Вот и второй этаж. С площадки третьего нам навстречу бесшумно спускались Наумов и Громов. Обменялись взглядами: «Пора!».

Наумов с Громовым нырнули в ярко освещённый проём коридора, и он тут же погрузился во мрак. Озноб нетерпения прокатился по моей спине. Представил себе, как же были напряжены в этот момент нервы и у других участников операции… Казалось, будто прошла уже целая вечность. Послышался металлический щелчок замка, недовольный мужской голос, потом яростный хрип, и мы с Беловым бросились в темь коридора. Я нащупал щиток с пробками. Вспыхнул свет, и я увидел распростёртого на цементном полу полуголого темноволосого парня в шортах, с закрученными за спину руками, на ногах его – тяжело дышащего Наумова. Рядом с ним Громов – защёлкивал на запястьях парня наручники. Тот конвульсивно извивался, что-то мычал.

Всё! Дело было сделано! В считанные секунды.

Громов рывком поставил Камилова на ноги. Теперь уже у меня не было никакого сомнения, что это Камилов: точный оригинал рисунка Бубнова. Мы завели его в квартиру, пригласили понятых.

А где же мать Камилова?

Нашёл на кухне. С полной отрешённостью на бледном, без кровиночки, старческом лице, она неподвижно застыла на табурете у стола и никак не отозвалась на предложение пройти в комнату сына.

Но мы и без неё нашли всё, что искали: пистолет, патроны к нему, пачки денег в инкассаторской сумке, спрятанной за шифоньер. На столе и на книжных полках – затрёпанные порножурналы, видеокассеты с фильмами ужасов.

Громов брезгливо поднял один из таких журнальчиков и показал Камилову:

– А это дерьмо, в каких подворотнях выискали?

– А тебе что – завидно? Тоже на голых баб поглазеть захотелось? ─ истерично завопил Камилов. – Ну, гляди, гляди!

Понятые – две докучливые старушки – при этом всё охали и ахали: «Да как же так!.. Да что же это!..» – и вразнобой торопились заверить, что Эдик «всегда был такой хорошенький, такой милый мальчик!». И что мать души в нём не чает.

А мать не плакала, лишь беспомощно и растерянно прислушивалась к выкрикам сына, а когда его стали уводить из квартиры, проводила тоскливым взглядом. Мы же отправились в отдел.

На улице окончательно стемнело. В открытую форточку нашей машины врывался прохладный ветерок… И так хорошо было у меня на душе, так хорошо, что я невольно мысленно убегал к Елене. Целый день с ней не виделся. Как-то встретит меня, что скажет?

А Лена ничего и не сказала. Лишь печально смотрела на меня и молчала, молчала, молчала… В груди моей всё перевернулось от возникшей тревоги: когда Елена так смотрит и молчит, значит, чем-то расстроил её. Но чем?

Я топтался в прихожей и не находил слов, что сказать. В комнату уходить не хотелось и вот так в молчанку играть – тоже. Тихо и осторожно спросил:

– Что не весела?

Она грустно усмехнулась.

– Я так скучала вчера, так ждала тебя… Неужели и в выходные дни ты не можешь побывать дома? Обойтись без своей работы?

Я облегчённо перевёл дыхание.

– Почему не могу? Могу! Вот только разберёмся с «Бирюзой»…

Лена недоверчиво покачала головой.

– Ой, Демичевский… Свежо предание…

– Знаешь что? Выходи-ка ты за меня замуж, а? – неожиданно для себя выпалил я и замер в тревожном ожидании ответа.

Глаза Лены округлились.

– Ты это… серьёзно?

– Конечно!

Она некоторое время молчала, потом с запинкой ответила:

– Спасибо за лестное и столь дорогое для меня предложение. Но… замуж за тебя… я пока не пойду.

– Почему?! – вскричал я запальчиво.

Лена предостерегающе вскинула палец к губам:

– Тише – маму разбудишь.

И вдруг взяла в ладони мои руки, как в тот недавний, памятный для меня вечер, и поцеловала их.

Непостижимо!

Совершенно сбитый с толку, я осторожно высвободил руки.

– Как же тогда понимать тебя?

Лена выпрямилась, задумчиво повернула голову в сторону.

– Ты прости меня, Демичевский. Я и сама себя не понимаю.

Она перевела на меня взгляд.

– Хочешь откровенно?.. Когда ты появился у нас, показался мне таким молчуном, таким нелюдимым… И захотелось расшевелить тебя… А сейчас вот места себе не нахожу, если не увижусь с тобой хоть денёк. Вот ведь как всё получилось.

– Тогда почему… отказ?

– По-моему, ты поторопился со своим предложением. Разве обо мне думал в тот наш вечер?

– Много ты знаешь, о ком я думал, ─ пробурчал с раздражением. – И не такой я сухарь, как ты считаешь, нашли бы общий язык.

– Да, ты не сухарь, – согласилась Елена. – Просто был замороженный какой-то… А душа у тебя чуткая, отзывчивая. Потому и прошу – давай пока останемся просто друзьями.

«Друзьями? Просто друзьями? Ну, нет. Такое мне не подходит! – думал я. – А как быть с третьим? С тем же Славиком? Не зря он вокруг неё так увивается…»

Лена выжидающе смотрела на меня. Прекрасное лицо её даже побледнело от волнения.

– Не хочу просто дружить, – сказал я и услышал, как предательски сорвался мой голос, словно у обиженного мальчишки. – Я не могу без тебя, ясно?

На лице Лены появилась едва заметная улыбка. Она приподнялась на носки и поцеловала меня в щёку. Потом быстро ушла к себе.

«Вот это выдался денёк! – подумал я. – А что грядущий день готовит?»

10

Ночью мне не спалось. Всё вспоминался разговор с Еленой; перед глазами, словно в видеозаписи, мелькали сцены задержания Камилова. Не отпускала мысль, что надо скорее найти его сообщницу, а для этого – срочно отыскать парикмахершу Светлану, о которой в колонии в разговоре со мной упомянул Пикулин?

«Уж не она ли соучастница разбойного нападения на магазин? – думалось мне. – С ней-то, конечно, разбираться будет проще. Много ли в городе парикмахерских? За день – все обойдёшь. Хотя, что в нашей работе даётся просто? Да, завтра новый день, новые заботы…» С тем и …отправился утром на службу.

В горотделе наша следственно-оперативная группа уже в сборе. Наумов старательно опрашивал по моей просьбе соседей Камилова, Губин сличал отпечатки пальцев Эдика с теми, что обнаружил в машине Власова, а всё так же элегантно разодетый Громов откровенно томился в своём кабинете, ожидая каких-либо распоряжений.

Я вернулся к Губину:

– Ну, как «пальчики?» Кто оставил их в машине?

Он вскинул на меня свои всегда серьёзные глаза.

– Теперь сомнений нет: те, что в салоне, – Камилова. Официальное заключение получишь позднее.

Я закрыл за собой дверь лаборатории Губина и отправился к Белову.

– Что думаешь делать дальше? – спросил он.

Я высказал ему свои соображения о парикмахерше и добавил:

– Думается, Громов мог бы заняться её поиском, всё равно вроде бы пока ничем не занят.

– Добро, – согласился Белов. – Передай ему моё распоряжение на этот счёт.

Я вызвал Громова к себе, поставил перед ним задачу. Он весело подмигнул и тут же исчез из кабинета. А через два часа позвонил по телефону:

– Нашёл! Что дальше?

– А это она? Точно? – засомневался я.

– Она, не волнуйся, – заверил Громов. – Других работниц с именем Светлана в этих заведениях не бывало.

– Что она собой представляет?

– Производит впечатление девицы неглупой, но несколько вульгарной. Завтра у неё отпуск, собирается лететь на курорт. И как только успели перехватить.

– Если не возражает, вези её в отдел.

И он привёз. Представил высокую, симпатичную блондинку:

– Изотова Светлана.

И исчез.

Я предложил Светлане стул и с минуту разглядывал её: лет двадцати пяти, в короткой пестрой юбке, крупная финифтевая брошь… Светлые волосы аккуратными локонами обрамляют такое же светлое продолговатое лицо. Веки голубоватых глаз чуть тронуты зелёными тенями, брови неестественно тонкие. Пухлые губы густо подкрашены ярко-алой помадой. Ноготки тонких, холеных рук отливают перламутровым лаком…

Решил поговорить пока неофициально, чтобы не насторожить прямыми вопросами:

– Вы замужем?

– А что – хотите сделать мне предложение? – игриво отозвалась Изотова, закинув ногу на ногу. – Тогда торопитесь, пока не улетела.

«Почему она так рисуется? – подумалось мне. – Действительно чувствует себя ни в чём невиновной, или игра?»

– И куда собираетесь лететь, если не секрет?

– У-у, далеко. Аж, в самые Сочи. И, между прочим, не одна, а с женихом.

– Это кто же такой счастливый? – спросил я шутливо, чтобы не сбить Светлану с избранного тона.

Изотова польщённо улыбнулась.

– Правда? Вот и я так считаю. Эдику просто повезло, что согласилась составить ему компанию.

– Это какой же Эдик? Петров, что ли?

– Нет. Камилов. – ответила Изотова. – Да вы объясните, в чём дело? Зачем меня пригласили сюда? – запальчиво взорвалась она.

И тут же умолкла, сообразив, что допустила промашку, признав знакомство с Камиловым. А я мысленно ликовал: «Вот и сообщница его нашлась!..»

– Извините, – сказал. – Вы правы. Дело в том. Что мы были вынуждены задержать Камилова. Он совершил очень тяжкое преступление. А вы – считаете себя его невестой. Вот и пригласили вас кое-что уточнить.

– Что именно? – Изотова ка-то сразу сникла, низко опустила голову. – Я тут причём?

– Мы ещё вернёмся к этому вопросу, – сказал я. – Пока ответьте: делал он вам предложение о свадьбе?

Изотова нахмурилась.

– Делал ли он мне предложение? – задумчиво переспросила она. – Нет, не делал. Это я, дурачка, об этом всё мечтала… Да не получилось.

– Почему? Не сошлись характером?

Изотова достала из цветастой продолговатой косметички круглое зеркальце, бросила в него быстрый взгляд, поправила причёску и тоже спросила:

– Как вы считаете – я представляю интерес для мужчин? —

– Несомненно, – не кривя душой, подтвердил я, уже догадываясь, в чём соль вопроса.

– Ну вот, – грустно продолжала Светлана. – А Эдика увлекла другая девчонка.

– Такая же красива?

– Что вы, – с ревнивой злостью возразила Изотова. – Да на неё и взглянуть-то страшно. Тощая – кожа да кости!

– И кто же это вам дорогу перешёл? Откуда такая?

– Не знаю, и знать не хочу.

– А почему с вами он лететь надумал?

Изотова горько усмехнулась.

– Надоела она ему. Да и я его от себя никогда не отталкивала, – Изотова нервно дёрнула головой. – Вы Эдика видели? Глаза его, брови, ресницы? – неожиданно перешла она в наступление. – Нам, бабам, мужская красота вообще-то необязательна. Но у Эдика она особенная. Взглянешь на него и млеешь, как дурёха… Всё тогда готова простить ему, оправдать… Вы – мужчины, и то порой голову теряете из-за какой-нибудь куколки в юбке. Что же с нас, слабых баб, спрашивать?.. Впрочем, В чём дело-то? Эдика за что задержали?

– Считаем Камилова и его сообщницу виновными в разбойном нападении на «Бирюзу» Может, слышали что?

Глаза Изотовой потемнели.

– При чём тут Эдик? Он – хороший парень!

– Хороший парень? – спросил уже сердито. – А не раз шёл на разбой, не задумываясь, стрелял в людей.

Изотова в замешательстве замерла на стуле.

– Это уж у него так получилось в магазине. Он не хотел… – пробормотала она осевшим голосом. – Он что, кого-нибудь там…

Выдержка окончательно изменила ей, и крупные слёзы покатились по лицу…

– Это я! Я во всём виновата!

– В чём виноваты? Значит, вы – сообщница Камилова? Это хорошо, что признались сами— учтётся на суде. Расскажите, как было дело.

Изотова отёрла ладонью слёзы, отрешённо отвернулась.

– Расскажите, расскажите. Где и как познакомились с Камиловым?

– Три года назад, в парикмахерской. Стрижку модельную делала ему. Начали встречаться. Щедрый он такой – всё в кино, в рестораны приглашал, угощал конфетами. И потом… Вы видели Эдика?

Опять этот вопрос. Вспомнил облик Эдика. Да, такие парни нравятся женщинам.

– Правда, ведь – красивый? – продолжала Изотова. – Все девчонки без ума от него. А он лишь со мной и со мной. Мне с ним всегда было так хорошо! Когда он исчезал, дни тянулись бесконечно, казались серыми, пустыми. Думалось, на всё могу пойти, лишь бы не покидал меня… Да вам этого не понять, наверное.

– Почему не понять? Понимаю, – ответил я не сразу. Потому что тоже стало тяжело на душе: отчего Лена не вышла сегодня проводить меня?

Изотова недоверчиво усмехнулась. Я поторопился вернуть её к главной теме нашей встречи:

– Так как же всё получилось с «Бирюзой»?

Чуть помедлив, Изотова снова горестно заговорила.

– Когда однажды Эдик признался, что сидит на мели, то есть – без денег, я сама напросилась чем-нибудь помочь. Он долго колебался, прежде чем доверился мне. Сказал, что давно приглядывается к «Бирюзе». Изучил маршрут, время прибытия инкассаторов. Но нужна машина. Можно бы угнать, да не умеет водить. Вот если бы я посодействовала, ведь у нас дома есть машина, знаю, как с ней обращаться.

– И вы согласились, – подсказал я.

– Ну, коль уж напросилась…

– А оружие? – не отставал я с вопросами. У Камилова изъят пистолет. Где он взял его?

– Это пистолет покойного отца Эдика. Привёз с фронта.

– А как обстояло дело с машиной?

– Неподалёку от магазина есть столовая. Там все таксисты питаются. Мы и решили воспользоваться этим. Машина нам и нужна-то была минут на десять. Кто из шофёров хватился бы её за это время?

Изотова опять умолкла. Я задал ещё несколько уточняющих вопросов, составил протокол допроса, подал ей ознакомиться. Она старательно прочитала текст, с убитым видом подписала протокол и снова вскинула на меня печальные глаза.

– Куда же меня сейчас – в тюрьму? А что будет с Эдиком? Поверьте, я больше виновата. Он, может, и не рискнул бы…

– Вы лучше подумали бы о своей судьбе, – тихо сказал я.

Мне было по-человечески жаль эту девицу. Поражался её слепой влюблённости и жертвенному желанию обелить Камилова.

11

На следующий день я допросил и Камилова. Он вошёл в кабинет, низко опустив голову. Что ж, на чудо в его деле рассчитывать ему не приходилось, надо держать ответ.

Камилов тяжело опустился на стул, бросил в мою сторону косой взгляд. С беспокойством спросил:

– Меня одного взяли?

– Нет, и вашу сообщницу Изотову тоже.

Он удручённо покачал головой.

– Надо же… Так долго готовились… Всё вроде бы учли, всё по секундочкам выверили – и сорвалось!

– Рассказывайте, как было дело?– сказал я,

– Да ведь всё знаете, наверное, – потупился Камилов.

– А я вас хочу послушать… Говорите.

И он стал рассказывать. Так же подробно, как Изотова. И всё сходилось.

– Сколько мне дадут? – спросил Камилов. – Я ведь вам чистосердечно… Мог бы и промолчать…

А в тёмных глазах отчаяние.

– В салоне машины старались не наследить, а следы всё равно оставили: и свои отпечатки пальцев, и Светланы, – сказал я. – Что ж вам не чистосердечно? Другого пути ведь и нет! А насчёт срока наказания – так это не по адресу обратились. К тому же у меня к вам ещё несколько вопросов. Постарайтесь ответить так же «чистосердечно»… У вас в квартире найдены не все деньги, похищенные в «Бирюзе». Где остальные?

Камилов долго молчал, потом с трудом выдавил из себя:

─ На знакомых девочек потратил.

Камилов горбился от вопросов, весь взмок. Но мне ещё следовало вернуть его к истории с Ладыгиными, и я снова спросил:

– Ну, а что же вы о Пикулине не вспомнили? Отбывает срок парень, а мог бы стать отличным спортсменом. Интересовался, женились ли вы.

Камилов побледнел.

– Вы и об этом узнали?

– О чём? – спросил. – Расскажите!

И он опять стал рассказывать. Всё рассказал. Под давлением улик, очных ставок, других доказательств его преступлений. Я не успевал записывать. А когда Камилова увели, ещё долго с неприятным чувством вспоминал его усмешки, недобрые взгляды.

Звонок телефона оторвал меня от невесёлых дум. Я поднял трубку и услышал приглушённый голос Белова:

– Ну? Что у тебя?

– Всё в порядке. Изотова и Камилов во всём признались.

– Вот и отлично! Теперь, что ж, домой собираешься? Восьмой час вечера!

– Иду, Александр Петрович, иду! Если бы вы знали, как мне сейчас надо быть дома!

– Тогда не задерживайся. Будь здоров!

В трубке раздались гудки. Я убрал в сейф бумаги и торопливо вышел на улицу. И сразу, лицом к лицу, столкнулся с Еленой. Она явно была чем-то взволнованна. Легонько приобняв её, обеспокоенно спросил:

– Ты почему здесь? Что случилось?

– Да вот, сижу-сижу дома. За окном совсем темно стало, а тебя всё нет и нет, – смущённо пробормотала Лена, и, пряча глаза, уткнулась головой мне в плечо. – Вот и побежала к вам в отдел узнать, всё ли у тебя в порядке…

У меня отлегло на сердце, даже стало радостно на душе от этих её слов. Что я мог тогда сказать? Только опять незамедлительно выпалить своё предложение:

– Выходи-ка за меня замуж. Согласна?

Лена вскинула на меня повеселевшие глаза.

– Я подумаю, – озорно ответила она и ещё теснее прижалась к моей груди.

Тайна пансионата «Уют»
Повесть

1

Понедельник не порадовал погодой. Весь вечер на автостраду валил густой, липкий снег. Под его тяжестью прогнулись провода, опустились к земле чёрные ветви деревьев. Зыбкий свет луны едва освещал раскисшее от слякоти шоссе и фигурку окоченевшей девушки с непокрытой головой, стоявшей у придорожного столба. Девушка была в короткой тёмной шубке и полусапожках. Когда из-за поворота, ведущего в город, вспыхивали фары автомобилей, она на миг оживала и слабо вскидывала замёрзшую руку. Но машины не притормаживали, и она вновь отступала в рыхлый снег, зябко жалась к столбу.

Глазунов – плечистый молодой репортёр областной газеты – увидел её, как только старый редакционный «Москвич» вырвался на прямую дорогу.

– Костя, подбросим? – спросил он шофёра.

Тот кивнул, но резко сбавить ход не рискнул: на холодном ветру асфальт леденел, покрывался скользкой коркой. «Москвич» проехал ещё добрых три-четыре десятка метров, прежде чем остановиться, а потом мягко покатил назад.

– В чём дело? – вскинул кудрявую голову фотокор Губенко, до этого спокойно дремавший на заднем сидении. – Что это мы вдруг пятимся раком?

Глазунов кивнул в сторону спешившей к ним девушки:

– Возьмём попутчицей? Что с нас – убудет?

– Какая-нибудь «дальнобойщица», – недовольно буркнул Губенко. – Столько их развелось сегодня!.. – Но всё же отодвинулся к левой дверце, освобождая место.

Девушка живо уселась рядом, умоляюще прошептала:

– Только быстрее, пожалуйста.

Губенко хмыкнул, толкнул шофёра в плечо:

– Поехали!

Машина дёрнулась, неуверенно заскользила по обочине, и водитель «Москвича», в который уже раз подосадовал, что, несмотря на все старания, не смог раздобыть новую резину.

– Ничего, ничего, Костя, – подбодрил Глазунов. – Как-нибудь доберёмся. – Но и сам в душе посетовал на непогоду. Весна в этот год пришла необычайно ранняя, дружная. Ещё в середине марта вскрылась ото льда Волга, прилетели первые грачи. И вот на тебе – в первых числах апреля опять сыплет снег.

Он обернулся.

Девушка жалась в угол. На вид ей было чуть больше двадцати. Впотьмах, как следует, не рассмотришь. Не из-за любопытства, а чтобы успокоить её, спросил:

– Куда так торопитесь?

В этот момент дальний свет чужих фар ударил в заднее стекло «Москвича» и чуть не ослепил Глазунова. Он невольно отвернулся.

С полминуты в салоне висела тишина. И тут девушка вновь подала голос:

– Ребята, миленькие… Побыстрее, если можно. Это, наверное, за мной.

– Ничего себе заявки! – заёрзал Губенко. – В чём дело-то, скажи?

– Только не отдавайте меня, если догонят, – жалобно прошептала она.

– Кому не отдавать – может, милиции? С представителями закона, милая, не спорят.

– Да не милиция это вовсе, – всхлипнула девушка.

– Тогда не отдадим, – заверил Глазунов. Он повернул голову к водителю: – Так ведь, Костя?

Тот молча кивнул, включил «дворники» и до упора выжал педаль газа. Машина заметно прибавила ход.

А свет чужих фар не ослабевал, лишь скользнул влево, и вот уже изящная, приземистая «девятка», настойчиво подавая сигналы, пристроилась рядом с «Москвичом», упорно прижимая его к обочине.

– Ну, наглецы, – возмутился Губенко и полез в свой чёрный кофр за фотоаппаратом – Я сейчас тоже пугану.

Он придвинулся к стеклу, нажал кнопку спуска затвора камеры. Яркая вспышка осветила водителя «девятки», и та сразу сбавила скорость.

– Порядок, отстали, – удовлетворённо пробасил Губенко, убирая фотоаппарат.

– Если бы, – пробормотал Костя, стрельнув глазами в зеркальце заднего обзора. – Вот они, опять рядышком.

– Что будем делать? – спросил Глазунов. Он взглянул на девушку. Она молчала, вжимаясь в угол.

«Девятка» и впрямь словно приклеилась к «Москвичу». Сидевший там парень в чёрной кожаной куртке озлобленно погрозил им кулаком.

– Пожалуй, Костя, по такой дороге мы эту гонку долго не выдержим, – озабоченно сказал Глазунов. – Чего доброго, загремим в кювет.

– Город на горизонте, – не сводя глаз с дороги, не сразу ответил тот. – Скоро пост ГАИ. Может, и отстанут.

Возникшая впереди разделительная полоса с металлической оградкой как-то незаметно раздвоила шоссе, и действительно, чуть сбавив скорость, «девятка» сразу оказалась позади.

Мигнул, переключаясь на красный свет, жёлтый огонёк светофора, но «Москвич» успел проскочить первый пригородный перекрёсток дороги, и трель свистка гаишника остановила лишь преследователей, увлёкшихся погоней.

Глазунов посмотрел в боковое зеркальце: вышедший из постовой будки гаишник, покачивая жезлом, медленно двигался к застывшей у края дороги «девятке».

– Кажется, оторвались, – облегчённо вздохнул Глазунов.

– Это точно! – повеселел Губенко. Он повернулся к попутчице. – Ну, милая, втянула ты нас в приключение. Как хоть зовут-то?

Девушка слабо улыбнулась.

– Наташа.

– Хорошее имя. Учишься где или работаешь?

– Учусь. В институте.

– В каком?

Девушка не ответила, отвернулась к окошку.

– Оставь её, Паша, – вмешался Глазунов. – Тебя где высадить?

– Да подвезите к дому, недалеко ведь.

В машине опять воцарилась тишина. За стёклами уже светились фонари уснувших улиц, мелькали дома. Снег перестал валить, вместо него сыпалась морось, усилилась гололедица… Вскоре машина свернула в тихий переулок, остановилась у одного из домов, и Губенко, повесив на плечо тяжёлый кофр, неловко выбрался на тротуар.

– Пока! – помахал он всем, обошёл заледеневшие лужицы, и скрылся в подъезде.

Глазунов повернулся к девушке.

– А вас куда?

Она повела плечами.

– Не знаю. В общежитие уже поздно…

Глазунов терпеливо ждал. Девушка мучительно раздумывала, и он только сейчас заметил, что её сапожки надеты на голые ноги, а под распахнувшейся шубкой на теле одна сорочка. Он нахмурился, соображая.

– Так куда поедем? – спросил шофёр.

– Давай ко мне, что уж теперь, – недовольно ответил Глазунов. Ситуация, в которой он невольно оказался, не радовала. «Вечно попадаю в истории, – подумал он, неприязненно взглянув на девушку. – Может, она и вправду путана, а все эти байки об институте и общежитии – сказочки для таких, как я, простаков? Верно, не угодила чем-то своим „клиентам“ или что-то спёрла у них, вот и заметалась… Тоже мне, студенточка – в одной распашоночке!».

Но по тому, как Наташа благодарно улыбнулась ему в эту минуту, он понял, что ошибся, и уже веселей повторил:

– Гони, Костя, ко мне!

Когда он с Наташей уже поднимался по лестнице в его квартиру, девушка вдруг робко спросила:

– А вам от жены не попадёт?

Глазунов усмехнулся.

– Нам с вами повезло: холостяк ещё.

Она опять слабо улыбнулась, искоса бросила на него изучающий взгляд, с удивлением подумала: «Такой тип клёвый! Лет тридцати, спортивного вида фигура, приятные черты лица, хорош в обращении… Просто – душка! И вдруг не женат?» Но молча прошла за ним в квартиру.

В крохотной прихожей Глазунов зажёг свет и стал раздеваться. Наташа смущённо переминалась у двери, плотнее запахнув на себе шубку, всю в мелких, искристых водяных капельках.

– Секундочку, я сейчас… – сообразил Глазунов. Он рванулся в комнату, достал из шкафа тёплый махровый халат, пару новых тапочек и вернулся в прихожую.

– Вот, облачайтесь.

Наташа покраснела, но протянула руку за халатом. Глазунов поспешил на кухню. И пока гостья переодевалась, успел сварить кофе, сделать бутерброды.

– Можете пройти в ванную, умыться с дороги! – крикнул он девушке.

– Спасибо, – донёсся из прихожей чистый, негромкий голос.

На кухне она появилась не скоро. Шлёпая тапками и кутаясь в слишком длинный для неё халат, скромно присела за столик. Теперь, на свету, эта девушка показалась Глазунову очень привлекательной: простое милое лицо, ясный взгляд голубоватых глаз, золотистые волосы, открытая девичья улыбка…

Он придвинул девушке чашечку с кофе, сахарницу, бутерброды. Наташа поднесла чашку к губам, тихо спросила:

– А вы кто? Спортсмен?

– С чего вы взяли?

– Фигура атлетическая. Расскажите немного о себе. О вашей компашке, что была в машине.

– Я журналист, – чуть помедлив, ответил он. – Репортёр областной газеты «Голос Приволжья». Владимир Глазунов. Может, читали что-нибудь из моих опусов?

– Нет, – призналась Наташа. – Как-то не пришлось.

– Ну и ладно, – сказал Глазунов. – А шофёром у нас был Добряков Костя. Мировой парень! Классный и безотказный работяга.

– А тот, что сидел со мной рядом? По-моему, любитель поговорить.

– Это Губенко Паша, наш фотокорреспондент. Он и в самом деле весёлый, разговорчивый. Посидел бы рядышком ещё с пяток минут – и очаровал бы вас… А возвращались мы из командировки. Вот, пожалуй, и всё. Теперь ваша очередь. Как вы оказались на шоссе? Кто и почему вас преследовал?

По лицу Наташи пробежала тень.

– Не стоит сейчас об этом. Потом поговорим, ладно?

– Как хотите… – приумолк Глазунов.

Он допил кофе, пошёл в комнату застилать диван. Наташа зашлёпала следом.

– Будете спать здесь, а я устроюсь в кухне на раскладушке, – сказал Глазунов.

– Давайте поступим наоборот, – услышал он её тихий голос. – Зачем вас стеснять. Мне ведь только голову, куда преклонить до утра.

– Да что уж там, – возразил Глазунов. – Укладывайтесь удобнее и спите спокойно.

А сам ещё долго не мог уснуть. Почему-то навалилась досада, что утром придётся расстаться с Наташей, и, наверное, навсегда. Девушка понравилась ему – симпатичная. Только удивляли необычные обстоятельства знакомства.

2

Бес и Длинный почти настигли Наташу. Но она уже садилась в старенький «Москвичок».

– Всё, приехали, – с досадой бросил Длинный, притормаживая свою «девятку». – Эту чувиху нам не вернуть…

– Гони, дурак! – фальцетом закричал Бес. – Попробуем остановить этот драндулет.

Длинный выругался, включил дальний свет и тут же придавил акселератор. «Девятка» стремительно рванулась в погоню, «Москвич» тоже прибавил скорость, но расстояние между ними быстро сокращалось.

– Прижимай его к обочине, – процедил сквозь зубы Бес.

– Не даётся гад!

– А ты впритирку. Или долбани разок в задницу.

Внезапно яркая вспышка света вырвалась из салона «Москвича». Бес даже зажмурился на мгновение, а Длинный от неожиданности выжал тормоз. С натужным визгом «девятка» чуть не развернулась и встала.

– Сволочи! Так это ж они нас снимают! – догадался Бес и разъярённо снова заорал Длинному:

– Ну, что вытаращил зенки? Гони на всю железку и жми их в кювет! Бей по крылышкам.

– Сами обдерёмся.

– Жми, говорю!

Бес придвинулся к окошку, стал подавать водителю «Москвича» знак остановиться. Тот крутанул головой, и Бес погрозил ему кулаком.

А шоссе как-то незаметно раздвоилось от вклинившейся разделительной полосы, показались огни города, и Длинный был вынужден сбавить скорость. «Москвич» сразу вырвался вперёд.

– Не отставай, не отставай! – завопил Бес.

Но для нового манёвра было уже поздно: послышалась трель свистка постового, и Длинный, выругавшись, подрулил машину к обочине.

– В чём дело? – прошипел Бес, провожая бешеным взглядом стремительно удалявшийся «Москвич».

– На перекрёстке «красный» проскочили, – Длинный качнул назад головой. – Видишь, мент к нам топает.

Бес оглянулся: молодцеватый гаишник, покачивая жезлом, медленно и уверенно шагал от постовой будки к их машине.