Kitabı oku: «Жизнь и приключения Вени, рождённого в СССР», sayfa 4

3. Сон на посту

Веня был как-то дневальным в наряде по учебной роте. Обязанности у пары дневальных не такие уж и сложные: пока один стоит у тумбочки на входе в казарму и отдаёт честь с молодцевато-придурковатым видом входящим офицерам и прапорщикам, другой наводит и поддерживает порядок в помещении роты.

Первый заодно отрабатывает командирский голос, докладывая непонятно зачем шныряющему туда-сюда начальству, да развлекает бойцов истерично-громовыми криками: «Рота, ПОДЪЁМ!» или «Рота, ОТБОЙ!».

Но все эти команды звучат строго по времени, как бы в обычной гражданской жизни это делала механическая кукушка из часов. Ровно в 06−00 и в 22−00.

Кричат по-разному, потому что бойцы периодически меняются друг с другом за время наряда. Ведь каждому хочется вдоволь поорать на свою роту! У кукушки, кстати, это получилось бы гораздо мелодичнее. Но кукушкам находиться в военных настенных часах было не положено по Уставу. Наверное, потому, что слово «кукушка» вообще-то женского рода.

А солдат незачем смущать лишний раз поводом для ненужных мыслей и ночных эротических видений, не выходящих из головы, несмотря на подмешиваемый, как говорили, каждый день в чай и компот бром.

Поэтому в часах большой маятник был, а кукушки отродясь не было.

Но дальше речь пойдёт не про интересную тему с бромом в чае, а больше о них, о настенных часах…

Так вот, стоит себе преспокойно Веня в ту ночь у тумбочки. Выйдет только на улицу покурить, да послушать пение цикад. Но ненадолго. Небо в предгорьях интересное, всё в звёздах. Но Веня-то знал, что не все эти точки на небе – небесные создания. Под видом звёзд болтаются зачастую по небу всякие спутники-шпионы. Об этом особист из округа рассказывал, да и замполит постоянно напоминал, стращая шпионами и диверсантами.

Вдруг такой шпионский аппарат объектив свой недружественный на их часть нацелит?

А в это время возле казармы Веня болтается, вместо того чтобы «стоять на тумбочке». Ему тогда за это старшина точно наряд вне очереди влепит, но не дневальным, а чистить картошку или ещё что похуже… Вздохнёт Вениамин, да и возвращается в роту.

В сотый раз смотрит на всякие прошнурованные и скреплённые печатью журналы, типа «Книга выдачи оружия», да гипнотизирует взглядом висящие на стене часы. Сменщика-то будить надо в два часа ночи, а время пока только без пяти час.

Трёт глаза Веня…

Час ночи…

Пять минут второго…

Семь минут второго…

Пятнадцать…

Что такое?…

На улице уже не совсем темно, снежные шапки гор начали вдали проглядываться, но самое главное – нет часов!

Вместо них на обоях остался некий чёткий отпечаток их пребывания, вроде следов жизнедеятельности кукушки, а самих часов нет!

И документация со стены тоже пропала…

Вот это да!..

И что теперь делать?…

Побегал ошалело Веня вокруг казармы, но нет нигде, ни журналов, ни часов. Ещё и мысль некстати пришла в голову, что часы хоть и «ходят», но не до такой же степени!

От дневального в другой казарме Веня узнал, что часа два назад по плацу шел капитан, дежурный по части, и нёс в штаб пачку журналов и большие настенные часы.

Подкрался Веня незаметно, как вражеский диверсант, к штабу части. Подтянулся, ухватившись за решетку, и заглянул через открытое окно внутрь…

Точно, лежат на столе в штабе его часы! Сначала радость шальная его охватила, ведь нашлась пропажа! А с другой стороны, рядом со столом на диване похрапывал капитан. В форме и с заряженным пистолетом в кобуре, фуражку только снял.

Может, специально снял, заранее предчувствуя Венину погибель?

Вене подумалось, что если он полезет в штаб, а капитан со сна не попадёт в него, скажем, с первой обоймы, то со второй у него обязательно получится.

Да в штаб ещё и пролезть надо, решётка ведь узкая. Зря сегодня Веня перед нарядом плотно пообедал, эх зря!

Необходимо ещё пробраться незаметным мимо помещения, где отдыхает дежурная смена караульных, а часовые, те вообще с автоматами… Но делать нечего! Разделся Веня на улице до нижнего белья, чтобы ничем не греметь. Подумалось ему с удовлетворением, что ни медалей, ни значков у него нет! А то звенели бы сейчас, как консервные банки на проволоке, а ему это вовсе не нужно.

Как он, практически не дыша, полуголый, прополз змеёй по длинному коридору к заветному столу, может понять только опытный ныряльщик-дайвер, да и то не ниже чемпиона мира.

Один раз всего вдохнул, заползая, а дальше не то чтобы воздух испортить чем-то непотребным после солдатской пищи, так и выдохнуть не смел ни разу в целях конспирации.

Просовывая позже в окно на наружный подоконник журналы и часы, Веня радовался, что в них нет кукушки. Она хоть и механическая, но кто же их знает, которые «женского рода»? В маятнике-то он был уверен, что не должен подвести, не брякнет, это же «пацан»! Хотя и ему доверял в эти драматические секунды не на сто процентов, отмахиваясь от мыслей о Маятнике Фуко, болтающемся «почём зря» посреди Исаакиевского собора в Питере.

Была, конечно, дурная мысль, подгадить капитану, утащив в отместку что-нибудь из штаба, или даже надругаться над фуражкой, но эту шальную затею, он погасил в зародыше.

И правильно сделал, потому что утром ни свет, ни заря капитан хоть и вращал по-пиратски глазами, уставившись на него, но о ночном происшествии никто не узнал, так как оба промолчали:

К моменту подъёма роты Веня ведь успел всё расставить и развесить по своим местам и никому не выгодно было рассказывать о ночном происшествии.

А второй раз у Вени была похожая, тоже связанная со сном история, но уже под конец службы и в другой части. Там был тоже капитан, зам по тех части по фамилии Аксёненко.

Неплохой мужик, беззлобный, любил, правда, излишне популярный местный самодельный напиток «Джин-джа», дурманящий голову и сбивающий враз с ног. Но разговор не об этом, а о сне на посту и связанными с ним событиями.

В тот раз Веня стоял в наряде дежурным по Контрольно-пропускному пункту, КПП части. Занятие это ещё менее привлекательное, чем «стоять на тумбочке» в казарме. В КПП часов вообще не было, даже без маятника! Небо хоть тоже в предгорьях, но звёзд почему-то ночью там было меньше. Большая и Малая медведицы были на месте, конечно, но в остальном звёзд пожиже было.

А может, это просто спутников-шпионов меньше летало, боялись, наверное. Ведь Веня на посту на КПП со штык-ножом стоял.

Стоял-стоял, прислонившись к стене, и задремал потихоньку. Ночь ведь на дворе! Скучно так задремал, с неинтересными снами, в этой части бром в чай, похоже, гуще подмешивали.

Совсем не сладкий был сон, никакой эротики с романтикой, наверное, что-то вкусное снилось…

Проснулся вот он только от некоего беспокойства. Всё вроде на месте, да и красть на КПП нечего- ни часов, ни кукушки.

А мышей там никогда и не было, с голодухи все бы передохли.

Похлопал себя по ремню, а штык-ножа нет!

Ножны висят, а ножа нет!

И главное, тут же в КПП зашел капитан Аксёненко и давай расспрашивать про всякую всячину, дыша «Джин-джой» во все стороны. Веня прижался к стене тем боком, на котором висели теперь уже пустые ножны, а капитан всё норовил подступиться к нему с той же стороны, атакует его раз за разом, как вражеский истребитель «Мессершмитт» безоружного теперь бойца в чистом поле.

Веня в тот раз, изгибаясь, мог бы дать мастер-класс пластики любому артисту! Так и не добившись визуального разоблачения, капитан напрямую вопросил:

«А где штык, дежурный?»

Вене тут окончательно всё стало ясно, но не мог же он напрямую сказать капитану что, мол, мы оба – люди военные, с понятием, поигрались и хватит. Понятно ведь, что нож-то Аксёненко сам и снял…

Пришлось включать солдатскую смекалку.

Крикнув капитану: «Товарищ капитан, постойте на КПП! Я мигом! Я знаю эту сволочь в кишлаке, кто мог бы снять штык! Я ему и без оружия башку разломаю», – Веня выскочил из помещения.

А дальше, не торопясь, дождавшись подбежавшего капитана, подобрал на земле большой валун для предполагаемой расправы с сельским похитителем.

Если кто помнит скульптуру Шадра «Булыжник – оружие пролетариата», так там камень был поменьше. Капитан тут же вынул и отдал штык со словами, что Веня – совсем дурак и псих. Но попросил никому не рассказывать об инциденте, не докладывая даже непосредственному Вениному командиру.

На том и порешили. Понятно же, что капитана по головке не погладили бы, разнеси реально Веня село в пух и прах.

Так что солдатский сон- дело святое, что тогда, в начале 70-х годов, когда приключились эти истории из жизни, что сейчас. Недаром ведь с ним бывает связано множество увлекательных и вовсе не вымышленных историй и приключений!

4. Плюшевый мишка и очки

Очки Вене пришлось носить с 4-х лет. Тут ведь без выбора, кому с какими врачами, помимо логопеда, с детства удалось подружиться. Зато не надо было заботиться, как к тебе обратятся в новой, незнакомой компании сверстников. Понятно как: очкарик он и в Африке «очкарик».

Тут уж без обид, но зато когда знаешь заранее, то и отзыв всегда готов: «У кого четыре глаза, тот похож на водолаза» или ещё что-нибудь. Видят, что тебя это не трогает- быстро отстают…

Очки у него в детстве были такие, с пружинистыми дужками и обрамлением из проволоки для круглых стекол, потом Джон Леннон с подобными на всех фото красовался. Но это уже после Вени, он всё же первый такие носил…

Так и ходил себе в очках по белу свету, особенно никого не трогая и не напрягая. Однажды, правда Советская армия, неожиданно вмешалась в его не совсем застенчивую студенческую жизнь. Даже по зрению медкомиссия признала абсолютно здоровым.

Особо не доверяя ей, Веня все же захватил очки с собой, скорее, на память – как талисман удачи, точно так же, как парень может прихватить с собой во взрослую жизнь плюшевого мишку, помогавшего ему преодолевать ночные детские страхи.

А носить перестал, впервые у Вени не стало привычной клички. Как-то сравнялся со всеми, на нём уже нельзя было зацепить свой взгляд – такая же почти белая, выжженная солнцем, просоленная потом и невзгодами гимнастёрка. Без очков, в одном строю, видя «невооруженным» взглядом грудь четвёртого, ничем не отличающегося от него…

Единственное, что иногда угнетало его свободолюбивую натур у – не очень уважал долгое пребывание в противогазе, отягощенное среднеазиатской жарой. Совсем ему эта близость не нравилась, можно сказать, с первого волнующего свидания.

А поскольку очки с этим прекрасным резиновым изобретением профессора Зелинского совсем не дружат, то «очкарикам» давались некоторые послабления. Оказывается, не зря Веня их взял с собой, нечего им было сачковать на «гражданке»!

Тут как раз очередная полугодовая инспекторская проверка подошла. Подшили подворотнички, почистили оружие, зубы и сапоги и, покрасовавшись на плацу, выгнали машины с радиостанциями в горы. "вошли в связь"…

Всё вроде ничего, остались стрельбы на полигоне. А тогда, в начале 70-х, у них было прелестное, можно сказать, штучное, оружие, не в пример всемирно известному «калашникову». Это были самозарядные карабины Симонова «СКС» – прекрасный, почти музыкальный десятизарядный инструмент с поблескивающим холодным благородным блеском откидным штыком. Теперь такой эксклюзив доверен только Президентскому полку и всяким там Ротам Почётного караула. До сих пор Веня с ностальгией вспоминает карабин с номером ЮЮ-865 и датой изготовления- «1948 год».

На стрельбах надо было лёжа поразить две ростовые мишени и один «пулемёт». Ростовые фигуры влияли на оценку, но если оставил пулемёт целым – точно «двойка». На всё про всё полагалось пять патронов, один из которых был трассирующий.

Вся прелесть заключалась в том, что стрелять надо было в противогазах. И Веня, надев очки вместо противогаза, уже заранее подшучивал над своими друзьями со стопроцентным зрением – в резинке со стёклами стрелять, конечно, можно, но, скорее, из автомата, а не из карабина.

Мало того что стёкла дают искажение, так ещё и потеют постоянно, как их глицерином или мылом не надраивай…

Стреляла в этот раз часть как нельзя плохо, и когда Веня с другом, Шурой Яворским, последней «парой» пошли на огневой рубеж, вслед послышались малолитературные, но вполне искренние слова ротного Виктора Ефименко о том, что если сейчас будет ещё одна двойка, то часть снимут со стрельб.

«Щёлк-щёлк, бабах-бабах…»– и так четыре раза в мозгу и плече Вени отразились звуки стрельбы и толчки отдачи. Сбоку нёсся такой же грохот от карабина друга.

«Вот, – думает, – какой я замечательный охотник оказался, как якут-оленевод… Все мишени завалил, ещё и один патрон остался… Куда бы ещё „шмальнуть“, чтобы патрон старшине не сдавать?»

Приподнявшись на локте и наблюдая за гордо торчащими мишенями Шуры, только и успел подумать: «Ну что он медлит, сейчас же они сами упадут».

Крикнул: «Шура, „мочи“!»

А он так безнадёжно отвечает, подняв на лоб противогаз: «У меня патроны кончились…».

Падая, Веня только и успел инстинктивно поймать в прицел Шурин пулемёт, одновременно нажав на спусковой крючок.

Пулемёту «капут», но…

Естественно, поощрения за отличную стрельбу в этот раз Веня не получил, всего одну ошибку допустил, но какую!

Трассирующий патрон вместо первого, пристрелочного, заслал в магазин последним, а след от его пули видно хорошо не только ночью, но и днём…

Поэтому, объявив Вене перед строем два наряда «за грубое нарушение установленных правил поведения на огневом рубеже», командир части побежал на смотровую вышку, к начальству…

Радиорота, распущенная после построения покурить, заинтересованно обсуждала, затягиваясь дымом дешевых сигарет, заметили ли с вышки дымный след от пули по чужой мишени или нет? Проверяющие на вышке оказались в тот раз «правильными военными» и то ли чтением Уставов увлеклись, то ли уже чего закусывали, не заметили ничего.

Часть выполнила боевую задачу, отстрелявшись на «троечку», но могло-то быть гораздо хуже!

Дальше было как обычно – «наказание невиновных и награждение непричастных». Тем, кто хорошо стрелял, объявили благодарность.

Вене – «снять ранее наложенное (полчаса назад) взыскание».

Назад ехали, Веня думал: «Хорошо, что взял с собой очки… Вроде и плюшевый мишка – память хорошая, но чем бы он мне помог на огневом рубеже…

А Шуре?…

А роте?…

А вот очки – это да!

Это сила…».

Вене почему-то подумалось, что Пьер Безухов тоже, небось, не просто так весь роман в очках проходил. Хоть и не было тогда противогазов, но Лев-то Николаевич явно что-то знал наперёд…

5. Ведро с пожарного щита

Иногда вроде совсем случайно возникают непонятные ассоциации. Вот скажите, разве может вызвать улыбку простой пожарный щит? Самый обычный, с багром и топорами, огнетушителями, песком и вёдрами? Главное- с вёдрами!

А потом память услужливо подсказывает какой-то случай, историю из жизни, которая давно забылась, растворившись в сознании, а вот – надо же тебе…

Вспомнилась история!

Главное, вёдра на щите были правильные, в виде конуса, покрашенные, как и всё остальное, замечательной пожарной красной краской.

Глаз не оторвать, красота, да и только!

Интересно, что подобные щиты без присмотра обычно потихонечку разукомплектовывают всякие малосознательные товарищи и граждане, Веня сам видел неоднократно.

Первыми жертвами в неравной схватке с похитителями становятся топоры, потом огнетушители, особенно, если они углекислотные.

Тут поневоле на автомобилистов подумать не грех. Последними боевую вахту продолжают нести в одиночестве багры и вот такие чудесные конические вёдра.

Веня раньше думал, что их такими делают специально, чтобы не украли. Кому они такие в хозяйстве могут пригодиться? Только фокусникам-иллюзионистам.

Их и на землю-то не поставишь, упадут сразу. Они же без обычного плоского дна. Оказывается, в их своеобразной форме скрыт оправданный и очень определённый смысл, тем более такие вёдра на пожарных щитах можно видеть во многих странах. Такое коническое ведро гораздо быстрее наполняется водой, если им зачерпывать воду из водоёма или колодца. Пока обычное ведро плюхнется на поверхность воды, пока завалится на бок, как бы в ленивом раздумье…

А тут дорога каждая секунда! Да и корочку льда пробивать остриём ведра сподручнее, не нужен никакой дополнительный инструмент. Особенно всё это актуально в сельской местности. Везде, даже в Африке. Хотя замёрзших водоёмов там поменьше, но зато у них крокодилы водятся. Их же надо чем-то отгонять? Вот и пригодится остриё.

Но это всё Веня в шутку предполагает…

А сама история произошла в начале 70-х годов. В армии тогда не только нынешнего сложно произносимого аутсорсинга ещё и в помине не было, но и многого чего другого. Даже перечислять не хочется. Но вот тяготы и лишения воинской службы были, точно были.

Дисциплина, не всегда показательная, конечно, но была и соблюдалась неукоснительно. А также в каждой роте, помимо всего прочего, имелся старшина.

У Вени это был прапорщик Клименко.

Хороший мужик! А старшина роты для солдата срочной службы – это вроде отца-матери в одном лице, почти Бог. На нём всё хозяйство. Он заботится о пропитании роты, о бане, о смене белья, в конце-то концов. И не просто так, по-пацански, типа: «Сегодня у нас смена белья. Первый взвод меняется со вторым». А всё по-взрослому, на самом деле.

Но не будет же старшина пересчитывать и складировать всё это грустно пахнущее хозяйство, типа портянок, самолично. Для этого в роте существует каптёрщик, его помощник, назначенный из солдат срочной службы. Должность эта привилегированная во многих отношениях, почти как у повара.

Ни тебе нарядов, ни боевых дежурств, ни подъёмов с отбоями. Свой распорядок дня, потому что каптёрщик приближён к самому солдатскому Богу, к старшине. Помогает ему, портянки и нижнее бельё пересчитывает. А самое главное – у каптёрщика есть своё помещение, каптёрка, его неприкосновенное личное пространство, где он и прячется успешно от тягот и лишений службы.

Попадают туда без всякого конкурса, по личному предпочтению старшины. Бывают, наверное, и нормальные ребята, но я, честно, о таких редких случаях не слышал. А поскольку каптёрщик – лицо в роте «богоизбранное», то и держится он соответственно, взирая свысока с Олимпа своей каптёрки на окружающих и тихонько их презирая.

А если уж он от рождения скандальный и вредный, то тогда, рота, держись! Ухо-то старшины – всегда рядом.

В Вениной роте каптёрщиком был азербайджанец Агаев, долговязый такой и нескладный. По-русски он говорил и понимал плохо, это хорошо было видно, когда он начинал приставать к молодым бойцам по любому поводу.

К нормальной воинской службе с боевым дежурством сам он был не пригоден по причине не очень развитого интеллекта, но всё это компенсировалось его природным нахрапом и небывалой наглостью.

Главным грехом, с точки зрения Агаева, если даже не воинским преступлением, являлись случаи снятия кем-нибудь вёдер с пожарного щита. Вёдра там у нас были самые обыкновенные, просто покрашенные красной краской. Такое часто практиковалось из-за отсутствия другой какой посудины.

Аутсорсинга же тогда не было, а необходимость в мытье полов и чистке картошки была всегда. Причём это же армия! Всё это надо было делать быстро, беспрекословно и в срок, вот и приходилось проявлять солдатскую смекалку!

Любимым занятием Агаева стало выявление нарушителей. Приходилось даже жалеть, что он не подслеповатый дальтоник. Даже в сумерках ему удавалось разглядеть фигуру очередного «нарядчика», склонившегося где-нибудь в тёмном подвале за чисткой картошки над красным ведром.

Никак Агаеву не удавалось переломить ситуацию в свою пользу. Старшина уже сам, видя подобный фанатизм, посоветовал Агаеву умерить пыл и не настраивать бойцов против себя.

Даже привёз как-то в роту пару вёдер. Мол, не будет дефицита в вёдрах – и не будет никто покушаться на пожарный щит. Да и не страшно, ведро ведь всегда возвращалось назад.

Но Агаев уже включился в борьбу и спрятал для сохранности новые вёдра у себя в каптёрке под кипой старых ватников и шинелей.

А чтобы совсем неповадно было никому брать вёдра со щита, Агаев напряг мозги и придумал гениальное решение. Взял большой гвоздь-сотку, молоток и продырявил оба пожарных ведра.

Всё…

Посмотрел на дело рук своих и для надежности приколотил вёдра к самому щиту. Звонкие литавры и гром победы Агаев уже явно предвкушал, ожидая похвалу старшины. Но тот торопился вечером и не стал слушать своего верного помощника. И без того много было дел: назавтра комиссия приезжала с очередной поверкой боевой готовности части…

Ох, и орал же командир части на бедного старшину, когда проверяющие обнаружили полностью укомплектованный пожарный щит, но с изрешечёнными вёдрами, наглухо прибитыми к щиту! К сожалению, по юности я некоторых выражений тогда ещё и не слыхивал, не силён был в могучем русском языке, а записать нечем было…

Что-то такое про солдатскую смекалку, но совсем уж в негативном плане. Повторить по памяти даже сейчас Веня не решится, вдруг дамы прочитают. Да и дети могут услышать, а им до армии ещё далеко, хоть она теперь и с аутсорсингом.

Агаев тоже тогда, наверное, ничего в свой родной язык из этих тирад не почерпнул. Он с первыми раскатами божественного грома спрятался в каптёрке под слоем шинелей и грязного белья, прикрыв для надёжности голову сразу двумя вёдрами.

Обычными, безо всякой пожарной раскраски…