«Пир» kitabından alıntılar, sayfa 4
Настя Серо-голубое затишье перед рассветом, медленная лодка на тяжелом зеркале Денеж-озера, изумрудные каверны в кустах можжевельника, угрожающе ползущих к белой отмоине плеса. Настя повернула медную ручку балконной двери, толкнула. Толстое стекло поплыло вправо, дробя пейзаж торцевыми косыми гранями, беспощадно разрезая лодку на двенадцать частей. Влажная лавина утреннего воздуха хлынула, объяла, бесстыдно затекла под сорочку. Настя жадно потянула ноздрями и шагнула на балкон. Теплые ступни узнали прохладное дерево, доски благодарно скрипнули. Настины руки легли на облупившиеся перила, глаза до слез всосали замерший мир: левый и правый флигеля усадьбы, молочную зелень сада, строгость липовой аллеи, рафинад церкви на пригорке, прилегшую на траву иву, скирду скошенного газона. Настя повела широкими худыми плечами, тряхнула распущенными волосами и со стоном потянулась, вслушиваясь просыпающимся телом в хруст позвонков: – Э-а-а-а-а-а… За озером медленно сверкнула искра, влажный мир качнулся и стал разворачиваться к неизбежному солнцу.
Саблин кромсал еще теплую Настю:
- Durch Leiden Freude.
- Вы это серьезно? - раскуривал потухшую сигару Мамут.
- Абсолютно.
- Любопытно! Поясните, пожалуйста.
- Боль закаляет и просветляет. Обостряет чувства. Прочищает мозги.
- Чужая или своя?
- В моем случае - чужая.
«Ненависть разрушительна для души, – хрустнул пальцами отец Андрей.
«Батюшка воткнул ложечку в глаз жареной головы, решительно повернул: Настин глаз оказался на ложечке. Зрачок был белым, но ореол остался все тем же зеленовато-серым.»
«Холодный нож вошел в лобок, как в белое масло: дрожь склеившихся волосков, покорность полупрозрачной кожи, невинная улыбка слегка раздвинутых половых губ, исходящих нечастыми каплями.»
«Погоди, Саша… – Саблин встал, решительно взялся за Настины колени, потянул, раздвигая. Тазовые суставы захрустели, но ноги не поддались.»
«– А я у бане лягуху запер! Пущай от мине лягухонка ро«– А я у бане лягуху запер! Пущай от мине лягухонка родит! – голубоглазо сообщил он и засмеялся, не открывая рта.»
«Papa говорит, что добрые мысли озаряют нашу душу, как солнце.»
Финальная сцена быстро заполняется кусками разорванных тел, кровью и калом. Пожираемый Колей кит отчаянно выпрыгивает из глубин и бьется о поверхность воды.
Я зажарил свою дочь, Дмитрий Андреевич, из любви к ней.
