Kitabı oku: «Яга», sayfa 2
С этими словами Чернобог неожиданно вонзил свой длинный почерневший ноготь указательного пальца левой руки прямо промеж глаз девушки. Ягода завопила от новой внезапной боли. Но Чернобогу до ее криков и подергиваний не было никакого дела, на его морщинистом мертвом лице появилась лишь циничная ухмылка. Ягода этого не замечала: ее глаза наполнились кипящими слезами. Ноготь начал проворачиваться, образуя страшную рану. Струйки теплой липкой крови стекали по носу, губам и подбородку. Каждое мгновение этой страшной муки казалось новоявленной ведьме бесконечным. От нестерпимой боли и перенапряжения девушка начала терять сознание. Прежде чем окунуться в небытие, она услышала очень слабый, но торжествующий возглас.
– Бессмертная! Ты получила свой дар, теперь твоя очередь. Приведи мне невесту!
Ягодка резко раскрыла глаза. Потолок ее родной избушки выглядел довольно хилым. Ягода лежала на печи, накрытая мягким заштопанным покрывалом. Неужели все это было не наяву? Девица начала искать ответы, прощупывая лоб. Чернобог изувечил ее, это страдание Ягода запомнит надолго. Но, вопреки ожиданиям, ни ран, ни рубцов на лице не оказалось.
Неужели все, что произошло на древнем капище, это просто сон?
Девушка села на лежанке и почувствовала резкую головную боль. Голова пульсировала и раскалывалась, охваченное ознобом тело, горело. В таком состоянии и не поработать, и к людям не выйти. Да и зачем Ягоде теперь эти люди? До сих пор самым добрым чувством, которое они испытывали к ней, была жалость. Она осталась одна-одинешенька в своем старом темном домишке.
Отец Ягодки срубил этот милый домик с резными причелинами, с красивыми загнутыми слегами и аккуратными ставенками, ближе к околице. Папенька почему-то очень стеснялся своей черноглазой жены и ее пышных волос, которые водопадом ниспадали до пояса прелестницы – черные и волнистые. Голубоглазые и русо-рыжие соплеменники злобно зыркали на жгучую и прекрасную чернавку.
«Чужая! Она чужая!» – то шепнет кто-нибудь вслед, то в спину выкрикнет, то из-за угла зашипит желчно. Вот и срубил мастер-плотник дом за краем деревни, но не в лесу. В гуще дикого леса по лету свирепое зверье хаживало, да и осенью по чернотропу, а зимой совсем беда – заметет, завьюжит. Ни дверцу не распахнуть, ни дороженьки, ни прохожего, ни соплеменника не увидишь.
Там, в дебрях не закричит петух, не фыркнет дремлющий в стойле скот, ни запахнет коровьим навозом и отдыхающими пирогами, а вот народец сумасбродный изредка лютует.
Разбойников, бывает, ловят. Затем порубят перед хмурыми ликами деревянных истуканов и, опять восстановится тишь да гладь на две-три луны, а то и на год. Но рано или поздно какая-нибудь мразь обязательно объявится.
Поэтому не ушел папаня Ягодки в самый лес – опасно там. Выбрал местечко у околицы, поставил избу и зажил там с мамкой. Хорошо жил с женой красавицей, топором махал в деревне, поднимался сразу на любую работенку по дереву, не ленился. Вот и достаток – и хлеб, и мясо, и молочко ребенку, и луковка зеленая. Нормально жили.
Да и Ягодка подросла – до опушки страшного леса с мальчишками часто бегала. С замиранием сердечка ступала на сухую листву под темными кронами, даже доходила до бурелома. Смелая – не визгливая. Стройная, да ладная росла, глазастая. Одна беда – черная, как смоль! Вся в мать! И волосы, и глаза, а затем и… душа, как оказалось – глубже омута были. Но родители наглядеться на нее не могли, жаль только, судьба слишком рано отняла у Ягодки любовь эту. С их кончиной вся жизнь начала тускнеть, как потрескавшиеся бревна сиротской избы.
Не отрываясь от своих мыслей и воспоминаний, Ягодка заметила единственную жизнь в своем стареньком домике: паук плел ажурную паутинку в уголке под самым потолком. Что-то было не так, паучишка излучал какое-то тепло, свет, которого она не видела раньше.
«Видимо это и есть Прозрение!»
Прежняя слабость отошла на второй план, Ягодка сосредоточила все свое внимание на крошечном создании в углу. А раз есть прозрение, значит, есть и сила, решила она.
Одним лишь взглядом ведьма ощупала хрупкие паучьи ножки, голову, мохнатое брюшко, этим же взглядом она ткнула в мелкое паучье сердце. Ягода воочию увидела, как лучик жизни, исходивший от бедного насекомого, резко оборвался. Паук упал на шершавые половицы и замер навсегда.
Губы Ягодки медленно растянулись в тонкой улыбке.
«Теперь очередь Преславы».
Глава 3. «Две невесты»
За те две недели, прошедшие после странного пробуждения, Ягода научилась многому. Она откровенно радовалась каждому открытию. Нет, она не вращала каменные глыбы в воздухе и не метала молний – это ей было не дано, но и то, что удалось распознать в круговерти новых возможностей, восхищало юную ведьму.
Какая же она была дурочка!
Всего-то простое варево – сбор из разных трав, перьев, волос и прочих мелочей мог сотворить настоящее чудо! Нужно всего лишь вложить в него свою веру и произнести заклятье. А как придумать заклинание? Да вложить в слова свои искренние пожелания.
Ягода училась очень быстро и с огромнейшей страстью. Она видела, чувствовала настоящую силу своих зелий и опытным путем достигала их совершенства. Ведунья обнаружила, что если часто шептать над зельем заветные слова, то эффект сохранялся гораздо дольше. Но если вовсе это дело забросить, зелье обратится в обычную мутную мерзость. За столь краткий срок она создала зелье сна, такое крепкое, что спящий не проснулся бы без ее желания, зелье внушения, отвода взгляда и сглаза. Самым ярким ее опытом на то молодое время стало зелье одухотворения.
***
Зелье Одухотворения
Пепел (символ смерти)
Куриный желток (символ новой жизни)
Цветок амаранта (символ бессмертия)
Бабочка (символ души)
Измельчить в ступке сушеную бабочку и цветок амаранта до состояния порошка. Довести воду в котле до кипения, опустить в нее ингредиенты, указанные выше, в строгой очередности. После погружения всех ингредиентов прошептать над поверхностью зелья: «Да живити животный, от какой бы окказии он не врежден. Пусть бытует стреблим, да вдушати душа опачев плоть доиспаль веков».
Шептать зелью ежедневно. Хранить в темном прохладном месте.
***
Все эти «напитки» девушка изготавливала не по наитию, а с конкретными задачами. Зловещий план обрастал все новыми и новыми деталями!
Молодая ведьма уже имела опыт в приготовлении лечебных отваров и простейших снадобий. Деревенские знали об этом и иногда хаживали к околице, покупая сначала у матери, а потом и у самой Ягоды настои и прочую знахарскую снедь. Да мало ли что бывало: то дите захворает, бабешка какая раньше сроку рожать начнет, то мужика какого кабан порвет в чаще, то дурачок сам себе вилы в ногу воткнет на покосе.
И Ягодка старалась – помогала народу, ну и что там греха таить – кормилась от лечения хворей и напастей людских.
Теперь же она прозрела. Кашеварила с утра до вечера – вился, вился черный дымок над старой резной крышей избушки. Теперь деревенских она не привечала – а зачем? Они все здесь злые и тупые, особенно девки!
Ведьма ухмыльнулась своим мыслям и, помешивая заветное зелье одухотворения, зачерпнула деревянным половником готовое варево. Ягода повернулась к полкам, где у нее стояли глиняные горшки и крынки, неловко потянулась и опрокинула черпак с волшебной жидкостью на пол закопченной светлицы. Чуть ноги не ошпарила! Слава Чернобогу – все обошлось. Снаружи громыхнули ставенки – наверное, это ветер! Ведьма прислушалась, пытаясь уловить человеческие шаги, но услышала только завывания сквозной тяги в трубе печи – предвестника смены погоды. Ягодка недовольно покачала головой и продолжила работу над свежим отваром – она знала, что еще надобно нашептать пару мерзких мыслей, навеянных сквозняком. Надобно, надобно! Тогда зелье уродится забористым и мощным. Это правда!
В волнениях и экспериментах миновала ночь перед свадьбой. Ягода не сомкнула глаз. Она ругала себя за это, но сон не шел. Даже прилегла и ворочалась, но утро проклюнулось розовым востоком и рьяно заорали первые петухи. Немного полаяли собаки и снова угомонились.
Злоумышленница вышла на двор и посмотрела ввысь.
Солнце еще не виднелось на небосклоне, но было очень тепло и даже немного душно. Ягодка уже знала, что к вечеру с заката подойдут тучи и начнется затяжная дождливая осень. Еще она знала, что сегодня начнется полнолуние и это тоже радовало мстительную душу ведьмы. Сегодня! Все произойдет именно сегодня!
Ягодку подташнивало, но она разделась донага и, босая и простоволосая, пришлепала к переполненной кадке с дождевой водой. Она чувствовала, как непривычно налились ее полные груди, и затвердел живот. Дите в чреве еще не дрыгалось, но девушка уже инстинктивно понимала, что скоро станет матерью.
Молодая ведьма с головой окунулась в черном зеркале воды. Она полоскала свои волосы, омывала лицо, шею, гибкий стан, сильные бедра и ступни ног.
Красный сарафан матери лежал там – на сундуке в светлице избушки, дожидаясь, когда придет и облачится в него новая хозяйка.
Сегодня свадьба Желана и Преславы! Она готова поздравить молодых!
Гнев и жажда переполняли пульсирующую душу ведьмы. Ведь сначала была серая молчаливая обида и тупая безысходность, но сейчас…
Жуткий гнев душил и омрачал свет, а жажда…
О! Это была не простая жажда! Это была жажда крови! Подспудное, переходящее в Явь, взалкавшее желание соленной и такой горячей крови, а также страдания и смерти.
– Это он! Желан! Желан Радимович! Предатель! – нагнетала в себе ярость отверженная. – Но первой суждено умереть на заклан-камне ей, разлучнице Преславе! Это ее алая кровушка потечет ручейком по желобу Чернобога! В честь его! В его славу! Потечет! Потечет!
Ведьма захохотала. Сначала неуверенно, но с каждым следующим судорожным вздохом все громче и страшнее. Это смеялся уже не человек, хотя еще и сохранявшее людской облик существо!
Голая и гибкая она бегом вернулась в избушку.
Сегодня свадьба! Она устроит им настоящий праздник!
Ягодка надела мамино платье и расплела свою косу. Теперь она походила на настоящую невесту. Красный сарафан с белой вышивкой сидел на ней великолепно, а черные, ниспадавшие до пояса волосы, выигрышно обрамляли силуэт. Правда, лицо было какое-то не совсем свадебное. В котомке уже лежали заветные бутылочки и свадебные ленты. Прежде чем переступить порог избы, невеста залпом выпила одну из колбочек и прошептала что-то себе под нос.
– Свадьба, – шептала она. – Сегодня…
На свадьбу съехались почти все жители соседней деревни. Поэтому на улице встречалось все больше новых лиц. Такие же русые и голубоглазые – все радовались за Преславу. Девушка готовилась к свадьбе в избе Евдокии, сестры Желана. Хоромы были не очень большие, но уютные. Кованый сундук стоял на красивом самотканом половике, неподалеку на небольшом грубоватом столике лежали пяльца с неоконченной вышивкой.
На улице стучали топоры – мужики готовили столы и лавки. Волнение невесты росло и, вместе с ним в душе девушки вибрировала невнятная тревога. Преслава плакала, боясь будущего, плакали и подруженьки, наряжая невесту. Иногда в светлицу забегали толстые бабы, улыбались во весь рот, громко бестолково хлопотали и устремлялись на кухню.
Деревня бурлила! Ожидали дорогого гостя – посадника смоленского. Радим, отец Желана, выхаживал гордый – честь! Честь великая! Ни к каждому ремесленнику посадник за стол усядется! То-то!
Приближался полдень, а значит, и начало торжества!
Ягода накинула на красный сарафан заношенную сермягу и на голову с уже вплетенными лентами – невзрачный платок. Она не хотела раньше времени привлекать к себе внимание людей, да и зелье, которое она выпила, отведет чужое взор. Отвар получился хоть и противным, но не сильным. Ягода знала, что рецепт не полный, а надо-то всего – добавить капельку сока белены, и тогда она смогла бы усыпить внимание сотен людей. Ничего, ничего – она все позже исправит. Оглянулась без сожаления на отчий дом и пошла к центру деревни, туда, где уже стоял шум – гудел народ и, не переставая, гудели жалейки. Там ржали лошади и гоготали мужики – прибыли дорогие гости.
Молодую ведунью охватила нервная дрожь.
Тем временем на уродливом троне близ гнилых болот материализовался Чернобог. Согбенная фигура воззвала:
– Шурин мой! Метатель молний, откликнись, Перун! Я знаю – ты меня слышишь! Отзовись – это в наших общих интересах!
Чернобог позвал негромко, но со стороны дальнего берега гнилых болот на капище надвинулась плотная серая туча. Низкие облака цеплялись за верхушки деревьев урочища, но дождя не было. Небесный вихрь закрутил, заиграл ветрами, как будто наслаждаясь треском вековых дубов.
– Шурин? – оглушил его громогласный небесный вопль. – Ты назвал меня шурином? Ты, изгой Ария, царь теней и червей Нижнего Мира всегда насмехался надо мной, а теперь у тебя хватило наглости взывать ко мне!
– Перун, – прохрипел Чернобог. – Перун! Я помню наши с тобой дела, понимаю обстановку и все такое. Мы с тобой и твоим замечательным папенькой долго швыряли друг в друга молнии и огненную лаву, морозили пустынным холодом и прочее, но я женат на твоей сестре и, почитай, родня тебе. Вы, небожители Ария, погрязшие в гордыне и брезгливой снисходительности к низшим, чужим и убогим, совсем не хотите замечать, что весь этот мир изменился. Скоро нас всех ждет страшная участь, а вы не желаете направить свои взоры на эту беду. Ты помнишь древних богов? Даже ты забыл их! А я их помню, потому что в Нижнем Мире иногда стенают неуспокоенные души страшных предтеч-великанов. Кто-нибудь кроме меня помнит о них?
Чернобог сменил позу на своем деревянном троне и сам ответил на свой же вопрос.
– Нет! Их никто не помнит. Они исчезли! Их нет, и уже давно. Только обрывки воспоминаний об огнедышащих драконах – несправедливых и грозных.
Чернобог перевел дух, откинулся на спинку трона и устало промолвил:
– А теперь и нас забудут. Мы, подобно драконам, канем в пучину без вести и там, в беспомощном бессилии растворимся в сером ничтожестве.
Туча стронулась, полыхнув заоблачной вспышкой, и возвестила:
– Я вечен! А ты умрешь. Меня будут помнить тысячелетия, а тебя нет.
– Глупец! – перебил Перуна Чернобог. – Ты ошибаешься! Тебя забудут тоже, причем раньше меня! Так же, как и тех мерзких драконов. Чуть позже, но забудут. Ты чувствуешь охватившую всех нас слабость? Ты чувствуешь это? Совсем скоро ты, громовержец, не сможешь высечь даже искры.
Чернобог замолчал, чувствуя, что малость перегнул палку, обозвав великого бога, но Перун неожиданно мирно ответил:
– Я чувствую появление нового бога. Он невероятно силен, и он не наш. Он еще не обрел полного могущества, но сила его возрастает с каждым новым верующим, с каждым приобретенным смертным.
– Так помоги же мне!
Теперь Перун не ответил.
Чернобог кашлянул, как готовящийся к ответу нерадивый ученик перед строгим экзаменатором и продолжил:
– Слушай, я тут одно дельце затеял. В случае успеха мы будем в фаворе на сорок сороков лет, но мне нужна твоя помощь.
Что-то в туче всколыхнулось, но ответа вновь не последовало.
Чернобог смотрел в небо, откуда начали сыпаться крупные капли дождя.
– Ну, хватит! Ты там плачешь что ли?
Чернобог с раздражением повернул голову в сторону и рассерженно поджал губы.
– Мне многого не надобно. Одной, двух прицельных молний, я думаю, будет предостаточно. Или ты уже настолько ослаб, что способен запускать лишь дальние зарницы.
– Ты хочешь урагана?! – прогрохотало небо.
– Тьфу ты! – Чернобог криво усмехнулся. – Этак можно любое щекотливое дело испортить. Внезапного холодного дождичка и прицельного удара молнией в ключевую фигуру будет вполне достаточно. Хотя…
Чернобог задумчиво подпер левой рукой уродливый подбородок и замолчал. Ему пришла на ум шальная мысль, что если Ягода вдруг не справится, то можно и ураган напустить. Вот только людишки не такие уж и дураки, они спрячут детей и девушек за стены столетних теремов, и тогда Ягодке будет крайне трудно осуществить задуманное.
– Я согласен, – прогромыхало небо.
– Только невесту с женихом не трогай. – Чернобог почесал кадык и пояснил: – Преслава нужна мне, а Желана я ведьме пообещал. Так что придется постараться их не зацепить – прояви уж смекалку, великий бог!
– Договор! – громыхнуло поднебесье.
– Договор! – ответил Чернобог, довольно потер ладони и хохотнул. – Вот теперь действительно все зависит от ведьмы!
***
Ягодка приблизилась вплотную к торжеству. Она стояла в толпе зевак и рассматривала красный сарафан невесты с большого расстояния – конечно же, ей никто не уступит своего места за свадебными столами, где восседали в основном бородатые мужчины и редкие знатные женщины поселения. Да и не нужно ей этого. Она знала, зачем сюда пришла, и ее время еще не настало. Молодой ведьме щемило душу от радости, что ее никто не замечает.
И вдруг она увидела медведя!
Косолапого обитателя дикой чащобы вели на веревке двое потешников. Они гудели в жалейки и подергивали за толстую веревку одетое в косоворотку пьяное животное. Он покорно припрыгивал за ними и смешил простой народ нелепыми поклонами. Видимо медведя нарочно опоили медовухой.
Ягода ахнула от такого удивительного везения.
– Вот он, мой верный помощник, – прошептала она и, сомкнув уста в тонкую нитку, с презрением наблюдала, как скоморохи с намалеванными свёклой щеками унижали хозяина славянских лесов.
– Потерпи, милый, – крикнула ведьма.
Никто не обратил внимания на выкрик девушки. Смеялось и кричало много народа – праздник! Но медведь встал, как вкопанный и рыкнул в ответ. Ягода улыбнулась. Услышал! Услышал!
Сердце стучало в груди, ведунью бросило в пот, ведь она решилась на самое страшное. Но постепенно Ягода взяла себя в руки. Обратного пути не было, и она это отчетливо понимала. Она лучше умрет, чем не выполнит поручение Чернобога.
***
Преслава смиренно опустила глаза долу. Свадьба гуляла и шумела. Невесту смущали жаркие взгляды княжеского посадника. Эти его откровенные, бесстыжие взгляды жгли огнем. Невеста застыла как каменное изваяние, боясь пошевелить даже мизинчиком. О том, чтобы попробовать пряник или попить воды, не могло быть и речи.
К тому времени Желан уже опрокинул три чарки медовухи и, от этого Преславе становилось еще страшнее.
Гости гудели, хохотали – бородатые мужики хлопали друг друга широченными ладонями по натруженным спинам. Все были пьяны и веселы. Грубо сколоченные столы ломились от угощений. Изысков не было, но дичи, рыбы, каш и хлебов хватало. Женщины тянули тоскливую песню. Получалось у них не очень красиво и вразнобой, и вдруг раздался зычный голос кузница Радима:
– Спой, Преслава! – Все песни сразу затихли, смолкла свадьба. – Спой, певунья для своего молодого мужа – моего сына!
Радим с гордостью посмотрел на Желана и, обернувшись к народу, крикнул:
– Видали? Все знают моего сына! Силен, сноровист, лучший кузнец! Все об этом знают!
Жених от таких слов приосанился, выпячивая грудь колесом, зыркнул глазами на свою невесту, мол, слыхала, о чем тятя говорит! То-то же!
Скромница Преслава молчала.
Чья-то нетвердая рука наливала пьяную пенистую медовуху в чарку шатающегося Радима. Хмельной напиток расплескался через край. Липкая жидкость попала за шиворот и спины ближайших мужиков. Те вскинулись, незлобиво закричали, дружки жениха заржали, как дикие кони.
– Тихо! – голос Радима перекрыл шум вновь заголосившей свадьбы. – Пой, Преслава! Пой!
Невеста робко покачала головой – она не хотела петь – боялась этих пьяных бородачей, а более всего – своего будущего свекра и, конечно же, Желана, своего суженного.
– Пой! – угрожающе заклокотал Радим.
И Преслава сдалась – начала, как всегда, робко и тихо, но с каждой новой строкой голос ее крепчал, и уже скоро ни одна живая душа не могла оторваться от чистого девичьего напева о ярком солнышке, о любви птахи к небу, о переживаниях красной девицы на выданье.
– Прощайте родненькие тятя и мама, прощайте милые сестры! Ухожу в чужой дом, в чужой род! – пронзительно пела она.
Гости завороженно вслушивались в заунывный тягучий плач. Все боялись вспугнуть сотканный юной невестой прекрасный и трагический образ пойманной в силки птицы. От хрустального, удивительной красоты голоса даже у суровых крестьян подкатывал к горлу ком, бабы плакали, вытирая цветастыми платками слезы, сердобольные девки подвывали.
Преслава выдохнула и с последним ее напевом на свадьбу обрушилась гробовая тишина. Все потрясенно молчали – даже подвыпивших мужчин проняло, но скоро зашевелились, заохали, завздыхали.
– Чай не на поминках! – крикнул Радим и бросил хмурый взгляд на сына.
А гордый Желан с поджатыми уголками губ в полуулыбке, в полуоскале снисходительно взирал на гостей и родичей:
– Видывали? Какую я себе в жены певунью-молодуху добыл? Сокровище!
Свадьба вновь загудела.
Радим хоть и был свекром, а не женихом, но чувствовал себя на вершине славы. Хмельной и самодовольный он стоял между двух длинных столов и откровенно радовался своему успеху: сына женил на красавице, серебришко в коше водилось, родичи признавали его главенство, и вот даже посадник приехал. Почет! Великий почет!
Кто-то сильно и настойчиво дернул его за расшитый петухами рукав праздничной рубахи. Радим нахмурился в усы и медленно повернулся к этому неучтивому к его значимой персоне человеку.
– Кто посмел? – рыкнул он.
– Ты, Радим, отчего распоясался-то? Кхе-кхе. Забыл наш с тобой уговор? Посадник за твоим столом скучает, а ты бахвальством упиваешься!
Седой староста Красатинки горячо нашептывал в раскрасневшееся ухо Радима, неприятно брызгая слюной на шипящих звуках:
– Главное! Главное скажи! Не запамятовал, поди что?
Шатающийся Радим наконец-то нашел в себе силы оттолкнуть от себя назойливого слепня-старосту.
– Не забыл я!
Радим повернулся к своим сватам и крикнул:
– Налейте мне чарку! Слово молвить буду! – новоиспеченный свекр заметил вскинувшиеся в любопытстве брови молодого посадника и нарочито торжественным голосом возвестил. – Слава новому богу!
Радим не к месту икнул и в полголоса добавил:
– Как там его, бога-то этого зовут?
Застольные гости заволновались. Сельчане поняли, что Радим хочет подмазаться к посаднику и его людям.
– Вот! – протянул он. – А старым богам смерть!
Народ возбужденно зашептался, даже последовали протестующие выкрики, но недовольных быстро приструнили.
– Богохульство! – отчетливо выкрикнул древний старец, который посиживал в сторонке на полешке. – Не гневи Перуна, сына Сварога, покровителя кузнецов!
Радим в ответ хохотнул.
– А что мне сделается-то? Были бы Перун и его папенька на самом деле – не стоять бы мне тогда на этом месте! Кузнецы испокон века отправляли им мольбы! И где же нам от Перуна Сварожича толк и талан?
Вдруг ехидная улыбка сползла с лица Радима, которого многие уважали и даже справедливо побаивались его взрывного нрава. Кузнец залпом выпил налитую чарку, перевернул вверх дном и на вытянутой руке продемонстрировал ее гостям и зевакам. Он задрал бородатый рыжий подбородок и, глядя в голубую высь, заорал:
– Смерть старым богам! Смерть Перуну и его семени!
А затем начался настоящий кошмар, который ни словами описать, ни рунами на камне высечь!
Небо треснуло! Обычное осеннее небо, пронзительно ясное и прозрачное до этого не предвещало непогоды. И вдруг небольшое еле заметное облачко возникло над пирующими. Его даже никто не увидел, но в тот же миг, когда хитрый Радим провозгласил свое проклятие, раздалось ужасающее громыхание и нестерпимо яркая, ломаная и ослепляющая молния с непереносимым грохотом ударила в новоиспеченного свекра-богохульника!
Обугленный труп, все еще поднимая загоревшуюся от жара деревянную чарку, начал понемногу заваливаться на бок, и вот уже останки Радима упали на землю.
Все закричали!
Ягода усмехнулась – она уже находилась за спиной невесты, выбрав удобную позицию для активных действий, и все сразу поняла: «Это знак! Вот оно что! Пора!»
Ведьма спохватилась, нашарила в котомке прямоугольную синюю бутылочку из мутного константинопольского стекла. Достала, открыла зубами тугую пробку. После этого начала выливать тонкой струйкой мутную жидкость в пыль земли и нашептывать заклинание «Взъярись ветер»:
«Вихрь могучий! На пособьство ми смети нявьсямо, клицовай, ваганись телами ниховыми безместными. Взвейся ветр, яви все могутство свое охлам похабым!»
Неожиданно повеяло сквозняком, а затем все сильнее и сильнее задул северный ветер и, вот закрутился зарождающийся вихрь, еще слабый, но набирающий мощь. Толи опыта у ведьмы не хватило, толи ведических сил, но возникший посреди свадьбы вихрь так и не перерос в смерч.
Люди, и без того опешившие от внезапного смертоубийства кузнеца Радима, от ужаса близкого грома и ослепляющей вспышки молнии, так и не успели прийти в себя, как новая напасть навалилась – хлестанула пылью в глаза. Гости заваливались на спины и падали с лавок, вихрь сбрасывал наземь крынки и кувшины, смешивая пыль и песок в тугие плетки. Он хлестал по живым и развеивал пепел сгоревшего свекра. Треск воздушной воронки перекрывал любые другие звуки.
Теперь Ягода стояла за спиной Преславы и нарочито строгим голосом провозглашала заговор под названием «Медведь-слуга»:
«Соотложи, заколанный зверь, ретязи свои. Растерз местников бессердечных. Вгаждай ми во имя леса и отрады твоей. Наповай!»
Последнее слово она практически выплюнула. За гулом бесновавшегося вихря ее никто не услышал. Кроме него… Медведь тоже страдал от настигнувшей его пылевой бури, но внезапно выпрямился на задних лапах и зарычал. Он совсем по-человечески шарил взглядом, оборачивался, искал источник чужой воли и… наконец-то их взгляды встретились.
Ягода улыбнулась зверю и кивнула.
Медведя грубо дернули за веревку, намотанную ему на шею. Два скомороха почувствовали изменение настроения зверя и пытались его приструнить. Они кричали на него, при этом один из них лупил его палкой по хребтине, но медведь неотрывно смотрел на хозяйку.
Ягода почувствовала власть над диким зверем, прищурилась и показала, своему слуге царапающий жест. Обычно такими движениями домашние коты точат когти, но оказалось, что косолапый все прекрасно понял. Он мгновенно развернулся к своему обидчику с палкой и резко ударил когтистой лапой. Длинные суровые когти разорвали заткнувшемуся на полуслове потешнику шею и разодрали грудную клетку. Второй скоморох выпустил от ужаса пеньковую веревку, захотел закричать или убежать, но не смог даже сдвинуться с места – закашлялся от пыли и песка. А медведь, не опускаясь на передние лапы, урча и взрыкивая от запаха свежей крови, доковылял до второго мучителя, обхватил его лапищами, повалил на землю и, укусил в лицо. Человек под весом разъяренного медведя панически дрыгал ногами, но спустя мгновение затих и распластался, приняв страшную смерть.
Медведь оторвался от своей жертвы, поднял окровавленную морду и вновь посмотрел на свою хозяйку.
Возбужденная молодая ведьма выставила вперед указующий перст правой руки на Преславу и эмоционально скомандовала строгим шепотом:
– Это она! Тащи ее в лес!
Сильный медведь повиновался – стремительно рванул к главному столу свадьбы. Пользуясь природным чутьем и перейдя на галоп, он легко обошел эпицентр вращающейся воздушной и по-прежнему оглушающей воронки.
Преслава, ничего не понимая, хлопала длинными ресницами. Удар молнии, смерч, грохот, вопли – все смешалось в ее голове. Но вдруг возникшая перед ней окровавленная морда хищного зверя положила конец волнениям невесты – она ахнула и провалилась в глубокий, но не спасительный обморок.
Под прикрытием суматохи медведь схватил обмякшую невесту и, в последний раз зыркнув на стоящую рядом ведьму, поскакал на трех лапах в сторону околицы и манящей синевы такого близкого Молохова урочища.
Ягода проводила взглядом своего хищного помощника и, заметив, как волокутся ноги Преславы по жухлой траве, ухмыльнулась:
– Теперь не гулять ей по росе розовыми пяточками…
Ведьма начала действовать – похоже, ее план все-таки двигался к успешному завершению, но надобно было продолжать – замысел все еще висел на волоске. Она быстро сбросила с себя старые лохмотья и серый платок. Стройная и прекрасная, в приталенном красном сарафане, опоясанная плетеным кожаным пояском, Ягодка осмотрела черными, как смоль глазами перевернутые вихрем столы и торжествующе уселась на место невесты.
– Теперь я буду вашей невестой! – хохотнула ведьма.
Глава 4. «Погоня»
Как она мечтала об этом! Еще совсем недавно – даже не миновала одна луна, а как все изменилось. Это она, а не выскочка Преслава, должна была восседать рядом с Желаном! Мстительные чувства по-прежнему шипели в темной душе молодой ведьмы, но теперь все эти желания остались за кромкой договора с Чернобогом, там, навсегда. Она спокойно взирала на затихающий, вызванный ее колдовством вихрь. Иногда пробегали какие-то люди. Они размахивали руками и хватались за головы, хлопали себя по коленям и приседали. Паника продолжалась, но никто не смотрел в глаза поддельной невесты. Зелье действовало! Все смотрели на красный сарафан и успокаивались: невеста жива и здорова, вон, посиживает за столом, как ни в чем не бывало, даже пряник взяла.
И вдруг ситуация изменилась. Смоленский посадник, оглохший и грязный, тряся пыльной шевелюрой и грязной бородой, выполз из подстолья и зычным голосом скомандовал семи дружинникам, которые прибыли вместе с ним на свадьбу в качестве охраны:
– Верислав! Где ты, лучник? Бешеный медведь кого-то в лес потащил! Догнать и убить зверя! Быстро!
Ягода нахмурилась.
Облаченный в кольчугу крепкий дядька с сединой в бороде на бегу поклонился мнимой невесте и подскочил к своему начальнику. Осмыслив приказ и не проронив ни слова, он сразу метнулся к старому сараю, где ратники оставили своих лошадей и оружие под присмотром часового.
К удивлению Верислава, лошади стояли в испарине и шарахались от любого шороха. Накинуть седло не получилось. Опытный воин не стал тратить драгоценного времени, схватил лук и колчан. Сноровисто перемахнув через бурьян и пробежав три огорода, он заметил далекую фигуру медведя, который уронил свою добычу на тропинку возле крайней хаты Красатинки.
– Тяжелый выстрел! – посетовал лучник, отрыгнув хмельной брагой.
И тем не менее Верислав ловко извлек из колчана крепкую стрелу с каленым наконечником. Острая грань сверкнула на солнце, и скрипнувшая натянутая тетива боевого лука засвистела от напряжения. Лучник, прищурив глаз, некоторое время выцеливал бурую спину хищного зверя. Медведь удобно повернулся к ратнику левым боком, и воин решился: отпустил тетиву. Стрела свистнула и ушла точно в цель. Верислав медленно опустил древко лука, с тревогой провожая взглядом оперенную глухариными перьями стрелу. А стрела по дуге приближалась к своей жертве. Удачливый лучник видел, как летучая смерть воткнулась в бок медведя и сбила его на землю.
