Kitabı oku: «Жизнь прахом, земля пухом», sayfa 4

Глава 6

Дима лежал на полу в детской комнате, а пятилетний Ярослав забрасывал его пластмассовыми кеглями. Один улыбался, ловко защищаясь руками, а другой визжал от восторга. Семилетняя Полина с интересом смотрела на них; казалось, она тоже была не прочь принять участие в этой бестолковой игре… Улыбнулась и Наташа, наблюдая за этой идиллией. Казалось, дети забыли о том, что у них нет отца… А она нет, не забудет, что осталась без мужа. Глаза невольно взмокли от этой мысли, но слезы на них выступили едва-едва.

Дима заметил, что она смотрит на него. Весело помахал ей рукой, и в это время кегля ударила его в лоб.

– О-о! – дурашливо простонал он и, раскинув руки, замертво рухнул на спину.

Это была всего лишь шутка, но Ярослав ее не понял. Разрыдался, бросился тормошить «мертвого» дядю. Дима понял, что переборщил, открыл глаза, схватил Ярослава в охапку. Мальчик перестал плакать, заулыбался, с детским хохотом стал вырываться из его объятий. Но более взрослой Полине было не до смеха. Со слезами на глазах она бросилась к матери, прижалась к ней.

– Ну, чего ты! Дядя Дима уже ожил! – попыталась успокоить ее Наташа.

– А папа? Папа оживет?

Она не знала, что ответить дочери. И расплакалась вместе с ней.

– А ну, хватит хандрить!

Дима оторвал Полину от матери, взял ее под мышки и подбросил к потолку. Девочка сначала просто улыбнулась, а затем рассмеялась. Отец никогда не подбрасывал ее на руках, а дядя Дима баловал ее с удовольствием.

– Хватит, хватит! – забеспокоилась Наташа.

Потолки в детской высокие, три с половиной метра, а вдруг Дима не рассчитает силы, и Полина ударится головой. И вообще, темнеет – ему пора ехать домой.

– Скоро совсем темно будет, – сказала она, взглядом показывая на окно.

– Я не боюсь темноты, – улыбнулся Дима.

– Детям спать скоро, а ты их разыгрываешь, они потом не заснут…

– Хочешь, я им колыбельную спою? Я могу.

– Для этого няня есть… Зинаида!

Няня не заставила себя долго ждать.

– Я здесь, Наталья Евгеньевна! – показалась она. И тут же устремилась в детскую комнату наводить порядок.

А Наташа увлекла Диму вслед за собой на первый этаж. Но парень не торопился уходить.

– Тебе уже пора, – прямо сказала она.

– Да, сейчас поеду… Я бы от чая на дорожку не отказался. Скоро темнеть будет, а чай бодрит…

– Дома попьешь.

– Дома некому наливать.

– А мама?

– Мама сто грамм не нальет.

– Так тебе чаю или сто грамм?

– И от ста грамм бы не отказался. Но я за рулем, и как законопослушный гражданин… Ну так что, как там насчет чаю?

– Уговорил.

Наташа провела его в столовую, посадила за стол, прошла на кухню, включила чайник.

Она подала чай на две персоны, сама села за стол.

– Извини, я сейчас, – сделав глоток, сказал Дима.

Он вышел в кухню, но тут же вернулся. И встал у Наташи за спиной.

В доме тихо, только где-то на втором этаже няня возится с детьми. Окна зашторены – с улицы не видно, что происходит в столовой. И свет не включен.

– Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, – сказал Дима.

Он не касался ее, но стоял так близко, что Наташа чувствовала тепло и энергию его тела.

– И что? – дрогнувшим голосом спросила она.

Она не хотела, чтобы он притрагивался к ней, но в то же время ей нравилось, что он стоит рядом.

– Гена был мне не просто братом, – продолжал он. – Он был мне другом… Он обратился ко мне за помощью, и я должен был ему помочь. Но не успел. Этот Круча опередил меня…

– Я знаю, он угрожал Гене. Но почему ты думаешь, что он его убил?

– Потому что я видел его жену. Это роковая женщина, из-за таких убивают… Гена в нее влюбился, за что и был наказан… Я бы тоже мог в нее влюбиться…

– Неужели она так хороша? – ревниво спросила она.

– Не то слово, – отозвался Дима.

Он по-прежнему стоял позади Наташи, не смея или не желая прикоснуться к ней.

– Она старше тебя и выглядит не так молодо, как ты. Но есть в ней изюминка… Чувственная женщина, я бы даже сказал, эротичная… Была бы у меня такая жена, я бы убил из-за нее любого…

– Я хочу ее увидеть.

– Ты увидишь обычную красивую женщину. Но не почувствуешь ее притяжения, потому что ты не мужчина. А мужчины чувствуют самку, это природное, на инстинктивном уровне. Словами это не объяснить. Это прочувствовать надо.

– И ты чувствуешь самку? – поддавшись на провокацию, спросила Наташа.

– Да. Потому что самец… Может, и не такой яркий, как твой Гена, но мужская природа во мне сильнее разума. Я пытаюсь ее подавлять, и пока Гена был жив, это мне удавалось…

– При чем здесь Гена?

– При том, что я говорю о тебе… Я помню тот день, когда ты выходила за него замуж. Тебе тогда восемнадцать было, а мне шестнадцать. Ты такая красивая, такая взрослая, а я – глупый прыщавый юнец. Ты даже не представляешь, как я ревновал. Я представлял, как ты ложишься с ним в постель, как ты… Это было ужасно, я так мучился, даже хотел вскрыть себе вены…

– Это правда? – с замиранием сердца спросила Наташа.

– И эту правду я хотел бы забыть… Хотел бы, но не могу… Ты всегда была для меня идеалом. Даже самые красивые женщины проигрывали тебе… Но я слабак. Если Круча мог убить Гену из-за своей жены, то я не смог бы убить его из-за тебя… Но его нет, а ты рядом. И чувствую себя вором, который крадет из церкви святыни… Чувствую, но не могу ничего с собой поделать…

С приятным содроганием она ощутила, как его руки легли ей на плечи.

– Скажи, пожалуйста, чтобы я ушел, – попросил он.

– Уходи, – закрывая глаза, вяло сказала она.

Ей приятны были эти прикосновения, но еще больше нравилось чувствовать себя желанной женщиной. Она вдруг ощутила себя той восемнадцатилетней красавицей-невестой, на которую пускал слюни юный Дима Загорцев. Она хотела, чтобы ее любили, чтобы ею восторгались.

– Ты не просто скажи, ты потребуй, – прошептал Дима, опуская свои руки ниже, к ее локтям.

Наташа промолчала. Она не хотела, чтобы он уходил.

* * *

Сплит-система работала с избыточной мощностью – в маленьком зале кафе было чересчур холодно. Впрочем, Степана это остановить не могло. Узнав, что вор Боярчик пожаловал сюда отобедать, он незамедлительно выехал, чтобы своим присутствием наперчить ему блюдо.

Он подошел к Боярчику со спины. Его телохранитель попытался преградить путь, но шедший рядом Комов осадил его – одной рукой показал красные корочки, а другой схватил за шиворот и молча передал на руки Савельеву и Лозовому.

Степан видел, как напрягся законник. Но надо было отдать ему должное – он не запаниковал, головы не повернул навстречу опасности. И даже сделал большой глоток из запотевшего бокала с пивом.

– А кафе-то не очень, – насмешливо глядя на его стриженую голову, заметил Степан. – Что, деньги в общак зажимают или нынче все законные воры такие скромные?

– Ты кто такой? – отставив бокал в сторону, но не оборачиваясь, резко и жестко спросил Боярчик.

– Я твоя ментовская судьба, Данила Батькович. Подполковник Круча. Думаю, ты обо мне слышал…

Боярчик думал недолго.

– Ну, слышал, и что? – с апломбом в голосе отозвался он. – Мусор – он везде мусор…

Степан обошел стол, ногой выдвинул стул, быстро, но без излишней суеты присел. И тяжелым взглядом вперился в законника.

Было видно, что Боярчик прошел суровую школу выживания в уголовной среде обитания. Он не обладал могучей статью, но в нем чувствовался стальной стержень. И взгляд у него сильный, напористый. Он криво усмехнулся, принимая предложенную игру – явно был уверен в том, что сможет передавить мента взглядом. Но Степан все-таки его переиграл – сначала растопил уверенность в его глазах, а затем заставил отвести их в сторону.

– Не с той ноты знакомство начинаешь, – сказал он с высоты своего положения. – Словами мусоришь, нехорошо.

– Че тебе надо, начальник? – пришибленно огрызнулся Боярчик.

– Ничего. Познакомиться с тобой хотел. Ты, говорят, вор серьезный, планов у тебя громадье. Только ты не думай, что я тебе развернуться здесь дам. Если порядок будет, хорошо. Если беспредельничать начнешь, пеняй на себя…

– Это у тебя все по беспределу, начальник. А у нас все четко, все в цвет…

– Грубишь. А я грубых не люблю.

– А я, знаешь ли, телячьи нежности с тобой разводить не собираюсь.

– Телячьи нежности, говоришь?.. А я думал, ты знаешь, на чью землю попал. Но вижу, ничего не понимаешь… Тебе воры власть дали, но их постановы для меня не указ. И твоя власть для меня – тьфу… Так что не надо рога выставлять, Боярчик. А то ведь больно будет, когда их сломают…

– А ты мне, начальник, не угрожай. Меня на ментовской понт не возьмешь. Я, начальник, пуганый. Были на моем пути такие, как ты, тоже сломать хотели, а я ноги о них вытер и дальше пошел…

– Федот, деревянный с двумя «эн» пишется или с одной? – насмешливо спросил Степан, обращаясь к своему заместителю.

– Если это исключение, то с двумя. А если это дуб с одной извилиной, то хоть с тремя напиши, все равно тупить будет…

Боярчик нервно закусил губу.

– Тупить – не в его интересах, – сказал Степан, пристально всматриваясь в него. – Ему же дела здесь делать, братва жестко спросит, если его здесь прокатят как последнего баклана… Вот мы ему сейчас вопрос зададим, а он нам ответит. Правда, Данила Батькович?

– Правда, – зловредно ухмыльнулся вор. – У тебя своя правда, начальник, у меня своя. И не напрягай меня своими вопросами, только время потеряешь…

– Ну что ж, время у нас на вес золота, – поднимаясь со своего места, сказал Степан. – Терять его не будем. А тебе мой совет, пораскинуть мозгами над своим поведением. Если одумаешься, дашь знать. Встретимся, поговорим… Времени на размышления у тебя много, целых два дня. Не будь деревом, Боярчик.

Круча забрал свою свиту и ушел, оставив вора в напряженном раздумье.

* * *

Напрасно Наташа пыталась удержать слезы. Увидев Гену в гробу, она разрыдалась, размазывая по лицу слезы и потекшую тушь.

– Ну, не надо, не надо, – успокаивал ее Паша, бережно придерживая за плечи. – Слезами горю не поможешь, а тебе держаться надо. Чтобы достойно проводить мужа в последний путь…

– Я не хочу, чтобы он уходил, – мотнула головой Наташа.

– Ну, в общем-то можно сделать так, чтобы он остался дома, – услышала она чей-то мужской голос.

Встревоженно обернувшись, она увидела невысокого сутулого мужчину с темным лицом и густыми кустистыми бровями. Он говорил спокойно, непринужденно, но его густой глубокий голос звучал громко. И неприятно – оттого что были в нем звуки, напоминающие неудобоваримый шелест пенопласта.

Он был до синевы выбрит, от него пахло хорошим одеколоном, белый халат идеально чист и накрахмален. И уродцем его не назовешь… Но Наташу тем не менее покоробил его вид. Он работал с покойниками и сам почему-то казался выходцем из страшного потустороннего мира. Глядя на него, она усердно изображала благодарную улыбку.

Это был тот самый пластический хирург, которого порекомендовал ей Паша. Он привел тело в божеский вид. Не сказать, что Гена лежал в гробу как живой, но для покойника десятидневной давности он выглядел более чем. Под толстым слоем грима не видно было следов от страшных ран, над которыми поработал хирург – явно мастер своего дела.

– Можно произвести глубокое бальзамирование, а еще лучше поместить обработанное тело в специальную морозильную камеру. Но это недешевое удовольствие, – равнодушно, если не сказать, с безмятежным цинизмом сказал мужчина.

– Нет, нет, тело нужно предать земле, – дрогнувшим голосом сказала Наташа.

Она и так заплатила двадцать тысяч долларов только за пластическую операцию. И гроб из красного дерева с кондиционером обошелся в копеечку. А еще ей навязали место на кладбище – хорошее, но за большие деньги. И плюс роскошный гранитный памятник на будущее… Игорь Белявин даже обиделся на нее за то, что она сама взяла на себя похороны мужа.

Наташа любила мужа, но она еще не сошла с ума, чтобы держать дома морозильную камеру с его телом. Она будет скорбеть по нему, плакать на его могиле, но жизнь продолжается, тем более что в ее судьбе появился новый мужчина…

* * *

Данила с трудом скрывал раздражение, глядя на Сафрона. Трудно было поверить в то, что этот сытый и холеный боров мог удерживать Битово под своей пятой на протяжении многих лет. Воровские смотрящие приходили и уходили, а этот самодовольный авторитет из бывших спортсменов жил в свое полное удовольствие и жрал мед большой ложкой. В общак платил, но жалкие крохи, которые иначе как подаянием трудно было назвать. А Данила в подаяниях не нуждался. Воровской общак для него – святое. Сафрон не только должен был отстегивать в казну, но и, желательно, подвинуться в бизнесе. Данила не прочь был бы открыть в Битове пару ночных клубов. Если, конечно, Старичок одобрит его идею и выделит под нее финансы…

– Меня твои пятьдесят штук в месяц мало интересуют, – жестко сказал Данила. – Пятьсот еще куда ни шло, а пятьдесят – это курам на смех…

– Хотел бы я видеть таких кур, – изогнув брови, усмехнулся Сафрон.

– А тебе покажут, – угрожающе нахмурился Боярчик. – Если ты, конечно, этого очень захочешь. Будешь потом петушком по этим курочкам бегать…

– Ну, зачем ты так? – оскорбился Сафрон. – Я к тебе со всей душой, а ты в бутылку… Я воровскую власть уважаю, о братве на зонах всегда заботился, есть люди, которые не дадут соврать…

– Знаю я этих людей, – поморщился Боярчик.

Были у Сафрона покровители из воровской знати, с ними он делился щедро, но напрямую, в обход главного общака. Потому он и в пень не ставил смотрящего по городу, потому что знал свою силу. Потому и кормил его жалкими подачками…

– Ну, если знаешь, об чем разговор?

Сафрон милостиво улыбался, но в глазах у него искрились недобрые огоньки. Однако Боярчика этим не возьмешь. Он не из пугливых. Надо будет, силу применит – есть у него человек, который с легкостью отправит на тот свет любого, только отмашку дай. Придет время, даст…

– Я твоих друзей уважаю. Но и ты должен меня уважать.

– Я тебя уважаю, не вопрос. Что тебе еще надо?

– В общак должны поступать реальные деньги.

– Пятьсот тысяч – это чересчур. Я и не зарабатываю столько…

– Это ты нищему на паперти скажи…

– Нищему на паперти?! – развеселился Сафрон. – А кто с нищих на паперти слам снимает? У нас убогие на Гунявого работали. Не хилые деньги, говорят, поднимали… Ты эту жилу не бросай, с нее хорошо кормиться можно…

– Ты за базаром следи! – вскинулся Боярчик. – Не забывай, с кем говоришь! Кто ты, а кто я…

– А кто ты?.. Я о тебе вообще раньше не слышал… А то что вор, так их сейчас много, и откуда только берутся… Все, все, проехали, а то наговорим друг другу… Я предлагаю тебе жить в мире. Хата у тебя есть, обстановку я тебе сделаю, жить будешь как король на именинах. В дела твои воровские лезть не буду, только пусть твои особо не борзеют, а то у нас тут район образцово-показательного порядка. Ну, кошелечков там пару в месяц, ну, мобильничек там, другой…

– Ты что, указывать мне будешь, сколько здесь и чего? – рассвирепел Боярчик. – Да кто ты такой?

– Да никто. Но город мой! И мне решать, что здесь да как… Ты не горячись, не надо, это для нервов нехорошо… Гунявый тоже тут хорохорился, а потом понял, что против течения далеко не уплывешь. Жил как человек, здесь бонусы получал, на Канарах отдыхал…

– Я с Гунявого рисовать не собираюсь. Я хочу, чтобы здесь было так, как это должно быть. Не хочешь понимать по-хорошему, буду учить по-плохому…

– Кажется, я начинаю тебя понимать, – занервничал Сафрон.

– Вот и хорошо, что ты такой умный.

– Подумаю над твоим предложением… Пятьсот штук не обещаю, но, может, сотни три сделаю… И будем жить в мире, лады?

– Четыре сотни, и договорились! – вставил Боярчик.

– Эка ты! – с раздосадованным весельем Сафрон укорил его пальцем. – Давай три. Это предельно реальные деньги, отвечаю.

– Я подумаю.

– Отлично, вместе думать будем… Как насчет небольшого бардачка, а то скучно здесь как-то. В «Реверс» поедем, там такие девочки, любую сможешь выбрать…

Сафрон сам назначил стрелку, но место встречи Боярчик выбирал сам. Это был небольшой уютный ресторанчик в центре города. Здесь не звучало жгучей музыки и не висли на шестах голозадые стриптизерши.

– Потом, – мотнул головой Боярчик. – Когда договоримся.

– Там бы и договорились.

– Нет.

– Ну, смотри, как знаешь…

Сафрон благодушно помахал ему рукой, но «краба» на прощание не подал. Не так он прост, как рисуется. Но Боярчик и не таких ломал…

Сафрон со своей свитой ушел, а вор остался со своим верным Балясом, молодым и смышленым не по годам парнем, который был ему и советником, и телохранителем.

– Ну что скажешь, братан? – закурив, спросил Боярчик.

– Мутная здесь водица, чертей много.

– Чертей душить надо.

– Это да, но слишком круто все завязано. Менты серьезные, Сафрон круто поставлен…

– Мента в расход, Сафрона на понятия.

– Жираф большой, ему видней.

– А ты не дерзи. Наливай давай…

Ресторан уже сняли со спецобслуживания, и зал постепенно наполнялся людьми. Захмелевший Боярчик начал высматривать женщин, с которыми можно было бы закрутить ночку. Если очень захотеть, из любой бабы можно сделать шлюху…

Но, видно, ресторан не пользовался успехом у искательниц приключений, здесь отдыхали парами; а отбивать жен и подруг у состоятельных граждан не входило в его планы. Даже хорошо под градусом Боярчик умел контролировать себя…

И все же фортуна улыбнулась ему. Он был уже крепко подшофе, когда в зале появились две роскошные красотки в облегающих платьях. Одна блондинка, другая шатенка, и у обеих такие жаждущие взгляды, что Боярчик немедленно отправил за ними прикормленного халдея. Он даже не сомневался, что девушки примут его приглашение. Так и оказалось.

– И как зовут наших красавиц? – заказав шампанское, спросил вор.

– Если по любви, то Катя, а если за двести долларов, то Василиса, можно даже Прекрасная, я не обижусь, – грудным голосом пропела блондинка.

– А если за триста? – хмыкнул Баляс.

– Если за триста, то нас и звать не надо, – хихикнула шатенка. – Сами придем.

– А если по любви, то неделю-две звать придется, – ей в тон добавила блондинка.

– Тогда буду звать тебя Василисой, – многозначительно подмигнув ей, сказал вор.

– Тогда позови меня прямо сейчас, – смачно облизнув губы, сказала она. – А то я сгорю прямо здесь…

Она так смотрела на Данилу, что у него вспыхнуло внутри со страшной силой.

– Может, сначала шампанское? – для приличия спросил он.

– Зачем сначала? Можно и потом. Я здесь рядом живу, в двух шагах… Сейчас Таньке скажу, она уйдет…

Боярчик еще не ответил согласием, а Василиса уже вытащила из сумочки розовый телефон со стразами.

– Танюшка, выручай, такого парня нашла! – отвернувшись от него, весело защебетала она. – Ну прямо мечта!.. Нет, на полчаса, а потом уйдем… Думаю, к нему поедем…

Спрятав телефон, со счастливой улыбкой она взяла Данилу за руку и потащила на выход. Сопротивляться он не стал.

Глава 7

– Вот сука!.. Ну, тварь!..

Сеня Рапан восхищался собой. Какая игра! Сколько эмоций! И в то же время проклинал себя за то, что позволил тюрьме похоронить свой талант актера. Мог бы радовать публику на подмостках больших и малых театров, а так приходится раскручивать на признанку всякую уголовную шушеру.

Он и сам был уголовником со стажем, сам в свое время объявил войну частной собственности. Первый срок он отстоял, как говорится, на одной ноге. Первое время после отсидки ходил гоголем, дескать, тюрьма – мой дом. И договорился – схлопотал второй срок. А потом была девушка-заочница, с которой он перебрасывался письмами. Тогда он и задумался о семейных ценностях, о том, что зря прожигает жизнь. Тюремная любовь так и осталась бумажной – встретившись с заочницей на воле, он убедился в том, что ему нагло врали. Оказалось, обманщица была совсем не той белокурой милашкой, фото которой он держал под подушкой, согревая себя мыслью о скорой встрече. Валентина выглядела пухлой дурнушкой, и Сеня, обложив ее матом, послал куда подальше. Но сама нацеленность на серьезные отношения с женщиной сделали свое дело: в том же году он познакомился с милой и приятной во всех отношениях девушкой, стал жить с ней… Лида была уже на седьмом месяце, когда он дернул из магазина видеокамеру. Не хотел, но рука сама потянулась… Охранники его задержали, сдали ментам, а те, узнав о двух его судимостях, возбудили уголовное дело. Но сами же предложили выход – баш на баш. В обмен на свободу нужно было немного покудахтать наседкой. В тюрьму Сеня не хотел, поэтому согласился.

– Ты чего разорался? – недовольно толкнул его в бок Вадя Котел.

С ним Сеня работал уже третий день. Вошел в доверие, разговорил, но своего, увы, так и не добился. Поэтому пришлось пойти на маленькую хитрость. Опера подогнали маляву с воли, карусель закрутилась, но вопрос – взбаламутит она сидельца или нет?

– Да малявка пришла… Зойка моя, сука, загуляла… С мужиком каким-то, пацаны пишут, джип у него баварский, «икс-пятый», нулячий, в натуре…

– Баварский? Это «БМВ»? – заинтригованно спросил Котел.

– Ну да.

– Дорогая тачка. На три «лимона» тянет…

– Да при чем здесь насколько тянет? Зойка блудует, падла!

– Купилась, потому и блудует… И моя коза купилась. К ней хорь на «Кайене» подмазался, она с ним, тварь, замутила… – озлобленно глядя куда-то в пустоту, сказал Вадя.

– Вот стерва!

– Да не то слово…

– Все бабы – твари!

– Это да, верить никому нельзя… Я себе так не верил, как своей Машке. А она…

– И я Зойке верил… Ничего, дело мое мутное, адвокат говорит, что мне условка светит. Выйду, я эту падлу своими руками!

Сеня изобразил, как будет душить несуществующую Зойку.

– И что от этого изменится? – горько усмехнулся Котел. – Ну, пришьешь ты эту стерву, и дальше что? Посадят, срок мотать будешь. А так новую бабу найдешь, гулять будешь…

– Ты новую думаешь найти?

– У меня другая ситуация, – покачал головой Вадя. – Мою Машку сначала наказали, а потом я узнал, что она гуляла…

– Наказали? По голове настучали? Кто?

– Настучали. Топором… А кто, не знаю… Мне пацаны с воли передали, говорят, видели двоих. Ублюдки какие-то…

– Где видели?

– Ну, из дома они выходили, где Машка жила…

– Когда видели?

– А ты думаешь, мне полный отчет прислали? – покосившись на Сеню, хмыкнул Котел. – Сказали, что видели…

– Может, ваши пацаны это и сделали? Ну, за тебя отомстили…

– Не, у нас за правило – никакой мокроты. А тут вообще беспредел – топорами головы рубить… Ты же знаешь, Машка не одна была, хахаль с ней. Ему тоже досталось…

– Я знаю?.. Откуда я могу знать?! – похолодел Сеня.

– Ну, менты же тебе сказали, – уничтожающе усмехнулся Котел.

– Менты?!

– Тише, не кипишуй, а то братва узнает, что ты наседка… Я же тебя, дятла, сразу раскусил. Хреновый из тебя актер, фальшивишь сильно. Да и я наседок за версту чую… В общем, так, скажешь своим хозяевам, что чист я. Не заказывал я Машку, и пацаны мои ни при чем. Это не деза, это чистой воды правда… А не поверят, и не надо. Заказуху мне точно не пришьют, а через пару годков я откинусь. Найду этих гадов, которые Машку зажмурили, всех на перо возьму. Да я за Машку…

Котел с такой силой сжал кулаки, что от внутреннего напряжения побагровела шея и лицо. И челюсти он стиснул до хруста в зубах… Глядя на него, Сеня мог побиться об заклад, что к гибели своей девушки он не имеет никакого отношения.

* * *

Хлыстов сидел на табурете, широко расставив крепкие ноги. Дюжие плечи опущены, руки тяжело покоятся на бедрах. И голова, похожая на толстокорую тыкву, клонится к груди. Но это не безволие, не проявление слабости. Парень демонстрировал полное равнодушие ко всему, что с ним происходит. Задержала милиция, плевать. Привели в кабинет к начальнику уголовного розыска, ну и черт с ним. Не зря его губы кривила презрительная улыбка.

– Автомат где взяли? – спросил майор Кулик.

– Не знаю ничего…

Хлыстов начисто отрицал участие в нападении на джип «Порше».

– Так и запишем: «Не знаю».

– Пиши, начальник, пиши, – не поднимая головы, хмыкнул Хлыстов.

– Пишу, пишу. У нас все по закону, на «нет» и суда нет. Ну а если виноват, то по всей строгости…

– Не виноват я ни в чем.

– Вот и хорошо, если не виноват…

В дверь постучали. Это был оперативник Юра Косыгин.

– Товарищ майор, все готово! – четким голосом доложил он.

– Что ж, приводи гражданочку, будем проводить опознание.

– Какое опознание? – забеспокоился Хлыстов. Но взгляд на Кулика даже не поднял.

– А разве я тебе не говорил? – Саня удивленно повел бровью. – Вчера у нас обменный пункт ограбили. Ты по некоторым приметам подходишь… Извините, я хотел сказать, вы подходите, гражданин Хлыстов… Да вы не волнуйтесь, мы всех через опознание проводим. Всех, кого задерживаем, как вас… А вы еще по приметам подходите. По некоторым…

В кабинет под предводительством Косыгина вошли два пятнадцатисуточника из изолятора временного содержания. Их рассадили вдоль стены напротив двери, и Хлыстова заставили подсесть к ним. И голову ему пришлось поднять. Тут же появилась «пострадавшая».

«Убитая горем» женщина, нервно заламывая руки, поочередно всматривалась в каждого субъекта, но выбор остановила на Хлыстове. Ткнула в него пальцем и, на всякий случай отступив на шаг, заявила:

– Вот он!

– Гражданка Иванова, еще раз внимательно посмотрите на этого мужчину, – строгим голосом сказал Кулик. – Обвинение слишком серьезное, и мы не должны допустить, чтобы пострадал невинный.

– Да он это! Он!!!.. Он же меня чуть не убил! – заистерила «пострадавшая». – Вот сволочь! Ну, сво-о-олочь!

– Уведите гражданку. И посторонних тоже, – распорядился Кулик, обращаясь к Косыгину. И, оставшись наедине с растерянным Хлыстовым, сказал: – Да, не думал я, что так выйдет. Но раз уж вышло, – мягким тоном протянул он. И вдруг резко, с надрывом: – Куда деньги дел, шкура?

– Какие деньги?

Хлыстов шарахнулся от него так, что едва не слетел с табуретки.

– Не брал я ничего! – в панике таращился он на Саню.

– Не брал! Не брал, потому что берут, когда плохо лежит. Ты не брал! Ты ограбил обменный пункт! Ты выстрелил в женщину из автомата!..

Хлыстов беспомощно хватал ртом воздух, пытаясь вставить слово, но Кулик не позволял ему сделать это.

– Теперь я понимаю, почему ты не хочешь признаваться в том, что у тебя был автомат, когда ты со своими дружками-отморозками наехал на гражданина Скоробогатова. А мы найдем этот автомат! Пуля у нас есть, баллистическую экспертизу проведем. Влип ты, Хлыстов! По самые трюфеля влип, – успокаиваясь, сказал Саня.

Только сейчас Хлыстов смог вставить слово:

– Да какая пуля! Там же пневматика! Шарик металлический…

– Какая пневматика? – устало посмотрел на него начальник уголовного розыска.

– Ну, автомат пневматический, так, для прикола взяли…

– Значит, в гражданку Иванову ты стрелял ради прикола?

– Да не стрелял я в нее… Я говорю про автомат, который у нас был… Да, был джип, да, побили мы его…

– Кто мы?

– Ну, Гоха был, Стас, Жека… Ну и я…

– То есть обменник вы брали вчетвером?

– Да при чем здесь обменник?.. Вы же про «Порше» спрашивали, ну, я про него и говорю… Мы тогда в ментовском камуфляже были. Я был, Гоха, Стас и Жека…

– Откуда камуфляж?

– Так это, в любом магазине…

– Зачем он вам понадобился?

Хлыстов хотел ответить сразу, но замолчал в раздумье. Ждать его долго не пришлось.

– Так это, у нас проблемы на заводе. Ну, хозяева меняются, вроде бы по беспределу. Ну типа рейдерство… Только меня это не касается, я за свое место не держусь… В общем, Пахомыч нам эту форму дал. Ну, если вдруг кто наедет, омоновцами прикинуться… Никто не наезжал, а форму мы примерили. А Гоха еще автомат взял. Едем, короче, останавливаемся, а из «Порше» быки вываливаются, бац, и зеркала вдрызг. Ну, мы в долгу не остались. Гоха с автоматом, а Стас и Жека тачку разнесли…

– Гоха, Стас и Жека… А ты где был?

– Да я за рулем был… Только вы не думайте, я не открещиваюсь. Если бы не машина, я бы тоже поучаствовал. Люблю козлов учить…

– А если козлы вас учить начнут?

– Да плевать, – презрительно скривился Хлыстов.

– Они вас уже ищут.

– Да слышал… Звонили мне, сказали, что «Порше» подъезжал… Вдвоем подъехали, ну не ослы, а?

– С двумя справитесь?

– Легко.

– Всемером одного не боитесь?

– Да пусть хоть сотню подгоняют, мы им…

– Что вы им?

– Что мы им? – спохватился Хлыстов. – Ну, в милицию заявим, так, мол, и так, бьют, угрожают…

– Так что сначала, бьют или угрожают?

– Так не били ж еще. И не угрожали…

– А насчет милиции ты это правильно сказал… Милиция тебя будет охранять. Пока в нашем изоляторе отдохнешь. Ну а потом СИЗО, там уже «ВВ» – веселые войска. Там совсем весело будет…

Дверь отворилась без стука, в кабинет ворвалась «пострадавшая». Волосы всклочены, глаза безумные, нижняя челюсть трясется так, что хоть бинтиком подвязывай.

– Извините, товарищ майор, обозналась! – приложив руки к груди, сказала женщина.

Она обращалась к Сане, а смотрела на Хлыстова.

– Вроде бы он, а вроде бы и нет…

– Так вроде бы или точно он?

– Он!.. То есть не он!

– Выйдите, пожалуйста, и хорошо подумайте, он или не он!

– Хорошо, подумаю…

Женщина вышла, оставив Хлыстова в нервном напряжении.

– У нее с головой все в порядке? – спросил он, покрутив пальцем у виска.

– Не знаю, – пожал плечами Кулик. – Экспертиза покажет.

– Какая экспертиза?

– Ну, не анатомическая же… Судебно-медицинская. В психдиспансер оформлять ее будем. А ты пока у нас побудешь. Изолятор временный, изолятор следственный, а там, глядишь, и дорога дальняя…

– Так не грабил я обменник! Она же обозналась, сама сказала!

– Если экспертиза признает ее вменяемой, сразу же тебя отпустим. Недолго ждать, месяца три-четыре. Да ты не переживай, в Бутырке сейчас нехолодно… Но есть вариант. Ты под протокол признаешься в нападении на джип «Кайен», и мы отпускаем тебя под подписку. Дома станешь ждать, когда психиатрия тебя оправдает… Ну так что, будем признаваться?

– Будем, – кивнул Хлыстов.

Он так и не понял, что стал жертвой жесткого розыгрыша. Не надо было ему строить из себя невинную овечку.

* * *

Загорцева хоронили на Битовском кладбище. Степан не смог удержаться от искушения побывать на скорбной церемонии. Он много лет работал в уголовном розыске и знал, что, как правило, убийцы присутствуют на похоронах своих жертв – когда по зову грешной души, когда для отвода глаз. Иной раз, наблюдая за провожающими, он делал интересные выводы, которые в корне меняли первоначальные версии, выводили розыск на преступника…

В убийстве Загорцева он склонен был винить людей из окружения Марии Тихомировой, но урну с ее прахом отправят в колумбарий завтра, и на похороны отправится Саня Кулик. А Степан с Комовым пришли на Битовское кладбище в надежде открыть что-то новое для себя. Не исключено, что нелюди-убийцы сводили счеты не столько с Машей, сколько в первую очередь с самим Загорцевым. Возможно, они где-то здесь рядом…

Степан не сомневался, что хоронить Загорцева будут пышно, и не удивился обилию дорогих автомобилей на подъездной площадке перед кладбищем. «Порше», «Хаммеры», «Роллс-Ройсы», «Мерседесы»… Казалось, владельцы этих авто собрались здесь не только для того, чтобы проводить в последний путь Гену Загорцева, а чтобы показать друг другу, кто есть кто в мире живых.