Kitabı oku: «Кровавые подснежники», sayfa 3
Глава 6
Неважно утро начиналось. Похмелье на всю голову, выезд на убийство, дурное предчувствие насчет «глухаря». Зато день удался, особенно хорош был вечер. И убийцы задержаны, и заказчики. Вот тебе и «глухарь»…
«Если что, я тебе Нефелина не заказывал, ты меня понял?» Одинцов нажал на кнопку диктофона, обрывая запись.
– Значит, не заказывал ты Нефелина? – спросил он, с усмешкой глядя на Баклажана.
Мощный мужик. Массивная голова, тяжелые, литые черты лица, и лоб у него, казалось, двойного бронирования. Казалось, из-за лобной кости, которая выступала вперед, нависая над глазницами.
– Не заказывал! – От злобы у Баклажана дернулась щека. – Сам же слышал, я там ясно сказал, что не заказывал!
– А на Радичева зачем наехал? Не просил ты его Нефелина «мочить»?
– Не просил! Так что не надо мне здесь вправлять!
– Ты, Горников, Нефелина заказал. Ты! Вопрос: зачем? Кому Нефелин дорогу перешел?
– Гонишь, начальник! Я не при делах! А этот сенс знаешь куда себе засунь, – скривился Баклажан, кивком показав на диктофон. – У тебя санкция на прослушку есть? Нет!
– Уверен, что нет?
Все верно говорил Баклажан: доказательство получено без разрешения суда, поэтому его признают недействительным. И Радич откажется от показаний против него. У него семья на воле, мало ли что с ними может случиться, если он не одумается.
– Уверен! – с вызовом усмехнулся Баклажан.
– А если Радичев даст показания?
– Он меня сдал? – Вася презрительно скривился и смачно сплюнул в сторону от себя.
Максим с возмущенным удивлением посмотрел на него, обогнул стол, подошел к задержанному, велел ему подняться и снял с него наручники. А затем со всей силы ударил его лбом в переносицу. Баклажан рухнул как подкошенный. Никакое двойное бронирование ему не помогло. Одинцов схватил его руки, заломил их за спину, окольцевал и, вернув Баклажана на место, угрожающе проговорил:
– Ты со мной, гнида, шутки не шути! Я с тобой тут церемониться не собираюсь! И за Любу ты, падла, ответишь!
– Эй, я не при делах! – вскинулся Баклажан.
Была у Максима любимая женщина. Не так давно ее похоронили. Они гуляли в лесу, когда появились бандиты Лукомора. Их было четверо, все с дробовиками. Люба увидела их первой и успела припасть к земле. Максим ответил огнем, бандиты отступили, на этом все и закончилось.
Люба тогда не пострадала. Она погибла спустя несколько минут после того, как бандиты скрылись в лесу. Ее убил снайпер, нанятый госпожой Семеновой. Он стрелял в Максима, а попал в Любу, так уж вышло… И Лукомор тогда отправил по его душу своих бойцов, и его боевая подруга снарядила снайпера…
– Как же не при делах? А кто отморозков за мной отправил? Ты отправил! Тебе Лукомор отмашку на меня дал!
– Да не на тебя… – скривился Баклажан. – И не Лукомор… Пацаны на охоту чисто вышли, крякву пострелять…
– И Любу за утку приняли?
– А я знаю, что на Матюху нашло? Крыша у него съехала, сдуру он пальнул.
Увы, но и Лукомор тогда выкрутился, и сам Баклажан. Наказали только их бойца, который стрелял в Любу. На охоте они были, на людей каких-то вышли, у Матюхи ум за разум зашел, все такое. Такова была официальная версия. Никто из бандитов Баклажана тогда не сдал. И снайпера тогда взяли, но тот про Баклажана даже не слышал. У Семеновой был свой человек, далекий от лукоморской братвы.
– Не сдуру он пальнул. Твои пацаны Любу пасли, за ней они поехали…
– Да не при делах они! Нет на них крови!
– Это ты так говоришь. А я скажу, что ты за ними стоял. И я точно это знаю. Доказательств у меня нет. И не надо. Я на тебе за Нефелина отыграюсь. Ты меня понимаешь?
– Не заказывал я Нефелина!
– А кто Радичеву челюсть сломал?
– Не знаю! Может, вы?
– Радич на тебя заявление писать не будет. И не сдаст он тебя. – Максим смотрел на Баклажана пристально, как будто пытался загипнотизировать взглядом. – Я могу, конечно, на него надавить, но у него семья, сын, вдруг мы за ними не уследим? Да и не хочу я, чтобы тебя сдавали. Я хочу, чтобы ты сам сознался, и заставлю тебя это сделать. Считай, что я пошел на принцип. Из-за особого к тебе отношения… В тюрьме ведь не только воровская власть, правда? И менты там козлы, честных арестантов обижают, так?.. Как бы тебя там не обидели, Баклажан… Ты меня знаешь и должен понимать, шучу я или нет. Я не шучу. Все очень серьезно.
Баклажан понял, вжал голову в плечи, опустив глаза. И куда только вся бравада делась!
– Сегодня спи спокойно, Вася, – дожимал его Максим. – Сегодня с тобой в хате ничего не приключится. А завтра… Не буду говорить, что будет завтра. Пусть это станет для тебя сюрпризом.
– И не боишься? – дрогнувшим голосом спросил задержанный.
– Главное, чтобы ты ничего не боялся.
– Так нельзя, начальник! Это беспредел! – Баклажан подавленно взглянул на Максима и снова опустил голову.
– Такой вот я плохой мент. Можешь пожаловаться на меня в прокуратуру.
Вася промолчал.
– Думай, Горников, думай. У тебя еще есть время.
Максим взял бланк, стал заполнять «шапку» протокола. И все время, пока он это делал, Баклажан пребывал в тяжком раздумье.
– Ну что, начнем, гражданин Горников? – Одинцов собрался начать допрос заново, но уже под протокол.
– Хорошо, это я заказал Нефелина, – сдался Вася.
– Причина?
– Ну, скажем так, личная неприязнь.
– А может, платежные терминалы?
– Ну, может, и платежные терминалы…
– Насколько я знаю, платежные терминалы – это бизнес Лукомора.
– А кто отвечает за этот бизнес? Я отвечаю. Так что Лукомор не при делах…
– Не сдашь Лукомора?
– Не сдам… Да он про Нефелина и не знает. Можешь подъехать к нему, спросить.
– И спрошу, не сомневайся.
– Только на меня не вали. Я Дмитрия Андреевича не сдавал, не сдаю и сдавать не собираюсь.
– Ты за него срок отсидишь.
– Не за него. За себя. И много не дадут… Я не давал команду «мочить» Нефелина. Его не должны были убивать. И если Радич накосячил, я не виноват.
– Виноват. Ты эту кашу заварил, тебе и расхлебывать. Организация убийства тебе светит. Лет на десять сядешь, и то в лучшем случае.
– Не надо меня вентилировать, начальник. Я все прекрасно понимаю… Дмитрий Андреевич не при делах, это мое последнее слово. Хочешь – прессуй, что хочешь делай, я тебе ничего не скажу.
– И запрессую.
– Не запрессуешь, – с фальшивым пренебрежением усмехнулся Баклажан. – Я тебя знаю, Максипес. Ты – гад, но не сволочь. Если Лукомора хочешь расколоть, ты его прессовать будешь. Его, а не меня… Меня ты уже расколол, а как там у тебя с Лукомором будет, я не знаю. Знаю только, что я его не сдам… Я все сказал!
Баклажан согнулся в поясе, склонил голову и затих, как будто выключился.
Максим в раздумье покачал головой, глядя на него. А ведь Вася прав, есть у майора Одинцова понятие о справедливости. Но при этом ему вполне хватит совести дожать его, выпытать правду о Лукоморе. Но что, если вор действительно не давал отмашку на Нефелина? Вася Горников не какой-то там «бык», на нем охранный бизнес, а это серьезное дело. Не исключено, что вор навесил на него и ответственность за платежные терминалы, которые он же и охранял…
* * *
На тумбочке у Лукомора зазвонил телефон. Так просто в фанфары бить не будут, значит, что-то случилось.
– Дмитрий Андреевич, тут Максипес образовался, – сообщил Штрих. – Гоблины с ним, из «мусарни».
Витя хорошо знал, кто такой Одинцов. Более того, он сам когда-то наклеил на него кличку Максипес.
– Они что, уху ели?
– Говорит, срочный разговор.
– Что ему надо?
– Просто поговорить… Я сказал, что вы спите, а ему по барабану… Вы же знаете, он не отстанет. Под воротами ночевать останется, но не уедет.
– Коврик ему брось, пусть ночует, – усмехнулся Лукомор.
– Утром он еще злее будет. Как бы спецназ не подтянулся.
– В караулку их проведи, я скоро буду…
Лукомор ненавидел Одинцова. Будь его воля, он бы скрутил ему голову собственными руками. Но, увы, с этим гадом приходилось считаться. Потому и выйдет он к нему на разговор. Начальника ГУВД и на порог бы не пустил, даже днем послал бы его в тухлые дали, а Максипеса среди ночи придется принять…
Он оделся и спустился вниз. Одинцов уже входил в холл.
– Что, Дмитрий Андреевич, не спится? – нахально усмехнулся он, останавливаясь возле белоснежного дивана.
Холл огромный, без малого сто квадратов площади, высотой в два этажа. Одинцов должен был потеряться в этом пространстве, но нет, он, казалось, занимал его целиком. Два опера с ним, такие же крепкие на вид, как и Максипес, но эти в глаза не бросались. Хотя ментовским духом от оперов несло не меньше, чем от их начальника.
– Да нет, я – человек, поэтому по ночам сплю. Это псы ночью служат.
– Да, я знаю, есть такие, – усмехнулся Одинцов. – Вас же когда-то с собаками охраняли, да? Думаю, вы еще увидите этих псов.
Лукомор скривился, глядя на незваного гостя. Две ходки за ним, плюс четыре раза под следствием сидел. Из последней такой «командировки» совсем недавно вышел. Максипес ему билет на кичу выписал. Суд мог его под залог выпустить, а Одинцов на принцип пошел, все гад сделал, чтобы меру пресечения не изменили. Так и шлифовал нары, пока дело не развалилось. В принципе ничего страшного не произошло, но капитан Одинцов с тех пор стал его лютым врагом. Впрочем, он и раньше житья не давал, так что его статус практически не изменился.
– А что такое, наглая твоя морда?
– Свои комплименты для себя побереги, – невозмутимо парировал Одинцов. – Они тебе еще пригодятся…
Лукомор набыченно посмотрел на него. Серьезный противник этот Максипес. И характер у него мощный, и сам он выглядел внушительно. Дубовой прочности голова на сильных покатых плечах, широкое скуластое лицо, раскосые, как у тигра, глаза, нос с горбинкой, в котором просматривалось отдаленное сходство с ястребиным клювом. И голова правильной формы. Даша говорила, что череп у него, как у истинного арийца… Нравился он Даше, но это не мешало ей раз за разом насылать на него смерть. Но не взяла Одинцова пуля, зато Даша уже на этапе. И выйдет очень не скоро…
– Угрожаешь?
– Объясняю. Ситуацию объясняю, – сказал Одинцов. – Чтобы больше ничего такого не было.
– Я тебя не понимаю.
– Стареешь, Дмитрий Андреевич, нюх теряешь. Так и до беды недалеко… Баклажана мы приняли, и Радича, а ты ни сном ни духом. Так и самого себя проспишь.
– Вы?! Баклажана приняли?! – оторопел от удивления Лукомор.
Действительно, почему он об этом не знает? Неужели некому было сообщить об этом? И что такого Баклажан натворил?
– Человека он заказал. Нефелина. Знаешь такого?
Но Лукомор не знал никакого Нефелина, ему нечего было скрывать.
– И что такое?
– Убили Нефелина.
– Баклажан его заказал?
– А ты не в курсе?
– Нет.
– Ты не в курсе, а человека нет. Ты не в курсе, а кто-то из твоих гоблинов еще кого-то заказал. Может быть… Сворачивать надо твою лавочку, Лукомор. Никакой пользы от тебя, один только вред.
– А какая тебе польза нужна? – От волнения у Лукомора пересохло в горле.
– Не нужна от тебя польза. Главное, чтобы вреда не было… И чтобы люди не гибли…
– Ты знаешь, мне беспредел не нужен, – скривился Лукомор.
Ну не было у него никакого желания оправдываться перед ментом. Желания не было, а необходимость заставила.
– Я за тобой слежу, Лукомор. Если что, я твое Лукоморье на дрова пущу. Ты меня знаешь…
Одинцов повернулся к нему спиной и направился к выходу. Опера последовали за ним. Никто из них, казалось, не боялся выстрела в спину, а это запросто можно было организовать. Пруд на заднем дворе большой, глубокий. Да и просто можно в землю закопать… Люди для всего этого есть.
Но не решился Лукомор дать отмашку на ментов. Они ушли, а он еще какое-то время в оцепенении смотрел им вслед.
Глава 7
Тепло в изоляторе, батареи здесь горячие. Только на душе холодно. И казенный дух ее вымораживает, и дурное предчувствие.
Семена обвиняли в убийстве, ему грозил большой срок, вряд ли дадут меньше пятнадцати лет. Да и десять лет – очень много. Катя настраивалась на долгое ожидание, но вряд ли она сможет осилить этот срок. Предчувствие подсказывало, что не сможет…
– Пойми, я его не убивал! – Семен порывисто, но мягко накрыл ее руку своей тяжелой ладонью.
Усатый милиционер в дверях покосился на него, но промолчал.
– Я тебе верю, – вздохнула Катя.
Она уже знала, как уголовный розыск вышел на Семена. Перчатку он потерял, с номером ее телефона. Надо было ей тогда самой записать его номер, позвонить ему. А она заставила его бегать за собой. Так и должна была поступить порядочная девушка, но все равно зря она сама не напросилась тогда на свидание…
Всего три недели как они знакомы, а она уже не представляет жизни без него… Но и в петлю точно не полезет. Смирится с потерей, заглушит в себе боль расставания. И выйдет замуж за Бориса. Не любит она его, но за кого еще выходить, как не за него? Он хороший, добрый, преданный. И не тошнит от него, как от других…
Катя уже почти уговорила себя принять предложение Бориса, когда в ее жизнь ворвался Семен. Он стал ее первой любовью, еще бы чуть-чуть, и стал бы ее первым мужчиной… Жаль, что этого не произошло.
– Он живой был, когда мы уходили… Его кто-то после нас добил, – горячо проговорил Семен.
– Да, наверное, – кивнула Катя.
– Я не знаю, как это доказать… Мне никто не верит…
– Я верю.
Усатый сержант посмотрел на часы и перевел взгляд на Катю. Все, свидание закончилось, ей пора.
Из изолятора она вышла в холод, но морозный воздух ее почему-то согрел. И на душе стало легче. Казалось, свежий воздух принес ей надежду. Если Семен не убивал, если это сделал кто-то другой, то его выпустят на волю. Может, не сразу, но выпустят. Два-три года за хулиганство – это не срок. И пять лет она выдержит…
– Катя! – донеслось из-за спины.
Она остановилась и обернулась. Взгляд ее тут же погас: это был Борис.
Симпатичный он парень. Правильные черты лица, благородная осанка, спортивная фигура. И одет очень хорошо – дорогое пальто с норковым воротником. Волосы у него хорошо уложены, но, главное, они густые и жесткие, как проволока в бутылочном ершике. Он сам говорил, что волосы заменяют ему шапку, настолько хорошо держат тепло. Мороз на улице, а он без шапки. Хотя пальто аккуратно застегнуто и шарф плотно закрывает горло.
– Как ты здесь оказался?
– Мама сказала, куда ты поехала.
Катя сморщила носик, представив недавнюю сцену. Мама была без ума от Бориса и очень переживала, когда она отвергла его ради Семена. Катя привыкла от нее ничего не скрывать и сказала, куда отправилась. Нетрудно было представить, в каком тоне мама отзывалась о Семене. Наверняка назвала его уголовником. И, конечно же, попросила Бориса не отказываться от Кати.
– Как он там? – спросил он, кивком показав на стену с колючей проволокой поверх нее.
– Ничего… хорошего…
– Печально.
– Я его люблю.
Катя не хотела обижать Бориса, просто он должен знать реальное положение вещей. Если хочет продолжать отношения, пусть взвесит все «за» и «против».
– Я знаю, – спокойно проговорил он.
– И всегда буду любить. Ты должен это знать.
– Буду знать… Тебя подвезти? – Борис кивком показал на свой новенький внедорожный «Лексус».
Богатый он жених, чего уж тут говорить. Красивый парень, воспитанный, образованный… Глядя на него, Катя удивлялась самой себе. Она должна была голову потерять от любви, а он ей даже не нравился. Ни холодно от него, ни жарко. Никак.
– Ну, если тебе не противно, – пожала она плечами.
Он помог ей забраться в машину, сам сел за руль, и внедорожник мягко покатил по заснеженной дороге.
– А почему мне должно быть противно? – нарушил молчание Борис.
– Я люблю другого.
– Это плохо. Но ты живой человек, тебя можно понять.
– Я целовалась с Семеном.
Борис протяжно вздохнул и произнес:
– Я приму любое твое решение. Но лучше не доводить дело до крайности. Тем более сгоряча.
– Какие крайности? Семен в тюрьме и выйдет не скоро.
– Это не тюрьма. И даже не следственный изолятор. Это изолятор временного содержания.
– А что, есть разница?
– Ну, в какой-то степени. Но для тебя это не имеет значения. Для тебя это тюрьма. Для твоей… – сухо кашлянул Борис, – для твоей любви. За убийство много дают.
– Семен никого не убивал.
– Да, конечно.
– Он правда не убивал. И я ему верю.
– А я юрист и верю только фактам.
Борис оканчивал юридическую академию, но работать пошел на мебельную фабрику, сразу на должность заместителя генерального директора. Фабрика крупная, должность серьезная, но вряд ли кто задавал вопрос, почему Борису была оказана столь высокая честь. Фабрика принадлежала его отцу – вот и весь секрет.
– Да, Семен преступник, но не убийца. Он должен был всего лишь избить потерпевшего.
– Всего лишь?
– Всего лишь – это по сравнению с убийством. Потерпевший был живой, когда Семен уходил. Кто-то другой его добил.
– Кто?
– Семен не знает.
– Он фантазирует.
– Все у тебя фантазеры! – устало махнула рукой Катя.
– Жизнь сама по себе фантастическая штука… Если есть человек, которого очень любишь. Это я о тебе, – улыбнулся Борис, глянув на ее отражение в лобовом стекле.
– Я и люблю. Но не тебя… Мы не можем быть вместе.
– Не можем, – кивнул он. – Но будем.
– И кто так решил?
– Я не могу сказать, фантазирует Семен или нет, но попробую ему помочь. Адвокатская практика у меня была, но в адвокаты я набиваться не стану. Попробую разобраться, как там все на самом деле было. Может, он действительно не убивал. Всякое в жизни бывает, – пожал плечами Борис.
– А если не убивал? – с надеждой посмотрела на него Катя.
– Попробуем найти настоящего убийцу. Тогда твой Семен выйдет на свободу.
– И я выйду за него замуж. Зачем тогда ты будешь ему помогать?
Борис, казалось, не слышал ее, внимательно глядя на дорогу.
– Все, я поняла. Ты хочешь взять с меня слово. Если вытащишь Семена, я должна буду выйти замуж за тебя.
– Не надо никакого слова.
– Тогда что?
– Всего лишь условие. Ты должна будешь помогать мне. Милицию я беру на себя, а по адресам будем ходить вместе.
– По каким адресам?
– Свидетели, Катя, свидетели. Если кто-то кого-то там добивал, то этого кого-то должны были видеть.
– А если не видели?
– Если не видели, то сидеть твоему… то сидеть Семену и сидеть. И тут моей вины не будет.
– А кто-то тебя в чем-то винит?
– Никто. Но это пока. Все начнется, когда ты выйдешь за меня замуж. А ты выйдешь за меня, можешь в этом не сомневаться.
– Ну, ты и… – Катя осеклась.
Борис, конечно, нахал, но это его право – надеяться на лучшее. Как она может отказать ему в этом праве? И вообще он очень хороший. И ей не хотелось его обижать.
Глава 8
Походка расслабленная, а шаг твердый, уверенный. На губах добродушная улыбка, но взгляд жесткий, цепкий. И парень сам по себе рослый, плотный, и движения у него как у хорошо тренированного человека. Вряд ли он обычный мент, скорее всего опер.
Но для опера этот парень был слишком хорошо одет. Куртка у него неброская, но дорогая, наверняка брендовая. И джинсы с виду самые обычные, но наметанный взгляд может разглядеть в них прошлогоднюю коллекцию от Армани. И в ботинках угадывался стиль…
Парень шел прямо на Бориса. Вот он достал из кармана ключи от машины, нажал на кнопку, и с легким писком разблокировались замки стоящего рядом «Гранд Чероки». Машина не самая новая, но дорогая, с мощным бензиновым двигателем… Нет, этот парень не может быть опером.
Борис потерял к нему интерес, но сам попал под прицел цепких глаз. Парень подошел к нему и спросил:
– Вы что-то хотели?
А взгляд у него ментовской, иначе бы он и не заметил проявленный к нему интерес.
– Да вот смотрю на вас и не могу понять, опер вы или просто посетитель, – кивнул Борис на здание ГУВД.
– А если опер?
– Ну, есть один вопрос.
– По поводу? – Парень улыбался, но смотрел жестко, напористо. Взгляд его не предвещал ничего хорошего.
– Если вы не работаете здесь, то и говорить не о чем.
Парень кивнул, достал из куртки удостоверение и развернул его:
– Старший лейтенант Кустарев, оперуполномоченный уголовного розыска.
– Григорий Александрович, – успел прочитать Борис.
– Я вас слушаю. – Старлей свел руки за спину и чуть покачнулся на слегка разведенных ногах.
– Меня интересует гражданин Вербинский.
– А по какому вопросу? – Взгляд Кустарева стал еще жестче, улыбка с лица исчезла.
– По личному. Я представляю девушку Вербинского. Ее зовут Катя, фамилия Лемешева.
– Допустим.
– Катя считает, что Вербинский не виноват. И сам он говорит, что не убивал человека, в убийстве которого его обвиняют… В общем, мужчину мог кто-то другой добить.
– Да, и этот другой сидел в машине с женщиной, – усмехнулся старлей. – После того как Вербинский с подельником ушли, он вышел из машины и добил потерпевшего.
Борис растерялся. Он был уверен, что Семен убил человека, но ему хотелось провести по его следу Катю. Она должна была побывать на месте преступления, поговорить с женой покойного, увидеть его детей, прочувствовать всю глубину горя, которую принес в эту семью Вербинский, и понять, в какое чудовище влюбилась. Понять и отказаться от него… И вдруг выясняется, что Вербинский не убийца. Это удар ниже пояса…
– Да нет, это всего лишь домыслы. Угадай чьи? – усмехнулся старлей.
– Вербинского? – облегченно вздохнул Борис.
– Ужом вьется. Только у нас сковородка с высокими бортами, не выскочишь. Хочешь попробовать? – вкрадчиво глядя ему в глаза, спросил Кустарев.
– Я?! – встрепенулся Борис.
– Если ты от Лукомора, мой тебе совет: беги отсюда, пока цел.
– От какого Лукомора?
– А ты не знаешь?
– Боюсь, что я не из этой сказки.
– А из какой?
– Из Москвы я.
– Сами мы не местные? А вот Катя местная.
– Она у меня работает. Я заместитель директора мебельной фабрики, у нас салон при фабрике, там она работает.
– Заместитель директора? – Если Кустарев и поверил ему, то не очень.
– Вот! – Сначала Борис вручил ему визитку, затем показал водительские права.
– Мебельная фабрика «Рубикон»… Серьезное предприятие, – рассматривая права, кивнул опер.
– Да, представительства практически во всех регионах страны.
– Двадцать четыре года, и уже замдиректора.
– Отцовская фабрика.
– Знакомая ситуация… Значит, Вербинского вытащить хочешь?
– Ну а вдруг он не виноват?
– Странно все как-то… – Кустарев смотрел куда-то в сторону, но Борис буквально чувствовал его взгляд на себе. – Катя работает на тебя, а ты ее представляешь… Личный вопрос, говоришь?
– Я говорю?
– А разве нет? – удивленно вскинул брови старлей.
– Ну да, ну да, – вспомнил Борис. – Личный вопрос, было такое.
– Личный вопрос хочет вернуть Вербинского? А тебе это нужно?
– Катя не верит, что Вербинский убивал. Я хочу, чтобы она поверила.
– Теперь понятно, – кивнул Кустарев. – Где Катя?
– В машине, – показал Борис в сторону контрольно-пропускного пункта, за которым стоял его «Лексус».
– Даже не знаю, что сказать… Я работал по этому делу, опрашивал жильцов дома, возле которого… э-э… отличился Вербинский. Не скажу, что опросил всех, далеко не всех, – задумчиво проговорил старлей.
– Почему?
– А потому, что нашелся свидетель, который видел Вербинского. Он его уже опознал. Работу, разумеется, свернули… А может, кто-то и видел человека, который добил потерпевшего…
– А был такой человек?
– А вдруг? Вербинский не бил потерпевшего в кадык. И его подельник тоже не бил.
– Ну, это они так говорят…
– Говорят. Независимо друг от друга говорят. И показания сходятся в точности.
– Ну, они могли договориться заранее.
– Могли, – с интересом взглянув на Бориса, согласился Кустарев. – И возможность у них для этого была. И договор был – не сдавать друг друга. Поэтому и не рассматривается версия с третьей стороной дела. Вербинский за убийство отвечать будет… А вдруг все-таки был добивающий?
– Но ты же в это не веришь.
– Не верю. А сомнения есть… И желание есть – пройтись по адресам. Вдруг кто-то что-то видел…
– Я сам собирался пройтись.
– Зачем?
– Ну, чтобы Катя убедилась.
– Я смотрю, ты настроен решительно, замдиректора, – покровительственно усмехнулся Кустарев.
– Очень.
– Ну да, Катя красивая девушка, не вопрос. Я тебя понимаю…
– Могу составить тебе компанию.
– Без полномочий нельзя.
– Я представлюсь адвокатом Вербинского. Практика у меня есть. Я юридическую академию оканчивал, Кутафина.
– И у меня юридическая академия. И отец у меня в большом бизнесе. Я бы тоже мог быть сейчас замдиректора. Но я здесь, и мне нравится…
– Может, и мне понравится?
Кустарев улыбнулся, не размыкая губ, и протянул Борису руку. Дескать, дерзай, парень.
– Кстати, мне тоже двадцать четыре, – замысловато усмехнулся он.
– У нас много общего.
– Даже больше, чем ты думаешь. Я тоже в Катю Лемешеву влюблен.
Борис остолбенело уставился на опера. Парень он симпатичный, с крепким стержнем внутри. Девчонкам такие типажи нравятся… Только конкурентов ему сейчас не хватало.
– Шучу, – широко улыбнулся Кустарев, обнажая белые ровные зубы, и легонько шлепнул его ладонью по плечу.
– Ну, в Катю трудно не влюбиться, – успокаивая дыхание, проговорил Борис.
Старлей поднял правую руку, отвел рукав куртки, глянул на часы.
– Если есть желание, можно съездить на Смоленскую прямо сейчас.
– Есть желание, – кивнул Борис. – И намерение.
– Ну, тогда за мной, – Кустарев кивком показал на свою машину.
Борис озадаченно ущипнул себя за кончик носа. Может, зря он ввязался в это дело? Что, если Семен Вербинский действительно не виновен в убийстве?
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.