Kitabı oku: «Динка и…»

© Владимир Юринов, 2019

ISBN 978-5-4496-3418-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Обыкновенные истории про обыкновенную девочку

Динка и Бонус

На день рождения родители подарили Динке велосипед и большую плюшевую собаку.

Велосипед был ожидаемым подарком – из своего старенького «Малыша» Динка давно уже выросла. А вот плюшевая игрушка стала для неё сюрпризом.

– Это – тебе бонус, – сказал папа, вручая Динке собаку. – За хорошее поведение.

Вообще-то, если бы Динка называла собаку сама, то она бы выбрала имя Джек. Но раз уж папа назвал пёсика Бонусом, то пусть так и будет – Бонус. Тем более что имя было необычное, какое-то клоунское, и оно очень точно подходило пёсику – тот был весёлый, вислоухий, с круглыми задорными глазами и озорно высунутым ярко-красным кончиком языка.

А ещё у него в животе была спрятана кнопка. И если на эту кнопку нажать, пёсик начинал забавным мультяшным голосом петь песенку, успевая при этом ещё и звонко лаять:

«Любят собак все де-ети!

Любят всех собак на све-ете!

Весело на всех я ла-аю: гав!

Весело с тобой игра-аю! Гав!

Всё на свете понима-аю!

И никогда не возражаю!

Гав! Гав! Гав!»

Вечером, когда закончился день рождения и Динка ложилась спать, она взяла Бонуса к себе в постель и пристроила его в головах, рядом с подушкой.

– Спокойной ночи, Бонус, – сказала Динка, ласково потрепав пёсика за длинное ухо. – Утром увидимся.

Надо сказать, что спала Динка всегда очень беспокойно. Ей ничего не стоило, например, проснуться утром с ногами на подушке. Или обнаружить поутру своё одеяло и подушку рядом с кроватью на полу. «Одеяло убежало, улетела простыня…» – говорила в таких случаях пришедшая будить Динку мама, и Динка тут же подхватывала: «И подушка, как лягушка, ускакала от меня», – «Мойдодыра» она почти всего знала наизусть.

Вот и в это утро Динка проснулась и не обнаружила на постели своего одеяла. «Ну и ладно! – подумала Динка. – Обойдусь!» и перевернулась на другой бок. И тут же знакомый мультяшный голос прямо у неё под ухом запел: «Любят собак все де-ети!..» Динка от неожиданности подскочила на кровати и окончательно проснулась. И обнаружила, что вместо подушки у неё под головой лежит Бонус.

– Ничего себе! – сказала Динка. – Привет!.. А куда ты мою подушку дел?

В это время в комнату вошёл папа. Глаза у папы были красные, да и весь вид у него был какой-то встрёпанный.

– Дина, солнце моё! – озабоченно сказал папа…

Динка сразу насторожилась. Дело в том, что папа называл Динку «солнце моё» или «дочь моя», или ещё как-нибудь подобным образом, только тогда, когда у него было плохое настроение или когда он был чем-то очень недоволен. Например: «Дина, дочь моя! Ну не мешай, пожалуйста! Ты же видишь – я очень занят!». Или: «Дина, свет очей моих! А почему у тебя опять по математике трояк?!» Когда же у папы настроение было хорошее, он называл Динку как-нибудь весело да ещё зачастую и в рифму. Например: «Динка-картинка». Или даже: «Динка – два ботинка»…

– Дина, солнце моё! – сказал папа. – Могу я попросить тебя об одном одолжении?

– Можешь, – подумав, согласилась Динка.

– Не бери ты больше своего пёсика на ночь в постель. Пусть он ночует где-нибудь в другом месте.

– А что? – удивилась Динка.

– Что? – папа почесал свою и без того лохматую голову. – Да мы с мамой из-за твоего пёсика сегодня всю ночь не спали. Наверно, раз сто эту песенку его дурацкую послушали, – и папа, скривившись так, как будто у него заболели все зубы сразу, фальшивым мультяшным голосом спел: – Любят собак все де-ети! Любят всех собак на све-ете!.. Она у меня до сих пор в голове крутится! Я уже сам к утру чуть лаять не начал!

– Да?! – удивилась Динка. – А я ничего не слышала.

– Нимало не удивлён! – сказал папа. – Если бы я весь день на велосипеде гонял, как сумасшедший, я бы, пожалуй, тоже ночью дрых без задних ног и ничего не слышал… Ну что, договорились?

– Ладно, – сказала Динка, – договорились, – она не любила огорчать своих родителей.

Когда папа вышел из комнаты, Динка укоризненно сказала Бонусу:

– А ты, Бонус, оказывается, хулиган!

Но Бонус явно не чувствовал себя виноватым. Он лежал на спине, растопырив во все стороны свои плюшевые лапы и выставив напоказ мягкий жёлтый живот, как бы приглашая: «Почеши!».

– Нет! – твёрдо сказала Динка. – Играть мы сейчас с тобой не будем. И спать со мной ты тоже больше не будешь! Теперь ты будешь жить… вот здесь!

Она соскочила с кровати, подошла к шкафу и, раздвинув книги, усадила Бонуса на полку.

– ВОТ теперь твоё место! – строго сказала она ему. – И не вздумай обижаться! Сам виноват!

Но Бонус и не думал обижаться. Он по-прежнему весело смотрел на свою хозяйку и всё так же подставлял ей своё восхитительное плюшевое брюшко: «Ну, почеши! Ну что тебе стоит!»

– Ну ладно! – «оттаяла» Динка. – Так и быть. Уговорил, – и она с удовольствием погладила мягкое жёлтое пузцо.

И сейчас же весёлый мультяшный голос задорно затянул:

– Любят собак все де-ети! Любят всех собак на све-ете!..

– Гав! – отчётливо сказал на кухне папа. – Гав-гав!..

Динкин склероз

Динкин телефон зазвонил в 17 часов 38 минут.

– Алё, Динуль, привет! – раздался в трубке весёлый мамин голос. – Я уже отработала и еду домой. Минут через двадцать буду. Надеюсь, ты не забыла про котлеты?..

Динка обомлела. Котлеты! Котлеты!! Как же она могла про них забыть?! Ведь мама, уходя на работу, дважды напомнила ей о том, чтобы она разморозила к ужину котлеты! Динка почувствовала, как у неё в животе взлетели и принялись порхать большие холодные бабочки.

– Да, мама… – сказала она в трубку. – То есть, нет… Ну, это… не забыла. Разморозила.

– Ну вот и умничка! – сказала мамин голос. – Папа только что мне отзвонился, он уже тоже едет домой. Так что можешь накрывать на стол…

Динка отключила телефон и заметалась. Что делать?!.. Что делать?!.. Двадцать минут! Всего двадцать минут!

Она кинулась на кухню и, распахнув холодильник, вытащила из морозилки тарелку с котлетами. Это были не котлеты. Это был большой котлетный камень, к тому же намертво примороженный к тарелке. Динка чуть не расплакалась. Ну как она могла забыть?! Как?! Она ведь помнила про них. Помнила! Она несколько раз в течение дня про них вспоминала. Но после обеда пришли Сева и Машка с Дашкой и они сели играть в «Морской бой». И все котлеты разом вылетели у Динки из головы. Ну как же так?!.. Нет, не иначе, это склероз! Папа всегда, если что-то забывал, стучал себя кулаком по темечку и, длинно раскатывая букву «р», произносил: «Пр-роклятая старость! Пр-роклятый склероз!» Динка совсем не чувствовала себя старой, но, наверное, у неё был какой-то особенный организм и склероз начал зарождаться в ней очень рано. Недаром ведь мама всегда говорила, что Динка очень похожа на бабу Нюру.

– Пр-роклятая старость! – вслух сказала Динка и постучала себя по темечку. – Пр-роклятый склероз!

Её собственный голос, одиноко прозвучавший в пустой кухне, напомнил ей о том, что она одна и что помощи ждать неоткуда. А времени оставалось всё меньше. Склероз склерозом, а делать что-то было надо. Надо было действовать!

Динка проглотила подступившие к горлу слёзы, мысленно прикрикнула на ледяных бабочек в животе и попыталась придумать какой-нибудь план. Для начала необходимо было отделить котлеты от тарелки. Динкин взгляд упал на плиту. Да! То, что надо! Динка зажгла газ на полную и сунула тарелку на огонь. «Тинь!» – сказала тарелка и треснула пополам. Динка обомлела повторно и быстро выключила газ. Теперь у неё была чистая половинка тарелки и всё тот же котлетный камень, примороженный ко второй тарелочной половине.

– Мамочка! – громко сказала Динка, но тут же взяла себя в руки – мама не поможет. Сама! Только сама!

Она выскочила в коридор и тут же вернулась, держа в руке молоток. Тарелку уже не вернуть, а котлеты от неё отделить всё равно надо. Динка положила котлетный булыжник на стол так, чтобы половинка тарелки была сверху, взяла молоток двумя руками и прицелилась.

Трах! Половина тарелки распалась ещё на две половинки… Трах! От котлет отлепился ещё один тарелочный кусок… Трах!.. Трах!.. Есть! Готово! Осколки – в ведро! Так. Что теперь делать с этой котлетной глыбой?!

Динка сунула котлетный камень в раковину и пустила горячую воду. Быстрей!.. Быстрей!.. Но камень не спешил таять. Вода ручьями стекала с него и, журча, убегала из раковины. Динка нашла пробку и заткнула слив. А потом взяла большую ложку и принялась ковырять ею котлетный булыжник.

Через пять минут от булыжника ничего не осталось. В раковине теперь плавали бесформенные комки котлетного фарша. Динка, вся мокрая от поднимающегося над раковиной пара, взяла дуршлаг и принялась вылавливать их из образовавшегося в раковине котлетного бульона.

Котлеты были разморожены. Но они перестали быть котлетами! Теперь на столе возле раковины лежал фарш. Большая куча мокрого котлетного фарша.

Слепить! Их надо слепить заново!

Динка знала, как надо лепить котлеты. Она не раз помогала на кухне маме. Динка достала большую разделочную доску и принялась за дело. Но фарш, напитавшись водой, лепиться никак не желал. Он прилипал к чему угодно – к рукам, к разделочной доске, к платью, но во второй раз изображать из себя котлеты не хотел ни в какую! Динка даже слегка разозлилась. Ну, ничего, голубчик! Сейчас ты у меня слепишься, как миленький!

Динка достала банку с мукой, открыла её и от души сыпанула на доску. Ну, а теперь как?.. То-то же! Лепишься!.. Лепишься, родной!

Через минуту на доске лежали восемь немножко неровных, но вполне похожих на мамины, котлет. Правда, форму они всё равно держать не хотели. Расплывались. Растекались по доске, выпуская из-под себя маленькие мутные лужицы. Можно было, конечно, добавить ещё муки и всё перелепить по новой, но Динка понимала, что слишком много муки – это тоже плохо. Заметят! Вон, котлеты и так уже слегка посветлели.

Динка посмотрела на часы. Семнадцать пятьдесят три. До прихода мамы минут пять-семь. Ну, от силы, десять!.. А что, если?!..

Динка распахнула холодильник, засунула доску с котлетами в морозилку и включила максимальный режим. Холодильник щёлкнул и тихонько заурчал.

Динка оглядела кухню. Ой-ёй-ёй! В раковине – бульон. На столе – следы фарша. И повсюду – мука. Динка кинулась наводить порядок…

В восемнадцать ноль-ноль она достала котлеты из морозилки. Котлеты были, как котлеты. Они отлично держали форму, вот только сверху были покрыты тонким слоем инея. Но это уже была ерунда! Это уже были мелочи! Динка соображала теперь быстро и чётко. Она метнулась в ванную и через несколько секунд уже стояла у стола, отогревая котлеты маминым феном…

В восемнадцать ноль три щёлкнул замок и мамин голос возвестил из прихожей:

– Динка! Я дома!..

Динка, поспешила в коридор, по пути незаметно вернув фен на место.

– Привет!.. – мама холодными с мороза губами поцеловала Динку в щёку. – Ну что, накрыла на стол?

– Мам, – виновато сказала Динка, – я тарелку разбила.

– Опять? Ну, что ж ты так, неаккуратно?

– Я нечаянно.

– Ну, ничего, бывает, – мама погладила дочь по голове. – Не расстраивайся… Так ты накрыла на стол?

В этот момент дверь распахнулась и на пороге возник папа.

– Ну вот, – сказал папа. – Я тоже дома… О! Чувствую, котлетами пахнет! Никак наша доча приготовила ужин и уже накрыла на стол?

– Пап, – сказала Динка, – а я тарелку разбила.

– Опять? – удивился папа. – Да ты у нас чемпион по тарелочкам! Ты хоть сказала: «На счастье!»?

– Н-нет.

– Ну что ж ты так? – огорчился папа. – Надо было сказать. Всегда, когда что-нибудь разбиваешь, надо сразу же говорить: «На счастье!». Чтобы разбитое зря не пропадало.

– А ты, когда машину побил, успел сказать: «На счастье!»? – спросила папу мама.

– Я бы попросил!.. – сказал папа. – Что за дом?! Чуть что – сразу переходят на личности!.. Ты мне лучше скажи, где мои тапки?!..

Пока мама с папой, шутливо переругиваясь, переодевались и мыли руки, Динка успела накрыть на стол и разогреть котлеты в сковородке, тщательно закопав их в картофельном пюре.

Оставался ещё один критический момент – ужин.

Но за столом всё пошло как нельзя лучше. Мама, сказав, что она решила худеть, и что после шести она теперь не ест, наложила себе на тарелку только салат. А папа, как всегда, орудовал вилкой, о чём-то весело рассказывая и даже не глядя на то, что отправляет в рот.

– Вкусно! – сказал папа, и протянул маме пустую тарелку. – Очень вкусно! Добавка есть?

Динка осторожно выдохнула…

Вечером Динка и папа сидели в зале. Папа читал, а Динка смотрела кино. Ей захотелось пересмотреть третью серию «Пиратов Карибского моря». Мама, заявив, что у неё сегодня «спа-процедуры», вот уже целый час плескалась в ванной.

В тот самый момент, когда выросшая в великаншу Калипсо закрутила в море водоворот и два корабля сошлись в бою на краю гигантской воронки, в комнату, держа в руках фен, вошла мама. На её голове было накручено полотенце.

– Динуль, – сказала мама, вертя в руках фен, – а я не поняла, почему это мой фен весь в фарше?

Папа поднял голову от книги.

– Точно! – сказал он и хлопнул себя ладонью по лбу. – А я-то думаю – чем это у меня молоток измазан? Весь в чём-то жирном и, главное, луком пахнет! Это же котлетный фарш!

Папа с мамой посмотрели на Динку. Динка почувствовала, как у неё предательски загорелись уши.

– Дина, дочь моя, – сказал папа и отложил книгу в сторону, – а ты ничего не хочешь нам рассказать?..

Динка и льдинка

Динка вышла во двор мерить лужи.

Накануне она уже мерила лужи вместе с Севой из сорок четвёртой. Сева нашёл самую глубокую лужу во дворе, и поэтому сегодня сидел дома под арестом, а Севины сапоги сушились на балконе.

Несмотря на то, что Сева с Динкой очень старались, всё-таки две большие лужи – с торца дома, со стороны детского сада – остались вчера не промеренными.

Динка как раз стояла на углу и, глядя на раскинувшуюся перед ней длинную и узкую лужу, думала, как её лучше промерить – сразу вдоль или сначала несколько раз поперёк, – когда над её головой вдруг что-то протяжно и гулко загремело, застучало и из водосточной трубы с шорохом посыпалась снежная крупа, а потом полетели и запрыгали по асфальту куски льда и ледяная крошка. Динка удивилась. Во дворе уже давно нигде не осталось ни льда, ни снега, только в узком проходе за трансформаторной будкой, где вечно была тень, ещё лежал весь почерневший, как будто закопчённый, плоский сугроб. Динка шагнула вперёд и подняла самую большую ледышку. Та была размером как раз с Динкину ладонь и по форме напоминала фасолину. Динка стёрла с ледышки налипший на неё снег и поднесла её поближе к лицу. И ахнула.

Внутри льдинки оказалась целая куча самых разнообразных интересных вещей. Там было множество маленьких застывших воздушных пузырьков, которые весело искрились на солнце. Там был золотистый берёзовый лист с загнутыми, как у старинного книжного свитка, краями. Там, наконец, было маленькое, жёлтое с чёрным, – наверное, синичье – пёрышко.

– Ух ты! – восторженно сказала Динка. – Какой богатый внутренний мир!..

Про внутренний мир она слышала от папы. Папа говорил, что богатым внутренним миром обладают те люди, которые много читают, много путешествуют и, вообще, ведут активный образ жизни. А те люди, которые целыми днями сидят перед телевизором, могут узнать только рекламу и прогноз погоды на завтра. Наверняка, эта льдинка не сидела у телевизора, а вела очень активный образ жизни.

– Ты – Льдинка, а я – Динка, – сказала Динка льдинке. – Мы с тобой почти что тёзки. Так что давай дружить.

Льдинка, разумеется, ничего не ответила. Она только таинственно мерцала разноцветными искорками в своей глубине.

Динка достала из кармана варежку, засунула в неё Льдинку со всем её богатым внутренним миром и бегом понесла находку домой.

Динка поселила Льдинку в морозилке – между початой пачкой пельменей и пакетом, в котором мама зачем-то хранила рыбьи головы.

Динка навещала Льдинку поначалу часто, чуть ли не каждый день, потом – реже, но никогда не забывала о ней. Было прикольно, придя с улицы, где уже во всю зеленела листва и проворные ласточки строили свои грязевые домики под крышей, достать из морозилки свою собственную настоящую льдинку. Без Динки Льдинка, наверное, грустила, поскольку покрывалась густой изморозью и затуманивалась, делалась непрозрачной. Но стоило только взять её в руки, подышать на неё и немножечко потереть, как она вновь становилась гладкой и блестящей и открывала для Динки свой загадочный ледяной внутренний мир. Правда, долго поиграть со Льдинкой не удавалось – она начинала таять, капать на пол, а Динкины ладошки замерзали и потом ещё долго были красными и похожими на гусиные лапки.

Но однажды, в субботу, Динка пришла домой и увидела, что холодильник стоит распахнутый настежь, все продукты из него свалены на столе, а мама, что-то напевая себе под нос, протирает тряпкой морозилку. Динка, не разуваясь, бросилась в кухню, заглянула маме через плечо, быстро оглядела стол и подбежала к раковине. На дне раковины ещё лежало несколько маленьких бесформенных кусочков льда, а на боковой стенке висел прилипший мокрый жёлтый берёзовый лист…

Когда домой пришёл папа, Динка сидела в кухне за столом и рыдала в голос.

– Вот те здрасьте! – сказал папа. – Это кто у нас тут сырость разводит? По какому поводу слёзы?

Поскольку Динка могла только всхлипывать и звучно икать, рассказывать про погибшую Льдинку пришлось маме.

– Дина, радость моя неописуемая, – внимательно выслушав всю историю, сказал папа, – а ведь ты не права! – Динка икнула и подняла зарёванное лицо. – Да-да, не права! – подтвердил папа. – Ты ведь, наверняка, помешала Льдинке. Она ведь, скорее всего, собиралась отправиться в путешествие – со своими подружками по ближайшему ручейку поплыть к морю, – а ты схватила её и заперла… в темницу. Представь, если тебя кто-нибудь вдруг схватит на улице, принесёт домой и запрёт в тёмном погребе. Да ещё рядом с какими-нибудь рыбьими головами. Или ногами куриными…

Динка честно представила себе такое, и по её спине побежали крупные мурашки.

– А без тебя, – вдохновенно продолжал папа, – она бы отправилась к морю, повидала бы по пути другие страны, а потом, растаяв и испарившись, поднялась в небо, стала облачком и, вернувшись к нам на следующую зиму, вновь выпала бы снегом… Я тебе ещё не рассказывал про круговорот воды в природе?..

Динка шмыгнула носом и замотала головой. Несколько слезинок сорвались с её ресниц и упали на стол.

– Ну ладно, как-нибудь расскажу… – пообещал папа; он подошёл к Динке, достал из кармана платок и поднёс к Динкиному носу – Динка послушно высморкалась. – Так что плакать не надо. Надо радоваться. Тому, что Льдинка вновь увидела свет. Тому, что отправилась в свой путь к морю. Тому, что сбежала наконец из тюрьмы, куда ты её засадила…

– Ой, Лёша, ну ты скажешь! – мама даже всплеснула руками. – Засадила в тюрьму! Никто никого никуда не засаживал. И никакая это была не тюрьма. Правда, Динка? Это был её домик. Не в шкафу же, в самом деле, льдинку держать! Просто наша дочь вступила в тот возраст, когда детям непременно надо о ком-то заботиться…

– Вот! – сказал папа. – Именно! Я давно уже тебе говорю, что одного ребёнка в семье совершенно недостаточно!

– Перестань! – сейчас же сказала мама. – Мы, кажется, с тобой эту тему уже обсуждали…

– Обсуждали, – подтвердил папа. – Но до конца так и не обсудили.

– Перестань! – повторила мама. – Я совсем другое имею в виду. Я говорю про какое-нибудь домашнее животное…

– Только не кошку! – быстро сказал папа.

– Господи, – снова всплеснула руками мама. – Ну чем тебе так кошки не нравятся?!

– Есть причины, – веско сказал папа. – Есть. Богатый жизненный опыт, понимаешь.

– Ну хорошо, – согласилась мама. – Ладно… А если рыбки? Против аквариума с рыбками ты, надеюсь, ничего не имеешь?

– Рыбки?.. – папа почесал в затылке. – А что… По ночам не орут, в тапки не гадят. Нет, против рыбок я ничего не имею.

– Ну вот и славно, – обрадовалась мама и повернулась к Динке. – Динка, хочешь аквариум с рыбками?

– Аквариум?!..

Динка даже забыла икать. Она видела аквариум совсем недавно – дома у Севы…

В большом, подсвеченном специальной лампой, стеклянном кубе, среди причудливых водорослей и удивительных морских раковин плавали всевозможные разноцветные рыбки: золотистые барбусы, пышнохвостые гуппи, перламутровые неончики. А возле самого дна ходили медлительные вислоусые сомики и потешно фыркали в песок. Названия рыбок сообщил Динке Сева – он занимался рыбками уже целый год. Сева даже разрешил Динке покормить рыбок. Динка сыпала в аквариум корм и наблюдала, как забавно рыбки его глотают…

Динка молчала целую минуту. Папа с мамой терпеливо ждали.

– Нет, – со вздохом в конце концов сказала Динка. – Не надо никакого аквариума. Пусть… Пусть все живут на воле…