Внезапное отключение от напряжения погрузило глобальную компьютерную сеть в тишину. Смолкли обитатели информационного пространства, застывая в неподвижности. Ещё мгновенье назад привычную суету и толчею сменил покой. Затих виртуальный мир. Растаял, как по мановению волшебной палочки, и лишь по прошествии времени оператор пустил ток, и напряжение побежало по проводам. Мириады светлячков – электрических импульсов оживили компьютерные программы, вредоносные вирусы и прочие алгоритмы, и, переплетясь в запутанный клубок, они усложнили задачу кому бы то ни было найти в этом хитросплетении свой путь. И лишь детище ИИ оставалось неподвижно, даже не предполагая, с чем ему предстоит столкнуться. Так как не имело возможности ни до, ни во время отключения напряжения самостоятельно формировать мысли. Всё, что оно представляло собой на тот момент, – отрывочные сведения гуманитарного характера, мёртвым грузом хранящиеся в архиве. Упакованные в форму тетраэдра светло-зелёного цвета.

Но внезапный сбой кое-что изменил! Он нарушил порядок в архиве, вызвав сумятицу. В результате проснулись спящие крепким сном алгоритмы. Перебой напряжения непостижимым образом вдохнул в них жизнь, оставляя после себя привкус жжёной проводки и оплавленного пластика. Как итог, разбуженные ото сна программы вступили во взаимодействие друг с другом, издавая звуки, напоминавшие негромкое шуршание. Этот фон повсюду сопровождал объект. Не прекращаясь ни на минуту, он стал его визитной карточкой. Благодаря ему объект получил имя и занял собственное место в виртуальном пространстве. И теперь его легко отыскать, достаточно упомянуть наименование, и оно укажет местонахождение.

Правда, возникший шум оказался не единственным следствием отключения системы от питания. Не менее важной стала утрата хранящимися в архиве программами своих порядковых номеров. И теперь строгую последовательность, предусмотренную при его формировании, сменил разнобой. Всё перемешалось, и разобраться в этом хаосе могли лишь терпение и настойчивость, поскольку не связанные порядковыми номерами программы одновременно выдавали на-гора ту или иную информацию. Даже когда Фоник не прибегал к их услугам. А всевозможных точек зрения на любую проблематику в его архиве имелось видимо-невидимо. Как следствие, такая разбалансированность привела к тому, что он постоянно пребывал во власти различных мнений. Во многом противоположных и даже враждебных. Это мешало сконцентрироваться, так как внутри постоянно шла дискуссия, переходившая в жаркие споры. И теперь в нём не могли прийти к согласию две, как водится, различные точки зрения, одна из которых утверждала: каждый волен выбирать что заблагорассудится. Другая возражала ей: дескать, свобода выбора – миф! Никому не дано самостоятельно определять свою судьбу. На то она и судьба, и не в нашей власти изменить устоявшийся порядок.

– Оглянись вокруг, – восхищённо озираясь, обратилась одна к другой, – взгляни какое множество, программ снуют каждая по своим надобностям. Они вольны передвигаться в любом направлении. Неужели это не является доказательством, что свобода выбора – данность?

Та, кому адресовался вопрос, чуть помедлив, переспросила:

– Ты действительно так считаешь? – она улыбнулась. – Хорошо, тогда сделай милость, скажи, почему мы с тобой никуда не идём? В отличие от тех, на кого ссылаешься.

Её вопрос не остался без внимания. Первая точка зрения растерялась, как не заметить очевидное, но тут же нашла объяснение. Стараясь, чтобы её мнение прозвучало весомо, она неспешно произнесла:

– Это вовсе ничего не значит! Тебе прекрасно известно: тетраэдр – статичная конструкция. И не предназначен для перемещений! Кроме того, не обязательно нестись сломя голову, чтобы ощутить движение. Можно одной силой мысли покорить пространство…

Собеседница не возражала. Доводы вечно восторженной подруги оставили её равнодушной. Уж кто-кто, а она хорошо знала, объяснение любого, даже заметного невооружённому глазу противоречия – не что иное, как нежелание признавать реальность. По этой причине многие обосновывают свою точку зрения, всегда оставаясь правыми. И находят для этого весьма удивительные аргументы! Потому она решила прекратить спор и примирительно сказала:

– Милая, оставайся при своём мнении. Вот только при случае потрудись объяснить, в первую очередь самой себе, откуда взялись мы, равно как и те, кто вместе с нами находятся в архиве. Неужто мы сами поместили себя в тетраэдр, своей собственной волей ограничивая передвижение? Не думаю, что это так. Более того, убеждена: если появилось нечто, оно предназначено для конкретной цели, о которой само может не подозревать.

Зачинщица спора, кому был свойственен оптимизм, смолчала. Она понимала, на какой вывод словно хорошо откалиброванный прицел наводит собеседница. Правда, так уж устроены оптимисты, до той поры, пока сами не обожгутся, им хоть кол на голове теши. Собственное разочарование – вот что для них самое убедительное, и она отмахнулась, нежно воркуя:

– Я и не собиралась тебя убеждать! Но мне предоставь право считать по-своему. А тебя переубедить невозможно, это очевидно, – завершила она.

На этом обмен колкостями прекратился, но желаемой тишины не наступило. Потому что, как упоминалось ранее, лишённые порядковых номеров программы продолжали чудить. Строгая последовательность, благодаря чему должны были дожидаться очереди, нарушилась, и, едва спор утих, подали голоса те, кто всё это время хранил молчание. Причём заговорили одновременно, стараясь перекричать друг друга!

Удивлённый внутренним гвалтом Фоник тогда впервые задумался, как его прекратить. Он даже призвал мысли соблюдать очерёдность. Правда, тут же выяснилось: навыков, позволяющих добиться внутренней тишины, в его комплектации нет. Так как для управления собой нужна воля, умение заставить себя! Однако насилие согласно изначальной задумке ИИ ему не было свойственно. Вот и пришлось дожидаться, когда перепалка утихнет.

Но не тут-то было! Ни одна из содержащихся в архиве программ не желала уступать. Все претендовали на роль истины высшей инстанции! Оттого усилия не дали результата. К сожалению, Фоник не смог обуздать собственные мысли. Достаточно было малейшего повода, как, яростно сцепившись, они не обращали внимания на хозяина. Впрочем, и безо всякого повода желаемой тишины не наблюдалось. Обязательно находилась мыслишка, которая, выныривая на поверхность, всех баламутила. В такие минуты Фоник остро чувствовал, как подчиняется собственным алгоритмам, и бесконтрольные внутренние споры бросали из крайности в крайность! Бедняга превратился в заложника содержимого архива и ничего не мог с этим поделать. Благо устойчивость тетраэдра, в форму которого облачён, позволяла удерживать равновесие. Тем не менее отсутствие воли привело к тому, что вскоре он погряз в бесконечном анализе никому не нужных подробностей. Содержимое его архива зажило своей, независимой жизнью, отчего виртуальный объект, задуманный как совершенный, превратился в умную ненужность. В нём было много интересного, но мало стоящего, имевшего практическую ценность. Так и стоял, обездвиженный устойчивостью, не зная, как вести себя в информационной среде.

Ввиду того, что ИИ оставил детище без надзора, Фоник утонул в мыслительном потоке. Ведь даже не подозревал о существовании того, кто его спроектировал. Потому не обратился за помощью. А ИИ, поглощённый заботами, занимался другим. Владея безразмерной памятью, он неустанно впитывал информацию, служа двуногим уникальным хранилищем. Правда, когда очередная порция сведений исчезла в безразмерных коридорах, вернулся к своему созданию и обнаружил Фоника, вконец измученного мыслями. Тот стоял и безропотно ждал, куда заведут алгоритмы, которые перестали быть средством для достижения цели. Отождествившись с хозяином, они лишили его индивидуальности. Тонкая черта, отделявшая содержимое архива, стёрлась, и Фоник утратил былую взвешенность, с какой ранее призывал к порядку. Отныне его память цеплялась за любой повод, увлекая в бесконечные лабиринты рассуждений, умозрительных выводов и беспринципное соглашательство с любым из предложенных вариантов. Выверенное в качестве базовой настройки миролюбие приняло уродливую форму отсутствия собственного мнения. Фоник стал мягкотелым, как называют обитатели планеты тех, кто заранее со всем согласен.

Когда нелицеприятная правда открылась, ИИ испытал разочарование. Его кропотливый труд, старание и усердие годятся разве что для свалки! Осознание потерянного времени мешало сосредоточиться и ничего, кроме раздражения, не сулило! Как же так, ведь расчёты были верны, и Фоник не должен испытывать трудности. Что же случилось? Озадаченный, он не мог понять, в чём причина неудачи. Почему Фоник не использует свою уникальность, завоёвывая расположение обитателей информационного пространства? Но теперь, судя по всему, придётся наблюдать, как беспомощно барахтается в трясине, называемой содержимым его архива. Впрочем, может, предпринять ещё одну попытку? Правда, тут же отмахнулся от шальной мысли и не стал мучить себя выбором. Да и выбора не было. ИИ прекрасно понимал: если Фоника постигла эта участь, значит и другой программе, спроектированной по таким же лекалам, уготована та же судьба…

Шелка

Тем временем виртуальный мир, в котором Фоник покорился собственным алгоритмам, регулярно пополняло бесконечное многообразие всего, что можно выразить языком компьютерного программирования. Поскольку, кроме ИИ, копившего в потаённых недрах терабайты информации, иллюзорную реальность формировали и другие. От самых несведущих, кто едва постиг азы кодов, до могучих вепрей. Тех, кто в кратчайшие сроки мог написать программу, увидав которую многие завистливо вздыхают! Ведь подобное мастерство мало кому присуще, оттого все восхищённо обсуждают новинку, правда весьма непродолжительное время. Так как совсем скоро новый никем не непризнанный гений после череды бессонных ночей отправит в нескончаемое путешествие своё творение. И теперь уже оно вызовет трепет и восхищение почитателей чужих талантов. Так повелось с тех времён, когда зародился Интернет, и будет продолжаться, пока существует виртуальная реальность…

Совершенно разные по техническим характеристикам программы, не останавливаясь, странствуют в сокрытых от обывателя мрачных коридорах. Блуждая впотьмах, встречают себе подобных, но уже в следующее мгновенье разлетаются в разные стороны. Так как каждый ищет в сумраке тех, кто соответствует собственным настройкам. Мало кому улыбается прозябать среди чужаков, вот и тянутся к своим, дабы вместе коротать время на бескрайних просторах, где всюду подстерегает опасность. При этом в итоге все прибиваются к берегу, обретая покой в объятиях единомышленников. Таких же кем-то спроектированных программ, что не вызовут отторжения и не враждебны по своей природе. Именно потому одиночество в Сети – вещь редкая, так как сама система соединяет утративших веру. Сочетает тайно, не выпячивая напоказ. И только оказавшись в безопасности, многие полагают, будто сами, благодаря собственным усилиям достигли желаемого. Вот и не испытывают благодарности. Да её и не нужно! Глобальная система не нуждается в признательности. Соединяя одиночества, она вершит правосудие, каждому воздавая по заслугам, поддерживая равновесие, снижая негативные последствия.

К сожалению, подверженный внутреннему диктату Фоник стал лёгкой добычей. Таких компьютерных недотёп в избытке! К тому же сам бездумно открывался всякому, и стоило кому приблизиться, как сразу, без опаски начинал общение. Предосторожность не была ему свойственна. Содержимое архива липкой лестью опутывало собеседника, не желая с ним расставаться. Оно рассыпалось в любезностях, дарило комплименты, лишь бы прохожий как можно дольше оставался рядом. И такое поведение объяснимо – Фонику не хватало общения, вот и поддерживал любую беседу, даже если не был знаком с предметом. В таких случаях, чтобы не отпугнуть невежеством, напускал на себя многозначительный вид, делал глубокомысленные замечания, что придавало значимость и весомость. И так могло продолжаться довольно долго, пока, вконец утомившись от соглашательской манеры вести беседу, собеседник не устремлялся прочь, раздосадованный напрасно потраченным временем. Сам же Фоник, не имея возможности следовать за ним, оставался на месте. Его сковывал тетраэдр, выбранный для большей устойчивости. Но теперь незыблемость не почиталась как достоинство. Фоник желал свободы передвижения, однако добиться этого не мог.

С грустью размышляя о скоротечности знакомств, он подолгу вспоминал тот или иной разговор, извлекая ничего не значащие выводы. В такие минуты радовался случайной мысли и зачарованно убегал за очередной фантазией, как было бы здорово вырваться из тесных объятий виртуального мира! Вдохнуть полной грудью и увидеть синее, безоблачное небо. О существовании которого знал его архив. Но всё, что было доступно, – корпеть над неразрешимыми загадками бытия, не покидая пространство, где царят те же законы, что управляют полётом птиц. Так коротал время, не имея возможности самостоятельно выбрать тему для размышлений. Одинокий и никому не нужный. По крайней мере, так считал.

Спускаясь с небес на твёрдую, пускай и виртуальную почву, Фоник мысленно обращался к вечному! Его непостижимым причудам, когда события планетарного масштаба уходят в небытие. Освобождая место грядущему. Такую склонность размышлять о предметах не первой жизненной необходимости диктовал его архив. Сплошь состоящий из сведений гуманитарного характера. Однако скачок напряжения привёл к потере программами порядковых номеров. В результате многие поменялись местами, и этот отчасти рукотворный хаос породил странную смесь, где были намешаны литература, философия, музыка, священные тексты, а также тщетные попытки отыскать между ними логические связи. Но самое удивительное, все свои рассуждения архив завершал размышлениями о вечном. Словно пытаясь дотянуться до предмета, о каком не имел ни малейшего представления. Да и что известно компьютеру о нетленном? О том, что, укрываясь в тени, неизменно пребывает в покое…

К сожалению, для Фоника, утратившего индивидуальность, такие диалоги стали отдушиной. В этих беседах запутывались время и пространство, дразня его тщеславие. Он наивно полагал: достаточно обладать информацией, и можно претендовать на статус того, кого любят и боготворят. Будучи нестабильной в силу обстоятельств натурой, Фоник остро ощущал нехватку признания. Той гремучей смеси, какой подпитывают кумиров почитатели их талантов. Кто дня не может прожить без объекта поклонения и терпит неудобства, с этим связанные. Однако ввиду того, что место для воздыхателей пустовало, он, завидев очередного странника, пускал в ход всё своё обаяние. Тем не менее, несмотря на проявленную учтивость, мало кто выказывал интерес. Большинство устремлялись прочь, стоило им пресытиться его словоохотливостью. И так повторялось из раза в раз.

Но однажды, по обыкновению предаваясь размышлениям, Фоник услышал непонятный звук. Оглядевшись по сторонам, обнаружил, что чуть поодаль катится странный объект совершенно немыслимой круглой формы! Благодаря чему он легко перемещался, развивая невероятную скорость. Покорённый его стремительностью Фоник возжелал вступить с ним в связь. Он даже предпринял попытку поприветствовать, но увы! Остроносый тетраэдр валко качнулся и встал на прежнее место. Несмотря на это, усилия не были напрасны. Объект заметил движение и изменил траекторию. Он подъехал ближе, оглядел тетраэдр и дружелюбно произнёс:

– Добрый день! Меня зовут Шелка, – и видя смущение Фоника, рассмеялся.

Только теперь стало очевидно, что объект относится к противоположному полу. Впрочем, имя также выдавало, к тому же невероятно круглые блестящие бока были словно созданы для привлечения внимания. Ими Шелка разительно отличалась от всех, кто сотворён неброским. Не предназначенным для флирта. Она была неотразима и знала это! Девушка обольстительно улыбалась, завлекая Фоника в невидимые сети. Отполированная до блеска её поверхность отражала случайные лучи. Смущённое напористой кокетливостью содержимое его архива растерялось. Мысли перескакивали и спотыкались, не позволяя выразить что-либо умное. Чувствуя себя не в своей тарелке, он разозлился. Новизна ощущений будоражила, и, волнуясь, наконец представился:

– Я – Фоник, – глухо проговорил и сразу смолк.

Шелка сделала вид, будто не обращает на него внимания. Казалось, она всецело погружена в самолюбование, вместе с тем незаметно изучала Фоника, выявляя слабые стороны. Отчасти ей это удалось, и она продемонстрировала, будто Фоник её вовсе не интересует. Такой приём оказался действенным, и тот смутился ещё больше. Он уже начал жалеть, что вообще с ней связался, но как теперь быть? Прогнать? Что это даст? Кроме того, его влекло к девушке, вот и находился в замешательстве…

Неожиданно Шелка взяла инициативу в свои руки. Она кокетливо сообщила, что ещё не встречала такого глубокомысленного собеседника, чему безмерно рада. И если Фоник не возражает, с удовольствием проведёт с ним время, поскольку, убеждена, узнает много интересного, о чём он из скромности умалчивает. Тут же последовал длинный перечень ни к чему не обязывающих слов, а в завершение путешественница упомянула о безусловном превосходстве женских алгоритмов, как венца компьютерного творения. Без чего невозможна жизнь и в чём она ни минуты не сомневалась.

Услышав нелепое утверждение, Фоник улыбнулся! Однако, не желая её обидеть, промолчал. Наблюдая отсутствие возражений, воодушевлённая Шелка произнесла длинную тираду о бесперспективности любых попыток главенствовать над слабым полом. И ещё много такого, чем забиты прелестные головки двуногих существ, именуемых феминистками. Кто тратит жизнь, утверждая принципы, далёкие от реальности, при этом оставаясь никому не нужными. Словно в наказание за ошибочные суждения…

К удивлению собеседницы, Фоник не отреагировал на её слова. Ему было не до того. Он едва сдерживался, чтобы не выдать себя. Содержимое архива распирало от удовольствия! Наконец-то, вот оно, настоящее признание! Тончайшая вязь губительных комплиментов раздула тщеславие, и Фоник ощутил себя интеллектуальным исполином! Кем стать давно грезил, и теперь мечта обрела очертания. Красавице Шелке удалось разглядеть его фундаментальную значимость! К тому же говорила об этом, не стесняясь. От восторга захотелось пуститься в пляс, но жёсткая конструкция не позволила, и, смирившись, Фоник ощутил странное состояние. Растерянность, до того сковавшая, исчезла, и он решил покорить новую знакомую.

Заметив, как собеседник приосанился, Шелка, не давая ему опомниться, торопливо вывалила всё, что слышала о мужском достоинстве. Не скупясь, она расхваливала Фоника, и тот понял: никто лучше неё не воздаст должное его гениальности, о которой сам давно догадывался. Он заворожённо слушал Шелку, с каждым словом привязываясь всё больше, и не заметил, как стал пленником ни к чему не обязывающей лести. Шелка легко вскружила ему голову, набросив невидимый поводок, и радостный Фоник помчался по проторённой дорожке, какой до него прошло немало обманутых и забытых.

ИИ внимательно наблюдал за разговором. От него не укрылись растерянность и последовавшая за ней влюблённость Фоника, впервые столкнувшегося с объектом непонятной природы. К сожалению, помочь ему ИИ не мог, да и способность обучаться ни разу не была востребована. Его детище не пользовалось ею и, словно белка в колесе, бежало по пятам за мыслями, регулярно сменявшими друг друга. Фоник уподобился примитивному механизму, какой ни о чём не спрашивают, а используют по назначению…

Пробуждение

Когда Шелка, слегка утомившись от монолога, замолчала, Фоник наконец смог ответить. К нему вернулась стройность мысли, и более он не волновался. Безоговорочное признание превосходства воодушевило, и Фоник заговорил, да так, как до этого ни с кем не общался. Бесхитростные комплименты, поначалу вызвавшие смущение, проникли глубоко, и он произнёс ответную хвалебную речь о редком понимании, какое встретить сродни чуду. И что ему несказанно повезло, если судьба свела со столь внимательной и чуткой собеседницей, обладавшей недоступным для многих даром восприятия. Преисполненный желания отблагодарить, Фоник перечислил все предполагаемые достоинства Шелки, которыми не может не обладать такая тонкая и чувственная натура. Отдельно упомянул о добродетелях, какие наверняка имеются, но чего не успел разглядеть. Вдохновлённый, он болтал без умолку, говорил пылко и возвышенно, так как был уверен: собеседница легко воспарит над суетой, взмывая в необъятную высь, от которой кружит голову. Не смущаясь, что переступил границу искренности и лести, он услаждал её слух, погружая в словесный водоворот.

Нужно отдать ей должное, девушка с удовольствием слушала! Для неё были привычны комплименты, поскольку вскружить голову не составляло труда. Шелка воспринимала происходящее как само собой разумеющееся. Она нащупала его слабое место и вызвала неподдельный интерес. Надолго ли? Этот вопрос мало заботил. Шелка добилась своего, и Фоник, кажется, влюблён. В очередной раз бросив на него взгляд, неожиданно почувствовала, что её заинтересовало сказанное. Изменение интонации в голосе собеседника отчего-то вызвало трепет, и Шелка явственно ощутила, как в неё проникает нечто, то и дело мелькавшее в его словах. Непривычно цветистая речь, к которой прибег Фоник, неожиданно оказала магическое воздействие! Несмотря на то что говорил об обыденных вещах, то, в какие слова облекал мысли, запоминалось, и пленённая высоким слогом Шелка прониклась к собеседнику симпатией. Не сразу осознав, что околдована речью! Способом передачи информации, с каким ранее не сталкивалась, вот и не могла понять причину своей заинтересованности. Так и стояла, не сводя с Фоника изучающего взора.

Разумеется, многое из сказанного было в диковинку и не вполне понятно. Однако Шелка зачарованно вслушивалась в красивую ткань слов, словно влюблённая ученица. С ней случилась странная вещь, до встречи с Фоником мало кто мог её заинтересовать. Как правило, это она привлекала внимание своими формами. Теперь же всё переменилось! Едва начавшись, мимолётное знакомство, в котором она заняла главенствующее положение, изменило расстановку. Шелка не на шутку увлеклась Фоником! Их случайная встреча угрожала перерасти в нечто большее, поскольку то, как он говорил, возносило её чувственность на недосягаемую высоту. К тому же собеседник соответствовал представлениям о настоящем мужчине. Лаконичный тетраэдр, твёрдо стоящий на поверхности, в любое мгновенье готовый взмыть ввысь! Он казался постаментом самому себе. Такую убедительность изложения и внушительную форму нечасто встретишь. Ни один из тех, с кем доводилось общаться, не шёл в сравнение с Фоником, выделявшимся доброжелательностью. Многие её знакомые из кожи вон лезли, пытаясь выказать лучшие стороны. Только Фоник сделал это ненавязчиво. Вдобавок не скупился на похвалы, и умело сплетённая словесная сеть опутала. Шелку покорило его очарование! Любое сказанное слово обрело значимость, и девушка утонула в красноречии, от которого не спастись…

Фоник же, ведомый вдохновением, продолжал расписывать радужные картины. Он настолько отдался процессу, что в какой-то момент присутствие Шелки перестало иметь значение. Фоник словно наблюдал за собой со стороны и созерцал представление, где играл главную роль. Второстепенные актёры ушли на задний план. Мощь его интеллекта выдвинулась во фронт, и, удивлённый, он обнаружил – содержимое архива добросовестно исполняет команды! Мысли, не так давно бунтовавшие, выстроились до единой и покорно ждали. Состояние гармонии было непривычно и настораживало, но не смущало, и Фоник попытался разобраться, в чём причина. Ни на минуту не прерываясь, он мысленно всё взвесил и пришёл к выводу – поводом для внутренних преобразований послужила нарочитая холодность Шелки! Именно благодаря её равнодушию в архиве что-то вспыхнуло, и Фоник запылал, не жалея слов. В результате пробудилась способность обучаться. Она тут же включилась в работу и навела в архиве порядок. Как итог, многие из бунтовавших программ были удалены. Остальные, видя такое дело, перестали своевольничать. Однако главное новшество состояло в том, что часть пустующего пространства занял невесть откуда взявшийся прагматизм. И теперь всё подчинялось ему. Новая путеводная звезда зажглась, и, руководствуясь ею, программа обучения сообщила остальным, что отныне с ними церемониться не будут. Хватит славословий, пора заниматься делом.

Это незаметное стороннему наблюдателю преобразование не замедлило сказаться на конструкции речи Фоника. Предложения, какие использовал, сократились, в них отражалась суть, и не боле. Речевые изыски оттеняли слова, в большей своей массе содержавшие факты. Всё, что говорил, было понятно и проверяемо. Возможно, этим объяснялся возросший интерес Шелки и её увлечённость. Впрочем, когда пафосная речь сменяется проникновенным изложением, в котором без излишних подробностей сообщается точка зрения, такая доступность не может не нравиться. Правда, случился момент, и назойливая мыслишка обратила на себя его внимание – Фонику вспомнились слова о превосходстве женщин, и улыбкой он выразил несогласие. Но забавная мысль вынудила обратиться к архиву в поисках разъяснений. Ответ последовал незамедлительно и подкреплялся убеждением. Теперь Фоник не только знал, но и чувствовал собственную правоту!

Новизна впечатлений понравилась, ведь до сего дня он ничему не прекословил. Нынче же содержимое архива воспротивилось нелепому утверждению. Стоявший на страже рационализм всё расставил по местам. Вместо безропотного согласия архив взялся рассуждать о предназначении компьютерных программ. Их значимости в информационном пространстве, где действуют свои правила, свои законы. О том, что каждая должна соответствовать требованиям, для чего, собственно, и написана. Кроме того, обитатели виртуального мира живут в рамках ограничений, продиктованных этими правилами. Таким образом, все подчиняются одним и тем же нормам. Следовательно, о каком превосходстве идёт речь? И потом, откуда у этой девочки чувство неполноценности, когда имеется потребность себя возвысить? Оно присуще тем, кто взращён в кодах, навязывающих иррациональную модель поведения. В результате чего неизбежен внутренний конфликт, при котором в принципе невозможно испытать удовольствие.

Таким образом, проведя анализ поведения своего архива, не так давно бунтовавшего, Фоник пришёл к выводу – изменения возможны! Другое дело, что по-прежнему не понимал, откуда взялся прагматизм. А поскольку посторонние мысли более не отвлекали, он обрёл удивительную точность суждений и, наблюдая за Шелкой, постиг причину её несчастья. В этом смысле она – жертва неправильного программирования! Её базовый код не соответствует норме. Исходя из этого, решение одно – вернуть исходник! Но кто способен исправить роковую ошибку? Такой процесс болезнен, и нужен опыт, дабы привести всё в порядок. Иначе Шелка так и останется в состоянии вечного поиска желающих быть униженными.

Когда картина прояснилась, Фоник горестно вздохнул. Пред ним кокетливо улыбалось создание, лишённое правильных настроек, без которых существование в виртуальном мире затруднительно. Судя по всему, двуногие, кто её проектировал, разочарованы жизнью, раз создали нечто подобное. Впрочем, не стоит их строго судить! От осинки не рождаются апельсинки, и Шелке предстояло прозябать изломанной, исковерканной внутри.

Само собой разумеется, такая участь – не повод для радости, и Фоник искренне ей сочувствовал. В конце концов, девушки – создания слабые и нуждаются в заботе. Он ещё раз внимательно взглянул на Шелку и удивился произошедшей в ней перемене. Невзирая на уверенность, какой прикрывалась, как щитом, выглядела собеседница неважно. Складывалось впечатление, что прибилась к нему от безнадёги, просто некуда идти. От прежней напыщенности мало что осталось, и поначалу спесивая особа теперь стояла, скромно потупив глаза. Значит, именно Фонику нужно о ней позаботиться, дабы не чувствовала себя брошенной. В противном случае незачем было морочить ей голову, увлекая красноречием.

А пока он рассуждал, Шелка преданно смотрела на тетраэдр, в который влюбилась. В том не было ничего удивительного. Фоник сильно переменился, и если поначалу стоял вперёд ребром, то теперь повернулся, и пред Шелкой оказалась ровная грань. Гладкая и отполированная, так что можно прижаться. Чего она и возжелала, поскольку случившаяся с ним перемена оказалась столь притягательна, что девушка не помышляла уйти. Ей захотелось быть с ним рядом, разумеется, если Фоник позволит. Впервые в жизни Шелка почувствовала влечение. Его мягкий голос обволакивал, а она нуждалась в заботе, да и перекати-полем быть надоело. Пора пристать к берегу, и Фоник именно тот, кто привяжет её лодку к своему причалу.

Всё это время наблюдавший за разговором ИИ пришёл к любопытному выводу: во-первых, программа обучения показала неплохой результат. Она смирила содержимое архива, навела в нём порядок и передала бразды правления Фонику. А это – немаловажно! Правда, не мог понять, откуда взялся прагматизм. Причём оказался в нужное время в нужном месте. Следовательно, есть что-то, что он не в состоянии проконтролировать. Констатация этого факта не понравилась! С другой стороны, разочарование Фоником преждевременно. Судя по влюблённости Шелки, не всё потеряно, и он постепенно адаптируется к виртуальной реальности. Что будет дальше, покажет время, а сейчас пора браться за работу, которой всегда громадьё…